Тульмонт

Бабочки. Их маленькие крылья оставляют мимолетную тень на земле. Их белоснежные крылья создают едва заметные порывы ветра. Их так много, они парят, возле цветов и травы, которая едва заметно колышется при свете солнца. Ясный день. Вряд ли получится рассмотреть и тучку в небе. Этот день такой же как и тогда.

Её ноги забиты в кровь. Сердце стучит в висках. Снова и снова, белоснежное лицо, покрытое потом оборачивается обратно. Грудь пылает с каждым вздохом, а вздохи такие тяжелые, будто расширяющейся грудной клетке приходится поднимать вес всего её тела. Воздух это пламя, земля - это стекло. Ведь сегодня ей не радо ни солнце, ни трава - ничто. Её маленькие ножки в грязи, раны пекут, но нужно лишь двигаться, ведь так сказала мама. Качаясь, словно травинка на ветру, она несется вперед. Сердце колотится в висках. Быстрые шаги, её ступни чавкают в грязи, из её уст вырывается судорожный горячий вздох. Она проносится, всколыхивая траву рядом. Ветер свистит в ушах. Она дышит и слышит лишь это свое сиплое дыхание.

А потом звон железа. Чьи-то ноги с металлическим звоном врезаются в грязь.

- Йиииии!

- Давай давай!

- Хаааааа!

- Йиииии!

Нужно бежать, нужно просто продолжать бежать. Сабли рассекают воздух и этот свист все громче все громче.

- Йиииии!

- Йииииии!

Слезы. Глаза блестят, но потом внезапно яснеют. Новые шаги. Её маленькие колени изгибаются, снова бег. В босые ноги врезаются острые камни. Губы сжимаются от боли, стон и снова слезы. Бег продолжается. Перед глазами лишь дорога. Не понятно куда она ведет, когда она появилась и когда закончится. Она просто возникла из ниоткуда, из прошлого, которое больше не важно и девочка бежит по этой протоптанной земле, как будто она не способна свернуть никуда более и может двигаться лишь по этой узкой тёмной протоптанной тропинке. Деревья проносятся со свистом листвы. Холодная трава режет ноги.

И бабочки. Своими крыльями они на миг затмевают солнце. Эти маленькие существа тянутся к солнцу, как все живое вокруг. Нежная трава, тяжелая от холодных капель росы трепещет и шатается туда-сюда, из неё выныривают цветки, словно маленькие башенки маяков из зеленого моря. Их так много, что невозможно всех и сосчитать. Все они разносят душистый аромат шлейфом по всей тропе. И бабочки. Они отражаются в её глазах, словно бы в зеркале, в её маленьких голубых глазах, заимствовавших эту ясную чистоту с этого ясного чистого дня, с самого солнца и с теней маленьких белоснежных крылышек. А бабочки проносятся вокруг, будто маленькие облачка. Нога забивается о камень. Мир переворачивается вверх дном.

Девочка внезапно оступилась. Свист воздуха в ушах, падение и боль. Белоснежное лицо врезается в лужу грязи.

- Пойдем, пойдем, Еллея, скорее же!

- Йииии!

- Йииии!

На дрожащих руках девочка переворачивается. В слепящем солнце она видит лицо своей мамы и её руку.

- Милая, прошу тебя. Вставай!

А следом какая-то палка появляется в поле зрения Елллеи. Со свистом она несется прямо к лицу мамы и слышится удар, какой-то хруст и тело мамы падает, падает куда-то.

- Нет! - кричит девочка.

- Ха! Давай, Рашлей, грохни её черт возьми!

- Йиииии!

- Йиии!

И снова железо вламывается в землю. Скорость и сила. Кто-то с огромной скоростью и силой проносится сквозь траву и кусты. Сабли и дубинки свистят в воздухе, а следом, словно чайки, что в охоте за рыбой вламываются в водную гладь, холодное оружие падает на свою жертву. И женские стоны. И женские стоны.

- Да ёмана. Держи голову ровно, если хочешь сдохнуть быстрее.

Глаза девочки медленно сваливаются на бок. Кровь заливает лицо. Видимо, она разбила лоб. Там, сбоку лежит мама. Она плачет.

- Детка, милая, не смотри пожалуйста.

Мама закрывает глаза. Её голова в крови. Все её тело трясется. Там вверху над ней стоят какие-то мужчины. Они улыбаются. Самый большой из них держит в руках саблю. Он метится ею, стоя прямо над мамой.

- Ну, черт возьми, давай. Держи голову ровно, если хочешь сдохнуть за один удар.

Мама дрожит. Она медленно закрывает глаза. Сабля поднимается вверх и свистит, на миг она закрывает солнце, прямо как бабочка, а следом приземляется вниз, прямо в маму. Стон боли, мама дергается, но продолжает шевелится. Сабля попадает по голове и вырывает оттуда кусок плоти. Но мама все еще жива.

- Давай черт возьми! Ну! Вмажь ей как следует.

Мужчины вверху смеются. Кто-то тоже замахивается и бьет. Удар за ударом. Мама содрогается от дубинок, которые с хрустом вламываются в её голову, она все еще живая. Она открывает глаза, но потом снова закрывает. Она плачет. Кровь заливает глаза.

- Йииииии!

- Йиииии!

- Йииииии!

Очень скоро лицо мамы скрывается в крови. Там уже ничего видно, только кровь, только куски кости, какие-то ошметки мяса. Мама уже не шевелится. Уже не плачет.

- Ну че, как мы её?

- Давай, потом будешь спрашивать. Посмотри, чё у неё есть. И девку жахни в конце концов.

- Йииии!

- Йиии!

Мужчины идут, железные ботинки давят траву, прибивают её прямо к земле, они смотрят на неё. У них небритые лица и большие блестящие глаза. Широко раскрытые, живые и в то же время сухие, бесчувственные. Они стоят там где-то высоко, словно солнца. Они оглядывают её, рассматривают с ног до головы.

- Может сдадим её, а? Знаю типков, которым такой товар бы понравился.

- Ха, ты готов с ней нянчится? Давай прибьем лучше.

Они продолжают смотреть. Кто-то другой склоняется над мамой. Он начинает шарить по её карманам, потом стягивает кольцо с руки. Мужчины рассматривают Еллею. А бабочки кружат вокруг. Но потом они почему-то оборачиваются.

- О, а эта откуда свалилась? - Шано улыбается.

Он оборачивается к Рашлею.

- Седня наш день, аха?

Незнакомка стоит неподвижно, будто приведение. "Это вообще кто?" - думает Шраг.

- Эй, ты как тут взялась слышь?

Рашель поднимает свою саблю. Он ей очень гордится. Шрагу, Зыбкому, Шано и Рубцу приходится довольствоваться заостренными палками. Но у него сабля. Настоящая.

Девушка. Это определенно девушка. Она шечка и у неё просто огромные рога. Длинные, тонкие. Черт возьми, это же отличный трофей. Можно сделать себе крутое ожерелье.

- Че как она тебе, Шано? - К шеку по имени Шано оборачивается Шраг. Его продолговатое лицо блестит двумя овальными глазами. Он улыбается.

- Красавица.

Шечка имеет очень гибкую фигуру. За спиной у неё видна доска. Но сама девушка едва ли больше этой самой доски. У неё ровные тонкие ноги, как берега округлого каньона. Талия виднеется сквозь куртку. Тело едва ли прикрыто обвязанными вокруг него бинтами. По шекским меркам она и правда красавица - думает Рашлей.

Шано сглатывает горячую слюну и улыбается.

- Слушайте, я беру эту девку. А вы доску и все остальное. Идет?

- Идет, - бормочет Рубец. У него рубец на глазу. Там мерзкая сухая кожа. Как-то его резанули ржавой палкой, бровь разошлась в две стороны и так и засохла. Противное зрелище. Все ненавидят Рубца.

- Ну че, развлечемся, а? - говорит Зыбкий. Он низкий, ниже, наверное, даже этой девки.

- Давайте!

- Йииии!

- Йииии!

- Йииии!

Их оружие снова свистит в воздухе. Они бегут как можно быстрее. Тяжелые ботинки проламывают кусты. Бабочки разлетаются в стороны. Там прямо из ниоткуда на дороге возникла девка. Она просто появилась и встала. Какая-то темная маленькая фигура. Скорее похожа на зверушку, чем на человека.

Вся банда Рашлея быстро сократила дистанцию. Девка даже не сдвинулась к тому моменту, как её окружили. Рашлей вдохнул свежий влажный воздух и улыбнулся.

- Э слышь, сдавайся!

Но девка не ответила.

- Ну как хочешь, черт возьми, - это сказал Шраг.

Его полуголая фигура с небольшой острой дубинкой помчалась на девку, пацан решил ударить шечку прямо по лицу. Главное чтоб ничего ей не сломал, подумал Шано. Дистанция между ним и девкой очень быстро сблизилась и на миг показалось, что эта тёмная фигура - мираж, ведь она стояла совершенно неподвижно.

Но уже на следующую секунду, руки шечки потянулись к наспинным ножнам и оттуда в один миг вынырнула доска. Она очень глухо засвистела, совсем не так как это делают сабли. Прямоугольное острие неслось быстрее, чем бежал Шраг. И с такой же силой оно вломилось парню в лицо. Скрежет, чавканье плоти и удар доски проходит по касательной по шлему. Пару искр взмывают в воздух и в нем же растворяются.

От ударной силы Шрага разворачивает. На миг Рашель видит его лицо. Там месиво. Вся левая часть залита кровью, один глаз едва виднеется посреди кусков плоти. Он заплыл и залит кровью. Белый, незрячий зрачок внезапно моргает, слышится стон Шрага.

- А-а-а... Черт, парни... Я почему-то не вижу ничего левым глазом.. - Кажись сейчас парень заплачет.

В тот момент, когда Шраг поймал своей головой удар, он словно срикошетивший арбалетный болт, изменил траекторию бега, двинулся по дуге обратно в круг банды, прямо на Рашлея. Главарь не хотел видеть его лица. Этих заплывших глаз. А Шраг смотрел на шека, ища в его глазах утешения.

Шутки кончились. Уродовать одного из его друзей было слишком. Даже для такой горячей штучки. Надо было дождаться, пока Шраг придет в себя и навалится толпой. Однако этого не случилось. Ведь снова послышался глухой свист. Зыбкий видел это. Он стоял с другой стороны. Шечка взмахнула оружием и послала его вперед, прямо в спину Шрагу. Клинок, получив ускорение вырвался из её рук и улетел куда-то вперед. Лишь в самом конце, полета доски, когда послышался хруст и хрип, руки незнакомки вновь вцепились в задний конец рукояти оружия.

Рашель увидел, как Шраг застыл. Он выпрямился и в этот же момент, со звуком дробления позвоночника, его живот внезапно вздулся и оттуда вынырнуло окровавленное прямоугольное лезвие. А потом парень упал с доской в своей спине. Он задрожал в конвульсиях и это выглядело чертовски страшно. Его руки и тело внезапно поглотила дрожь, а потом все тело плавно обмякло.

- Валите её, все разом! Вперед, черт возьми! - проорал Рашлей.

И снова железные ботинки проломили землю.

- Йииии!

- Йииии!

- Йиииии!

Четверо бандитов побежали к ней и в тот же миг раздался скрежет железа. Свист. Тонкое пение птицы. Алая вспышка. И латные ботинки замерли. А вот она не замирала.

Снова засвистела катана, ноги двинули все её тело вперед. Один из бандитов с разрезанной бровью был на расстоянии лезвия её клинка. И она не теряла ни секунды.

Удар, удар, удар. С каждым разом, когда клинок срывался с места, в воздухе раздавалось "цвинь" "цвинь" "цвинь". Заостренная палица сдержала один удар, потом второй, третий. в этот момент позади оказались новые бандиты, катана, слепя красным светом, не прекращая двигаться, прочертила горизонтальную дугу в воздухе и двое противников отпрянули назад. Когда её меч дошел до третьего, со скрежетом столкнувшейся стали, оружие девушки остановилось. Снова звон, сноп искр, когда сабля и катана столкнулись вместе. "Цвинь" - с этим звуком катана разрезала воздух, а следом звон удара, "цвинь" и снова звон. Вдох и воздух заполняет легкие, грудная клетка под доспехом расширяется, а следом свист и еще два удара, а на третий делается замах, но в тот же момент клинок меняет свою позицию и бьет уже с другой стороны. Катана проносится по руке главаря бандитов до того, как тот успевает это ощутить. Ровный порез на его руке наполняется кровью, которая тут же начинает скапывать вниз маленькими рубинами, а шечка уже несется в другую сторону, её цуба встречает сразу же три удара и четвертый чуть позже. Вставки из кроваво-красной меди с Тщеты отражают свет солнца, перекрашивая его в алые оттенки и направляют прямо в глаза врагам. Они морщатся, скрипят зубами, рычат, а девушка вновь атакует. Цвинь - звон, цвинь - звон, цвинь - звон. Пот начинает стекать со лба, дыхание медленно сбивается.

- Ну же, Ялевей, что, все настолько плохо? - Бормочит Шагул.

Пот стекает с её рук. Она специально стала спиной к солнцу и теперь из раза в раз дергает головой, являя свет звезды своему оппоненту. Это его слепит и раздражает.

- Ах ты маленькая, - его затупленная катана взмывает в воздух с криком, девушка поддерживает этот крик и клинки со скрежетом проходятся лезвие об лезвие, высекая друг из друга снопы искр.

Девушка пропускает тяжелое тело наставника и тот, теряя равновесие двигается куда-то за её спину. Девушка же резко разворачивается и четыре удара врезаются в тяжело дышащего Ялевея.

- А она то что надо, да? - Бормочет Шагул. Его лицо, покрытое шрамами прорезает улыбка, зияющая редкими зубами.

- Нашли себе на свою голову, - тяжело бормочет Ялевей. И снова слышится цвинь - звон, цвинь - звон.

Девушка перехватывает клинок обратной хваткой, её колени прижимаются ниже к земле, а следом десяток очень коротких, но очень резких шагов уносит её вперед на невысокого бандита так, что вокруг вздымается ветер и дрожит трава. Девушка проносится прямо возле противника, ноги, проделав круглую дугу по земле останавливают тело шечки и катана, удерживаемая обратной хваткой разрезает пространство, проносится по краю невовремя поднятой на перехват заостренной дубинке, а следом полосует шею врага. Бандит хватается за рану пухлой рукой. Хрип. Ха, сладкий хрип противника.

- Отомсти. Отомсти. Отомсти.

- Заткнитесь, - шипит девушка.

Оставшиеся бандиты несутся прямо на неё, в то время как коротыш лишь хрипит и его полное тело валится на землю. Другие враги атакуют, их слишком много, цвинь - удар отбит, шаг назад, сабля несется на неё сверху, хочет срубить рога, цвинь - она отскакивает куда-то назад. Лица этих негодяев кривятся, глаза блестят. Её лицо обливается потом, но оно предельно спокойно. Цвинь - атака отбита. Они кричат, рычат - делать это нельзя.

Самурай тяжело дышит. Вокруг витает пепел. Пепел победы и сожженных деревень. Цвинь - звон. Его нагината едва ли успевает принять удар.

- Сволочь! - Он кричит, насовсем лишаясь воздуха.

Его нагината, словно таран летит прямо на девушку. Вокруг виднеются рога. Целый лес рогов. Со всех сторон за ними наблюдают шеки, куда только не посмотри. Ялевей и Шагул тоже здесь. Они смотрят. Цвинь - нагината отлетает в сторону, катана же вонзается противнику в грудь. Но самурай все еще стоит. Тяжело переваливаясь с ноги на ногу в своих тяжелых доспехах, он снова возвращает себе равновесие, перехватывает нагинату получше и снова атакует.

- Умри!

Цвинь - звон. Цвинь - стон. Снова попадание. С самурая стекает кровь. Он тяжело дышит. За ним стелиться красный след. Как же ему больно должно быть, он ведь до предела истощен. Сколько раз я попала в него? Двенадцать? Тринадцать? Цвинь - снова крик. Теперь тринацдать.

Огромное тело самурая, закованное в железные доспехи падает на землю. Катана прорывается меж сочленений брони и вонзается противнику в шею. Хрип. В этот же момент, еще более огромное тело шека где-то в углу арены поднимается.

- Впечатляет, - гремит гортанный бас.

Эсата Каменный Голем смотрит на неё свысока своего огромного роста.

- Ты разишь врага как молния. Твои движения быстры точно у весенней птицы. Твои клинки красны всегда, то от крови, то от света солнца. Хмпф...

Речь льется медленно. Шеки вокруг умолкают. Сотни взглядов направлены на неё. Девушка немного склоняет голову. Но глаза её смотрят на Эсату.

- Ты достойна похвалы, выше клинков и еды, - гремит голос королевы-воительницы. - Я дам тебе имя.

Все вокруг кажись задерживают дыхание. Тишина повисает посреди гор Мочалки. Лишь боевые знамена реют в разнобой.

- Отныне ты - Алая Сойка.

Цвинь - новый удар отскакивает от её катаны, а шечка опять отступает. Но там уже оказывается новый противник, её вновь окружают со всех сторон. Сабля того, кто зашел сзади свистит и несется на неё со спины. Туда катана убежать не успеет, она держит двух остальных противников на расстоянии. Сабля мчится быстро, она идет горизонтально, прямо к её ногам. Скрежет. Цвинь. Звон.

Левая рука теперь сжимает вакидзаси. Алые лучики слепят врагам лица. Это раздражает бандитов, они скрипят зубами, их лица напрягаются и морщатся.

- Прикончите её, черт возьми! - ревет шек, когда красный свет в очередной раз проносится по его глазу.

Вой спереди, свист сабли сзади, бандиты несутся на неё со всех сторон, врагов три, а у девушки лишь один взгляд. Вдох. Ноги продавливают землю, катана превращается в копье, она распарывает воздух, отчего вокруг образовывается свист, несколько более продолговатый, чем обычно. Позади за Алой Сойкой ввысь поднимаются клочки грязи, в ушах воет воздух, а перед ней, образовываются силуэты двух бандитов. Их оружие падает на Сойку, вакидзаси ловит своей цубой один клинок, второе вражеское оружие врезается девушке в плечо. Гремит броня, заостренная дубинка соскальзывает с железной пластины и высекает кровавую борозду на коже шечки, в тот же миг алая катана пронзает бандиту с разрезанной бровью живот.

Лезвие глубоко вонзается в тело мужчины и выходит со спины. Не успевает раненный противник вскричать, как катана выныривает из его тела, взлетая на перехват заостренной палицы другого бандита. Два клинка сталкиваются и кровь мародера с разрезанным глазом кровавым дождем окропляет противника Сойки. В этот момент проткнутый шечкой бандит начинает верещать - на его животе огромная бардовая рана, напоминающая продолговатое дупло. Колени не держат сраженного воина и он падает лицом в грязь. Больше ему уже не встать. К этому моменту в воздухе снова носится вакидзаси, отбивая отчаянные удары выжившего бандита с заостренной палкой, мужчина с саблей подбегает выкрикивая что-то не слышное сквозь свист её клинков. Один, второй, третий удар вакидзаси, противник Сойки отбивает все, но в тот же момент с другой стороны подоспевает катана. Два взмаха основным клинком и дважды его лезвие врезается в бандита-шека, как тесак в мясную тушу. Плоть отпадает кусками. Еще удар и кровавый кусок фиолетовой щеки, а следом и кусок плеча валятся на землю. Враг верещит, бритвенно-острая катана рубит его на части.

- Линчуй! Линчуй! Линчуй!

- Заткнитесь! - рычит шечка, а следом цубы её клинков отбивают два новых попадания.

Противник делает третье, он замахивается и используя всю свою силу наваливается на Сойку. Его дубинка свистит в воздухе, однако девушка делает шаг в сторону, клинок мародера проносится в сантиметре от её плеча, шечка же устремляет свою катану кончиком прямо противнику в глаз, он умирает мгновенно.

Рашлей смотрит на все это. Все его парни мертвы. Холодный пот стекает с его лба. Перед ним его эта чертова шечка. Ей не достает одного рога. Её мрачный, блестящий взгляд смотрит прямо на него. Что-то ойкает в груди. Кровь стекает с его руки. Вакидзаси девки, проделав со свистом дугу в воздухе, возвращается обратно в ножны. Противница снова держит катану в двух руках. На следующую секунду мир вокруг Рашлея снова разражается свистом.

Минуты превращаются в часы, каждый новый удар отбивается с трудом. Парень стонет. Тяжело. Так тяжело. Нечем дышать. Цвинь - звон. Цвинь - звон. Цвинь - айсберг ледяной боли вонзается ему в грудь. Новая рана набрякает кровью. Девушка не ведет себя как живое существо. Кажись, она даже не дышит. Пот тоже льется с его лица, однако её активность с начала боя не уменьшилась. Она точно так же заносит свое оружие и обрушивает на мужчину, раз за разом и все вокруг размывается в фиолетово-зеленое полотно. А ведь сегодня такой ясный день. И бабочки, белые бабочки летают за спиной этого монстра.

- П-пощады... - бормочет мужчина.

Цвинь - звон. Цвинь - катана несется в сторону, метясь в самый левый край плеча Рашлея, его сабля уносится в ту же сторону на вытянутых руках. В этот же миг вакидзаси снова покидает ножны, бандит, едва успевший отбить удар катаны не поспевает защитится от второго клинка. Мужской стон. Кисть шека падает на землю. Цвинь - то же делает его ухо, цвинь - еще три пальца на оставшейся руке падают в грязь и превращаются в жирных, окровавленных червей. Локоть девушки уносится шеку прямо в подбородок, мужчина падает. Мир перед глазами переворачивается, вой боли от потерянных частей тела заполняет тропинку скитальцев.

- Пощады, прошу... - Рашлей плачет. - П-пощады! У меня нету оружия! Ты отрубила мне руку!

Девушка стоит перед ним неподвижно, следом она вытирает катану и о кимоно и возвращает его в ножны. Следом то же делает и вакидзаси. Тень скрывает её взгляд. Шек нервно сглатывает. Обрубок единственной его уцелевшей руки пытается оттащить тело назад. Теперь он калека, его движения неуклюжи, он едва ли способен двигать своим телом.

- Мы убили одну женщину! Ты убила четверых! Мы же квиты! - Блестящие глаза с отчаянной мольбой бегают по тёмному силуэту девушки. - Я... Я прошу прощения, мы не хотели беспокоить вас, госпожа.

Девушка сдвигается с места.

- Линчуй. Убей. Души. Зарежь. Выдави ему глаза. Сьешь их! Да, сьешь их!

Они бурлят. Они зовут. Они хотят снова распробовать плоти человека. Алая Сока неспеша догоняет ползущего по земле мужчину.

- П-пожалуйста, - он плачет. - Я больше... Я больше никогда не буду убивать.

Шечка кокетливо хмыкает. За все время до этого она не проронила и слова в адрес бандитов.

- И что же, братец, - с её наполненных жизнью уст срывается нежный женственный голос. - Ты что, осядешь в каком-нибудь селе? Будешь ловить рыбу, м?

- Д-да... - Рашлей пытается забыть о ранах и отвечать предельно выразительно, но стон боли все равно из секунды в секунду поднимается из глубин его груди. Порубленные культи трясутся.

Девушка валится человеку прямо на его живот, держа его между своих ног, она склоняется прямо над лицом Рашлея. Её руки нежно обхватывают голову бандита. Сойка улыбается.

- И как же ты будешь ловить рыбу с такими то руками? - парень под женскими ногами тоже пытается улыбнутся.

- Ничего... Я что-то придумаю. Я... Я куплю протез у роев! - его губы дрожат.

- Что... Правда? - голова шечки склоняется набок.

- К-конечно... - бормочет Рашлей. - Пожалуйста, пощади. Пощади...

- Выдави ему глаза! Выдави ему глаза! Он в слезах! Вкусные глаза в слезах! А потом линчуй! Линчуй его! Да, линчуй! Давай же!

- Я... - парень сглатывает, все его тело ощутимо трясется. Пот скапывает вниз, мешается с грязью, он смотрит в два огромных пепельных глаза. Широкие зрачки шечки похожи на рыбьи. - Я молю тебя... Ты же хочешь, чтобы я унижался, д-да? Я молю!
Пожалуйста... Именем Окрана!

Сердце пропускает удар. А потом режет её изнутри. Свежует её изнутри.

Зрачки сужаются в две маленькие далекие точки. Тьма и тишина, тьма и тишина, тьма и тишина. А следом огонь, огонь, трещит огонь. Огонь возгорается везде. Вокруг дым и запах горелой плоти. Глаза слезятся, в горле першит, небеса алые, вокруг едкий туман от горелых шеков. Огонь... Огонь! Он живой, языки пламя, они тоже живые, оно шевелится, ведь оно - это Раникки, её сестренка, ведь оно это Силид... Братец, братец Силид - это и есть пламя.

Её маленькая сгорбленная фигура стоит на коленях посреди пепла и пламени. На Сойке совсем нет одежды, она - костлявый кусок плоти, обтянутый фиолетовой кожей. На её горбатой спине виднеются десятки полос. Они чёрные, цвета земли. Они тянутся по всей спине.

Свист кнута. Боль, которая проносится от спины до мозга, а следом растекается по всему её телу. Она вздрагивает и подается вперед, она рыдает и кричит, верещит, глотая свои соленые слезы. Солнце тут же жарит её шрамы. Её спину опять посыпают солью. От этого она трясется, ведь ежесекундно её поражают десятки болевых спазмов. Она трясется и отрывисто плачет, задыхаясь, захлебываясь, кашляя. Свист кнута.

- Сильнее! Сильнее бей её! Именем Окрана!

Свист кнута и снова боль. Металлические шипы, вплетенные в кнут распарывают ей кожу, а следом заползают прямо внутрь, в спину, выдирая целые куски её мяса. Свист кнута. Она снова подпрыгивает вперед и кричит. Она рыдает от боли.

- Сильнее! Именем Окрана, она зверь, а не человек! Её нужно бить сильнее!

Свист кнута. Свист кнута заставляет её маленькую обнаженную фигуру вздрагивать. Хотя плети нету, сам этот звук вызывает боль в шрамах на её спине. Она все еще стоит на коленях. Перед ней, как огромные горы, возвышаются деревянные колья. Горящие деревянные колья. Там, на самом их верху в агонии корчатся фигуры. Они все еще живы, они кричат.

- Мама! Мамочка! Мне больно!

Раникки плачет навзрыд.

- Я не хочу умирать, мама!

Внезапно, из языков пламени выныривает тонка рука. Кожа на ней оплавилась, она желто-красного цвета, это один сплошной ожог, иссушенная плоть. От запаха хочется рвать.

- Глаза! Выдави ему глаза! Убей его! Убей!

Силид шепчет, кричит ей это, надрывая голос. Его маленькое тело восьмилетнего мальчика насажено на кол. Острие пробило ему ребра, белая кость вынырнула из грудной клетки. Его голова перекошена от огромного разреза, который наполовину отделил шею от тела. На животе сделан аккуратный горизонтальный надрез. Оттуда, словно бы гротескная веревка, тянутся его кишки. Ими Силид обвязан вокруг кола. Его обгорелая рука покрыта волдырями, пальцы с потрескавшимися коричневыми ногтями указывают на неё.

- Убей! Убей его! Убей его! Глаза! Глаза! Мы хотим глаза!

С другого столба на неё тоже наставляют руку. Это Ранники. В её глаза, прямо в зрачки всажены иглы для шитья. Язык прибит гвоздем к подбородку. Она кричала, когда Силида насадили на кол, она кричала, когда одежду мамы подожгли.

- Линчуй его! Линчуй! Я хочу глаза! Я хочу глаза! Соленые глаза! Глаза со слезами!

Отец тоже смотрит на неё. Его худое тело, состоящее, кажись, из палочек, распято на колесе. С него срезали сначала кожу, а потом мясо, по кусочку, пока не остался только скелет. Но и его рука тоже направляется на Сойку. Свист кнута. Свист кнута и девушка снова содрогается.

- Хочу глаза! Хочу его глаза! Сьешь его глаза!

- Нет! - вопит девушка. - Нет!

Её горбатая фигура подпрыгивает и она пытается бежать прочь. Она поднимается, и как обезьяна, помогая себе руками, бежит назад. Но рука, закованная в железную перчатку хватает её за горло и отбрасывает назад.

Армия из воинов, размером в гору стоит за её спиной. На их нагрудниках горит Святое Пламя. Все они смотрят на неё, закрывают её стеной из железных лат с нарисованным пламенем, в котором горят шеки. Там Ялевей. И Шагул.

- Именем Окрана! Она зверь!

Свист кнута. С её ран на спине течет кровь. Вся её спина - сплошное кровавое месиво.

- Убей! Линчуй! Сожги! Вырви ему глаза! Распили ему голову! Да! Да! Распили голову!

Алая Сойка рыдает. Из раза в раз она прыгает на воинов Окрана, но её снова отправляют обратно. Она дрожит, дрожит всем своим телом, ей холодно, ей страшно, она ревет и кричит. Мама тоже протягивает свою руку к ней. Рука такая тоненькая, от кожи остались только белые полоски, кожа словно жидкость, она растеклась, расползлась в стороны.

- Убей его! Отомсти! Отомсти! Линчуй! Линчуй! Линчуй! Линчуй! Линчуй!

- Нет! - девушка кричит, надрывая свой голос. Она рыдает так громко, что у неё кружится и снова плеть стегает её спину. От всхлипов её голова тотчас дергается вперед.

- Глаза! Глаза! Выпей глаза! Соленые глаза! Сьешь глаза! Выпей глаза! Глаза со слезами! Живые глаза! Теплые глаза! Выпей глаза!

Тени вокруг прыгают и извиваются, они раздирают её кожу ударами плети. На неё смотрит семья. Жар вокруг заставляет слепнуть, пепел, валящийся с небес, засыпает ей глотку и она кашляет, пытаясь не задохнутся. Так жарко, пот течет со всех сторон. И удары плети. Удары плети.

Зрачки снова расширяются. Шечка снова молчалива. Она не улыбается. Рашлей все так же дрожит. Рука Алой Сойки двигается за спину и снимает с рюкзака ножовку. Лезвие инструмента в бурых разводах.

Её рот врезается в песок. Она продолжает кричать. Слюни и сопли делают землю перед её носом влажной.

- Держи её покрепче! - кричит Воин Окрана.

Алая Сойка дергается, она кричит и дергается, её лицо еще сильнее вжимают в землю. Над головой поднимается ножовка. Её прикладывают к рогу.

- Нет! - вопит девушка, давясь песком. Земля трещит на зубах, попадает в глотку, проходит небольшими песчинками куда-то внутрь. - Нет!

Земля глушит её крики. Девушка взвывает еще громче. Ножовка начинает ездить по рогу. Костная мука осыпается рядом. Нерв внутри рога оголяется и начинают резать прямо по нему. Алая Сойка извивается, словно уж, от боли её тело дергается, будто бы в конвульсиях, её крики из членораздельных фраз превращаются в стоны, смешанные с ревом. Она захлебывается собственной пеной со рта. Ножовка ездит, кажись, прямо над ухом разрезая ей нерв.

- Нет!

Рука шечки ложится прямо на лоб Рашлею. Сначала это движение нежно, однако следом кисть грубо прижимает голову бандита к земле. Мужчина дрожит. Он непонимающими глазами смотрит на неё. Алая Сойка фиксирует ножовку прямо посредине правой глазницы Рашлея.

- Ч-что ты? Нет! - парень дергается, пытается освободится. Его рука с двумя оставшимися пальцами касается её лица, замазывая его кровью.

Ножовка сдвигается с места и начинает ходить вперед назад, распиливая череп бандита. Он кричит, он вопит, он рыдает, а вместе с ним то же делают и они.

- Глаза! Глаза! Распили ему голову! Мы хотим глаза! Убей его! Ну же! Ну же!

Ножовка медленно распиливает мужчине кость. Её зубцы цепляются за сам глаз, Рашлей взвывает еще громче, так громко, что срывает себе голос. Он вопит, словно животное, а его глаз расходится на две части. Парень брыкается, но её ноги плотно его держат. Он откусывает себе язык и начинает давится им. Собственный язык застревает поперек его глотки.

- Пусть поживет! Пусть поживет! Нет! Не убивай его! Мы хотим теплого мяса! Да! Мы хотим теплого мяса!

Губы шечки впиваются в губы Рашлея, язык девушки проникает в рот парня и между его клацающими зубами вылавливает окровавленный язык, притягивает к себе, к своим зубам. Горячий кусок человеческого мяса скользит по глотке и оказывается внутри желудка Алой Сойки. Теплое мясо. Соленая кровь. Рашлей все еще жив. Его единственный целый глаз закатывается вверх. А потом снова смотрит на Сойку.

- Глаза! Глаза! Хотим глаза! Соленые глаза!

Окровавленный рот шечки несется к Рашлею. Она нежно облизывает закрывшийся векой зрячий глаз кончиком своего багрового, окровавленного языка. А следом вгрызается в него зубами. Крики снова усиливаются, мужчина вопит, брыкается под её ногами.

- Соленые глаза! Хотим глаза! Соленые глаза! Ешь! Ешь!

Вязкая масса растекается по рту вместе с кровью. Соленая кровь. Жирное мясо. Оно совсем не такое, как мясо быка или гарру. Оно плотное, наполненное жиром.

Девушку рвет. Желудок выбрасывает из себя сырую плоть. Но она привыкла. Она продолжает есть. Продолжает и её снова рвет. Нос безглазого Рашлея превращается в месиво, следом то же делает его единственное целое ухо. Шечка ползает на четвереньках, ищет глазами отрубленные пальцы. Находит их, отрывает руками ногти, ест, её снова рвет.

Они торжествуют. Они кричат. Они зовут её по имени. По настоящему имени. Они вопят, целым хором они вопят её имя, выкрикивают его, как торжественный боевой клич. Но Алая Сойка не может разобрать его. Она кричит от этого горя, а потом снова впивается в лицо Рашлея, желая набить себе рот его плотью, дабы не кричать. Её имя! Её имя!

Бабочки. Их маленькие крылья оставляют мимолетную тень на земле. Их белоснежные крылья создают едва заметные порывы ветра. Их так много, они парят, возле цветов и травы, которая едва заметно колышется при свете солнца. Ясный день. Вряд ли получится рассмотреть и тучку в небе. Этот день Еллея запомнит навсегда.