Избранная [Justin Bieber]

  Спустя мгновенье звучит незнакомый мне звук, и наш танец прерывается. Мистер Бибер прислушивается то ли к музыке, то ли к чему-то еще, пока что-то вновь не подает сигнал.

Он оборачивается ко мне лицом и облизывает нижнюю губу.

— Прошу прощения, Куинн, — тихо произносит он и, выпустив меня из объятий, выходит из комнаты, оставив меня наедине с собой.

Протянув руку к пульту, я выключаю музыку и замираю на месте, трезво осознав все происходящее.
Неужели только из-за того, что я увидела его в одних пижамных штанах, я уже начинаю сходить с ума? Это ведь обычный мужчина. Такой же, как и Марк.

От воспоминаний о своем муже меня подташнивает, а на языке появляется привкус болотной воды. Единственное, что я теперь помню о Диллинджере, — это то, что он пытался меня убить. Ни ужин на яхте, ни свадьба на Карибах не скроют того, что он пытался сделать со мной.

Вспоминая Марка, я не чувствовала того же, что к мистеру Биберу, когда видела его. Мой муж был обычным мужчиной-бизнесменом, всегда в своих мыслях и делах, и я привыкла к нему такому, может, именно поэтому и не замечала некоего сумасшествия в его глазах, которое увидела вчера.

Теперь я боюсь его. Боюсь хоть когда-нибудь встретить его или знать, что он находится рядом. Теперь каждая его улыбка из прошлого оборачивается для меня чем-то плохим. Даже то, что произошло два месяца назад, выдает его как самого себя, которого я узнала сутки назад. Вот он, настоящий Марк Диллинджер.
Если бы я только знала, что знакомство с ним приведет к таким бедам в моей жизни, я бы никогда не пошла на тот благотворительный вечер. Никогда бы не случилось то, из-за чего мне пришлось выйти за него замуж.

Я слышу стук каблуков и женский смех; вырываюсь из вакуума своих мыслей, и мне становится любопытно, кто стал нашим гостем на этот раз. Опускаю голову, поправив юбку, и выхожу из комнаты в коридор, останавливаясь на полпути возле приоткрытой двери.
Толкнув её рукой, я поняла, что попала в чей-то кабинет. Каждая стена была заставлена высокими книжными шкафами, а напротив окна — лакированный дубовый стол темно-коричневого цвета. На столе лежало несколько бумаг, а по левой стороне в книжном шкафу была выделена длинная полка для фотографий.

Я подошла к ней, разглядывая первую, на которой мальчик задувал пять свечей. На нем была голубая майка в серую полоску, а волосы были куда светлее, чем на следующей.

Шесть свечей. Семь. Десять. Тринадцать, потом следует слишком большой перерыв, будто мальчика подменили, и на фотографии теперь девятнадцатилетний парень с более серьезным лицом и острыми скулами. Я беру фотографию, стоявшую за ней, и замечаю, как парень на ней исхудал. Он улыбается, но я вижу в его глазах грусть. Ставлю ее обратно и останавливаю взгляд на той, что была сделана в клубе. На этот раз девятнадцатилетнему парню двадцать два, и выглядит он куда более здоровым. Рядом с ним девушка держит в руках торт, а он улыбается ей счастливой улыбкой.

Я поднимаю голову и тяжело вздыхаю, задавшись тем вопросом, что могло случиться с парнем, отчего он так исхудал и, кажется, потерялся на некоторые годы в себе.

За двадцати двухлетним днем рождения идет двадцать третий, двадцать четвертый, и на двадцать пятом я узнаю мистера Бибера. Это мужчина со щетиной и в костюме. Рубашка расстегнута на две пуговицы, раскрывая малую часть его тату, а рукава рубашки, как всегда, закатаны.

Далее идет двадцать шестой день рождения, на этот раз фотография сделана в тесном кругу людей и, кажется, дома. И она последняя.

Ему двадцать шесть лет? Двадцать шесть, кажется, опытных во всем, лет.

Настолько опытных, что одним своим отработанным до мелочей телом в спортивном зале он начал сводить меня с ума.

Я вновь вспоминаю момент, когда он избивал грушу, и задерживаю дыхание. Его плечи, его спина, его торс. Матерь божья...

Я никогда не думала о таком, и эти мысли просто вырывали из меня мой чистый разум, затмевая пеленой возбуждения.

Я нервно поправляю волосы и чувствую, как мои щеки начинают гореть непонятно от чего. Выхожу из кабинета и хочу отвлечься на что-нибудь другое, как мужская рука хватает меня и притягивает к себе настолько близко, что я вновь утопаю в волне мужского парфюма.

Вижу перед собой его подбородок, губы и боюсь поднять на него свой стыдливый взгляд.

Да, мистер Бибер, я думала о вас, впервые в жизни подключив свои развратные мысли.

— Куинн? — зовет он меня, и только тогда я поднимаю голову.

— М? — вскидываю я брови.

— Мне нужно уехать, — оповещает он и, отпустив мою руку, кончиками пальцев ведет от кисти до плеча. — Пообещай мне, что не наделаешь глупостей?

Я задерживаю дыхание, когда его рука останавливается на моем плече и молча киваю, потому что все, что я могла бы сейчас сделать своим ртом, — это со стоном выдохнуть все то, что собралось во мне за это время.

Я знаю, что сейчас он уйдет, поэтому хватаю его за руку и притягиваю обратно.

— Ваша рубашка, — поясняю я, выдохнув.

« Это повод побыть еще немного с вами», — проговариваю я в своих мыслях.

— Я поправлю, — тихо заканчиваю я и поднимаю руки, аккуратно поправляя воротник его рубашки, а затем и пиджака, краем глаза замечая его улыбку.

— Так гораздо лучше.

— Спасибо, Куинн, — улыбается мистер Бибер и, наклонившись, дарит мне еле ощутимый поцелуй в щеку, отчего меня уносит в совсем другое измерение.

— Ты готов? — я слышу голос рядом и, взглянув через плечо мистера Бибера, замечаю ту девушку. Сантана, кажется.

— Да, — кивает мужчина и делает шаг назад, взяв со стола две черных папки.

Сантана улыбается мне и откидывает блондинистые волосы назад, выравнивая осанку.

Её модельное тело замечательно гармонирует с кукольным лицом, и я ловлю себя на мысли, что между ней и мистером Бибером могут быть романтические отношения. От восприятия возможных догадок мне становится не по себе, и сердце пропускает жалостливый удар, когда он движется к двери.

Секунда — и его нет.

Я здесь совсем одна, наедине со своими мыслями и неприятным ощущением в груди после его ухода с этой блондинкой.

Думать о том, что происходит между ними двоими мне неприятно, но и спрашивать у мистера Бибера о ней, даже если мне слишком любопытно, я не хочу.

Поэтому весь вечер я провожу в гордом одиночестве перед телевизором и с малой порцией фруктов. Ближе к одиннадцати вечера я начинаю волноваться о том, что мистера Бибера все еще нет, и что я готова не спать всю ночь, лишь бы увидеть его снова, и тот усталый взгляд, но сдаюсь на первом часу ночи.
Иду в ванную комнату, приняв душ, а затем направляюсь наверх, устроившись на кровати. До некоторого времени размышляю о том, не проведет ли он эту ночь в компании Сантаны, но, откинув эти мысли куда подальше, смыкаю глаза, погрузившись в сон.

Я выныриваю из очередного своего кошмара не по собственной воле. Меня будто насильно тянут наружу, чтобы дать мне набрать немного воздуха в легкие, чтобы снова погрузить в кромешную тьму, скрывающуюся за темной пеленой воды.

Я жадно захватываю ночного воздуха и пытаюсь оглядеться вокруг, не нахожусь ли я на каком-нибудь болоте, в котором побывала пару секунд назад в своем сне. Но нет. Я дома у мистера Бибера и в спальне, которая теперь по праву принадлежит мне.

Опускаю одеяло ниже и вздрагиваю, заметив его в кресле напротив.

— Мистер Бибер? — зову я, и он поднимает голову. — Почему вы здесь?

— Спи, Куинн, — хрипло шепчет он.

— Я не могу уснуть, — отвечаю я.

Он приподнимает руку, потирает подбородок и смотрит на меня так, будто сканирует под одеялом каждый изгиб моего тела. Что в голове у этого мужчины? Мне слишком сильно хочется это знать, особенно после того, что произошло вчера утром.

— У тебя нет выхода, Куинн, — шепчет он. — Или ты хочешь, чтобы я сам уложил тебя спать?

Я слышу в его последних словах ехидную улыбку, и по моему телу пробегает тысяча мурашек. Опускаю взгляд на его оголенные руки, которые он потирает, будто собирается совершить что-то из ряда вон выходящее.

Я переворачиваюсь на другой бок, пытаясь сбить себя с дурных мыслей, но не могу спокойно лежать к нему спиной и знать, что он смотрит на меня. И уверена, что смотрит не первую ночь.
Мне становится жарко и любопытно настолько, что я откидываю одеяло в сторону, совсем не заботясь о том, что лежу перед ним в одном нижнем белье. Кажется, одно его присутствие в этой комнате сводит меня с ума.

Я слышу, как что-то шуршит, и поднимаю взгляд на зеркало над комодом. Мистер Бибер стягивает белую майку и, откинув её в сторону, ложится на кровать рядом со мной. Я сжимаю в кулаки белое одеяло и чувствую, как его ладонь ложится на мое плечо. Вздрагиваю.

— Спи, Куинн, — томно проговаривает он, а мое сердце набирает обороты.

Меня ломает желание повернуться к нему лицом и уткнуться в щетинистую шею, но я почему-то держусь до определенного момента, пока его рука не спускается на мою талию.

Такая же теплая и мягкая как с утра.

Я вздрагиваю под ее давлением и начинаю глубоко дышать, чувствуя, как что-то нарастает внутри меня. Оно только усугубляет ситуацию.

Пытаюсь устроиться поудобнее, но, поерзав на кровати, упираюсь попой во что-то твердое и теплое. Нервно сглатываю и жадно набираю воздуха, когда его рука ложится на мой живот и прижимает ближе к себе. Весь мир рушится в один момент, и желание дотронуться до него хотя бы на секунду преобладает мной.

Я опускаю руку, накрыв его ладонь своей, и тяну её чуть ниже живота — туда, где мое тело хочет его больше всего. Прерываюсь, веду чуть выше и останавливаю на своей ягодице. Так лучше. Так спокойней.

Он делает сзади толчок, будто обосновываясь, и замирает, уткнувшись лицом в мои волосы. Я хочу еще. Хочу вернуть его руку туда, куда вела сразу, но это просто не я. Это не Куинн Митчелл.

Меня посещает мысль о том, что я хочу запустить руку туда, где у него твердо и тепло, и меня совсем кидает в дрожь. Мне холодно, и я хочу, чтобы он согрел меня любыми путями, пусть даже теми, что мелькают в моей голове каждый раз, когда он находится рядом.

Но он накрывает меня одеялом и кладет ладонь обратно на мою ягодицу, смешиваясь с тишиной и спокойствием, от которой я, вся возбужденная, довольно медленно и болезненно погружаюсь в сон.