Касаясь тени. Возвращенная из бездны

Сукуна облизывает пальцы, словно смакуя вино их отчаяния. Каждая капля - нотка симфонии разрушения, которую он дирижирует веками.

- Вы сильны. Даже интересны. Но в конце концов...

Он исчезает - не просто двигается быстро, а стирается из реальности, словно ошибка, которую сама Вселенная спешит исправить.

В следующее мгновение Амаю отбрасывает назад - ее тело врезается в стену. Бетон крошится, как песочное печенье, а по щекам стекают алые дорожки. Она даже не успела моргнуть.

В другой - Сатору скользит по асфальту, его безупречный барьер трещит, как первый лед весной. Фиолетовые искры сыплются на тротуар - и шипят в лужах крови.

- Он стал быстрее, - сквозь зубы бросает Сатору, поднимаясь. В его голосе - не злорадство. Впервые за долгие годы там дрожит что-то другое.

Амая не отвечает. Она стоит на коленях, ее пальцы впились в землю, будто пытаются докопаться до самого ядра планеты. Тени вокруг нее не просто дрожат - они стонут. Черные лужи пульсируют, как живые сердца, а из трещин в асфальте тянутся дымчатые щупальца.

- Амая?

Сатору зовет ее, но ее сознание уже ушло глубже - туда, где шепчутся последние мысли мертвых.

Тишина.

И вдруг - город вздыхает.

Окна гудят, словно по стеклам бьют миллионы крошечных молоточков. Ветер, что минуту назад гонял обрывки афиш, замирает - а затем устремляется в обратную сторону, поднимая пепел в спирали, похожие на ДНК уничтоженных жизней.

Из под земли поднимается эхо - не просто звуки, а отпечатки душ: хрип солдата, зовущего маму, когда у него отняли ноги; шепот девушки, цеплявшейся за обручальное кольцо в момент удара; смех ребенка, так и не понявшего, почему стало темно.

И одно за другим, силуэты вытекают из разрушенных зданий, как чернила из перьевой ручки. Это не призраки - это тени воспоминаний, которые Амая вытаскивает из глубин боли.

Десятки. Сотни.

Сломанные. Погибшие. Забытые.

Где-то за завалами - чьи-то глаза. Те, кто выжили. Они не понимают, что происходит. Но чувствуют - мир больше не прежний.

Глаза Сатору, всегда спокойные и уверенные, вдруг расширяются. В них мелькает то, чего он не говорил даже самому себе:

- ... Что ты делаешь?...

Амая поднимает голову. Ее взгляд - не просто пустой. Он как экран отключенного телевизора: приглядись - и увидишь искаженные отражения всех, кто в него смотрел.

- Все, кто пал здесь ... в этот день, в этом аду...

Тени обретают форму - карикатурную, будто детские рисунки на тему войны. Все, кого Сукуна убил прежде, чем они успели испугаться.

- Они были забыты, - шепчет она, и ее голос размножается, звуча из сотен теневых ртов одновременно. - Но я их помню. И я прошу ... не их тела. Я зову их гнев.

И они отвечают. Армия Теней становится на колени - не перед ней, а перед собственной памятью.

Сатору чувствует, как по его спине бегут мурашки. Он никогда не боялся монстров. Но это ... это похоже на то, как если бы само понятие смерти вдруг встало на чью-то сторону.

Внутри Амаи - не ярость, а выжженное поле. Она не чувствует себя лидером, не хочет быть богом Теней. Просто ... она устала видеть, как забывают тех, кого нельзя забывать.

Впервые за всю блистательную, одинокую жизнь он чувствует, как что-то в груди сжимается. Не от страха - от боли. От узнавания.

Он смотрит на Амаю - и видит себя. Она - не просто сильная. Она - одинока. Глубоко. Безвозвратно.

Сатору всегда знал: может спасти кого угодно - подставить плечо, принять удар, рассмешить в самый мрачный момент. Но как спасти того, кто давно живет в мире, где помощь - миф?

Он не знает, как назвать это чувство. Только понимает: если она исчезнет - он снова станет тем, кто жил в пустоте.

- Амая...

Он делает шаг вперед, и под его ботинком трескается чей-то забытый телефон. Экран еще светится: фотография семьи. Она поворачивается. И в ее глазах - на миг появляется он. Не «Сильнейший». Просто Сатору. Парень, который любит дурачится с учениками. И тайно - сладкое.

- Я в порядке, Годжо. Просто ... доверься мне.

Он открывает рот, чтобы сказать что-то важное - может быть, впервые в жизни. Но...

Сукуна хохочет. Смех разрывает момент, как пуля - витраж. Он смотрит на армию и улыбается так, будто получил долгожданный подарок.

- Вот это - уже ближе к легенде. Покажи мне, ведьма. Покажи свою войну!

И она показывает. Земля дрожит от ярости.

Сукуна отбрасывает в сторону обломок небоскреба - в его руках фантик. А затем складывает пальцы в знаке, который не менялся тысячелетиями.

- Я думал, ты удивишь, Амая, - говорит он почти с уважением. - Но ты пошла дальше. Твоя армия великолепна. Жаль, что они все снова умрут.

- Нет! Он не... - Сатору резко оборачивается.

Но уже поздно. Призыв совершен. Пространство рвется, как бумага, и из разрыва выходи он - Махорага. Шинигами с вращающимся колесом, воплощение абсолютной угрозы. Существо, которое даже проклятия называют «несчастным».

Тени Амаи инстинктивно сжимаются - они помнят, что значит умирать. Но она не отступает. Поднимает руку - и тени повторяют жест, как оркестр, поднимающийся по взмаху дирижера.

- В боевой порядок, - ее голос звучит в каждом из них, как радиосигнал в эфире войны. - На каждый удар - ответ. Мы держим строй.

Армия движется. Не как толпа. Как один организм, где каждый - клетка в теле ярости.

Сатору встает впереди. Его силуэт на фоне адского пламени кажется больше, чем просто человек.

- Я прикрою, - бросает он, и в его глазах вспыхивает тот самый огонь, что когда-то заставил мир дрожать перед Шестиглазым.

- Он адаптируется, - напоминает она. Ее пальцы врезаются в ладони, удерживая контроль.

- Я - тоже, - усмехнулся он. И впервые за всю битву - его улыбка настоящая.

Сукуна отступает - не от страха, а как зритель, отходящий от слишком реальной картины.

Махорага крушит тени, но с каждым ударом что-то меняется: первый удар - десять теней испаряются; пятый - только пять; десятый - тени учатся уворачиваться. Но каждый раз, когда его удар блокируется - колесо за его спиной вращается. Он учится. Он настраивается.

Сатору бросается к нему, задерживая вихрями «Синего», заставляя замедлиться. Он срезает удары пространства, меняет вектор гравитации - и вызывает «Красный», отшвыривая чудовище.

Амая стоит в эпицентре. Ее волосы теперь белее, чем когда-либо. Будто сама тьма вокруг отбеливает их своей яростью. Каждая смерть теней - ожог на ее душе. Она чувствует, как каждая из них умирает второй раз - и заново поднимается, снова идет, потому что она не отпускает. Но теперь чувствует: кто-то прикрывает ее спину.

И тогда одна из теней - девочка с косичками - поворачивается к ней. И произносит то, что ломает все барьеры:

- Мы держим строй не из-за приказа. Мы идем... потому что ты - первая, кто попросила нас не умирать.

Махорага рвется к Амае. Но Сатору уже там. Его рука пронзает пространство. И «Фиолетовый» взрывается. Они оба - на пределе. Но она знает: пока он стоит, она не рухнет; пока она зовет, он идет.

Амая не улыбается. Но чувствует - ее спина, наконец, не пуста.