Холодная Завеса Красного

13.

В полной тишине ночи смотрю на Виктора. Он лежит ко мне спиной и его плечо равномерно приподнимается от дыхания. Я бы могла протянуть руки и сжать его шею, только у меня не хватит сил. Впрочем, он тоже может спокойно сдавить мне горло. И Комитет ему не скажет ничего. Из меня плохой Партнер. Просто никудышный. Я долго не давалась ему в постели после случая с Риго, а сейчас все происходит без желания. Я слегка улыбаюсь, когда мы вместе, и всякий раз ловлю себя на мысли, что рано или поздно он должен догадаться - это ухмылка неприятия.

И почему он меня не прикроет? Неужели я так хорошо скрываю свои истинные чувства, и он не может понять их?

Все это время я вынашиваю какой-то непомерно большой кусок боли, который растет и растет во мне, готовый вырваться наружу. Боли не физической. Боли души. Я чувствую, как к горлу подступает комок, как слезы созревают внутри глаз, в слезных мешках. Но что-то не дает им вырваться наружу. Как будто есть еще какой-то предел. Как будто я не перешла еще черту и могу идти дальше. И есть силы во мне...

Интересно, какой сейчас час? Один из тех трех-четырех, которые он спит? Или один из тех, когда он просто, лежа, думает и смотрит в потолок. О чем он думает, когда не спит?

Наконец, под утро я забываюсь во сне и просыпаюсь ровно в шесть с громыханием гимна. Слышу, как он собирается. Его движения точные и отработанные. Ничего лишнего. Он открывает двери кабинета, ванны. Пропадает куда-то на пару минут, его совсем не слышно и в квартире тишина. Я даже думаю вставать, но вдруг откуда-то он снова начинает громыхать, и я вновь закрываю глаза...

И вот, наконец, он появляется в проеме, и сквозь одеяло кожей я чувствую его прощальный взгляд, молчание несколько секунд, и он уходит. Так происходит уже месяц. Он смотрит на меня перед уходом.

Прости, Виктор, не такого Партнера ты хотел, да...?

Сегодня мой первый день на работе, и я конечно волнуюсь... Вчера я никому не сказала. Решила, что хотя бы первое время, это будет моя тайна.

Мне страшно, что он узнает, и что-то сделает. Не знаю, что. Не знаю, где его лимит, и до каких границ он может дойти, но точно чувствую, что не могу не пойти туда. Как будто чья-то рука сама тянет меня идти и не останавливаться. И я чувствую, что пожалею, но там что-то есть. Что-то, что я непременно должна увидеть, услышать и воспринять.

Собираюсь и оглядываюсь на дверь. Застываю, чтобы не мешал мой шорох. Даже в душе я несколько раз выключаю воду, чтобы прислушаться, не вернулся ли случайно Виктор. Мне кажется, по коридору кто-то ходит, и я, босая и мокрая, тихонько выхожу из ванны. Мне привиделось. Там никого нет. Я просто стала мнительной. Система постепенно сдвигает меня с катушек, я все больше и больше схожу с ума...

И вот, готовая, с красивым длинным конским хвостом и в туфлях, я стою в коридоре. Вождь наблюдает за мной. Интересно, если бы он мог говорить, рассказал бы Виктору, что я опять все сделала не так, как тот хотел? Сказал бы. Конечно, сказал бы. За это я молча строю ему гримасу и хлопаю дверью.

Как у них там, в консульстве, тоже внутри висит портрет Президента? И как выглядят их зоны проживания?

Как оно вообще там все??

Я ведь сегодня ступлю ногой на чужую землю, вдохну их воздух, прикоснусь к секретному. Сегодня я узнаю...

И вот я направляюсь в Консульство на автобусе, который подбирает меня недалеко от главного шлагбаума «Холм-7». Сажусь на свое любимое место, хоть автобус, конечно, другой. Другой автобус и другая дорога.

Еду, думаю, и как всегда волнуюсь. Такое ощущение, что трепыхается сердце. Я понятия не имею, как у них все заведено. Какие у них привычки, менталитет и нравы? Когда мы были маленькими, что нам только о них не рассказывали. И то, что они все больны и заразны, и то, что они все страдают бешенством и агрессивны. Понимаю, это дурость, это все для запугивания нас, чтобы еще с детства мы не смели к ним приближаться. Для меня всегда заграница ассоциировалась с иной планетой. Как будто у них все по-иному. Я понятия не имею, что именно. Возможно, они даже едят не из тарелок. И уж по-любому, если они и есть, то без портрета нашего Вождя на дне. Но вешают ли они портрет своего президента? Какой у них в стране Суперкомпьютер? Какие правила и директивы в Уставе? Едят ли они шоколад свободно или тоже прячутся под одеялом? Возможно даже, они сами вакцинируются от нас...

Когда их начали пускать в нашу страну, в конце второй холодной войны, долго шла полемика по поводу датчиков слежения в теле. В итоге они выиграли, и наше руководство пошло на уступки. Не знаю, чем они пожертвовали взамен, но не пустить тогда журналистов и прочих сюда на территорию Союза наши тоже не могли. Всемирная организация по защите прав человека следит за Союзом давно и непрерывно, точно также как Око Вождя следит за нами внутри страны. Организация по защите прав, ходят слухи, ждет повода вторгнуться со своими догмами к нам, союзовцам, и наши вынуждены были что-то придумать. Они придумали красивую ширму. Занавеску, перед которой все красиво и все счастливы. Но если приоткрыть и заглянуть вовнутрь, то можно много чего увидеть тайного. Только западников туда не пускают. Вряд ли они вообще догадываются, какая жуть творится в остальных регионах и округах. Для того, чтобы передвигаться по Союзу, даже самим союзовцам нужно идти на отстаивание долгих очередей за открепительным удостоверением. Поэтому мало кто знает, что творится за пределами своей рабочей зоны. Да и я сама не в курсе, каково сейчас на Севере... У этой ширмы жесткие прутья, их просто так не отодвинешь... Но иногда мне кажется, что в последнее десятилетие Вождю уже не так страшно прятать правду от чужих. Он потому и стал пускать иностранцев большим потоком. Он как будто готов к вторжению. И когда Виктор сказал, что они строят оружие, я в своих догадках убедилась. Должно быть, уже немного осталось до готовности.

Автобус останавливается рядом с консульской аллеей.

Я выхожу из него и осматриваюсь по сторонам. На аллее несчитанное множество разнообразных представительств прочих стран. Я здесь была всего однажды. Тайком от всех гуляла меж домов, рассматривая решетки, охраняемые грозными мужчинами в форме. Мне тогда было двенадцать. Понятия не имею, что привело меня сюда тогда, может быть тот самый Брэндон Грейси, посол Всемирной Организации по защите прав человека, с которым я надеялась все-таки поговорить без лишних глаз, но это был глупый шаг с моей стороны. В Великом Союзе наивно надеяться сделать что-то без присмотра за тобой со стороны. Я могла не вернуться домой после той прогулки... А сегодня у меня разрешение. Даже если кто-то и заглянет в мою карту перемещений, то увидит право на работу в самом консульстве США, одобренное Великим Союзом.

Мы когда-то гордились тем, что первыми вышли в космос.

А я сейчас, как первый космонавт. Только он видел огромное черное пространство, а в нем никого не было. И все, что пугало его – космос сам по себе. Разряженное пространство без ничего.

Мне кажется, я тоже выхожу в открытый космос. Там много неизвестного и страшного. А я всего лишь маленькая девочка... Кто-то бы сказал, что мне еще в куклы играть, но я здесь. Стою на пороге чужой страны...

Охранник отдает мне пластиковый паспорт и приглашает за высокую железную калитку. Внутри меня уже поджидает крепкая высокая девушка. Она дежурно улыбается и протягивает мне руку. Дежурно, наверное, потому, что я для нее неизвестно кто. Они, должно быть, как и мы, нас тоже побаиваются...

- Меня зовут Стэйси Фриман. Я буду немного показывать, - с акцентом говорит она.

У нас так не делают. Женщины редко протягивают друг другу руки, но я жму ее ладонь в ответ.

- А я – Нина.

Она улыбается, а я стараюсь дышать ровно. И пока мы идем, я смеюсь, потому что Бог, видимо, решил ухмыльнуться. Это ведь первый западный человек в моей жизни. Первый. И у него фамилия Фриман. «Свободный человек».

Девушка ведет меня по коридорам, и я жадно разглядываю все вокруг. Приоткрытые двери в кабинеты, картины, фотографии на стенах. Даже цветы в горшках. Они все улыбаются и спокойно беседуют. Мне кажется, никто не шепчется, и я не вижу камер. Вот кто-то выглянул из кабинета, и теперь смотрит нам вслед. Я оборачиваюсь и вижу молодого человека. Он в костюме, но не сером, а каком-то легком, с подвернутыми рукавами и заплатками на локтях. У него волосы не такие стриженные, как у союзных мужчин, а как будто слегка тронутые ножницами. Он уходит обратно.

Стэйси останавливается возле двух спаренных столов, один из которых занят. За ним сидит девушка, такая же молодая как я, и она мне тоже улыбается. Почему они все на вид такие дружелюбные? Я не привыкла к такому...

- Это Мария, вы будете работать на пару, - произносит Стэйси. – Работы много, и поэтому заявку мы послали.

Она не очень точно выражается, но я все равно понимаю суть. Она имеет в виду, что из-за этого им пришлось обратиться в наше Министерство, чтобы выделили работника.

- Вы подготавливать конечные формы протоколов и официальных документов от Консульства Соединенных Штатов в ваше государство. Официальное общение, понимаешь? - говорит она.

- Понимаю, - отвечаю я.

- Вас только двое союзных, на вас вся надежда.

Это значит, что все бумаги, которые консульство предоставляет в Союз, проходят через Марию, и теперь меня. Я, конечно, догадываюсь, что там все символично, но, тем не менее, мне кажется, что это очень много. Для меня той, которая была еще месяц назад, даже эти бумаги – уже большой шаг вперед.

Интересно, разочарую ли я их, когда придется рассказать, что мой Партнер из КНБ? А может быть, никто из них даже не спросит... Скорее всего они так и будут держаться на расстоянии. Зачем им лишние проблемы.

Я решаю не говорить о КНБ как можно дольше...

Стэйси приносит мне кипу бумаг и хлопает по ней рукой сверху.

- Вот это коряво написано, сначала на бумаге поисправь, потом мне надо показать.

Я киваю.

Мария тихо щелкает пальцами по клавиатуре, очевидно, что-то печатает. Вдруг она застывает и приподнимает голову над монитором. Почти незаметно она закрывает один глаз, как будто бы подмигивая, и скрывается за монитором вновь. Что бы это значило?

Я беру первую бумагу и принимаюсь читать.

«Постановлением от 12.02.2075 года о допуске на территория Великого Союза допустить группа иностранных журналистов Соединенных Штатов Америки в целях подготовки к празднование года Соединенных Штатов Америки в ВС».

Ого, думаю я. Я о таком и не слыхивала. Ни разу за мои восемнадцать никто из рабочих зон не сталкивался с подобным, должно быть все проходит в министерских залах, среди «приближенных». Чтобы не тревожить умы и сердца обычных горожан. Работают, вот и пусть себе работают, не отвлекаются. Чего зря волноваться... Празднования не для обывателей, они для тех, кто из той самой вычурной прослойки из центральной зоны.

Беру ручку и черкаю грамматику, повторения, правлю пунктуацию.

Перелистываю остальные бумаги, читаю и вникаю в информацию. Они все о допусках иностранцев и подготовке к этому мероприятию. Об организации встреч и выступлений. О каких-то соглашениях между двумя странами, ведущими к еще более мирной ситуации. Я читаю и ловлю себя на мысли, о том, как будто бы все это случайно. И у меня ощущение, будто я по ошибке допущена к этим бумагам. Как так? Я, Нина Бергин?

Я еще месяц назад жаловалась на верхушку и мечтала о новостях о мире и внутри страны, хотела больше знаний и правды. А сейчас...? Я уже месяц слушаю о беспорядках в Чили, новых залежах руды и нефти в Венесуэле, о выходе Британии из Европейского союза... Теперь я здесь, в сердце самого что ни на есть иностранного, что только можно придумать в этой стране... Мне в руки дали бумаги и сказали «читай». Небо как будто бы специально тыкает меня лицом во все то тайное, что я доселе грезила узнать... Там наверху точно ничего не напутали?

Сердце начинает бешено колотиться от страха...

Моя смена почти подходит к концу, я перечиркала все бумаги. И вдруг кто-то трогает меня за плечо. Я дергаюсь и оборачиваюсь назад. Позади стоит Стэйси и еще несколько человек. У нее в руках маленький пирог со свечкой, которая горит. Они все улыбаются.

- Я знаю, тебе сейчас не по себе. Наверное... некомфортно, - Стэйси долго ищет в голове последнее слово, - но, ты нам понравиться, мы понаблюдать тебя эти четыре часа.

Из-за соседнего стола встает Мария.

- Добро пожаловать к нам в коллектив. Мы бы хотели, чтобы ты осталась.

Я не думала, что есть какая-то альтернатива, но все равно ее слова меня радуют. Приятно понравиться тем, кому ты даже не пытался понравиться...

Вокруг меня собираются еще люди. Они окружают меня, и я поворачиваю голову туда-сюда, чтобы увидеть их всех.

- Первый день, день номер один. Одна свечка. Загадывай желание, - и она протягивает мне пирог.

Я не понимаю, что происходит вокруг. Это состояние, наверное, зовется встряской и внезапным потрясением.

- Ну же, давай, - командует Мария.

И я невольно задуваю свечку, думая про себя слово «свобода». И они все начинают хлопать, громко свистя. Я поднимаю глаза с пирога и удивляюсь - надо же, уже весь консульский офис собрался возле меня...

- Спасибо вам всем большое, - спешу я поблагодарить, - вы очень гостеприимные!

Стэйси на секунду присаживается возле меня.

- Остаешься у нас? – тихонько спрашивает она, заглядывая мне в глаза.

Я смотрю на нее в ответ. Они все начинают понемногу расходиться, но на их лицах все равно еще виднеются улыбки. И мне кажется, они настоящие. Они о чем-то перекидываются фразами. Кто-то хохочет. И там, в глубине, среди расходящихся по рабочим местам американцев, мои глаза цепляются вновь за него. Этого мужчину в легком костюме с подвернутыми рукавами и волосами, слегка тронутыми ножницами. Он смотрит на меня серьезно, и его ладони сложены в хлопке.

Стэйси ищет глазами то, за что я зацепилась взглядом, но не находит, так как он скрывается среди поздравлявших.

- Даже одно то, что вы меня так приняли, подкупает. Спасибо вам... - говорю я. – Я, конечно, хочу остаться.