Касаясь тени. Возвращенная из бездны

Предрассветные сумерки окутали Токио, пеленой молочного тумана, превращая город в призрачное подобие самого себя. Воздух был влажным и тяжелым, будто сама атмосфера сгустилась в предчувствии катастрофы. На востоке, где обычно золотистый край солнца, небо оставалось свинцово-серым - словно день не решался наступить.

На крыше заброшенного офисного здания, где бетон уже крошился по краям, а ржавые прутья арматуры торчали, как сломанные кости, стояли два стакана кофе. Пар уже не поднимался с их поверхности - напитки остыли за то время пока их владельцы молча наблюдали за городом. Один стакан был опустошена на половину, в другом жидкость оставалась нетронутой, темной и неподвижной, как вода в заброшенном колодце.

Сатору сидел на краю парапета, его длинные ноги болтались над пропастью. Плащ был расстегнут, открываю обычную черную футболку под ним. Без повязки его лицо казалось неожиданно открытым, уязвимым. Глаза, обычно такие яркие и насмешливые, теперь смотрели вдаль с непривычной рассеянностью - будто видели не пустые улицы внизу, а что-то очень далекое, что-то, чего уже нельзя изменить.

Амая стояла в тени вентиляционной шахты, ее фигура почти сливалась с бетонной стеной. Она не пряталась - просто существовала в полумраке, как привыкла за эти годы. Ее тени, обычно такие беспокойные, сейчас замерли в странном, почти ритуальном спокойствии. Они окружали ее, как верные псы, ожидающие команды, но в их неподвижности чувствовалось напряжение - будто вся их сущность сжалась в ожидании удара.

- Знаешь... - начал Сатору, и его голос прозвучал непривычно тихо, почти задумчиво.

Он не повернулся, продолжая смотреть на горизонт, где ночь медленно сдавала свои позиции. Его пальцы теребили край плаща - маленький, нервный жест, который он никогда бы не позволил себе при других.

- Раньше в такие утра я просто ленился, - продолжил он, и в его тоне появились знакомые нотки насмешливости, но что-то в них звучало фальшиво, как плохо сыгранная мелодия. - Пропускал брифинги. Ел сладкое с утра. Дразнил Ягу до тех пор, пока он не начинал материться.

Амая не ответила, но ее плечи слегка напряглись - она слушала. Ветер, слабый и нерешительный, шевелил пряди ее черных волос, но не смел коснуться темного хаори, будто боялся потревожить симметрию ее силуэта.

Она сделала шаг вперед, затем еще один - медленно, как дикое животное, выходящее из укрытия. Селилась рядом с ним на парапете, оставляя между ними расстояние, достаточное для того, чтобы не касаться, но уже слишком малое для того, что бы считать их разделенными.

- А сегодня? - спросила она, и ее голос был таким же ровным, как всегда, но в нем появился новый оттенок - не любопытство, а что-то более глубокое, что-то, для чего у нее не было слов.

Сатору наконец повернулся к ней, и в его глазах она увидела то, что никогда не ожидала увидеть - страх. Не страх смерти, не страх боли, а страх чего-то более страшного - возможности потерять то, что только что обрел.

- Сегодня я проснулся раньше солнца, - сказал он, и его пальцы сжали стакан так сильно, что тонкий пластик затрещал. - Потому что не мог спать. Потому что, возможно, это последнее утро.

Он замолчал, его взгляд упал на ее руки - бледные, с тонкими шрамами, которые могли рассказать сотни историй, если могли бы говорить.

- И я... не хочу его потратить в одиночестве.

Тишина между ними стала осязаемой, почти физической. Где-то внизу, далеко под ними, проехала машина - одинокий огонек в спящем городе. Ее двигатель заглушили, и снова наступила тишина.

- Ты не один, - наконец сказала Амая, и эти простые слова прозвучали как обещание.

- Я знаю, - он кивнул, и в этом движении было что-то новое, какое-то принятие, которого раньше не было. - Просто раньше я думал, что быть одним - значит быть свободным.

Его рука поднялась, медленно, как будто преодолевая невидимое сопротивление, и остановилась в нескольких сантиметрах от ее плеча - не касаясь, просто ... находясь рядом.

- А теперь понимаю: быть с кем-то - значит хотеть выжить.

Он смотрел на нее - не как на оружие, не как на союзника в предстоящей битве, а просто как на человека. На того, кто стал важнее, чем он мог себе представить.

- Я хочу выжить, - сказал Сатору, и его голос дрогнул на последнем слове, но не сломался. - Не ради победы. Ради того, чтобы увидеть, как ты улыбаешься. Не потому что победили, а потому что просто... живы.

Амая отвернулась, ее черные волосы скрыли выражение лица, но он увидел - уголки ее губ дрогнули, почти неуловимо, как тень от пролетающей птицы.

- Ты говоришь, как будто уже все решено, - прошептала она.

- Нет, - он наклонился вперед, его локти уперлись в колени. - Я говорю, потому что хочу, чтобы хотя бы ты это знала.

Тишина снова опустилась между ними, но теперь она была другой, наполненная чем-то хрупким и важным.

- Если ты умрешь... - начала Амая, и ее голос был таким тихим, что он едва расслышал, - я не буду плакать.

Она повернулась к нему, и в ее глазах горел странный огонь - не ярость, не скорбь, а решимость.

- Я просто заберу тебя с собой.

Сатору улыбнулся - по-настоящему, впервые за этот странный и хрупкий рассвет.

- Договорились.

В заброшенном зале на первом этаже, где пыль висела в воздухе, как забытые воспоминания, Амая стояла перед своими тенями. Свет, пробивающийся сквозь разбитые окна, рисовал на полу причудливые узоры, а ее силуэт казался вырезанным из самой тьмы.

Сэцу стояла ближе всех - ее лента на глазах была обращена к Амае, но в ее позе не было покорности, только понимание. Мотодори, самый молчаливый, скрестил руки на груди - его теневое тело казалось более плотным, готовым к бою. Йори смотрит на Амаю и он опускает голову, как солдат перед генералом. Идзанами, Дай завершали круг, а за этим кругом еще десятки теней - каждый со своей историей, каждый со своей болью.

- Сегодня мы идем сражаться с тем, что нельзя победить обычным способом, - сказала Амая, и ее голос звучал в тишине зала, как колокол перед бурей.

Она прошлась взглядом по каждому из них, называя их не по именам, а по тем воспоминания, что связывали их.

- Но мы никогда не были обычными.

Сэцу сделала шаг вперед - беззвучно, но Амая почувствовала ее движение, как собственное дыхание. Дух ее первого наставника, ее первого потерянного человека, протянул руку в безмолвной поддержке.

- Я не прошу вас умереть снова, - прошептала Амая, и ее голос дрогнул. - Но я знаю, что вы останетесь со мной, пока я дышу. Если я упаду, вы встанете. Если Сатору Годжо упадет... вы оттащите его душу назад, даже из лап ада.

Тени не ответили - они не могли. Но воздух в зале сгустился, наполнился чем-то мощным и древним - их клятвой, старой, как сама смерть: оставаться рядом до конца.

- Верные мои... - Амая закрыла глаза, и когда она их открыла снова, в них горел новый огонь. - Пора шагнуть в темноту.

Один за другим тени растворились, вливались в нее - не как рабы, а как часть ее самой. Последней исчезла Сэцу - ее рука на мгновение коснулась щеки Амаи, холодная как смерть, но в этом прикосновении была нежность, которую невозможно забыть.

На улицу солнце наконец пробилось сквозь облака, его первые лучи упали на крышу, где Сатору все еще сидел, наблюдая как город медленно просыпается. Тени вокруг них шевельнулись - не от страха, а как бы потягивались после долгого сна.

Где-то вдали, за горизонтом, воздух дрогнул - первый признак приближающейся бури. Сукуна был близко.

Но в это утро, в этот хрупкий, невозможный момент...

Они еще были живы.