Цвет махаона

Бенктон видел только серые стены, металлическую решетку, озлобленных охранников и психованных, напоминающих голодных гиен, преступников – таких же убийц, как и он сам, если верить словам полицейских. Он уже несколько дней ничего не ел. Билл томил себя нарочно. Он не верил тому, в чем его обвиняли, утверждал, что ничего не помнит. Он рассказывал о том, как всех и все видит в одних тонах, и о постоянном шуме, сопровождаемом голосами в голове. Часто Бенктона, когда он начинал беситься и бросаться на стены, обливали напором холодной воды из шланга.

Его признали невменяемым и направили на лечение в психиатрическую лечебницу города Райли. Именно там официально работал доктор Крис Милтон, а в больнице он подрабатывал из-за нехватки людей. Билла привезли в специально оборудованном полицейском фургоне, ежедневно перевозившем десятки больных. Бенктон был небрит, грязные длинные волосы закрывали глаза, тело чесалось, но почесать его не давала смирительная рубашка.

– Так, кто у нас следующий? – читая еженедельную газету, спросил Милтон.

Билла привели в кабинет два охранника в легких костюмах салатового цвета. На ремнях их висели дубинки. Охранники усадили Билла на неудобный металлический стул, стоявший напротив стола Милтона, и отошли в стороны. Бенктон молчал и смотрел на клетчатый черно-белый пол. Он не верил, что совершил такое, но и доказать обратное не мог. Милтон опустил газету, поправил очки и насмешливо сказал:

– Вот он, главный герой всех новостей! Не думал, что мы увидимся так скоро!

Билл поднял озлобленный взгляд. Глаза залиты кровью от порыва капилляров. Он набрал в рот как можно больше слюны и плюнул Милтону в лицо. Доктор ожидал подобной реакции. Чуть ли не каждый третий имеел подобную привычку, однако не все доплевывали, но у Билла получилось попасть точно в нос. Милтон не обиделся, а спокойно достал из шкафчика, находящегося слева от стола, полотенце и вытерся им. Потом он обошел Бенктона, осмотрел его и усыпляющим голосом произнес:

– Познакомьте пациента с электрошоковой терапией!

Это стандартная процедура, через которую проходят все буйные больные, не желающие идти на диалог. Крики из отдельных палат, каких вдоль коридора более трех десятков, намекали, что эта процедура здесь популярна. Больница состояла из нескольких этажей: на первом лечились люди с легкой формой расстройства личности; на втором находились пациенты, не нарушавшие закон, но являющиеся опасными для общества; на третьем этаже отбывали наказание убийцы, маньяки и прочие преступники, признанные невменяемыми. Больница тщательно охранялась, на каждом окне решетки, а все входы и выходы оснащены металлическими дверьми с кодовым замком.

Билла вели по коридору. Он не спешил знакомиться с электрошоковой терапией, поэтому медленно шоркал по черно-белому кафельному полу. Охранники пытались его торопить, но Билл озирался и вздергивал плечами всякий раз, когда к ним прикасалась чья-либо рука. Пройдя десятки метров, они остановились напротив двери под номером двадцать девять. Она пустовала и по медицинской карте принадлежала именно Бенктону. Теперь эти четыре стены метражом три на полтора квадратных метра считались его домом.

Бенктона затолкнули в палату, переодели в тонкий белый халат. После этого завезли кушетку, уложили на нее Билла и крепко перетянули тело ремнями. Затем привезли специальный электрошоковый аппарат, установили рядом. Биллу заткнули кляпом рот, чтобы он от боли не перекусил себе язык или не сломал зубы. Через два контакта на его висках был подан разряд. Его организм почувствовал непередаваемую боль, все мышцы сократились, будто их пронзали тысячи игл. Билл не мог сомкнуть веки, он терял сознание, но вмиг напряжение подавать прекращали. В теле сразу чувствовалась бодрость, но через мгновение пытка повторялась. Вспышки света перед глазами. Билл в эти секунды хотел, чтобы его убили, но муки продолжались раз за разом. Несколько секунд казались долгими годами, короткая передышка и снова уничтожение человека изнутри. Так продолжалось на протяжении пяти минут, после чего непонятные люди в зеленых халатах покинули палату, выкатив за собой аппарат. После них зашел Крис Милтон и с улыбкой спросил:

– Билли, как бодрость духа?

Бенктон пребывал в бешенстве, желал порвать его, но ремни, затянутые по всему телу, не позволяли этого сделать. Он кричал и плевался:

– Ты будешь следующим! Это ты во всем виноват, ублюдок!

Милтон достал из правого кармана халата таблетку, поднес ко рту Билла, пальцами сжал его челюсть, чтобы та открылась, и положил ее под язык, после чего закрыл рот ладонью. Доктор проследил, чтобы Бенктон проглотил лекарство.

Билл представлял, как медленно падает в бесконечность, веки тяжелели, мозг словно плыл по течению горной реки. Это состояние не похоже ни на что другое. Тело немело во всех местах, кончики пальцев испытывали слабое покалывание, а воздух наполнялся свежестью, какой в любом городе мира никогда не будет. Казалось, сердце биться перестало. Билл не спал, он блаженствовал, видел выдуманные картинки, наполненные яркими цветами и добротой. Рот начало вязать, голоса и шум в голове пропали. Возможно, их никогда и не было.

– Спи, Билли! Завтра поговорим! – спокойным тоном произнес доктор.

Бенктон приоткрыл один глаз и видел, уходящий в туман силуэт. Голос доктора звучал, как эхо в бездонной пещере, а последняя фраза повторялась. Билл пытался что-то ответить, но рот был будто связан нитками. Голову поднять мешал ремень, но даже при его отсутствии этого сделать не получилось бы. Все тело точно слеплено из мокрого песка. Оно вот-вот расползется. Туман за доктором затягивался, в комнате стало настолько тихо, что можно услышать, как кровь в собственном теле курсирует по венам. Глухой лязг железного засова заставил тело вздернуться, но вскоре все умолкло, как в центре океана после шторма.

– Подъем! – крикнул охранник.

Бенктон почувствовал укол в шею, за которым тепло разлилось по всему организму. Худощавый охранник вытащил толстую иглу из кожи и положил шприц на невысокий передвижной столик. Билл ничего не понимал, его тело освободили от ремней и скинули, как грязное белье, в инвалидное кресло. Бенктон не чувствовал ни рук, ни ног, но язык шевелился, хотя глотка требовала воды. Его выкатили из палаты и повезли по коридору. Охранник шел рядом.

– Почему я не могу пошевелиться? – обессилено спросил Билл. – Куда вы меня везете?

– Мы вкололи тебе лекарство, чтобы руки не распускал и убежать не смог! – ответил идущий рядом надзиратель. – Сейчас позавтракаешь, примешь таблетки, а потом к доктору Милтону!

Столовая находилась в конце коридора. Заключенные завтракали в разное время, так как в ней могло находиться не более пяти пациентов, за каждым из которых следил охранник. Кто-то приходил самостоятельно, а кого-то как и Билла привозили на коляске. Те, кто передвигался сам, напоминали зомби, без души и эмоций, они еле переставляли ноги и чуть ли не роняли поднос с единственной тарелкой, наполненной непонятной склизкой смесью, отдаленно напоминающей овсяную кашу.

Билла подвезли к одному из пластмассовых столиков и оставили. Медбрат сходил за завтраком и через минуту вернулся. Бенктону, как безрукому умалишенному старику, заталкивали овсянку в рот ложка за ложкой. Он не успевал ее проглатывать, отчего та сползала по губам и подбородку. Челюсть с трудом могла пережевывать пищу, чувствовалась онемелость, а нижняя губа оттопырена, и поднять ее было нереально. Билл кое-как прожевал остатки каши, медбрат грубо утер его лицо салфеткой, положил ему на язык таблетку и поднес к губам стакан с водой. Бенктон набрал в рот жидкость и выплюнул на пол вместе с лекарством. Это возмутило и охранника, и медбрата.

– Ты что творишь? – недоумевал охранник. – Хочешь обратно на кушетку?

Билли поднял взор на того и громко засмеялся. Смех подхватили и четверо других больных, находившихся в столовой. Те совсем не понимали, что происходит, но мозг давал им сигнал поступать именно так.

Билла привезли обратно в палату. Охранник схватил Бенктона за волосы и потянул его голову назад, придерживая челюсть рукой. Медбрат засыпал горсть синих пилюль в глотку и залил их водой из бутылки. Билл начал захлебываться, кашлять и истошно кричать. Охранник отпустил голову и безжалостно смотрел, как тот пускал слюни на свои колени, как, приходя в себя, мучился.

Спустя время охранник открыл дверь, выглянул из-за нее в коридор и вышел. За ним выехала и коляска с Биллом, которой управлял медбрат.

– Оу, Билли, дорогой друг, проходи! – язвил доктор. – Ох... прости, забыл, что ты не можешь ходить! Тогда проезжай!

Бенктона подвезли к столу, за которым сидел Крис. Рядом с ним стоял стакан с молоком, а на нем лежал ломтик белого хлеба.

– Рассказывай, – прихлебывая говорил врач. – Как сегодня самочувствие? Как спал?

Билл молчал и громко сопел. Лицо бледное, тело бросало в дрожь, а на лбу проступали капли холодного пота. Он чувствовал себя нехорошо, но здесь это никого не волновало. Раз в неделю отсюда вывозили по одному трупу. Многие не выдерживали такого обращения, но правосудие стояло на стороне врачей. Смертям убийц никто не придавал значения, поэтому надзиратели позволяли себе распускать руки.

– Билли, почему ты не отвечаешь? – повысил голос доктор. – Что ты сейчас чувствуешь внутри себя?

– Я их не убивал! – громко закричал Билл. – Это какая-то ошибка!

– Хорошо! – выдохнув, сказал Милтон. – Ошибка – это твоя жизнь! Вспомни ее. Ты на протяжении долгих лет совершал какие-либо проступки. А теперь посчитай, сколько из них были полезны для тебя!

Глаза Билла закатывались. Перед ними все кружилось, а голос доктора доходил до ушных перепонок с опозданием в несколько секунд. При этом его отвлекали и другие резкие шумы. Билл слышал, как охранник чесал затылок, как медбрат сглатывал слюну. Даже крики, доносившиеся со второго этажа здания, Биллу слышались будто бы рядом.

– Я не помню своей жизни! – уставшим голосом сказал Билл. – Черная полоса сменялась белой, потом снова черная. И так раз за разом.

– Друг, такую жизнь твой разум придумал, а не ты! – утверждал Милтон. – Тебя всегда все не устраивало. Ты же поджег мастерскую Джона Коннела. Зачем ты это сделал?

– Он отнял мою семью! – ответил хриплым голосом Билл. – Сначала он бросил нас, а потом решил, что его все ждут?!

– Так он отнял и твоих друзей, получается? – интересовался доктор. – Ты сам сделал так, чтобы твоя мать начала пить, убила твоего брата, а затем и сама повесилась! По чьей вине все это?

– Я... я не знаю! – уронив подбородок, пробормотал Бенктон.

– Твоя ревность, обиды на общество, правительство. Все это привело к нашему сегодняшнему разговору. Ты боишься не себя, а серой реальности. Оттого твой мозг и создает видение мира именно в таких тонах. Закрой глаза и постарайся представить ту жизнь, которая сейчас бы была, не соверши ты много лет назад ужасной ошибки! Я уверен, что все живы, здоровы, радуются тебе и твоему благополучию. Вместо того, чтобы решать проблему, ты вешаешь ярлык неудачи. Жизнь отнюдь не «зебра», какой ее представляет большинство из нас. Человек способен совершать погрешности, но к чему приводит их детальный разбор? Если заглянуть внутрь тебя, то можно увидеть только мрак. Ты рыл яму себе, избегая встречи с проблемами, отчего стал слабым. В этом мире способен выжить не тот, кто скрывает злость из-за своих неудач, а тот, кто старается замазать каждое серое пятно яркими цветами. Скажи мне, Билли, если вернуть тебя обратно во времени, что бы ты исправил?

Бенктон молчаливо оглядывал клетчатый пол, уложенный плиткой. С губы свисала слюна, лицо синело, а дрожь пробирала до самых костей. Он становился слабее и слабее. Разум отключался, но спустя долю секунды возвращался обратно в эту комнату. В голове завис последний вопрос доктора. Тяжело вздохнув и сглотнув, Билл ответил:

– Я бы застрелился до прихода Джесс!

– Это твоя мечта? – спросил доктор.

– Да! – уверенно ответил Билл.

– Ясно! – сказал Милтон. – Ты так и не сделал для себя вывод! Я общаюсь с маньяками ежедневно, и все они не жалеют о содеянном. Знаешь, а они тоже утверждают, что мир тонет в серости и мраке, у них нет мечты и взгляда в будущее. Каждый из этих мразей, как и ты, лишал жизни неповинных людей. Кто-то опирается на плохое детство, другие следуют за толпой, не имея собственного мнения, кем-то управляют наркотики и алкоголь, а кого-то пойти на преступление вынуждают обстоятельства. Жизнь теряет свои краски в тот момент, когда ты ничего от нее не ждешь. Твои периодические вспышки являлись сигналом тому, что стоит задуматься о верности твоих действий? Увы, Билли, но все дошло до такого состояния, когда эти предупреждения уже ни к чему!

Бенктон свалился с инвалидного кресла. Все его тело скрутило от мучительной боли в желудке. Билл слышал лишь суетливые крики. Люди, мебель, стены и потолок расплывались, а глаза, казалось, от боли вылетят из орбит. Билл свирепо кричал, но ни ногами, ни руками пошевелить не мог. Пол будто исчез, и Бенктон падал в пустоту, окруженную желтыми стенами. Врачи положили его на носилки и несли в неизвестном направлении. Живот разрывало. Еще несколько секунд – и Билл от шока потеряет сознание.

– Доброе утро, мистер Бенктон! – прозвучало в стороне. – Вам полегчало?

Билл услышал голос, очень похожий на мамин. Он соскучился по нему. Ему хотелось прижаться к ней, обнять ее и просто поговорить, как они это любили делать в детстве.

– Мама? – сонным голосом спросил Билл. – Это ты?

– Нет, мистер Бенктон, – ответила девушка. – Это медсестра Маргарита Уоллес!

– Вы можете включить свет? – просил он. – Я ничего не вижу! Где я?

Девушка удивилась. На часах девять сорок пять, а за окном шестнадцатое декабря. Улицы прогревало теплое зимнее солнце, пели птицы, все устелено белоснежным одеялом, каждая снежинка которого отражала ослепительный свет.

Перед медсестрой лежал Билл с открытыми глазами, смотрел в пустоту и ничего не видел. Синие таблетки, которые в психиатрической лечебнице ему силком засыпали в горло, дали осложнение на желудок, глаза и почки. Теперь перед Биллом находилось только черное полотно, убрать которое невозможно.

– Так вы включите свет? – снова спросил он.

– Боюсь вас огорчить, мистер Бенктон, но сейчас день! – с унынием ответила девушка.

Он отвернулся в сторону. Из левого глаза вырвалась слеза. Билл знал, что это рано или поздно случится.

– Где я? – спросил он. – Как сюда попал?

– Вас привезли из лечебницы с острым кишечным отравлением, – рассказывала Маргарита, держа в руках медицинскую карту Бенктона. – Три дня вы пролежали без сознания. Врачи на вас уже крест поставили, но вы смогли выкарабкаться. Чем вас там пичкают?! За последний месяц вы шестой, кого оттуда доставили, но двоих так и не удалось спасти. Вам что-то принести?

– Нет! – ответил Бенктон. – Просто оставьте меня!

Девушка улыбнулась, хотя тот и не видел этого, развернулась и направилась к двери. Билл лежал под капельницей, его лицо насыщалось жизнью, щеки румянели, но желудок все еще болел.

– Кстати, – добавила медсестра, – ваша палата охраняется. Что вы такого натворили?

Билл продолжал смотреть мертвыми глазами в окно. Он не знал, что ответить. Голова совершенно чиста. Билл услышал шаги туфель по деревянному полу и оборвал их своим голосом:

– Свою жизнь!

– Что простите? – спросила Маргарита.

– Я убил свою жизнь! – повторил он.

Девушка взглянула на непоколебимое лицо Бенктона, постояла с полминуты и покинула палату. Билл услышал, как засов на двери задернули. Он понятия не имел, что ему делать дальше. Мозг ничего не желал придумывать. Билл внимательно всматривался в окно. Что он там хотел увидеть, одному Богу известно.

Через мгновение на верхушку дуба, что стоял рядом с больницей, взгромоздился ворон. Он громко каркнул, рассеяв тишину.

«Снова ты! – подумал Билл. – Я знал, что еще услышу тебя!»

Билл выдернул из вены капельницу, попытался встать, но ноги его не желали слушаться. Он полз по палате в сторону окна, ощупывая попадавшиеся под руку предметы. Он взобрался на невысокий подоконник, дернул на себя ручку и окно распахнулось. В лицо ударил свежий морозный воздух. Билл окинул город безжизненным взглядом. Он не видел ни единого оттенка, кроме бескрайней мрачной пустоты. В мыслях пролистал свою жизнь с самого начала и до этой минуты, но улыбнуться так и не смог. В памяти совсем ничего не осталось. У Билла появилась мечта: он хотел забыть все это. Через несколько секунд она исполнилась. Его тело осталось лишь серым пятном в истории небольшого городка под названием Райли.