Глава 2. Невидимая черта
Пригород Киото. Старинный синтоистский храм.
«Закрыт для посещения.»
Официальная причина — «реставрация». Настоящая — все монахи мертвы. Их тела не нашли, но стены до сих пор пропитаны чем-то липким и тёмным, что не смывается святой водой.
Ночь. Воздух густой, словно наполнен пеплом. Запах горелой бумаги смешивается с чем-то ещё — чем-то, что шевелится в темноте, даже когда никто не смотрит.
Фонари у ворот мерцают, будто что-то пьёт их свет.
На тропинке перед входом — двое. Между ними — десять шагов пустоты.
Сатору Годжо лениво разглядывает крышу, руки в карманах, будто он на прогулке.
- Ты удивила меня, знаешь? — его голос разрезает тишину, слишком живой для этого места. — Я думал, ты как минимум заставишь меня униженно просить. А ты — сразу: «Хорошо». Без драмы. Даже скучно.
Амая идёт вперёд, не оборачиваясь. Её тень тянется за ней, сливаясь с чернотой храма.
— Я не люблю повторять одно и то же. А ты — любишь слушать себя.
Он смеётся. Искренне, беззлобно. Догоняет её, лёгкий, как будто невесомый.
— Это правда. У меня голос приятный.
— Не для всех, — её ответ тонет в тишине.
Пауза. Только хруст гравия под ногами — как кости, перемалываемые зубами невидимого зверя.
Он внезапно становится серьёзным.
— Но всё же... почему ты согласилась?
Она замирает. Её взгляд скользит по почерневшим стенам, по отпечаткам ладоней на дверях — слишком большим, чтобы быть человеческими.
— Потому что я знаю, каково это — когда тебя используют.
Её голос тихий, но чёткий, будто читает заклинание.
— А ещё хуже — когда используют то, что ты когда-то любила.
Годжо не сводит с неё глаз. Но не давит — просто ждёт, как будто боится пропустить что-то важное.
— Значит, ты думаешь, что за этим стоит кто-то, кого ты знала?
— Нет. — Её ответ короткий, как удар ножом. — Я думаю, что за этим стоит кто-то, кто знает меня слишком хорошо.
Его пальцы на мгновение сжимаются в карманах. Улыбка гаснет, но возвращается почти сразу — слабее, натянутее.
— И всё равно ты пришла.
Она поворачивается, наконец встречаясь с ним взглядом. В её глазах — не страх, не доверие. Просто усталость.
— Не путай это с доверием, Сатору. - Её губы едва шевелятся. — Между «не бросить» и «доверять» — целая жизнь.
Он не отвечает. Только слегка склоняет голову — как рыцарь, принимающий условия поединка.
Внутри храма что-то шевелится. Проклятие зреет, набухает, готовое лопнуть. А снаружи стоят двое сильнейших — и между ними невидимая стена.
Тонкая.
Но пока — непробиваемая.