Прислужник Тьмы. Книга 1

   Белый шум, перекрывший собой мысли, с течением времени приглушался, позволяя каким-либо доводам рассудка возникать в голове. Окружающие звуки доходили до сознания неторопливо, вероятно, по причине своего отсутствия как такового. Действительно ли в кабинете были настенные часы или мерное тиканье секундной стрелки лишь мерещилось Николь? Её посетило странное чувство, что она не знает, как много времени прошло с момента её появления здесь. Даже если часы всё-таки были где-то неподалёку, то Николь они не говорили не о чём. Время замерло. Остановилось, превратившись в последовательность бессмысленных действий. Или томительно тянулось, словно золотистый мёд, плавно стекающий с деревянной ложки.

Во всяком случае она до сих пор не утратила ощущения пространства вокруг. Белый шум оставил место для осознания, что Николь находится внутри одного из тысячи кабинетов в штабе Локонте Корпорэйшн, того, что находится в Чикаго. Не одна, в окружении пятерых своих приятелей, спасённых агентами ЛК из плена мертвецких лап. Горло Николь сжалось от подступившей тошноты, стоило ей предоставить возможность недавним воспоминаниям сорваться с цепей. Белый шум усилился, гоня нежеланные мысли прочь, выступая в роли защитника Николь от невыносимой реальности. Порой человеческое сознание склонно пойти на любой из доступных методов абстрагирования, лишь бы сохранить здравость рассудка. Слушать высокочастотное шуршание эфемерного радио в своей голове стало единственным бессознательным выходом для Николь из сложившейся ситуации.

Хлопок закрывшейся двери вышел невыносимо громким. Разрушительным для навесы белого шума Николь. Её плечи едва заметно вздёрнулись, но взгляд, устремлённый на раскиданную стопку бумаг и документов, сохранил тотальную отстранённость. Тяжёлыми, но медленными шагами Артур настиг пустующее место во главе стола. Очередная папка спланировала поверх прочих. Вслед за начальником в кабинет проник агент Брукс, поправляющий воротник белой офисной рубашки, и подобрал себе опасное место в углу кабинета слева от входа. Артур бессловесно прошёлся вдоль панорамного окна, разглядывая огни ночного Чикаго. Опасаясь встретиться глазами с отцом, Лоуренс осмелился окинуть его лишь мимолётным взглядом. Руки Артура сомкнулись за спиной, обхватив пальцами запястье, в то время как по скулам прошлись желваки от стиснутых зубов. Пока что не решаясь озвучить свои мысли в слух, он поставил локти поверх спинки кресла. Сухая ладонь прошлась по глубоким морщинам лба, смахивая испарину. Чем дольше Артур выдерживал молчание, тем томительнее становилось ожидание его приговора для Лэри. Не известно: молчал ли Артур с целью продлить мучения сына от истязаний совести или оберегал его от первого порыва ярости, которая, как бомба замедленного действия, была готова взорваться в любой момент, уничтожая всё на своём пути. Однако судя по шумному, хотя и тщательно контролируемому, дыханию, Артур был на грани взрыва.

– Может, уже скажешь что-нибудь? – подсказал Лэри приглушённым тоном, не сумев бороться с навязчивым желанием ускорить процесс вершения своей судьбы.

Будто в замедленной съёмке Артур поднял голову. Лэри намертво приковав глаза к обложкам документов на столе, всей поверхностью кожи ощущая на себе цепкий и всевидящий взгляд отца, который, подобно рентгеновским лучам, сканировал его изнутри.

– А что ты ожидаешь услышать? – прозвучал ровной и твёрдый тон отца. Не одно лишнее звуковое колебание не повысило и не понизило тембра, так что всякий человек, плохо знающий Артура, не услышал бы в них нотки превосходно-укрощённого гнева. Однако Лоуренсу доводилось прежде видеть отца в состоянии крайнего недовольства, поэтому он обратил внимание на особую интонацию. Звуки, произносимые с расстановкой, звучали до крайности поддельно-спокойно, покрывая якобы «лёгким» тоном металлическую тяжесть. Лоуренс прикусил нижнюю губу, понимая, что отец в ярости.

– Смею предположить, ты злишься... – пробормотал Лэри, выдавив из себя фальшивую улыбку.

Робко скосив глаза на отца, Лоуренс столкнулся с тем самым пуленепроницаемым взглядом, которого так боялся. Ему представилось, что одним велением мысли отец способен вышвырнуть его из штаба, из рядов агентов ЛК и из дома, низвергнуть до уровня работника в какой-либо захолустной забегаловке на автозаправке и полностью лишить наследства.

– Злюсь? – губы Артура дрогнули в кривой усмешке. – Вот как ты это называешь?

Абсолютно не к месту у Лоуренса вырвался смешок. Он откашлялся, приставив кулак к губам в попытке замаскировать подобное недоразумение, и затараторил заготовленный в голове текст оправдания:

– Что ж, это, конечно, прозвучало немного приуменьшено, но суть... – Грохот удара, разнёсшийся стремительной волной по кабинету, вынудил Лоуренса оборвать речь и зажмуриться. На выдохе открыв глаза, он задержал взгляд на напряжённо сжатом кулаке отца, обрушившемся на поверхность стола. Обнаружив свои плечи практически на высоте ушей, Лоуренс слегка опустил их, с целью поддерживать маску спокойствия при свидетелях конфликта.

– Вы хоть понимаете, как сильно нас подставили? – проговорил основатель Локонте Корпорэйшн почти шёпотом, словно боясь прервать созданную им же ватную тишину. – А тебя, Лоуренс, ждёт особый разговор. Ты неоднократно превысил полномочия и пренебрёг кодексом агента.

– Я ориентировался по ситуации, действовал, исходя из лучших побуждений...

– Молчать! – повысил тон голоса Артур, акцентируя слова. – Ни слова, пока я не договорю.

Мрачно уставившись на противоположную стену, Лэри поник головой. Всё ещё опираясь на спинку стула перед собой и чуть подавшись вперёд, Артур отчеканил свою любимую фразу психологического давления, которую применял каждый раз во время серьёзных разногласий:

– Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю.

Лоуренс, с лица которого успели сойти краски, плотно сомкнул челюсти, упорно стремясь что-то разглядеть в пустом пространстве перед собой.

– Отец, давай поговорим об этом позже в отсутствии посторонних... – надтреснутым голосом произнёс он.

– Нет, мы поговорим об этом прямо сейчас, потому что только общественный позор способен хоть как-то до тебя достучаться. Брукс, принеси сюда папку.

Агент Брукс в дальнем углу поднял взгляд на начальника, прижимая к себе доверенные документы. Покосившись на эмоционально задавленного Лоуренса, агент Брукс с сомнением произнёс:

– Сэр, вы уверены, что необходимо? ...

Глаза основателя компании гневно блеснули.

– Уверен.

Повинуясь приказу, агент Брукс несколькими шагами оказался возле стола и протянул папку документов. Оказавшись ровно напротив Лоуренса, Артур распахнул первую страницу, смерив сына уничижительным взглядом исподлобья, и, вернувшись к напечатанному тексту, зачитал вслух:

– Лоуренс Кристофер Виардо де Локонте, исполнительный агент «Локонте Корпорэйшн» среднего звена, обвиняется в многократном превышении полномочий агента, лжи начальству, хранению важной для следствия информации в секрете, побегу от «Локонте Корпорэйшн» с чрезвычайно важным субъектом следствия, нанесении физических увечий коллегам, многократном вмешательстве в следствия других исполнительных агентов, разглашении тайны следствия третьим лицам, подвергание жизни мирных граждан опасности, частичное разрушение поселённого объекта...

– Не я разрушил деревню магов, а Некромант...

Папка, которую держал Артур, шлёпнулась о стол.

– ДУМАЕШЬ, ЕСЛИ ТЫ МОЙ СЫН, Я НЕ ДОВЕДУ ЭТО РАЗБИРАТЕЛЬСТВО ДО СУДА?!

Пустая, звенящая тишина разверзлась по кабинету вслед за криком основателя компании. На этот раз все созерцатели разыгравшейся драмы побоялись не просто шелохнуться, но и взять новый вдох. Слушая шум, пульсирующий в ушах в ритм учащённому сердцебиению, поверженный Лоуренс покорно поднял взгляд на отца. Тот медленно, но звучно выдохнул, прибавляя выражению своего лица расслабленности и рабочей сосредоточенности. Зрачки Артура переместились на прикрывшуюся за кем-то дверь, после чего мимолетно зацепились за опустевший стул Николь, и наконец-то остановились на Лоуренсе. Несмотря на то что Лоуренс, как и приказ отец, смотрел тому ровно в глаза – зрительный контакт оставался лишь поверхностным, как будто Лоуренс не до конца пребывал в этом мире. Выражение его лица вдруг стало спокойным, готовясь услышать какой угодно выговор, однако сжатые челюсти поддерживали напряжение.

– Ты уволен, Лоуренс, – абсолютно спокойным тоном заключил он. – Отныне и впредь ты больше не состоишь в рядах агентов «Локонте Корпорэйшн». Удостоверение агента и оружие на стол.

* * *

Неспособность в полной мере управлять собственным телом делала трудным расчёт физической силы. Дверь уборной, порывисто дёрнутая на себя, шибанулась о стену. Толи ноги, толи торнадо эмоций, закрутившихся где-то внутри и требующих выхода, принесли Николь сюда. Казалось, что тело начинает обретать невесомость, всё более настойчиво отдаляясь от этого мира. В попытке задержаться здесь Николь ухватилась за раковину, заземляя себя и не позволяя провалиться в бездну воспоминаний. Нет, нет, нет! Проступившие на глазах слёзы перекрыли обзор. Белый шум, создавший утопическую идиллию пустоты, был безвозвратно спугнут Артуром. Скрюченная рука, пробивающая себе путь из могилы. Дыхание через рот участилось, отчего в горле становилась всё суше. Где та девушка?! – провопил Бешенный. Николь, всё больше бледнея, нервозно выкрутила кран до отказа. Ей служили маги, которых Тьма наделила бессмертием и силой воскрешения мёртвых. Некроманты. Ледяная вода сначала окутала ладони Николь, задерживаясь в сведённых лодочкой ладонях и стекая вниз, а затем и её лицо. Охраняйте вторую печать... – шептала Хелена. Учащённый пульс грохотал в ушах, перекрывая всякие внешние звуки. Николь... – позвал голос матери, Николь подняла голову на своё отражение в зеркале – голос померк, как астральная проекция. ПОСЛЕДНИЙ РАЗ СПРАШИВАЮ: ГДЕ ПЛЕННИЦА?!?! Грохот в ушах затуманил сознание. Хруст ломающихся позвонков. Бездыханное тело падает на ковровую дорожку.

Николь закричала. Настолько громко, насколько позволили голосовые связки. Что-то лопнуло, приглушая освещение. По зеркалу разошлась ветвистая трещина, образовывая крону и корни дерева. Голоса замолкли.

Стало тихо, даже слишком. Когда излишняя энергия выплеснулась наружу, внутри стало непривычно пусто. Как будто после длительного захламления из дома вынесли весь ненужный сор. Только тяжесть всё сильнее наливалась где-то в глубине её грудной клетки, продолжительная, мучительная, неистребимая. Она окончательно заземлилась, чувствуя себя рабом текущего момент, который казался попросту не имел конца, да и чёткого начала в том числе. Николь потянула вниз, и она, прислонив спину к прохладной керамической плитке, покрывающей стену. Сползла вниз, не желая оставаться на ногах. Неподконтрольные слёзы продолжали сливаться в ручьи и капать с подбородка, но Николь это больше не заботило.

Рука непроизвольно легла на грудь, принимаясь расчёсывать кожу, а позже – царапать. Хотелось прорвать собственную грудь и достать ту самую ноющую боль. Ей вспомнилось причудливое чувство незримой связи, установившееся между ней и второй печатью ещё в заброшенном банке. (Имя, хоть и крутилось в голове, Николь назвать не хотела, опасаясь, что только усугубит эту боль). За всё это время Николь столь привыкла к наличию этой связи, что эта иллюзорная нить будто успела вживиться, становясь неотъемлемой частью самой Николь. Теперь она оборвалась. Николь казалось, будто она сидела на конце обрезанного провода старинного телефона, слушая неисправное шуршание, пытаясь дозвониться в пустоту. Абонент недоступен.

Николь действительно боролась с собой, чтобы мирные и счастливые воспоминания, её и объекта её размышлений, не всплывали перед глазами одно за другим. Как назло, выходило совсем иначе. Всплывали отрывки диалогов, когда они обе делились подробностями своих историй, звучал спокойный тембр голоса, глубокий как бездонное море, мелькали визуальные картинки: свет костра, падающий на острые скулы, силуэт, освещённый луной, сидящий в носу лодки и везущий их куда-то, голубые глаза, слегка прищуренные, когда губы ехидно складывались в усмешке. Что-то неприятно кольнуло, дополняя болезненное чувство сдавленности в груди.

Кайла Эванс.

Ещё вчера они сидели возле обрыва, созерцая с высока тайную деревню магов и звёздное небо над ней. Ещё вчера Николь показывала ей созвездия, делясь интересными фактами об астрономии, а Кайла дарила ей своё внимание, заворожённо слушая и не упуская ни малейшей детали. Ещё вчера у Николь был шанс поделиться своими предположениями, которых она испугалась, ибо могла ошибаться или надумывать что-то; сомнения остудили решимость Николь, лишив её единственного шанса. Но Николь не ошибалась, сейчас она это понимала. Однако уже слишком поздно.

Николь показалось, что она тоже умерла в каком-то философском понимании этого слова. Как долго она просидела в уборной, обнимая свои колени в жесте самоуспокоения – она не знала. Знала только, что время утратило для неё своё значение. Испорченная офисная лампочка то вспыхивала, то потухала – Николь не замечала. Забыла она и про разбитое ею зеркало. Один только вопрос посетил мысли: как давно её мир сошёлся на одном единственном человеке?

* * *

Долина Западных Ветров. Клан Воздуха.

По поверхности реки скользят мелкие волны, размывая отражение смотрящего вниз. Босые ноги, по щиколотку опущенные в воду, прекратили чувствовать колющий холод родникового ключа. Отражающиеся словно в зеркале облака продолжали проплывать вдоль маленькой речушки. Тишина вследствие обособления от оживлённого центра содействовала полёту мысли, а ненавязчивый плеск вечно движущихся потоков подсказывал ответы на вопрос, что предстоит делать дальше. Ощутив, что дальнейшее принятие сложных решений больше не зависит от его точки зрения, Джек предпочёл уединиться на деревянной мостушке возле горного ключа. Замерев, подобно гипсовой статуе в музее, он мысленно перебирал события сегодняшнего утра в своей голове. На обратном пути до Клана Воздуха они значительно сэкономили время, совершив полёт на частном самолёте «Локонте Корпорэйшн» под строгим надзором Артура и агентов.

Оторвавшись от недавних воспоминаний, Джек в очередной раз вернулся к мыслям о том, как запланированный реванш обернулся провалом. Из воды на него в ответ глядел сплошной неудачник, которому не удалось и никогда больше не удастся поквитаться с заклятым врагом, убийцей его семьи, стаи и личного счастья. Джек действительно мечтал прекратить об этом думать, ибо слишком неприятные уж мысли, однако те как на зло становились всё настойчивее. Джек не успел окончательно впасть в уныние, став рабом собственных душевных терзаний, так как услышал несмелые шаги по мостовой за своей спиной. Он обернулся, чтобы увидеть пришедшего. Сложив руки перед собой, Эбигейл ответила ему мягким, источающим внутренний свет, но не вторгающимся в душу взглядом.

– Привет, – поздоровалась она вполголоса, как будто опасалась спугнуть тишину.

Губы Джека сложились в искреннюю, хотя и вымотанную улыбку:

– Привет.

– Не против, если я составлю тебе компанию?

– Конечно же не против.

Стянув с себя туфли одну за другой, Эбигейл примостилась подле Джека и, последовав его примеру, погрузила ступни в воду. Холодок мелкими иголочками пронзил её кожу, заставив едва заметно вздрогнуть, но ног на сушу она не подняла. С течением времени привыкая к температуре, она расслабилась и спросила:

– Как ты?

– Бывало и лучше, – честно признался Джек, испытывая взглядом противоположный берег. – А ты?

– Наверное куда лучше, чем ты.

Эбигейл одарила его мимолётной улыбкой, в которой Джек отыскал грустные нотки. (Ему показалось, что в интонации слов также крылось некое чувство вины, словно Эбигейл испытывала ответственность за свою беззаботность перед несчастным Джеком). Он отследил в себе мысль, что с приходом Эбигейл поток его рассуждений двинулся в более позитивном направлении, реже возвращаясь к травмирующим моментам недавнего прошлого. Эбигейл ничего не говорила, бессловесно разделяя этот тяготящий момент с Джеком. Словно обнадёживающий лучик света, проклёвывающийся сквозь непроглядно сизую навесу облаков, Эбигейл отыскала Джека, чтобы не позволить ему окончательно утратить надежду на спасение. Теплота, зародившаяся где-то в глубине грудной клетки Джека, чуть ослабила тяжёлую ношу, лежащую камнем на душе. Джек был безумно благодарен Эбигейл за то, что она осталась здесь, с ним.

– Говорят, скоро наступит конец света. Кровавое Полнолуние... – проговорила она, разглядывая свои босые ноги. – Можно тебе кое в чём признаться?

– Конечно.

– Я пытаюсь оставаться оптимистичной и всячески поддерживать мой народ, но... на самом деле, мне жуть как страшно...

Ладони Эбигейл, прежде сложенные на коленях, поползи вверх, приобняв туловище в самоутешающем жесте. Она зябко поёжилась, подобрав под себя вобравшие холод ступни ног. С трудом сглотнув, Джек согласно закивал:

– Мне тоже.

Ненавязчивое, успокаивающее прикосновение руки Эбигейл, которая легла поверх ладони Джека, оказало удивительный эффект. Сосредоточившись на её присутствии поблизости, помогло ему возвратиться в реальность целиком, в том числе и мыслями. Когда он поднял взгляд на Эбигейл, лицо её смягчилось, а светлые брови невольно сошлись на переносице:

– Сочувствую вашей утрате. Кайла была хорошим человеком.

Джек заторможено кивнул, безадресно улыбнувшись с горечью:

– Да... была...

Пальцы их рук сами собой переплелись, даря им взаимное спокойствие и поддержку. Удивительно, насколько этот жест благотворно повлиял на обоих: разделив страхи и тоску на двоих, Джек и Эбигейл оставили больше пространства для позитивных мыслей; каждый нашёл своё утешение в другом, демонстрируя понимание и принятие. Неизвестность, страшащая до дрожи, кратковременно отодвинулась на второй план.

– Больше всего я волнуюсь за Николь, – произнёс Джек. – Она переживает потерю труднее всех. Даже не представляю, какого ей сейчас.

– Послушай, – Эбигейл установила с собеседником зрительный контакт, убеждаясь в том, что сказанное ею прозвучит с максимальной убедительностью. – Мы должны оставаться сильными и верить в лучший исход. Отряды «Локонте Корпорэйшн» достаточно многочисленны, чтобы суметь оказать сопротивление Некроманту. Пускай мы не можем лишить его жизни, но мы всё ещё можем отсрочить возрождение Тьмы до следующего Кровавого Полнолуния. Мы должны справиться. Вот увидишь, жертвы твоих родителей, твоей стаи и Кайлы не были напрасными.

Это прозвучало действительно убедительно, как Эбигейл предполагала. Джек не смог удержаться, чтобы улыбка надежды не расцвела на его лице.

– Я надеюсь...

Его взгляд вернулся к собственному отражению на колеблющейся поверхности реки. Из воды на него в ответ глядело приободрённое лицо, вовсе не являющееся неудачником, которому в скором времени предстоит разрушить планы заклятого врага, убийцы семьи, стаи и личного счастья.

Всей поверхностью руки Джек прочувствовал насколько близко к нему сидит Эбигейл. Джеку одновременно стало волнительно от такой близости, но в то же время хотелось оказаться ещё ближе, преодолев это ничтожное расстояние. Они по-прежнему держались за руки; внезапно Эбигейл, точно прочитав мысли Джека, положила голову на его плечо. К щекам Джека прилила кровь, окрашивая их красноватым оттенком, так как сердце его застучало в разы быстрее. Он замер, боясь шелохнутся, лишь бы не спугнуть Эбигейл. Лишь бы она продолжала прижиматься щекой к его плечу, ощущая безопасность в его присутствии. Убедившись, что подобное действие не причинило никому дискомфорта, Эбигейл прикрыла глаза, расслабившись и обвив предплечье парня обоими руками. Джек осознал, насколько уютно ему сидеть вот так: когда эта милая девушка, полностью доверившись, спокойно дремлет на его плече.

* * *

Потоки горячего душа уносили вместе с собой через сток в канализацию ненавистный запах поражения. Чем же пахнет поражение? Кровью – своей и вражеской, сырой землёй и смертью. Напряжение мышц и головную боль также удалось слегка уменьшить, однако последствия передачи управления в руки кровожадной сущности как всегда проявлялись тяжестью в мышцах, мигренью, эмоциональной и физической опустошённостью. Завернувшись в шёлковый халат и прихватив с собой деревянный гребень, Лукреция покинула ванную. Сквозь панорамное окно в комнату пробивались тусклые лучи света с улицы; на одной из четырёх кроватей валялись скомканные вещи, взятые из багажника Мазды в Чикаго. В комнате было безлюдно, если не считать Лукрецию.

Взгляд задержался на зеркале. Гребень скользнул вниз влажной пряди волос, которая предательски путалась на конце, препятствуя движению. Пришлось с силой продирать образовавшиеся комки, чтобы привести причёску в нормальное состояние. Лукреция делала это в автоматическом режиме, не задумываясь, так как её мысли были поглощены абсолютно другим. Вглядываясь в вялые черты отражения, бесстрастно смотрящие в ответ, она размышляла о безумно быстром темпе развития событий в её жизни. Всего лишь месяц назад Лукреция не смогла бы предположить, какими последствиями обернётся её поездка в гости к подруге на летние каникулы. Лукреция пожалела, что выбрала провести время в Даркфоре, вместо того чтобы остаться дома с родителями.

Комната наполнилась присутствием постороннего, кто вошёл внутрь неспешно, и даже несколько неуверенно, осматриваясь.

– Вот ты где.

Когда Лукреция подняла мрачные глаза на отражение Лоуренса в зеркале, лицевые мышцы её остались неподвижны; безразличный ко всему окружающему взгляд вернулся к собственному отражению; гребень дёрнулся вниз, окончательно распутав длинную прядь цвета каштана. Лоуренс шумно вдохнул, быстро пробежавшись взглядом по обстановке комнаты и панорамному окну, после чего его пятерня задумчиво сжала спавшую на глаз чёлку.

– А я искал тебя. Если честно, не знаю, куда себя пристроить, вот и пришёл к тебе.

– Ты не вовремя, – сухо ответила Лукреция, игнорируя обращённый на неё взгляд. – Я бы хотела остаться одной.

– Уверена? Обычно, люди в такие моменты держатся в месте.

Деревянный гребень, ударившись о поверхность стола под давлением руки Лукреции, произвёл глухой стук – более резкий, чем было задумано изначально. В зеркале Лоуренс отыскал мрачный ответный взгляд, смотрящий пристально, словно мысленно приказывая незваному гостю незамедлительно украсить комнату своим отсутствием.

– Не хочу никого видеть, – блёклым тоном озвучила мысли Лукреция. – Просто уйди.

Лэри усмехнулся, демонстрируя ехидный оскал белоснежных зубов. Его раскрытые ладони взметнулись вперёд в примирительном жесте:

– Ладно. Дай мне знать, когда будешь готова вернуться в социум.

Лоуренс покинул комнату также неспешно, как и вошёл внутрь. Дождавшись, когда закрывшаяся дверь ударится о дверной косяк, Лукреция изнеможённо осела на табурет перед туалетным столиком. Обессиленные ноги отказывались держать свою обладательницу над землёй; сложив руки перед собой, Лукреция прилегла на них как на подушку.

Шагая вдоль коридора гостевого корпуса в сторону своей комнаты, Лоуренс запрокинул голову наверх. Над ним протягивались деревянные доски потолка и ряд встроенных в него ламп – корпус был оборудован комфортабельно в соответствии с новыми стандартами застройки деревни магов, но в то же время сохранял былую стилистику, указывающую на близость местных к природе. Его ноги слегка зашаркивали по застеленному сплошным ковром полу; губы Лоуренса двигались, напевая мотив какой-то унылой старой песни. Ироническая усмешка промелькнула на лице бывшего агента, когда в мыслях его посетил очевидный вывод: меньше чем за сутки ему удалость лишиться практически всего, что придавало смысла его жизни. С полнейшим непониманием того, что делать дальше, Лэри приблизился к порогу комнаты.

Надавив на входную дверь и ступив внутрь, Лоуренс почти споткнулся о разобранную на запчасти винтовку в парочку пистолетов, вываленных на белую ткань. Над ними, сгорбившись, возвышался Алекс, скрестивший перед собой ноги и скрупулёзно прочищающий при помощи ёршика дуло револьвера.

– Ого, – Лэри широким шагом переступил через груду оружия и сундучок с инструментами. – А разве оружие тут не под запретом?

– Не думаю, что во время режима ЧС тут есть кому-либо дело до запретов, – задумчиво ответил Алекс, откладывая подготовленный к следующему использованию револьвер в сторону.

Прихватив один из целых пневматических пистолетов с пола, Алекс приступил к очередной разборке механизма. Ступив вглубь комнаты, Лоуренс переместил фокус внимания на второго сожителя – Джека, усевшегося на подоконнике и прижавшего ноги к себе. Задумчиво прищурив глаза, Джек бесцельно изучал непрерывный поток реки за окном. Лоуренс плюхнулся в кресло, раскинув ноги в разные стороны и сложив руки на груди; его глаза вернулись к созерцанию потолка, находя это занятие до крайности увлекательным. Осознав, что тишина способствует возвращению неприятных доводов рассудка, Лоуренс непременно её заполнил вопросом:

– Эй, Джеки! – нарочито бодро окликнул он приятеля. – У меня есть к тебе один разговор.

– М-м? – без особого энтузиазма промычал Джек в ответ, отвернувшись от окна.

– Что происходит с твоей сестрой в последнее время?

С некой задумчивостью Джек свёл брови, после чего мышцы его лица приняли исходное расслабленное положение:

– Ты о чём?

– Ну-у, – Лэри слегка наклонил голову к левому плечу. – Последнее время она до крайности странно реагирует на все мои действия. Да и смотреть она стала по-другому – с какой-то долей холода и поддельного безразличия. Порой мне начинает казаться, что между нами разверзлась пропасть, причём абсолютно на ровном месте. Казалось бы, без всяких предпосылок всё скатилось не в самую лучшую сторону...

Лэри скосил глаза в сторону Джека, проверяя слушает ли Джек его жалобы. Джек и в самом деле слушал – взгляд его внезапно сфокусировался на собеседнике, словно обнаружили его впервые, а затем переместился в сторону, приняв ещё более озадаченное выражение.

– Она отшивает меня уже несколько раз подряд, – добавил Лоуренс, натянув свою любимую маску ехидного оскала.

– Э-э, ну не знаю, – протянул Джек, расчёсывая поверхность своей щеки. – Обычно девушку ведут себя так, когда на что-то обижены...

Лоуренс резко выпустил носом воздух, усмехаясь:

– И на что она может быть, по-твоему, обижена?

– Мне-то откуда знать, она не посвящает меня в подробности своей личной жизни, – прокомментировал Джек, отворачиваясь обратно к окну. – Так что я без понятия.

– Вот именно! – воодушевлённо воскликнул Лоуренс, подкладывая себе локти под голову. – Кто-то вообще понимает, что творится в голове у некоторых женщин?

На заднем фоне, словно за кадром старого комедийного шоу, раздался несдержанный смешок. Лоуренс и Джек одновременно обернулись в сторону третьего обитателя этой комнаты, который на протяжении всего этого времени тихо разбирал и собирал по новой огнестрельные оружия. Сидящий к ним в пол оборота Алекс плотно сжал губы, удержав улыбку.

– Я говорю что-то комичное? – повысив громкость голоса, поинтересовался Лэри. – Тебе Лукреция, случайно, ничего обо мне не говорила? Вы же, вроде как, друзья. У вас там какая-то особая связь. Может тебе известно, в чём дело?

То, с какой незамаскированной едкостью Лоуренс выплёвывал эти слова, показалось Алексу ещё более забавным. Отложив несобранный до конца пистолет, он поднял смеющиеся глаза на соседей по комнате и застывшего Лэри.

– В чём дело? – улыбнулся Алекс, прищурив глаза. – Да ты идиот просто, вот в чём дело.

– Чего?! – губы Лоуренса скривились, обнажив линию зубов. – Повтори, Художник.

Алекс простодушно пожал плечами, не опуская вздёрнутые уголки губ, и переключая собственное внимание на прежнюю работу:

– Ты слышал, что я сказал. И будь твой уровень самолюбия чуть ниже высоты стратосферы, то, быть может, догадался бы сам.

– Так поделись своими умозаключениями, о Великий и Гениальный Александр, – воскликнул Лоуренс с язвительной улыбкой.

Демонстративно покачав головой и вновь принуждённо отложив пистолет в сторону, Алекс развернулся лицом к собеседнику.

– Ты ей нравишься, дебил, – разъяснил он, разобрав последнее слово по слогам. – Она хочет чего-то большего, чем просто интрижка, а ты вечно клеишься к другим девушкам. Вот она и бесится.

Недобрая улыбка довольно быстро покинула физиономию Лоуренса, ослабив мышцы лица. Соединив перед собой пальцы обоих раскрытых ладоней в форме домика, Лэри откинулась на спинку кресла, проворачивая в голове некие мысли. А ведь в чём-то Художник был прав... Однако, Лоуренс был удивлён, что, казалось бы, такой очевидно напрашивающийся вывод не пришёл на ум ему самому. Вернее, Лоуренс предпочёл отмахнуться от этой догадки, по каким-то необъяснимым причинам, прежде чем она успела дойти до осознания, и выбрал поверить в искренность тех слов, произнесённых Лу тем вечером в Даркфоре. Ибо Лукреция и романтическая привязанность к единому человеку – как-то не вязались в голове Лэри (не то, чтобы Лоуренс допускал предрассудки по этому поводу, но Лу ему казалась весьма ветреной девицей).

– Советую просто оставить её в покое, – внёс свой последний комментарий Алекс, извлекая баллончик с обезжиривателем для чистки оружия из миниатюрного сундука.

* * *

Череда аритмичных ударов обрушивалась на увесистую боксёрскую грушу со всех сторон. Перевязанные костяшки пальцев раз за разом встречались с кожаной поверхностью снаряда. Его тяжесть противилась инерции, стараясь сохранить нейтральное положение. Неподвижности груши также способствовал человек, подпирающий сзади. Глухой стук учащался. Мышцы плечевого сустава постепенно немели, кулаки адаптировались к нарастающей боли, теряя всякую чувствительность, но запас энергии по-прежнему не иссякал. Сосредоточенность на порывистых движениях рук вытеснила побочные мысли. Капельки пота стекали вниз по шее вдоль позвоночника. Короткие поверхностные вдохи не позволяли набрать полные лёгкие кислорода, вызывая некое чувство удушья. На пламенном лице проступила испарина.

Шаг назад. Молниеносный взгляд на неодушевлённого соперника. Коротка пауза перед очередной серией атак, после которой всё запустилось по новому кругу: стуки ударов, ускоряющиеся и сбавляющие темп, частое и поверхностное дыхание, вызывающее дерущее чувство в горле. По изначальным расчётам излишней физической энергии уже надлежало бы иссякнуть. Но она рвалась с необычайной резвостью, вымещаясь на спортивном снаряде в виде кулачных ударов. Отшлифованные за долгие годы тренировок движения наращивали темп – в ход пошли ноги, повторяя движения со времён тхэквондо. Нанеся воображаемому противнику фатальный удар, Моника отступила на шаг.

Только сейчас она обратила внимание на то, что окончательно выдохлась. Словно тюремными колодками её руки потянуло к земле – такими тяжёлыми они показались – Моника, согнувшись в спине, упёрлась ими в колени, восстанавливая дыхание.

– На сегодня достаточно, – заключил Джонсон, немного оттолкнув боксёрскую грушу от себя.

Без всяких возражений Моника кивнула, выпрямилась и присела на длинную скамью, протягивающуюся вдоль стены спортивного зала. Судорожно откинув крышку бутылки, она припала пересохшими губами к горлышку. От жадных глотков пластиковые стенки вогнулись во внутрь, и приятная прохлада разлилась во рту и горле, увлажняя его и снимая прежнее болезненное чувство. В висках всё ещё пульсировала кровь, разогнанная ускоренным сердцебиением по венам, а на щеках проступил едва заметный пунцовый оттенок, опаляющий кожу лица. Моника разместилась поудобнее на деревянной скамейке, отчего взмокшая майка отлипла от спины; ладонь стёрла покатившийся по лицу пот и отклеила волосы ото лба. На шею ей опустилось чистое белое полотенце, заботливо предоставленное Джонсоном. Тот опустился на скамью возле ученицы.

– Устала?

– Самую малость.

Моника благодарно кивнула, снимая со своих плеч полотенце, и провела им сначала по лицу, а затем по волосам, вследствие чего короткие чёрные пряди вздыбились над головой. Вероятно, в данный момент она отдалённо напоминала человека, которого хорошенько шибануло током. Глубоко вдыхая и мерно выдыхая, Моника опустила взгляд на перемотанные эластичными бинтами кисти рук, которые были сложены поверх коленей. Сжала и разжала ладонь – та отозвалась ноющей болью в фалангах. Она дёрнула за торчащий краешек бинта, развязывая узел.

– Слышал, итоги сражения были неудовлетворительны, – прервал тишину Джонсон, глядя на ученицу чуть искоса.

– Да, – ответила Моника, разматывая забинтованную ладонь. – Мы потеряли сильного союзника.

Высвободившись из плена бесконечно длинной ткани, Моника скомкала её в несколько раз и положила рядом. Её брови нахмурились в задумчивости, когда она разглядывала наливающиеся кровяные потёки в области костяшек, не так давно претерпевших многочисленные встречи с поверхностью спортивного снаряда; здесь же вырисовывались узор из старых шрамов, успевших побелеть и стать практически незаметными – напоминания о том времени, когда Моника только училась работе с метательными ножами.

– Наш народ тоже перенёс потери, – прокомментировал сложившуюся ситуацию Джонсом, краем глаза рассматривая ту же картину. – Одиннадцать талантливых юношей. Ещё пятнадцать у лекаря – ранены.

Он замолчал, задумчиво постукивая по поверхности скамьи, но спустя некоторое время добавил:

– Это война. А на войне гибнут хорошие бойцы.

Аккуратно сведя пальцы в кулак, Моника легонько дотронулась мест ушиба, которые с каждой секундой становились всё более синими и слегка кровоточили.

– Она была не просто бойцом, – с некой философской задумчивостью ответила она, не отвечая на взгляд Джонсона. – Она была одной из нас. Мы сражались плечом к плечу, молча доверяя друг другу свою жизнь. Для меня – это высшая степень доверия.

Внимательные чёрные глаза обратились к собеседнику, будто вопрошая, каковы его мысли на этот счёт. Джонсон перечить не стал – лишь понимающе кивнул в ответ.

* * *

На входе в гостевой корпус очень кстати пристраивалась небольшая веранда, огороженная достаточно высокими деревянными перилами, доходящими Алексу почти до груди. Поэтому на них было достаточно удобно закинуть локти и созерцать солнце, практически севшее на острые горные хребты. Перила представляли собой простую конструкцию из пары перекладин, не оснащённых резными узорами, коими был усыпан весь дом Лайтборнов, однако несмотря на простоту, стиль этого здания был приятен глазу. Между двух пальцев левой руки была зажата дымящаяся сигарета. С некоторой периодичностью Алекс вдыхал табачный воздух, способствуя размышлениям о жизни, а затем, насытившись этим ароматом, выпускал клубящиеся потоки из лёгких.

Его внимание привлекло появление человека на террасе, кто выскочил из гостевого корпуса и довольно быстро пронёсся мимо Алекса вниз по ступеням. В его поле зрения промелькнул кудрявый затылок Лукреции и её белая рубашка, подпоясанная на талии.

– Лу? – выдохнув, Алекс оказался в дымовом облаке и закашлялся, отмахиваясь.

Этого времени хватило, чтобы она скрылась из вида. Алекс перевесился через перила, взглядом высматривая приятельницу и обнаружил её, шагающую в направлении центра деревни. Так и не определив: не заметила ли она его или просто избегает общения, он принял решение догнать Лукрецию. Кинув сигарету на каменную дорожку, Алекс проехался по ней носком ботинка, чтобы потушить окончательно, а затем устремился вдогонку. Постепенно сокращая дистанцию, Алекс упёрся взглядом в знакомый затылок, чтобы не потерять из виду. Лукреция как-то нервозно завела прядь волос за ухо и отдёрнула руку, когда Алекс пристроился рядом:

– Привет! Что нового?

– Лэри – идиот! – фыркнула Лукреция, закатив глаза. Внезапное появление Алекса не стало для неё сюрпризом, вероятно благодаря вампирскому чутью, а значит вторая догадка Алекса оказалась верна.

– Вообще-то я спросил: что нового, но да ладно.

Лукреция вдруг резко затормозила, что пришлось сделать и Алексу. Когда его вопросительный взгляд обратился на приятельницу, ту шумно выпустила воздух через рот, борясь с внутренней фрустрацией.

– Давай... сядем где-нибудь? – предложила ла она, на этот раз говоря более сдержанно.

Алекс участливо кивнул, предлагая уединённую беседку в поле в качестве места, где можно было бы посидеть. Пришлось сменить траекторию движения и направиться обратно, удаляясь от людного центра. Лукреция держалась непривычно тихо, прислонив локти к туловищу и нервозно прокручивая кольцо на указательном пальце; в то же время шагала она чрезвычайно быстро, так что Алекс едва поспевал за ней. Наконец-то люди и полуразрушенные строение остались где-то позади, а выложенная камнем дорога вывела их на открытое пространство. Настигнув рекреационную зону, Алекс и Лукреция разместились внутри одной из беседок.

Выжидающе сложив руки перед собой, Алекс выразительно покосился на приятельницу. Однако задавать вопрос не стал, предоставляя ей возможность высказаться самой. Лукреция лишь вяло подпёрла голову обеими руками, массируя виски, а после подняла взгляд на собеседника, тихо, почти шёпотом, вопрошая:

– Как ты со всем этим справляешься?..

Алекс поднял брови в удивлённой гримасе:

– Справляюсь с чем?

– С нервами, – сглотнула слюну, она бледно улыбнулась. – Ты выглядишь невероятно спокойным. А я... как бы ни хотела выкинуть это из головы, всё равно каждый раз, закрыв глаза, я вижу бездыханное тело Кайлы на ступенях...

Собранные пальцы Лу прислонились к губам, обрывая дрожащий голос. Её глаза испуганно округлились, словно озвученный ею факт, о котором молчали все они, не мог оказаться правдой до тех пор, пока не был воплощён в слова. Говоря об этом, Лу будто невольно подчёркивала свершившееся, превращая это в истину. Алекс ответил не сразу. Он прищурился, отчего сложилось впечатление, что он пытается прочесть выведенный мелким шрифтом ответ на поверхности деревянного стола.

– Никак, – спустя некоторое время выдал он. – Тут поможет только время. Наверное, внешне мне и удаётся сохранять хладнокровие, но не в душе. Я в ужасе, как и все остальные.

– Мне и внешне сохранять не получается, – Лу нервно хихикнула, заправляя выбившуюся прядь за ухо.

Она привстала на скамье, подминая подол юбки под себя и попыталась усесться поудобнее, но, к сожалению, новая поза вновь показалась некомфортной, и Лу сменила положение в пространстве на прежнее.

– Просто... – снова подала слабый голос Лукреция, – Если честно, весь этот день я думала о Кайле. Она не заслуживала смерти...

Поймав на себе двузначный взгляд собеседника, в котором явно крылось напоминание о их с Кайлой взаимоотношениях, Лу подскочила на месте и воскликнула:

– Да-а-а, я помню, как я её недолюбливала первое время, можешь не напоминать! Но сейчас то я о ней другого мнения!

Чтобы выразить все свои мысли на этот счёт, Алексу хватило только выразительно покачать головой, а Лу уже продолжала объяснять себя и своё поведение:

– Тогда я считала её выскочкой. Даже прозвище дала – Дочка Дьявола. Мило, правда? – Лу выдавила из себя улыбку, однако та не затронула глаз. – Теперь, моё мнение изменилось. Ведь она спасла жизнь Джеку, рискуя собой и кинжалом Тьмы, а ведь это значит многое! Будь она такой сволочью, которой я её считала, она бы спасла себя только. Так ведь? Так! Значит, она вовсе не так похожа на отца, как я думала. У неё есть совесть, даже нет, благородство, а это говорит о многом! Очень жаль, что судьба оказалась так неблагосклонна к ней. К тому же, и сама не понаслышке знаю, какого это, умереть...

Как-то резко остановив поток слов, которые были готовы сыпаться с её уст одно за другим, Лу уставилась куда-то в сторону, предоставляя Алексу уникальную возможность внести свой комментарий в обсуждение. Тем не менее, Алекс предпочёл промолчать, с каким-то особым упоением обратив взгляд на полосу красного закатного солнца, нависшую над силуэтом гор. Немного насладившись звуком вечерней тишины, Лукреция неожиданно резко встряхнула волосам и оживилась.

– А знаешь, что? – воскликнула она приободрённым тоном. – К чёрту всё это! К чёрту Лэри, Кайлу, Некроманта и Кровавое затмение. К чёрту-у! Теперь это не наша проблема!

Она стукнула двумя пальцами о стол, делясь своим оживлением с Алексом.

– Пора сменить тему для разговора.

– Вот с этим я согласен, – улыбнулся Алекс.

– А мне и вправду полегчало, когда я высказалась! – усмехнулась Лу. – Ты уж прости, что пришлось выслушивать моё нытьё...

Виновато поджав нижнюю губу, Лукреция направила два указательных пальца друг на друга. Алекс только отмахнулся в ответ:

– Не бери в голову. Вот если я начну жаловаться на свою жизнь, тогда уже простыми извинениями не отделаюсь.

На лице Лукреции проступила улыбка, на сей раз – подлинная.

* * *

Последний месяц жизни, начиная с того момента, как Николь покинула стены своей школы, превратился в один единственный нескончаемый и оттого мучительный день. Время суток сменяли одно за другим – декорации в театре, не более чем задний фон, не влияющий на сюжет спектакля – за ранним утром пришёл день, его позже сменил вечер, а теперь ночь вот-вот заявиться на свой пост. Но сейчас всё это потерялось на фоне недавних событий, утратило всякую значимость, казалось нелепостью, не стающую внимания и только раздражающую нервы. В один момент Николь просто осознала, что переместилась из коридора «Локонте Корпорэйшн» и оказалась сидящей на бревне напротив разгорающегося костра. Цепь событий, произошедших после смерти Кайлы, потеряла всякое значение и казалось чем-то абстрактным, неосязаемым и таким далёким. Николь сидела почти неподвижно, уткнувшись носом в ворсистый воротник свитера Лукреции. Её почти насильно заставили сменить перепачканную сражением одежду на чистую, а потом смыли с неё грязь и кровь. Николь было настолько плевать, что она даже не испытала стыда за свою наготу, когда штабные врачи соскребали мочалками с её кожи последствия боя. Только сейчас, когда пустой желудок сжался, Николь задумалась над тем, что давно ничего не ела. И не хотелось. При одной только мысли становилось тошно. Наконец-то удалось сбежать от навязчивого общества и остаться наедине со своими грёзами, прислушиваясь к убаюкивающему треску угольков в костровой яме. Именно на этом месте, где совсем недавно сидели они с Кайлой, Николь окончательно отдалась воспоминаниям...

Вечер пятницы. Театральная постановка. Доносится приглушённый звук музыкальных инструментов и людские голоса. На языке горьковатый привкус пунша, пудрящий рассудок. Великолепно мелодичный и неторопливый, словно тщательно выискивающий каждое слово тембр голоса сопровождал этот вечер. В ту ночь Кайла раскрыла свою таинственную душу Николь, делясь частицей конфиденциальной информации, которой прежде владела только она одна. Николь вспомнила каждый разговор по душе наедине с Кайлой, воссоздавая в памяти её реплики и мимику, как Кайла любила хитро прищуриваться, когда улыбалась. Мысли крутились вокруг их самой последней беседы, когда Николь едва не села в лужу стыда и позора. Интересно, Кайла догадалась?.. Она хотела что-то сказать, когда...

Не думай. Николь стиснула кулаки с такой силой, что ногти болезненно впились в ладони. Больше всего она корила себя за то, что не решилась испытать судьбу, побоявшись неприятных последствий. В итоге, момент был упущен.

«Спокойной ночи, Ведьмочка» – сказала Кайла в ту ночь, прежде чем уйти.

Ведьмочка. Только Кайла звала её так.

Стало горько от кома, в который раз подступившего к горлу. Вдавив ногти в ладони с большей силой, Николь с трудом его проглотила. В глазах ощущалась явная сухость, словно в них засыпали песка, как явное последствие длительных слёз. Но на плачь больше не осталось энергии, как и на прочие движения.

– Ник... – обратился к ней Джек мягко, но убедительно.

Николь продолжила сидеть неподвижно, ссутулив спину, и оттого она казалось такой маленькой и беспомощной на фоне полыхающего костра.

– Тут лежат печенья с шоколадом, твои любимые. Хочешь?

Какое-то время Ники поддерживала угнетающее молчание. Но затем, когда слова дошли до её осознания, она медленно покачала головой. Джек постоял рядом, неуверенно сминая бумажный пакет в руках, но всё-таки решил присесть возле Николь у костра.

– Я знаю, что ты сейчас испытываешь, – прошептал Джек, отчего его брови страдальчески свелись. – Я тоже терял близких людей, понимаю, какого это. Пускай, Кайла не так давно стала частью нашей команды, но мы успели привязаться к ней.

Джек перевёл сочувственный взгляд на Николь, проверяя её состояние: красные, воспалённые глаза моргали до крайности медленно, словно Николь впала в режим энергосбережения; его слова не повлияли на выражение её неподвижного лица.

– Нам всем тяжело пришлось. Но ты была ближе всех к ней...

– Это моя вина, – отчеканила Николь мертвенным голосом, сверля взглядом дыру в костровой яме.

– Вовсе нет! – изумился от такого заявления Джек. – Твоей-то вины тут точно нет!

– Я впутала её в эту историю. Я привела её в нашу команду. Если бы не я, вероятно она была бы жива, – настойчиво проговорила Николь, отчего её голос задрожал.

Джек приоткрыл рот и придвинулся ближе:

– Ник, не говори так! Если бы мы не нашли её, то это бы сделал Некромант.

– Нет. Я настояла на том, чтобы не отдавать её Артуру. Возможно, «Локонте Корпорэйшн» смог бы помочь ей... Мы бы не потеряли оружие, не проиграли бы битву, и Кайла бы не...

Голос подвёл её окончательно, так что Николь умолкла, оставив свою мысль открытой. Но Джеку и не нужен был конец фразы, чтобы понять. Воспалённые глаза Николь, отражающее пламя огня, стали ещё более блестящими от проступивших слёз. Не сдержав громкого всхлипа, Николь заткнула рот рукой. Джек накрыл её плечо своей ладонью, слегка сжав его в успокоительном жесте, от чего Николь вздрогнула, но не отодвинулась.

– Тут нет твоей вины, Ники. Если уж мы втянули её во всё это, то ответственность лежит плечах каждого из нас. Мы понесём эту ношу вместе. Прошу, не отталкивай нас...

Николь приглушённо всхлипывала, глотая солоноватые слёзы. Больше Джек ничего не говорил, а притянул её к своему плечу, позволяя Николь уткнуться в него. Николь ощутила лёгкое и ненавязчивое прикосновение к своим лопаткам его ладони, которая приободряющее поглаживала её спину. Слёзы продолжали катиться по щекам, губам и подбородку, впитываясь в кофту Джека, но Николь больше не пыталась их сдержать. Сейчас она, кажется, осознала, что вовсе не одинока в этом мире и у неё до сих пор есть друзья, неравнодушные к её горю. Почувствовав спокойствие и защиту в объятиях Джека, Николь начала успокаиваться.

Не желая тревожить Николь, Джек только повернул голову на звуки приближающихся шагов. Однако услышавшая эти шаги Николь подскочила в том числе, и они оба обнаружили перед собой Френсис. Но что-то не так было в её взгляде – скачущем и нечётком – и в неспокойно движущихся руках, расправляющих на себе домашний халат – определённо не лучшую для ночных прогулок. Обнаружив на себе два изучающих взгляда, Френсис приоткрыла рот, но не издала ни звука, будто не могла подобрать верных слов.

– Френсис? Что-то случилось? – задал насущный вопрос Джек, чувствуя, как пульс учащается из-за странного предчувствия.

– Эбигейл пропала.