Холодная Завеса Красного

11.

Мне одиннадцать лет. Мы с Вики сидим на второй парте среднего ряда. Урок в самом разгаре, и преподаватель держит перед собой большую книгу под названием «Устав», зачитывая параграфы вслух, а мы, дослушав его, называем номер только что зачтенного параграфа.

В класс заходят несколько человек в серых формах, и мое сердце сразу учащается – это надзиратели. Я смотрю на календарь: они приезжают только четыре раза в год – по одному разу в четверть, чтобы сделать прививки и принять экзамен по знанию Устава. Прививки – самые болезненные на свете. Но сейчас еще рано, этот приезд явно вне плана. Мы с Вики переглядываемся, не понимая причины их визита, как следом заходят директор и завуч. Преподаватель привстает на стуле и захлопывает Устав, слегка испуганно, но, тем не менее, не забывает проложить между страницами закладку.

- Не вставайте, - говорит директор, усаживая его обратно рукой, - у нас небольшое объявление. На следующем уроке состоится встреча с иностранцем, гражданином Соединенных Штатов Америки. Он – посол Всемирной организации по защите прав человека. Я прошу вас всех проявить чуткость и оказать ему прием, достойный гостей Великого Союза.

Мы с Вики незаметно хватаем друг друга за руки под партой. Она сжимает мои пальцы, и я отвечаю тем же, и нам кажется, что чем сильнее мы сожмем друг другу ладони, тем больше вероятность, что он нас потом увидит и сообразит, что мы хотим ему сказать. Мы уже тогда понимаем, что это абсолютно беспрецедентный случай. Такого никогда не было и больше никогда не будет.

В это время вперед выходит один из надзирателей и начинает зачитывать правила поведения во время его посещения:

- Тем не менее, вы не должны действовать вне правил посещения, а именно:

- Не улыбаться.

- Не приближаться к нему.

- Сидеть прямо.

- В глаза послу организации не смотреть.

- Не рассказывать о жилищных условиях и не отвечать на вопросы об условиях проживания и быта.

- При прямой адресации вопроса, отвечать размыто и пространно.

После этого они все уходят, взяв с нас клятвенные обещания вести себя как подобает гражданину Великого Союза и не ударять в грязь лицом, потому как мы, как они говорят, - граждане самой великой страны. Через несколько минут начинается урок и приходит посол - молодой мужчина в белой рубашке с длинными рукавами и галстуком. Он представляется Брэндоном Грейси и широко улыбается. Он так завороженно улыбается и смотрит на всех открытым, добрым взглядом, что я пропадаю в его глазах. Вики сжимает мои пальцы, и только тогда я возвращаюсь. Мы с ним несколько секунд смотрели друг на друга, и один из надзирателей заметил это. Этого хватит, чтобы за мной приглядывали еще четверть. Через год именно благодаря Брэндону я решу прогуляться по консульской аллее, наверное, ведомая тайным желанием встретить кого-то из иностранцев, и не зная еще, что встреть я все-таки кого-то, то это был бы мой последний день существования. Брэндон оглядывает всех нас, как будто пытаясь что-то найти. Если бы он только знал, как мы боимся... Если бы он только знал, что наше молчание – попытка спасти и себя и его. Мы пытаемся сохранить ему жизнь. И себе, конечно, прежде всего. А эта всемирная организация по защите прав человека... Почему они решили, что могут послать одного человека, который должен смочь кого-то защитить? Чтобы спасти нас, нужно послать целый вооруженный полк, не иначе.

Я не знаю, чем закончилась вся эта история, после того как он ушел. И, наверное, мне никогда не узнать. Но я была уверена тогда, что он пришел слишком рано. Даже если бы исчез сам Вождь, то эта почва не готова была бы взрастить семена свободы еще долгие годы. Возможно даже долгие десятилетия. Потом спустя пару лет я вовсе стала понимать, что Великий Союз просто не сможет принять чуждое ему мышление, пусть даже все вокруг перевернется и наступит благодатное для перемен время. Нет. Чтобы что-то сдвинулось с мертвой точки, чтобы запахло искорками революции, нужно, чтобы кто-то свой, внутри страны, зажег это пламя. Ему поверят. Его услышат. Его поддержат, поднимут на руки и понесут над собой. Но нужны условия и время. Время и условия. Таких у нас нет. Нас всех, кто мыслил более-менее свободно, убивали целыми толпами. Когда мы перестали собираться толпами, нас стали убивать по одиночке.

Мы в западне, Брэндон...

Это был 2070-ый год. Закрепление процесса оттепели между США и Великим Союзом после Второй Холодной войны.

Я просыпаюсь от громкого хлопка входной двери, и воспоминания о вчерашнем вечере всплывают в моей голове. Еще не успеваю до конца сообразить, что где-то рядом должен быть Риго, как он дает о себе знать на моем левом плече. Он уже проснулся и шевелится, лижет мои уши и глаза – видимо в желудке опустело. Мы с ним всю ночь проспали на диване.

Виктор только что уехал на работу.

Развожу молочную кашу, подогреваю ее и слышу, как он кряхтит, рассевшись на одном месте и перебирая лапками в предвкушении еды.

- Мой маленький Риго. Как же мне тебя защитить от Виктора? Ты еще совсем крохотный, сам не можешь за себя постоять...

Маламут уткнул нос в тарелку и живо ест приготовленное мною. Мне кажется, он улыбается и рад вообще тому, что он со мной. Об этом говорит его хвостик.

- Все переживем, да же, Риго? – спрашиваю я и сажусь рядом с ним на пол. Он тут же начинает ластиться ко мне. – Моя ты радость... Поедем жить к родителям, пока ты не окрепнешь? – По крайней мере это будет правильно и верно. Не хочу выводить Виктора из себя. Не уверена, что он однажды не разозлится так, что сделает больно щенку. А потом, когда мы оба с ним станем чуть крепче – мы дадим о себе знать... - Да же, Риго? – маленький щенок не понимает в чем дело, но судя по всему готов идти за мной на край света.

Снимаю трубку настенного телефона и в ней появляется женский голос.

- Добрый день, я вас слушаю, говорите.

- У меня появилась собака, нужно разрешение, - говорю я.

- Давайте уточним ваш паспорт данных.

Я называю ей мой номер.

- Нинель Бергин, вы авторизованы на проживание в двух квартирах, 7-я Ленинская, 160-267 и Холм-7, Звездная 7007. В какую из них отправить разрешение?

Точно, думаю я. Я ведь прикреплена еще и к той, которую нам изначально выдало правительство.

- Звездная 7007.

- Спасибо. На пятом этаже Звездной башни вам нужно чиповать собаку.

Из принтерного окна коммутатора вылезает бумага А4.

- Спасибо, - отвечаю я.

Беру ее пальцами и сразу вижу разницу – бумага плотная и глянцевая. Герб на разрешении выдавлен и блестит как новый пятак. Даже в коммутаторах для Комитета бумага лучше, чем в коммутаторах для граждан...

Со злостью отрываю бумагу и сажаю Риго в рюкзак.

На пятом этаже ему под кожу вводят маленький чип и дают мне несколько красивых голограмм для прикрепления на стены – они означают, что животное в доме разрешено. Как раз к месту, думаю я – у родителей прозрачные стены. Эти голограммы отведут от неприятностей, которые могут создать соседи, если надумают нажаловаться выше.

Риго пищит в рюкзаке.

- Тише, тише, - шепчу я, пока мы передвигаемся по Городу на автобусе. И он замолкает.

Наверное, мой голос успокаивает его.

Лео подарил мне с ним огромное море хлопот. Я не уверена не то чтобы в том, какое будущее могу обеспечить щенку. Я не уверена даже в своем будущем. С определенного момента это будущее стало настолько зыбко и размыто, что я невольно начинаю думать о плохом. Есть ли оно вообще?

Что высшие силы, если они есть, пусть их каждый называет по-разному, Иисус, Шива, Будда, вселенная... хотят от меня?

Что я могу дать этому маламуту?

Что я могу дать этому миру?

Черт с этим миром - какую выгоду ищет во мне Виктор??

Я не знаю точного ответа, и это мучает меня, но мне кажется, что я начинаю чувствовать отгадки. Где-то в воздухе витает еле слышимый шепот вселенной, которая тихонько говорит на ушко, что я что-то должна сделать. Еще не могу понять точно, что именно, но начинаю чувствовать ее слабую подсказку.

- Нееет, никому тебя не отдам, - шепчу я, засовывая голову в рюкзак. – Ты подрастешь, окрепнешь, а потом мы вместе отомстим, - улыбаюсь я, глядя на Риго. – Порвем им глотки... - И это звучит смешно, потому что из рюкзака на меня смотрит маленький пушистый комок с невинными глазами.

Родители встречают удивленно. Они не ожидали меня видеть вот так сразу. И когда я снимаю со спины черный рюкзак, в котором вчера получила щенка, все сразу понимают. Мама сочувственно гладит меня по плечу. Отец молчит, но он все тоже понимает. Я не рассказываю о том, что произошло перед сном – они догадываются сами.

- Его зовут Риго. Я буду приезжать каждый день.

- Может быть, он не совсем уж против? – спрашивает мама.

- Я не хочу рисковать, он совсем маленький. Еще не может за себя постоять.

- Что ты решила делать? – спрашивает отец.

- Посмотрю, что дальше.

У мамы мокрые глаза. Она притягивает меня к себе и целует в обе щеки.

- Не надо, мама, ты же знаешь – не люблю, когда меня жалеют...

Вытаскиваю из рюкзака наклейки и прикрепляю их на стены с нескольких сторон.

- Мы просто будем чуточку сильнее, - шепчу я себе под нос, разглаживая неровности. – Мы просто будем сильнее...

Я беру у родителей адрес, который прислал коммутатор когда-то в день моего переезда. Там указан путь к новой общей квартире, которую мы с Виктором получаем от государства. Риго я оставила у них и забрала обратно рюкзак. Чувствую он мне еще понадобится. По дороге в общую квартиру захожу в аптечный пункт и покупаю таблетки.

- Информация о покупке поступает на Ваш паспорт данных, - предупреждает меня аптекарь.

Это совсем не к месту, думаю я. Нельзя, чтобы Виктор узнал, что я их принимаю. Продавец разводит руками:

- Я действительно ничего не могу сделать. Такой закон.

Такой закон. Такой чертовый закон, что нет ни капли личной тайны. Черт его дери.

- Ладно, посмотрим, что он скажет, когда узнает. Если узнает. Впрочем, конечно, он все узнает, зачем я себя обманываю.

Я отправляюсь в общую квартиру.

Она находится в центральной зоне в юго-западном секторе. Когда я подъезжаю к дому, то вижу почти такую же прозрачную высотку как везде, как та, в которой живут родители. Вот почему Виктор даже и не думал здесь селиться. Неприкасаемая верхушка не любит, когда за ней наблюдают через стенку.

Высотка намного выше, чем в рабочих зонах. Единственное отличие жилых домов в центральной зоне, как я теперь понимаю, в том, что они ближе к центру, если ты работаешь в центральной зоне. Вообще вся карта нашего Города довольно странная. В середине 20-х они начали перестраивать ландшафт в определенной форме. К тому времени Город разросся неимоверно. Примерно пятнадцать лет назад они закончили менять топографический облик столицы. И теперь, если посмотреть на нас сверху, из космоса, мы - одна большая остроконечная пятиугольная звезда. Отсчет рабочих зон ведется с верхнего конца – это рабочая зона №1 и дальше по часовой стрелке. Мои родители живут в рабочей зоне №4 – юго-запад. Сама середина звезды – центральная зона. Внутри зоны делятся на сектора.

Поднимаюсь на двадцать шестой этаж, подношу паспорт к дверному замку, и он меня узнает. Мигает зеленым и открывается. Стекло здесь немного плотнее и мутнее, чем у родителей. Интересно, к чему бы это. Я совсем не вижу соседей через соседскую соту. Квартира – просторный квадрат. Она уже обставлена, как и заведено. Внутри все по минимуму – остальное надо докупить самим, но... вполне пригодится, чтоб спрятаться в случае отступления... Если Виктор затеет войну. Я молчу и сама себя поправляю – если я затею войну...

Наливаю воду и запиваю таблетку. Ну что ж, из запланированного на сегодня – осталось подать заявку на работу, какую-нибудь с неполным рабочим графиком, чтобы уходить после него и возвращаться до его прихода. Чтобы ужин успевать готовить. И всё. Засовываю руку в рюкзак и пытаюсь нащупать портативный коммутатор, но не нахожу. Вот тебе и раз! Забыла дома. Это промах. Злюсь на саму себя, но делать нечего – придется воспользоваться местным.

Впервые в своей жизни поднимаю трубку настенного коммутатора, усаживаясь поудобнее напротив. Происходит соединение, у прибора загорается окно и в нем появляется женщина. Она оператор. У нее строгий черно-белый костюм и шишка из русых волос.

- Я Вас слушаю, - говорит она спокойно.

Спокойствие – это их конек. Что бы вокруг ни происходило – они всегда спокойны. И безэмоциональны. Они – работники государства. Его лицо. И они должны показать народу, что ему наплевать.

- Нинель Бергин, номер KX915866134.

Оператор некоторое время сверяет мои данные и снова говорит:

- Нинель Бергин, я Вас слушаю.

- Примите заявку на готовность к работе. Неполный рабочий день, дневное время.

Она снова опускает голову и что-то сверяет.

- Ваш профильный сектор – административный. Вы можете начать с секретаря. Суперкомпьютер подберет наиболее подходящий вариант в ближайшее время. Ответ вы получите через этот же коммутатор.

- Спасибо, - говорю я и тянусь положить трубку.

- Нинель Бергин, есть у Вас еще какие-то вопросы?

- Нет.

- Всего доброго.

Видеоокно тухнет само. Я еще некоторое время сижу, не двигаясь. Только что я поборола детский страх – поговорила через коммутатор. Убеждаю себя, что все это дурость, и портативный коммутатор, который подарил Виктор – то же самое, что этот. И даже настенный телефон, по которому я несколько раз звонила – еще один отдел того же самого Минсвязи. И бояться нечего. Никакая мозгоправка за мной не приедет.

Устало плюхаюсь на пол прямо там же под коммутатором и облокачиваюсь на стену. Солнце начинает клониться к западу, и его теплые оранжевые лучи слепят меня через стеклянную стену. Я долго щурюсь, сидя на полу, представляя разные фигурки из облачной ваты. Здесь на двадцать шестом этаже прозрачность стен ощущается еще лучше. Может быть, вот почему башни Холм-7 такие высокие и непрозрачные. Чем больше злых деяний ты творишь, тем больше хочешь скрыться от глаз неба? Нет уж, убеждаю я себя, стены вас не скроют... Небо все видит... Вы закрыли последние незапятнанные вашей грязью местечки на земле – церкви, объявив религию пережитком прошлого, но небо все равно все видит, ему необязательно иметь глаза на земле, потому что сверху видно даже лучше.

Я засыпаю там же с рюкзаком в обнимку...

Великий Союз и Великое дело

Наш общий огромный до солнца рывок!

Мы празднуем смело, победу всецело -

Мы одолели имперский порок!

Да здравствует Отечество

Из пепла сотворенное,

Над всеми превзойденное,

Из братьев и сестер,

Мы преданные Равенству,

С капитализмом справились,

Мы сотворили истинное счастье на земле!

Я слышу это сквозь сон. Слова, знакомые с детства, которые мы учили в школе и пели на каждом государственном празднике, стоя в школьной форме с красными ленточками в волосах. Громыхающее пение хора прорывается из коммутатора – он прямо надо мной, и я открываю глаза...

Я все еще в общей прозрачной квартире. Гимн звучит и в три дня и в шесть вечера, и если это шесть – то мне конец. Солнце светит прямо мне в лицо мягкими лучами, и я понимаю, что все пропало. Уже вечер. Часы показывают шесть.

Виктор скорее всего на пути домой, но я хватаю рюкзак и бегу со всех ног обратно. Может быть, я успею...

Дверь в квартиру 7007 открывается со звуком «пффф». Я медленно вхожу, прислушиваясь к звукам из квартиры и стараясь не упустить что-то лишнее. Кладу сумку и ботинки возле двери. Не хочу громко топать. Стопы мягко утопают в поверхности пушистого ковра. Я снова выбираю коридор левее и не спеша иду в большой зал.

- Добро пожаловать домой, Нина, - спокойно произносит Виктор, сидя за столом и держа в руках бокал на длинной ножке с еле желтоватой жидкостью.

Я кидаю взгляд на тарелки. Они наполнены едой, и даже на моей тарелке лежит кусок прожаренного наполовину мяса, как он любит.

- Не стой. Все стынет, - его голос слишком спокоен и это меня настораживает.

Я сажусь на свое место.

– Как сегодняшний день?

- Хорошо, - тихо отвечаю я, стараясь не вкладывать в голос ни капли эмоций. Глядя на еду понимаю, что голодна, и берусь за приборы.

- Где ты была? – пытливо спрашивает он.

- Гуляла.

- Я не прошу от тебя много. Всего лишь быть моим Партнером, - все также спокойно произносит он. А что это значит, знаешь, Нина?

Я смотрю на него и молчу. Догадываюсь, к чему он ведет, но не знаю, что ответить.

- Что это значит, Нина, быть Партнером? – он чуть привстает на своем стуле.

Я задерживаю дыхание.

- Быть Партнером – значит оказывать поддержку, когда твой Партнер устал. Быть Партнером – значит любить и встречать нежными объятиями, когда твой Партнер возвращается домой, - его голос нарастает и становится сильнее. – Быть Партнером – значит прислушиваться к советам и соблюдать правила брачной жизни. Быть Партнером, - он кричит и бросает в меня мой портативный коммутатор, - значит всегда отвечать на звонки своего Партнера, - я не успеваю отклониться и коммутатор прилетает в уголок губы. Она лопается и тут же начинает сочиться солоноватой на вкус жидкостью.

Он встал и смотрит на меня из-за стола. Жду, что он сейчас подойдет и сделает еще что-нибудь.

Экран коммутатора от удара зажегся, и я четко вижу цифру «12». Двенадцать пропущенных вызовов.

- Ты слишком много себе позволяешь, ты потеряла нить того, что называется «приличный гражданин». Таких как ты, отбившихся от истины нужно пестовать и исправлять.

Я замираю. Не знаю, в каком именно значении он здесь имел в виду свое «исправлять».

Виктор уходит в свой кабинет и через минуту возвращается. У него в руках красная маленькая книжка. Та самая, которую можно увидеть повсюду. В начальной школе мы зубрили ее наизусть. Хотя бы одна такая книжка должна быть в каждой великосоюзной семье. Это автобиография с цитатами Вождя, написанная в стиле жизнеописание святого. Когда-то я знала ее от А до Я, но всякий раз меня тошнило, когда приходилось ее открывать, я постаралась выбросить из головы хотя бы половину. Сосредоточение лжи и обмана. Даже имя у этой книги богохульное...

- Ты давно не читала Псалтырь, - громко и напористо говорит он и, подходя ко мне, кладет его передо мной. – Завтра я спрошу у тебя некоторые псалмы, и будь готова ответить.

Я беру книжку в руки и прижимаю к сердцу.

Виктор одобрительно кивает головой.

По крайней мере, сегодня все остались живы, думаю я.