ФОБИЯ

В комнате тихо. За окном идёт тёплый весенний дождь — мягкий, как шёпот. Капли неспешно скатываются по стеклу, оставляя прозрачные дорожки. На столе — кружки с чаем, уже почти остывшие, и коробка со старыми фотографиями, крышка снята, снимки расползлись, как лепестки. Мама сидит в кресле, держит стопку фото на коленях. Её пальцы осторожно перебирают снимки, как будто боится смять время.

— Смотри, Рисочка... Вот это мы в Сухуме, тебе тут три с половиной. Ты вон в панамке — стоишь, как важная дама, — «мама» улыбается. — А это твоя любимая игрушка была — Зайка, с длинными ушами. Помнишь?

— ...Я не знаю. Он мне должен быть знаком?

— Ты с ним даже спала, не отпускала ни на минуту. Один раз мы забыли его в кафе — ты так плакала, что я бегом обратно бежала, — она тихо смеётся. — Хорошо, что его не унесли.

— Он милый... Но я не чувствую ничего. Как будто это про кого-то другого.

— Это нормально, милая. У тебя столько всего было. Вот, вот тут ты на пляже. Мы тогда жили в маленьком домике у моря, ты по утрам будила нас с криками: "Мама, солнце уже вылезло! Пойдём!"

Она передаёт такие приятные эмоции, что мне становится очень тепло и приятно быть с этой женщиной. Я вновь улыбнулась.

— И я правда так говорила?

— Каждое утро. А ещё ты устраивала "море для камушков" — копала лунки в песке, заливала их водой, и укладывала туда гладкие камешки. У них были имена.

— ...Это звучит красиво. Почти как сказка.

— Это и была сказка. Наша с тобой, — поглаживает её по волосам. — У тебя был свой мир, и ты меня в него пускала. Я очень благодарна за это.

— А сейчас... я даже не знаю, кто эта девочка. Как будто она осталась там, за стеклом, — мой взгляд коснулся окна, я пыталась вспомнить долю того, что рассказала мне Розалия. Я хотела верить в это, надеяться на то, что это действительно когда-то происходило со мной.

— Ничего, моя хорошая. Мы её найдём. По кусочкам. В фотографиях, в запахах, в Зайке, если я его откопаю. Он, наверное, всё ещё пахнет детством.

— Спасибо... — я запнулась. Но собралась с силами и сказала: — мама. Что помнишь за меня.

Она заключила меня в крепкие объятия, и я почувствовала быть нужной в этом мире.

Риса долго смотрела на фотографии, потом положила их обратно в коробку. Тихо выдохнула. Мама наблюдала — не настаивала, просто ждала. За окном всё ещё капал дождь, но он уже был не тучей, а шёпотом — лёгкий, как дыхание травы.

— Пойдём? Прогуляемся немного. Там, в парке, сейчас тихо. Воздух после дождя — самый настоящий, почти как в детстве, только ты пока не веришь.

— Можно. Не хочу сидеть больше. Всё какое-то... глухое.

— Хорошо. Я возьму зонт, на всякий случай.

Коридоры клиники пусты. Риса идёт чуть медленнее, будто прислушивается к своим шагам. Мама рядом — не держит за руку, просто идёт рядом, мягко подстраиваясь под ритм. Сквозь стеклянные двери открывается парк: мокрые дорожки, тёмная зелень, на ветках — капли, словно россыпь стеклянных бусин. Пахнет землёй, сырой древесиной, весной. Ветер лёгкий, почти неощутимый. Птицы не поют, но воздух живёт.

— Я не была тут раньше.

— Была. Просто не помнишь. Мы тогда шли молча, как сейчас. Ты сказала: "Здесь спокойно, как будто ничего не случилось". Помнишь?

Риса отрицательно качает головой.

— Нет... Но похоже на то, что я бы сказала.

Мама улыбнулась.

— Ты часто говорила то, что чувствуют другие. Даже когда была совсем маленькая.

Они проходят мимо клумбы, где только начинают распускаться тюльпаны. В глубине парка — старая скамейка, покрытая каплями. Мама достаёт из сумки сложенную накидку и вытирает поверхность.

— Присядем немного?

— Давай.

Они садятся. Вокруг — запах мокрой листвы. Ветви деревьев двигаются от лёгкого ветерка. Риса смотрит вперёд, не фокусируясь ни на чём. Просто дышит. Рядом — мама. Не говорит. Просто сидит рядом.

— Иногда кажется... будто всё было не со мной. Как будто кто-то жил за меня. Но когда тихо — как сейчас — я почти верю, что это я. Просто... очень давно.

Мама мягко взяла меня руку и слабо улыбнулась.

— Это ты. Никуда не делась. Просто дорога домой бывает длинной.

Палата. Возвращение после прогулки. В воздухе — усталое спокойствие. Потом — стук в дверь.

— Можно?

— Да... — Риса подняла голову.

— Добрый вечер, — вошёл врач. — Как самочувствие? Прогулка пошла на пользу?

— Нормально. Мы гуляли в парке. Там тихо.

— Отлично. Сейчас мы с вами немного поддержим режим сна. Перед сном поставим капельницу — небольшую, ничего серьёзного.

— Подождите, — мама встала. — Мы ведь перешли на таблетки.

— Это корректировка. Мягкое средство, специальный состав, не беспокойтесь. Это всё одноразово.

Он уже подошёл к тумбочке, уверенными движениями достаёт ампулу. Риса смотрит молча.

— Я не помню, чтобы мы это обсуждали.

— Потеря отдельных эпизодов — нормально. Всё в пределах терапии. Расслабьтесь.

Он подходит ближе, протирает кожу на руке спиртом. Мама была на шаг вперёд.

— Что вы ей вводите?

— Стабилизирующий раствор с лёгким снотворным. Безопасно. Полностью под контролем.

— Это... — Риса вздрагивает. — Странно. Как будто...

Голова её качается, голос уходит. Глаза становятся тяжёлыми.

— Почему она так быстро засыпает? — голос мамы всё напряжённее.

— Организм устал. Сон пойдёт на пользу.

— Покажите состав!

— Всё есть в карте. Вы можете ознакомиться позже. Сейчас ей лучше отдохнуть.

Риса уже не отвечает. Её веки закрыты. Плечи обмякли. Тишина.

— Что вы ей сделали? — шёпот мамы.

— Я делаю свою работу, — спокойно отвечает врач, отворачиваясь. — А теперь, пожалуйста, дайте пациентке восстановиться.

Он выходит. Мама остаётся стоять у кровати. Риса спит. Слишком глубоко. Слишком быстро.