2.
- Вы что-то хотели?
Вику распирало от ненависти. Кажется, её аура, в которую так любили верить гостеприимные домохозяйки, смотрящие «Битву экстрасенсов», только что взорвалось подобно динамиту, из-за переизбытка ненависти и омерзения к стоящему напротив человеку, и разлетелась на мельчайшие кусочки в этом чёртовом кабинете. Ей не нравилось то, что он сейчас смотрел на неё как-то по-хамски, если это вообще возможно, по-животному, как смотрит волк на зажавшуюся в угол испуганную овечку. Но Орлова не была овечкой, по крайней мере ей так казалось до того момента, пока её новоиспечённое начальство не подняло свой красивый зад, на который Вика нечаянно засмотрелась, а потом сразу же отвела взгляд, и не подошло слишком близко, нарушая личное пространство девушки.
Он подходил медленно, даже слишком, а она также медленно пятилась назад, пока в поясницу не врезалась ручка двери. Максим остановился в шаге от неё, преодолев огромное желание зажать девушку к стене, не оставляя и малейшего шанса на освобождение. Он стоял смирно, смотря на неё сверху вниз, сцепив ладони сзади в замок, в надежде так удержать себя.
- Узнаю про какую-нибудь интрижку на работе, полетишь с клиники и ты, и твоя подружка. Мне хватило того, что пришлось краснеть за тебя в Германии. - Мужчина, расхаживая по кабинету сверлил взглядом сына, который, кажется, высчитал все трещины на потолке, хоть как-то отвлекаясь от нудных нотаций отца, что он слышал уже далеко не первый раз. – Вне работы – пожалуйста. Гуляй, веселись, но не на этом столе, - Владимир Анатольевич стукнул кулаком по лаковому покрытию деревянного стола, привлекая внимание Максима. – Это большая должность, а чем больше должность, тем...
- Тем выше ответственность, - закончил парень.
- Именно, - мужчина сел на своё место и выдохнул. – Макс, ей богу, лишу всего: денег, карьеры, наследства.
Да, ему хотелось подойти ближе к ней ещё в коридоре, когда он увидел её нагнувшуюся, чтобы потом прижать её к своему паху и после удалиться вместе в какую-нибудь тесную коморку, где бы не хватало воздуха для двух людей, где было бы слишком жарко для двух разгорячённых тел. Да, тот факт, что они были в кабинете совершенно одни, заводил до невозможности. Он даже сейчас смотрел в угол стены, где бы он мог грубо входить в девушку под её стоны, поддерживая за ягодицы. Но он ничего такого не сделал. Не сделал, потому что мог потерять всё. В конце концов, вечером его дома будет ждать Катя, на которую он сможет выплеснуть всё своё накопившееся возбуждение и желание.
- Виктория Александровна, так?
- Вы знаете про меня всё из моего досье, Максим Владимирович. К чему вопросы? – девушка буравила парня взглядом. Зелёные глаза ни на минуту не отвлеклись от созерцания её декольте, видневшегося из-под белой блузы. И это только подливало масла в огонь.
- Такая молодая и уже хирург. Ваша карьера растёт прямо пропорциально Вашей дерзости? – Максим отошёл от девушки и, не прекращая следить за каждым её движением, за каждым малейшим изменением в лице, присел на край стола.
- Кто бы говорил о быстром росте карьеры, Майоров, - под смеющийся взгляд начальника, девушка выпрямилась. – Ваше отчество и имя бывшего главврача, внешнее сходство и то, что Вас поставили на его должность. Всё это легко соотнести. Если бы я была не права, на Ваше нынешнее незаслуженное место поставили бы меня.
Максим шуточно аплодировал Вике. Ему было весело, а ещё его забавляло то, что Орлова могла сарказмом ответить на его многочисленные подъёбы, которые частенько выводили людей из себя. Она будет стоять за себя в любом случае. И это было офигенно. Потому что появился такой человек, который теперь не обидится на него за грубые слова, а сможет ответить и поставить на место. Такое своеобразное себе развлечение. Уж лучше выводить из себя сотрудников, нежели работать в стол с кучей макулатуры.
Девушка была похожа на маленького встрепенувшегося воробья, прыгающего вокруг большого злобного кота, отобравшего у птички зерно, которое та очень долго и упорно искала. И Майоров прекрасно знал, что злить эту девушку будет его первым пунктом в списке ежедневных дел. Карьера главврача — это, конечно, хорошо. Но вот веселья маловато. Можно конечно, на какой-нибудь из операций выложить кишку пациента в цветочек, но за это и статью могут влепить.
- Я не просто главврач, Орлова, а ещё и заведующий хирургией. И ты теперь мой ассистент.
Вика была в шоке. Мало того, что этот нарцисс лишил её долгожданного повышения, так он ещё и издевается! Ассистент. Нет, она даже представить не может, что этот человек будет стоять каждый день по несколько раз рядом и командовать ей, одному из лучших хирургов города, что делать и когда подавать зажимы. Обида затмила так долго бурлившую внутри ненависть. Захлестнула огромной волной, накрыв мозг и напрочь отключив чувство страха.
Шаг. Ещё.
Девушка подошла к парню, смотря в чертовски красивые нахальные зелёные глаза. Ей было обидно. Обидно до такой степени, что хотелось упасть на пол и свернуться калачиком, дожидаясь добрую маму, которая обязательно погладит по головке и успокоит. Она подняла руку и замахнулась, собираясь надрать задницу этому павлину, начиная с его смазливого лица.
Но ожидаемого звука пощёчины не последовало.
Рука остановилась в воздухе, а запястье начало ныть от сильной хватки парня.
Девушка судорожно выдохнула, пытаясь освободить руку, сделав тем самым себе ещё больнее.
- Ещё раз поднимешь на меня руку - познакомлю твой зад с таким наказанием, как порка, - парень отпустил девушку. – Будет больно, а потом приятно, - Максим послал Орловой шутливый поцелуйчик.
Девушка потёрла запястье.
- Ещё раз намекнёте на что-то подобное, Максим Владимирович и я с большим удовольствием познакомлю Вас с моргом.
Чертовка.
***
Нам всем говорили, что наступит белая полоса, что всё будет хорошо. Нас убеждают в этом каждый день, пытаясь насильно нацепить на нос розовые очки. И мы не вправе отказать или убежать от назойливых советов. Потому что чаще всего так говорят самые родные для нас люди. Люди, которым мы доверяем с рождения, с самого первого вздоха. Они хотят для нас самого лучшего, несомненно. Хотят, чтобы мы не оглядывались назад, на былые провалы и промахи, хотят, чтобы мы жили дальше, не зацикливаясь на обидах. Но это не всегда получается. Кажется, ты построил успешную карьеру, тобой гордятся все твои близкие и родные, а у мамы есть возможность каждый день названивать подружкам и хвастаться замечательной и примерной дочерью. У тебя есть всё: начиная от собственно купленной квартиры, заканчивая уважением коллег и завистью школьных стерв одноклассниц.
Но это всё ломается в тот же миг, когда тебе остаётся один шажок до официально счастливой жизни.
Всё рушится, всё, что создавалось годами. Тобой вручную. Как песочный замок, который неаккуратный мальчишка сносит, пока бежит куда-то вдаль по бережку. А ты снова представляешь себя той маленькой девочкой с двумя хвостиками, что смотрит вслед мальчику с водяным пистолетиком, который разрушил красивый, как тебе тогда казалось песочный замок, по факту бывший лишь кучкой грязи с палочкой наверху. Но по грязному в песке личику текут горячие слёзы, ты пытаешься их вытереть, но песок с рук попадает в глаза, и тебе приходится звать маму. Звать громко, одновременно захлёбываясь в своих рыданиях, казалось бы, из-за сущего пустяка.
А сейчас маму не позовёшь.
Сейчас нужно проглотить свою обиду, которая то и дело напоминает о себе ежесекундно, гордо поднять подбородок и идти делать свою работу, надеясь, что всё как-нибудь само рассосётся. Но что если обида так и хлещет, откликаясь на грубых словах к медперсоналу, работа не делается, а снующих всюду людей хочется препарировать как лягушек в десятом классе?
Бумаги, скатываясь со стола, падают, когда Вика сбрасывает многочисленные справки, документы и карты больных на пол. Дела не идут, ничего не получается и валится из рук. Мозг, насмехаясь, прокручивает моменты назначения нового главврача как старое кино, с потрескивающей плёнкой. Ей надо отвлечься, отдохнуть, забыть хотя бы на мгновение, чтобы спокойно дышать, а не рычать на каждый цветочный горшок.
- Боже мой, Вика, здесь прошёл ураган в твоём лице?
Зашедшая Алла начала спешно собирать разбросанную макулатуру, бурча себе под нос что-то о скверном характере подруги и совершенной невнимательности.
- Прости, я не хотела. Настроение паршивое.
- Твоё настроение напрямую зависит от работы, - Орлова удивлённо вскинула тонкую тёмную бровь. – Только что-то не задастся, ты готова рвать и метать. Помнишь твой договор о работе? – девушка усмехнулась, перебирая документы и с перфекционистской точностью раскладывая бумажки в ровные стопки. – Ты порвала оригинал на мелкие кусочки, запустив их в лицо Владимиру Анатольевичу.
Вика задумчиво прокрутила серебряное колечко на среднем пальце. Да, тогда ей дали несколько интернов, а операции и основные обязанности передали другому. Орлова устроила огромною взбучку Владимиру Анатольевичу, крича во всеуслышание о том, что она не лектор и даже не учитель. Она врач, врач, который любил свою работу до сегодняшнего дня.
- Знаешь, сколько бы ты не дышала огнём, но новый главврач весьма симпатичный, - Аллочка заговорчески подмигнула подруге.
- Нарцисс, да и только.
- Нарцисс с сексуальной задницей и смазливым личиком.
Орлова поднялась из-за стола, опрокинув за собой стул. Девушка нервно меряла шагами комнату, распинаясь перед подругой о том, что на одном месте он вертел таких легкомысленных девиц, как Алла, что отношений ей с ним не светит и лучше бы ей найти вариант получше и что дегенератам на этой планете осталось недолго, в крайнем случае, самовлюблённые идиоты и высокомерные дебилы, такие как он, при случившемся апокалипсисе вымрут первыми.
- С чего ты решила, что я буду проявлять к нему хоть малейшее внимание? – Вика уже открыла рот, чтобы начать спорить, но подруга её остановила одним жестом руки. – Я вообще-то пришла сказать, что операционную для Прохорова готовят, - девушка посмотрела на настенные часы. – То есть она уже готова. А ты опаздываешь.
- Кто меня ассистирует? – хирург спешно натягивала маску и жестом подозвала девушку, чтобы завязать фартук.
- Это ты ассистируешь. Майорова.
Чтоб ему скальпель в глаз попал.
Девушка проклинала начальство самыми изощрёнными методами, пока шла до операционной. Она была готова отдать руку на отсечение, но лишь бы убрать его из клиники. Она бы могла убить его собственноручно, с помощью столовой вилки, подвернись ей такая возможность. Но перспектива сидеть в тюрьме добрый десяток лет за преднамеренное убийство не прельщала.
Так же противно было смотреть на глупых медсёстр, помогающих Майорову надеть фартук перед операционной. Мерзко было наблюдать как бы нечаянно коснувшуюся ладонь до его достоинства через штаны. Милочка, фартук завязывается на поясе. Твои руки куда ниже, не кажется? У медперсонала явно дезориентация в пространстве или как это называется? Возле Максима так и вились худощавые сестрички, наперебой предлагая ему свою помощь и расплываясь в довольных лужицах, стоило хирургу улыбнуться. Даже на внутренности в морге смотреть приятнее.
Заметив подходящую девушку, одна из окруживших главврача «стервятников» презрительно фыркнула и, схватив за руку свою напарницу, умчалась по лестнице вниз. Максим по-джентельменски открыл двери операционной перед ассистенткой, пропуская её вперёд. Орлова одарила мужчину презрительным взглядом и, зашедши в комнатку, закрыла перед заведующим хирургией дверь, неслабо попав ему по носу.
***
Мужчина немного оттянул ремень на своих брюках, расстегнул его и откинулся на спинку чертовски мягкого кресла. Девушка, стоя на коленях, пугливо, словно заяц, поглядывала исподлобья на мужчину, одновременно расправляясь с пуговицей и ширинкой кофейных брюк. Решившись, блондинка взялась за резинку на боксерах, и не торопясь стянула их с члена. Мужчина, наблюдая за махинациями девушки, уже не мог терпеть. Большая ладонь накрыла хрупкую ладошку блондинки, направляя на вставшее колом мужское достоинство.
Тонкие пальчики обхватили член, немного сдавливая его. Парень откинул голову, прикрывая глаза, полностью отдаваясь ощущениям. Девушка двинула рукой вверх-вниз, полностью проходясь от основания до головки, вызывая у своего партнера судорожный выдох. К руке прибавился горячий язычок, нарочито медленно ласкающий головку. Она чувствовала, как член пульсировал у неё в руке, слышала его негромкое рычание.
Девушка взяла в рот его мужское достоинство, набитое венами, в тот же момент услышав своё имя вперемешку со стоном. Накрашенные бордовой помадой губы скользили вверх-вниз, доставляя удовольствие сидящему на кресле мужчине.
Майоров положил руку на голову девушке, тем самым засовывая свой член глубже, пока он не упёрся в стенку её горла. Давясь от рвотного рефлекса, Катя синела буквально на глазах. Она попыталась отодвинуться, но ладони Макса больно надавливали на шею, не давая прекратить начинавшееся безумие. Стараясь сглотнуть, её стенки горла сжимали его член, что Майорову только нравилось.
Немного ослабив хватку, парень дал отдышаться Кате. Он легко провёл ладонью по лицу и тут же одарил девушку звонкой пощёчиной. Белоснежная щека тут же покраснела, приобретая красноватый оттенок от отпечатка ладони. Не дав опомниться, Майоров, вцепившись в блондинистые волосы на затылке, резко вставил свой член в её рот, и стал грубо врываться в глотку. Щека девушки адски горела, а из глаз текли слёзы. Она не могла его остановить, она могла только вцепиться ноготками в бёдра Майорова и ждать, когда этот ужас закончится.
Спустя добрый десяток минут в её горле что-то взорвалось и растеклось во рту. Сперма была горячей, неприятной на вкус из-за того, что смешалась со слезами. Она знала, что делать.
Зажмурившись, Катя с трудом проглотила сперму, и, едва касаясь члена, слизала язычком остатки.
Макс одарил презрительным взглядом девушку. Бордовая помада размазалась, красный отпечаток ладони на всю щеку начинал немного синеть, а из глаз текли слёзы, которые блондинка пыталась проглатывать, когда те затекали в рот, от постоянных всхлипов.
Мужчина снял брюки с боксерами, не стесняясь своей наготы, он прошел прямо по комнате, заворачивая в конце налево, проходя к кухне. Девушка, вытерев тыльной стороной ладони губы, пошла по пятам за парнем.
Не стесняясь своей наготы, Майоров подошедши к столешнице, на самом краю которой стояла кофеварочная машина, нажал большую красную кнопку на автомате, загудевшем буквально через секунду. В подставленные заранее чашки тонкой струйкой полился кофе, наполняющий комнату характерным ароматом.
- Кофе?
Катя, которая до этого стояла в арке, опиравшись на стену, встрепенулась, гулко втянув носом воздух, сделала два неуверенных шага навстречу стулу, стоявшему рядом.
- Кофе.
Девушка было хотела присесть, но почему-то одёрнула руку от стула, чтобы отодвинуть его. Босыми ногами, тихо, проходя по холодной плитке, она сделала пару шагов к Максу. Стопы приятно холодило, колени дрожали, а сердце, кажется, могло сломать грудную клетку. Она подняла руку, мягко, почти невесомо касаясь сильного плеча. Рука плавно спускалась вниз, очерчивая мужественную спину, в тотчас напрягшуюся от действий девушки.
Майоров резко обернулся. В глазах его, непривычно тёмных, плескалась похоть. Ни вожделение, ни возбуждение – похоть. Именно это чувство можно назвать грязным. Немного шершавая ладонь прошлась по мягким изгибам шеи, пальцы очертили ключицы и снова вверх: к губам. Большой палец прошелся по контуру нежно – розовых губ. В то же мгновение эти губы настиг поцелуй. Жаркий, мокрый.
Он требовал своего, просто хотел получить то, что сейчас было необходимо. То самое, что она зажгла в нём. Но зажгла на столь короткий срок, что после полученного, огонь больше не горел. Она могла его зажечь, но лишь на мгновенье. Лишь на поцелуй. Такой короткий, горячий, но после которого был просто секс: животный, но без эмоций, яркий, но без чувств. Ей хватало, она так чувствовала, что ещё не всё потеряно.
И каждый раз ошибалась.
Тот огонёк, нет, та искра, что ей получалось зажечь в нём на короткий срок совершенно ничего не значила. Это был взрыв – да, чувственный – да, но совершенно ничего не значащий для него. А ведь она так хотела этого. Так хотела, чтобы он хоть на минуточку ощутил то, что ощущала она всё это время. Обманывать себя не хотелось, да и не к чему. Он ей нравился. Она питала к нему самые тёплые, нежные чувства. Да, сначала она искала в нём выгоду. Но потом...
Потом секс стал скучным, а он становился всё ненасытнее. Простых прощаний и приветов ей не хватало, сообщений, говорящих только о том, когда можно войти к нему в кабинет тоже было мало. Хотелось от него какой-то нежности, какой-то романтики, хотелось быть рядом не только пока он кончит, но и потом. Вот так лежать на кровати и обниматься. Говорить о совершенно глупых вещах, не имеющих хоть какого-то смысла.
Но этого всего не было.
Были шлепки, стоны, крики. Было её дрожащее тело после оргазма. Была она, лежащая на столе, который, кажется, сломался от того что на нём только что произошло, с раздвинутыми ногами, в самой непристойной позе, с вытекающей спермой, которая по капле падала на плитку.
И был он...
Такой мокрый, кажется, ещё более сексуальный чем прежде, он снова нагнулся над ней, снова припал к её груди, снова вошёл, вызывая этим не первый на сегодня вскрик. Он двигался неистово, грубо, доводя себя до пика с каждой секундой. Схватив девушку за горло и, кажется, не заметив страха в больших серых глазах, он утолял свою жажду, не обращая внимания на трепыхавшуюся девицу в его руках. Он не мог слышать, что она кричала, просила остановится, он не чувствовал того, что девушка неслабо била его по предплечьям.
Он просто не хотел.
Не хотел останавливаться, не хотел смотреть на покрасневшее от многочисленных оргазмов или от недостатка кислорода, или от всего вместе, лицо блондинки. Он не любил смотреть на неё после секса. Такую униженную, оскорблённую, в засосах на груди и синяках на бёдрах, наполненную его семенем. Это было отвратительно. Поэтому он просто уходил. Уходил, оставляя её дрожащую, ещё не успевшую отойти от произошедшего.
Он никогда не скрывал от неё, что спит ещё с кем-то. Более того, нередко она становилась свидетелем его очередных похождений из-за незакрытой двери. Его это е смущало. Да и не должно было. Он дал ей всё, обеспечил её, теперь она просто расплачивается. Но была одна вещь, из-за которой он порой не мог расслабится, а именно: решение её тараканов в блондинистой голове, что он должен был кроме материального обеспечения предоставить ей ещё и моральное. Если быть точным, то: конфеты, хождение по кинотеатрам и кафешкам. В общем, все розовые сопли, которые он ненавидел, она хотела получить. И он об этом прекрасно знал. А она на это обижалась, что выводило его ещё больше.
- И это всё?
Майоров не поворачивался. Он про себя считал до десяти, что нисколько не помогало.
- Всё.
- Я просто подумала, что...
- Что тебе пора домой. Я вызову такси.
***
- Иванова отведите на рентген, - врач передавала какие-то документы медсестре, стоящей рядом, внимательно слушающей своё начальство, - и будьте осторожней, сотрясение было сильное, он кидается на людей.
- Может, его тогда к психиатру?
Врач улыбнулась.
- Его к Элеоноре надо, но перед тем нужен рентген.
Медсестра, собрав все бумажки, что отдала ей врач, пошла в нужную палату, через минуты в которой послышались маты, затем молитва, а потом медсестра, вылетев из палаты, убежала в неизвестном направлении, в скором вернувшись с санитарами.
Вика пару раз сама себе кивнула. Пациент Иванов, находившийся в клинике уже второй день, не первый раз вынуждал медперсонал вызывать санитаров. Поэтому большого внимания на это обращать не следовало.
А вот на запыханного Синицына можно было.
- Алексей Валерьевич, куда путь держите? За новыми почками бежите или сердцами?
Слегка полноватый мужчина, пытался отдышаться, облокотившись на стол, за которым сидела хирург. Не успев что-либо сказать, стакан Викин стакан с водой в миг был опустошён патологоанатом. Алексей, не в состоянии вымолвить и слова, положил на стол какую-то макулатуру. Слегка мятые бумажки, видимо, предназначались Виктории. Девушка, косо поглядывая на давнего друга, подняла документы и прочитав, отложила в сторону, явно сомневаясь в существовании хоть какой-то цели такого марафона патологоанатома.
- Ну!
- Ну?
Закатив глаза так, что можно было увидеть собственный мозг, мужчина, подобрав бумаги, положил их прямо напротив подруги, громко хлопнув по столу, отчего Орлова подпрыгнула на стуле. Тыкнув пальцем около первого абзаца, Алексей своим взглядом, поведением, да всей его сущностью, говорил о том, что в первом абзаце сия документа хранится что-то очень важное.
- Родионов Василий Петрович, 1980 года рождения. Скончался от передозировки наркотических веществ в 2016. И?
- Он не мог умереть от этого. – Синицын перешёл на шёпот. На недоумевающий взгляд Орловой, мужчина, смешно жестикулируя, начал разъяснять: - Не может человек, закидывающийся наркотой иметь абсолютно чистые органы. Ты понимаешь, что это значит?
- При регистрации сделали ошибку. – Орлова кивала, всё так же не понимая, из-за чего Алексей так встрепенулся. – Я отдам в архивы, всё исправят.
Вика было хотела встать, однако, Лёша, схватив девушку за плечо, усадил назад. Он был взволнован, немного растерян и ужасно взбешён тем, что Вика не могла ничего понять.
А правда, что тут понимать? При регистрации, рабочие наверняка попивали чай с баранками и написали сущую ерунди или перепутали бедного Василия Петровича ещё с кем.
Лёша, видя, что его объяснения не производят никакого эффекта, грубо схватив за руку хирурга, поволок девушку за собой, не забыв прихватить бумаги. Он завёл её в лифт и нервно топая ногой, точно бесился от ещё неподтверждённой, но явной недалекости Орловой. Лифт спустился на нижний этаж, оповещая пассажиров о прибытии в нужное место.
Дверь – купе открылась и по телу тут же побежали мурашки от холода. Они были в самом противном и отвратном для посетителей и некоторого медперсонала месте – морге. Вика поёжилась. Зачем и к чему Синицын привёл её в своё царство органов и трупов было неизвестно. Неизвестно и жутко. Нет, она не боялась смотреть на внутренности или на кучу колясок с людьми, покрытыми белыми простынями с торчащими бледными пятками. Но что-то точно нехорошее ожидало её с взволнованным Алексеем.
Приложив карточку к специальному считывающему устройству около очередной двери, мужчина вошёл в очередную комнату, по термометру, висевшему там на стене, показывающему минус девять, можно было понять, что это холодильник, где хранятся внутренности.
Длинный коридор, заставленный с двух сторон шкафами с полными различных банок полок, был не то чтобы устрашающим, но угнетающим явно. Мужчина прошёл вглубь коридора, остановившись возле какого-то шкафа. Невнятно шепча себе что-то под нос, он, видимо, искал нужную банку.
Вика осмотрелась вокруг. За всю свою работу здесь, она ни разу не была на нижнем этаже в морге. Повсюду банки, заполненные непонятной мутной жидкостью, в которой можно было рассмотреть почки, селезёнку, а в одной банке были даже глаза. Девушка на секунду почувствовала себя в плохом триллере.
Наконец, Синицын достал какую-то немного запылившуюся банку, с такой же мутной жидкостью и сердцем внутри. Он протянул эту банку Вике, которая, дрожащими от холода пальцами обхватила банку, внимательно рассматривая содержимое. Дунув на крышечку, эти самым убирая пыль, хирург прочитала имя того, чей орган был сейчас у неё в руках. Василий Петрович оставил свою часть в этом холодильнике.
- Видишь? Не похоже на орган сердечника, правда?
Вика пару раз сама себе кивнула. Действительно, не сказать, что это принадлежало сердечнику.
- А вот его анализы.
Девушка передала банку Алексею. Взяв в руки анализы, мозг Орловой начал работать. Анализы и сердце абсолютно здорового человека. И холестерин, и инсулин, и всё остальное в норме. Это всё меньше походило на ошибку регистрации. И всё больше было похоже на какой-то бред.
Это было абсурдно хоронить здорового человека, однако, сердце в банке говорило о том, что это, тем не менее, произошло. В голове всё это не укладывалось, по полочкам расставить информацию не получалось.
Было не то что странно, было страшно.
- Чушь какая-то.
Орлова выдохнула, зарываясь ладонями в волосы, оттягивая пряди. Девушка смотрела безумным взглядом на Синицына, который, кажется, тоже был пред шоковым состоянием, но умело скрывал свои чувства.
- Не чушь, он не один такой.