Холодная Завеса Красного

12.

Мне на портативный коммутатор приходит сообщение от Вики. Открываю его и читаю:

«Я влюбилась. Надо встретиться».

Господи, ей ведь еще пять месяцев до «спаривания», в кого она могла влюбиться? Это явно не будущий Партнер, а значит, может быть опасно.

Или нет?

Я слишком много думаю. Я не перестаю бояться. Тут, в башне Звездной, я поняла, что Вождь и его Всевидящее Око действительно все видят, как на ладони. Здесь мне стало все яснее и очевиднее, как будто я сама из Ока. Из-за Виктора, из-за близости к комитету и Системе. Как будто семидесятый этаж – вовсе не высота над землей. А уровень знания. Теперь я понимаю, что они что-то допускают. Просто потому что не в силах забрать и уничтожить за неповиновение всех. Иначе в Великом Союзе не останется никого, даже детей, которые нарушают запреты по глупости. Но что-то не проходит мимо них безнаказанным. Где та грань, которую переступать нельзя, потому что она уже приравнивается к тяжелому преступлению, я понять пока не могу, но близка к этому как никогда... В любом случае, то что я вижу в кабинете у Виктора, говорит мне о том, что всегда нужно быть на чеку. Око видит намного больше, чем мы всегда полагали... Нужно быть осторожными.

У меня сейчас только одно на уме. Одно. Не пропасть. Не потерять себя и не стать заложницей обстоятельств. Что я еще могу? Я в этой Звездной башне и так как заложница. Как в сказках. А Виктор – дракон. Только рыцаря, я знаю, никогда не будет. Никто не сможет пойти против Ока. Против Комитета. А даже если и сможет, то вряд ли захочет. Кому это нужно...

Я просыпаюсь каждый день под звуки гимна, и мне страшно оттого, что наступает новый день. И каждое утро я плотно сжимаю веки, притворяясь спящей, только бы не встретиться с ним взглядом. Пока он не стукнет входной дверью. И если бы меня спросили, что ты видишь? Я бы им ответила – не вижу ничего. Ни света, ни темноты. Сплошную пустоту. Не знаю, что и зачем. И если есть Бог на этом свете, пусть скажет мне, почему он ничего не сделает? И почему я продолжаю задавать ему вопросы, не получая никаких ответов. И сколько будет он меня пытать, прежде чем откроет мне суть...

Мы встречаемся с Вики. Она бежит мне на встречу и обнимает меня. Моя дорогая Вики, как долго мы не виделись. Как же я соскучилась по старой жизни и улыбкам. Моя прежняя жизнь казалась мне ужасной и тусклой. Как я ошибалась... Все познается в сравнении.

Вики берет меня за руку и трясет ее, как обычно.

- Как ты? Ну, как ты?

- Сначала расскажи ты, - говорю я ей.

Она делает глубокий вдох, как будто готовится прыгнуть в воду.

Любовь – это и есть прыжок в воду с головой. Так мне всегда казалось. Когда тебя захватывает так, как будто ты на глубине и чувствуешь только одно – эмоции. Страх. Страх потерять. Желание держаться и не отпускать. И на все готов. Даже навсегда остаться там на глубине. Если это последний глоток кислорода. Отдать его тому, кого ты любишь. Лишь бы он всплыл и продолжал жить. И дышать. Готов пожертвовать собой...

Почему мне этого не испытать...?

- Я встретила его на продленке. Он тоже готовится к совершеннолетию. Экзамены.

- Я рада за тебя. Но...

- Представляешь, как было бы классно, - воодушевляется она, - если бы Суперкомпьютер почувствовал, что мы любим друг друга. И назначил нас друг другу.

Мы молчим.

Это было бы здорово, думаю я. Но такого никогда не случалось. И вряд ли когда-то случится. И от этого мне ее жалко. Вот почему везде пишут, что до совершеннолетия очень важно ограничить себя в общении с противоположным полом. Отведет от бед.

Вики опускает глаза. Наверное, она чувствует, что этого никогда не произойдет. Но надежда есть. Она всегда будет. И это, в принципе, единственное, что осталось у нашего народа. Надежда. Ее никогда не убить. Оттого мы еще пока живы.

Я смотрю на нее, сдвинув брови. Ожидание опасности не покидает меня в последнее время. Если раньше я была наблюдателем, который со стороны приглядывает за ураганом, съедающим то, что попадает в воронку, то теперь я в самом эпицентре, он вокруг меня, мои руки вот-вот отцепятся и меня засосет. Когда она рассказывает о своем приключении, мне хочется схватить ее за воротник и трясти в разные стороны. Меня вдруг одолевает ярость.

- О чем ты думала, Вики?? Насколько у вас все серьезно?

Она стыдливо опускает глаза и признается:

- Серьезнее не бывает...

Мне кажется, от нашего крика Всевидящее Око вот-вот обратит на нас свой взгляд. Еще чуть-чуть и его зрачок уставится прямо на нас, как то самый глаз, нарисованный на двери лифта в родительском доме, и никуда не спрячешься. Я приглушаю голос.

- Как можно было быть такой неосмотрительной? А что, если бы датчики сработали? Что тогда? Это один из четырнадцати главных запретов – прелюбодеяние до «спаривания»! – кричу я.

- Они не сработали.

Я затыкаюсь. Как так? Удачное стечение обстоятельств или неисправность ее датчиков? И тем не менее...

- Неужели ты смогла наплевать на то, что возможно случится с тобой, на то, что они могут сделать с тобой, когда узнают? Ты смерти своей захотела? Тебя это не остановило?

Меня почти что трясет, выпученные глаза, дергающиеся веки, если взглянуть со стороны – сумасшедший человек, и стану еще безумнее, если не остановлю саму себя. Нет, нельзя позволить Виктору и его Оку лишить меня разума... я делаю глубокий вдох.

- Прости, я не смогла отказаться от него. Мне показалось, что любовь нельзя менять на пресмыкание... пусть она даже продлиться всего пару месяцев до смертельной инъекции, - мямлит Вики, глядя на меня.

- Пресмыкание? – выдавливаю я сквозь зубы, - пресмыкание?? Что случилось с тобой Вики? Ты больше не боишься, что за тобой приедут? Не боишься не дойти до дома ночью? Не боишься, что твоя сота выиграет подтасованную лотерею в санобработку? Тебе любовь глаза застилает розовой пеленой? Куда делся твой инстинкт самосохранения?

- Нина... это ты... – Вики удивленно смотрит на меня, - я не забыла и не сошла с ума, я просто больше не знаю, что делать... Мне надоело бояться... я так больше не могу.

Мы молчим.

- А ты? – тихонько спрашивает она после паузы.

Я больше не могу скрывать от нее то, как мы живем, и рассказываю ей все, что произошло. И как проходят мои дни. Как он ведет себя и как показывает свою власть. Вики слушает меня, не прерывая.

Мы сидим на зеленой полянке. В этом парке, где всегда сидели на траве после уроков. Мои «5 часов» уже тикают, потому что я в рабочей зоне №4. Потом мы просто молчим.

- Как Риго?

- Он уже подрос. Стал больше. Он – моя отрада.

Она молчит и добавляет.

- Мне кажется, ты зря оставила заявку на работу.

- Уже не отменить... - со вздохом сообщаю я. – И еще мне кажется, что он уже все знает. Потому что целый месяц не приходит никаких уведомлений. Я проверяю каждый день. Только он пока бездействует. Жду, что ночью он начнет меня душить. Или как-то по-другому изувечит за это.

- Тебе не страшно?

- Страшно, - отвечаю я.

Мне и вправду страшно. Но мой страх затмевает ярость. Ярость, которую приходится скрывать, и из-за этого у меня съезжает крыша.

- Если не нашли работу, значит так надо. Господь отвел тебя от беды. Забудь и смотри вперед.

- Что мне делать?

Вики долго смотрит на меня и говорит:

- А что, если ничего не делать? – спрашивает она. - Послушай, - она подминает ноги еще поудобней, - я прочитала кое-что в Большой Библиотеке. О нравах и философиях в других странах. В Китае есть понятие «у вэй». Это когда ты сознательно выбираешь ничего не делать, чтобы оно само сделалось так, как должно быть. Понимаешь?

- Не очень, - путаюсь я.

- Там, - она показывает пальцем наверх, - знают, как должно быть. И там они найдут наиболее правильный способ решить твою проблему. Потому что сама ты можешь пойти не в ту сторону. Прибегни к «Недеянию».

- К недеянию? – изумляюсь я. - Нет, Вики, здесь ты не права.

Она смотрит на меня и спрашивает озадаченно:

- Почему же?

- Потому что все то время, что существует Союз, все это время мы сознательно к нему прибегали. К недеянию. Ничего не делали. Не протестовали. Не сопротивлялись. Последние несколько десятков лет мы и вовсе похожи на дохлую мышь, лежащую лапками кверху...

- Тогда что?

- Не знаю. Не знаю, - я кусаю губы, потому что сержусь, - но мне определенно нужно что-то сделать. Я не могу опустить руки. Если я совсем с ним соглашусь, то я пропала. Я стану не я. Не хочу изменить самой себе. Ведь я не сдаюсь, я не из тех, что сдаются. Не хочу пропадать... - Говорю я. - Знаешь, я сейчас боюсь. Боюсь и молчу. Молчу и боюсь, но внутри я его ненавижу. Ненавижу уже так сильно, что ничто этого не исправит... А еще я ненавижу себя.

Вики притягивает меня к себе и обнимает, но я не могу остановиться.

- Потому что я не знаю, что мне делать. Я как будто в западне, и не могу найти выхода. И даже направления, куда бежать, не знаю... Я так запуталась. Так потерялась... - Я закрываю лицо руками и тру глаза. Они краснеют, но остаются сухими.

- Все будет хорошо, - она гладит меня по плечу.

- Ненавижу себя, ненавижу за то, что терплю... Ненавижу его. Знаешь, я никогда не думала, что буду так сильно кого-то ненавидеть. Что могу, понимаешь, могу, в силах так ненавидеть. Что во мне может скрываться столько ненависти. И злости. Это самое главное чувство, Вики. Я злюсь. На саму себя. На то, что не могу ничего сделать. И от этого снова и снова все больше. Эта злость... я как будто бы состою из нее. Она пропитывает все мое тело. Все мое естество. Она сводит меня с ума. Я настолько переполнена ею, что аж задыхаюсь. Аж чувствую, как иногда трепещет сердце от большой натуги, потому что его питает ярость в моей крови.

Вики вдруг начинает плакать.

- Что он сделал с тобой, Нина?

Я замолкаю.

Моя маленькая Вики...

Кто-то когда-то сказал мне, что каждому дается столько напастей, сколько он в силах пережить. Так вот я думаю, что если я могу это вытерпеть, значит мне это нужно. Но еще я знаю, что как бы я при этом не жаловалась, себя саму пойму только я сама. Никому другому не прочувствовать, насколько тяжело шагать тебе в твоих туфлях. Со своим крестом на плечах. Никому твой крест не пронести, кроме тебя.

Поэтому она сейчас плачет.

- Ты позаботься о себе, - говорю я. – Не бросайся в омут с головой. Через полгода может все случиться так, что будет больно, жалко и поздно что-то менять...

- Я слишком люблю его... Я никогда такого не чувствовала.

Я ей завидую.

- Надо будет, я пойду против Вождя. – Уверенно заявляет она.

- Не говори так! – я хватаю ее за плечи. – Ты ничего не добьешься, кроме своей смерти.

- Почему ты думаешь, что только ты можешь их ненавидеть? – спрашивает она. – Почему ты думаешь, что только ты можешь на них злиться и желать им отмщения?? Посмотри, что они с тобой сделали! Они забили тебя, сделали из тебя маленький злобный шарик, готовый взорваться в любую секунду. Я не хочу того же самого. Я лучше умру.

Я опускаю глаза вниз.

- А я не хочу, чтобы кто-то из моих любимых умер, - отвечаю я ей, - не хочу умереть и самой. Смертью мы ничего не изменим. Это самое легкое, что может сделать человек. И при том, самое трусливое. А я не могу умереть, потому что мне хочется верить, что мы можем что-то изменить. Пусть лучше я буду злобным шариком, чем мертвой. Мы – всего лишь кирпичики одной большой стены. Умерев, мы выпадем, и нас заменят. Им это несложно.

- Что ты предлагаешь?

- То, что если поместить кирпич в неблагоприятную среду, он начнет разрушаться. Они все начнут разрушаться. И стена спадет.

Вики долго смотрит на меня и думает о чем-то.

- Ты пока береги себя. Потому что еще не время. Я еще не придумала как... - тихо говорю я.

- Что как? Ты о чем?

Я мотаю головой.

- Я скажу тебе, как придумаю. Ты только береги себя. Око все видит...

Вики непонимающе мотает головой в ответ, но я не знаю, как ей объяснить, потому что и сама не знаю, что имела в виду.

Мы расстаемся. Мне нужно бежать в прозрачную квартиру на Ленинской, да и мои пять часов подходят к концу. От них осталось только двадцать пять минут, потому что утром я сидела с Риго. Нужно успеть выбраться из зоны, иначе это лишний повод заглянуть в мой паспорт данных. А там есть нарушения, о которых ему лучше не знать.

Бегу на автобус и успеваю заскочить в последнюю секунду. Он отвозит меня до центра. Сегодня мне повезло.

Маленький лифт, грохоча, поднимает меня на двадцать шестой этаж. При выходе из лифта я уже привыкла сразу смотреть сквозь стекло на стену, где висит коммутатор. Вот и сегодня я сразу же ищу его глазами, заранее разочарованно бредя к входной двери. Но, о боги, сквозь стекло виднеется кусочек сероватой бумаги из его принтерного отсека. У меня внутри все замирает. Они что-то прислали!

Как никогда в жизни ускоряю шаг и забегаю в квартиру. Бросаю сумку на пол и аккуратно отрываю напечатанное из отсека.

«Уважаемая Нинель Бергин,

В виду того, что Вы являетесь Партнером работника Особого Отдела Комитета Национальной Безопасности Виктора Киреев, мы рады предложить Вам почетную должность секретаря Генерального Консульства Соединенных Штатов Америки. Великий Союз надеется на Вашу преданность в стенах чужого представительства, так как оказывает Вам большое доверие.

Если Вы намерены принять настоящее предложение, просим незамедлительно связаться с Министерством Связи. Герб».

Я все еще не верю в то, что вижу. Прочитываю снова и снова. Опять пробегаю глазами по маленьким буковкам. Трогаю бумажку, щупаю пальцами герб. Черно-белый, не такой как у Виктора дома. Но это герб. Их герб. Он настоящий. Они сами мне его прислали. И я теперь имею право его трогать.

Я падаю на коленки от радости. Аккуратно прижимаю бумажку к губам и целую. Я не плачу. Меня охватывает огромная необузданная радость. Как будто на меня снизошла благодать. Я долго смотрю на клонящееся к Западу солнце. Неосознанно шепчу «спасибо», задрав голову к небу сквозь стеклянный потолок.

Может быть, это все неслучайно?

Я ведь всегда хотела узнать, кто они такие... Всегда хотела поговорить с ними о том, как там живется за границей.

Спасибо тебе, Виктор. Пусть ты даже сам еще не знаешь, как помог мне...

Я поднимаю трубку коммутатора и смело сажусь напротив. Видеоокно загорается, и в нем появляется женщина в строгом костюме.

- Нинель Бергин, номер KX915866134. Я готова принять предложение на работу в Генеральном Консульстве, - твердо говорю я.

Я совершенно счастлива и чувствую, что отовсюду меня пронизывают лучи энергии, которые дают мне силы и уверенность. Впервые за долгое время я хочу, чтобы скорее наступило завтра...