ВОЕНКОМ Часть Первая

Кёрт ехал по пыльной дороге, держа коня на ровном, упругом галопе. Солнце, тем временем, опустилось ниже.

Воздух наполнился горьковатым запахом горящей травы, который бил в ноздри всё сильнее. Конь вскинул голову, зафыркал, будто чуял беду.

Вскоре, за изгибом дороги, Кёрт увидел чёрный дым. Он поднимался толстым столбом, рвался в небо, которое уже начало темнеть к вечеру.

Кёрт натянул поводья, конь сбавил шаг, потом перешёл на шаг осторожный, напряжённый. Деревня встретила его потрескивающими остатками крыш. Одноэтажные деревянные дома стояли с обвалившимися стенами, крыши провалились, изнутри вырывались огненные языки. Кое-где пламя уже стихло, оставив чёрный, сожжённый скелет.

Вдоль главной улицы лежали тела. Мужчины с опалёнными лицами, женщины в порванных сарафанах, дети, так и не успевшие убежать.

Ветер шевелил угли, уносил сгоревшие клочья соломы и треск горящих балок. Слышался только слабый шелест пламени и редкие, тяжёлые трески рушащегося дерева.

Кёрт спрыгнул с коня, оглянулся. На земле валялись следы подков, разбитые следы тяжёлых сапог. Он наклонился, коснулся земли рукой. Грунт был взрыт, как после погони.

Он медленно прошёл по улице, глядя на тела. Лицо его оставалось твёрдым. Только взгляд, холодный и тёмный, выхватывал детали — запекшуюся кровь на крыльце, детскую куклу, лежащую в пепле, обугленное корыто у колодца. Никто из убитых мирных жителей не сопротивлялся, лишь пытаясь спасать свои семьи. Никто из них не был вооружен. Очевидно, что нападавшие не понесли потерь в данной схватке.

Он внимательно осмотрел деревню на предмет выживших, но ему удавалось зацепить взглядом лишь мертвых.

Кёрт вел коня медленно, всматриваясь в дым и обугленные стены. Он остановился у одного и домов. Там, у порога, лежала семья.

Мужчина в рабочей рубахе был повален на спину, глаза выкатились, рот приоткрыт, словно хотел крикнуть и не успел. Рядом с ним лежала женщина, раскинув руки, прижав к себе девочку лет пяти. У девочки лицо было закрыто грязной косынкой, одна рука зажата в кулак.

Он провёл взглядом по телам. На груди мужчины широкая рассечённая рана, рубаха пропитана кровью, ткань прилипла к телу. У женщины глубокий рез под ключицей, в боку ещё один, сквозной. Девочка была пробита под рёбрами коротким, чистым ударом.

Он коснулся пальцами остывшей кожи мужчины, поднял край одежды, глядя на линию раны: глубокий разрез, ровный, как проведённый холодной рукой палача.

Кёрт выпрямился, задержал взгляд на женщине. Он заметил, как волосы её слиплись от крови, как у девочки распухли пальцы, зажатые в последнем движении.

Обернувшись к коню, он подтянул поводья. Его лицо снова стало неподвижным, лишь взгляд потемнел, стал жестче, как закалённая сталь, наполняясь злостью.

Кёрт выехал за пределы сожжённой деревни, держа коня в ровном, упругом шаге. Дорога была забита свежими следами копыт — земля вздыблена, местами даже тёмные пятна крови, размазанные пылью.

Воздух был тяжёлый, пах дымом и гарью. Ветер тянул сизые полосы дыма к небу, будто чёрные знамена.

Спустя полчаса пути он увидел впереди новую деревню. Уже на подходе слышались крики, звон металла и визг.

Он выехал на пригорок и замер. Внизу, у длинной улицы, клубились языки пламени. Горели дома, сараи, загоны. Дым застилал солнце, окрашивая его в мутно-красный цвет.

Меж домов метались фигуры. Мужчины с вилами, топорами, кто-то держал старые ржавые косы. Их лица были чёрные от копоти, глаза горели. Они шли на коней, отбиваясь, орали друг другу.

Казаки скакали по улице, рассекая ряды селян. Сабли мелькали, как быстрые вспышки. Один казак ударил мужчину в грудь, и тот рухнул сразу, даже не вскрикнув. Другой, на сером коне, махнул шашкой вбок — кровь взлетела дугой, обдав стоящих рядом.

Селяне не отступали. Один бросился под коня, вонзил вилы в брюхо животного. Конь взвился, сбросил всадника. Мужики тут же кинулись на казака, кто-то вонзил топор в шею, кто-то ударил камнем по голове.

В другом конце улицы трое мужчин окружили казака, пытаясь сбить его с седла. Один зацепился за ногу, второй тянул за повод, третий бил по руке топором. Казак бил саблей вслепую, оставляя на их телах длинные кровавые прорези.

Кёрт смотрел сверху. Его взгляд быстро изучал поле боя. Он видел, как один казак догнал старика, вонзил саблю прямо в спину и вытянул обратно с лёгким, отточенным движением.

Кёрт ехал прямо к горящей деревне, туда, где стучали топоры и мелькали сабли. Его лицо было сосредоточенным, а дыхание ровным.

Кёрт влетел в горящую деревню с ревом копыт и вихрем пыли. Он выхватил автомат с плеча, передёрнул затвор. Первого казака заметил у крыльца — тот поднимал саблю над мужиком с топором. Кёрт дал короткую очередь в туловище врага. Казак дёрнулся, упав на повал с крыльца, уронив саблю.

Дальше он резко повернул коня. Два казака вылетели из-за амбара. Один махнул рукой, увидев Кёрта, принимая его за своего. Лицо его расплылось в кривой ухмылке.

Кёрт вскинул автомат и выстрелил. Пули пробили грудь казака, тот рухнул на землю, едва разжав пальцы. Второй замер, его глаза расширились от непонимания. Кёрт не дал ему времени, выстрелив снова, прожигая того на сквозь.

Конь нёс Кёрта дальше по улице. Слева мелькнул силуэт крестьянина с вилами. Он закричал, махнул в сторону Кёрта:
— Налётчик! Убить коня!

Другой селянин выхватил вилы и метнул их. Кёрт пригнулся, вилы пронзили воздух и воткнулись в землю, зацепив только край седла. Конь взвился, но Кёрт удержался.

— Свои! — рявкнул он, но селяне не слышали, ослеплённые паникой и дымом в пылу сражения.

Ещё один старик с топором попытался рубануть по коню, но Кёрт оттолкнул его ногой, развернув лошадь.

Казаки заметили стрельбу. Двое остановились посреди улицы, глядя на Кёрта с непониманием. Они думали, что он один из них. Один крикнул что-то, размахивая саблей.

Кёрт повернул автомат, дал короткую очередь. Казак схватился за горло, осев на землю, кровь быстро растекалась по его груди. Второй развернулся, хотел что-то выкрикнуть, но получил пулю в висок. Его тело упало в кучу горящих досок.

Оставшиеся казаки, наконец, поняли, что мужчина с автоматом сражается не на их стороне. Лица их вытянулись, а глаза метнулись к выходу из деревни. Один закричал что-то своим, развернул коня. Все сразу рванули к краю деревни, к широкой просёлочной дороге.

Кёрт остановился посереди деревни. Некоторые жители, изумленно смотря на своего спасителя, подошли к нему и стали кланяться, благодаря за содействие.

Спрыгнув с коня, он бросив поводья на землю. Конь сразу опустил голову, тяжело фыркнув.

К нему подошли двое мужчин — оба закопчённые, с растрёпанными волосами, с глазами красными от дыма. Один держал в руках топор, а другой сжимал обломок вил.

— Ты кто такой? — Выдохнул первый, хватая Кёрта за рукав. — За нас, что ли?

Кёрт кивнул.

— Где казаки?

— Ушли, к северу, — быстро ответил второй. — Но сейчас не до них! Помоги нам! В амбаре люди!

Мужчины кинулись вперёд. Кёрт шёл за ними, сжимая автомат. Они подбежали к большому деревянному амбару, который уже объяло пламя по верхним венцам. Доски трещали, с крыши сыпались горящие щепки.

У дверей стояла женщина, рыдала, рвала руками волосы.

— Там мои! Мои! — Кричала она, хватаясь за обугленные створки.

Он дёрнул дверь, горячий дым ударил в лицо. Кёрт зажал рот рукавом и шагнул внутрь.

Внутри было темно, слышался кашель, плач. В дальнем углу амбара он заметил крышку подвала. Сбоку горела балка, пламя ползло к дверце.

— Живые есть?! — Крикнул Кёрт.

— Здесь! Здесь! — Послышался слабый женский голос.

— Ключ, у кого ключ? — Обернулся Кёрт.

— Ключ, твою мать, куда я его... — быстро ощупывал карманы мужчина.

Не дожидаясь, Кёрт сорвал крышку подвала. Из чёрной ямы одна за другой начали тянуться худые, закопчённые руки. Кёрт наклонился, подхватывая женщин под плечи, вытягивая их наверх.

Одна женщина, на руках которой был младенец, обхватила его за шею. Кёрт поднял их сразу обоих, вынес к выходу. Двое мужчин подхватили их и отнесли подальше от амбара.

Кёрт вернулся, вытащил следующую женщину. Та цеплялась за него изо всех сил, ногами выбивая по обгоревшим доскам. За ней поднялся мальчик лет десяти, задыхаясь, с обожжёнными волосами. Кёрт выдернул его, поднял на руки.

— Давай! Быстрей! — Крикнул он оставшимся снаружи.

Они подбежали, подхватили ребёнка, женщину увели.

Кёрт снова наклонился к подвалу. Вытянул последнюю женщину, старую, вся одежда на ней обуглилась. Он подхватил её на руки и пошёл к выходу.

Сзади уже рухнула часть крыши. Пламя рвануло вверх, внутри стало невозможно дышать.

Кёрт выбежал наружу, поставил женщину на землю. Она сразу упала на колени, кашляя и закрывая лицо руками.

Кёрт вернулся к коню, поднял автомат. Вокруг него собирались мужики.

Первым подошёл тот, что держал топор. Он вытер лицо рукавом, шагнул ближе.

— Спасибо тебе... Брат, без тебя нам всем конец. Женщины... дети... — он запнулся, сглотнул, опустил глаза.

— Спасибо... Спасибо, милый, — сказала молодая девушка, хватая Кёрта за локоть.

Кёрт стоял молча. Он перевёл взгляд на мужчин.

— Кто эти казаки? — спросил он глухо.

Мужики переглянулись. Один, старший, с седыми прядями в бороде, тяжело вздохнул, обхватил топорище обеими руками.

— Это шайка, — сказал он медленно. — Разбойники. Называют себя «Волчьей дружиной». А во главе у них... сам Войсковой Атаман.

Он сплюнул в пыль и продолжил:

— Зовут его Ермак Тимофеевич. Полный тёзка, и, говорят, прямой потомок того самого Ермака, что Сибирь брал. Вот и возомнил себя новым покорителем. Землю рвёт под себя, деревни жжёт. Разбоем тут занимается.

Другой мужик добавил, махнув рукой к северу:

— Говорят, сам царь из Иркутска батальон сюда послал. Так Ермак этот их всех под нож пустил. Ни одного живого обратно не вернулось. С тех пор никто к нему не суётся.

Кёрт смотрел прямо, не моргая. Ветер шевелил конскую гриву, дым за его спиной тянулся вверх, ломаясь на куски.

— Где он сейчас? — спросил Кёрт.

— Севернее ушли, в леса за болота, — ответил старший. — Там их стан. Но туда одна дорога... и та... смерть.

— Я найду их и убью, — сказал он тихо, почти шёпотом.

Мужики замолчали. Никто не решился спорить. Один только тихо перекрестился, глядя ему вслед.

Кёрт двинулся на север. Его конь шагал по разбитой просёлочной дороге, изредка спотыкался на корнях.

Солнце медленно падало к горизонту, окрашивая небо в светло-оранжевые полосы.

К вечеру Кёрт въехал в зону болотных луж и низких, чёрных сосен. Здесь тени были гуще, звуки тише. Он перестал слышать пение птиц, которое сменилось постоянными звуками хруста веток под копытами коня.

Кёрт спешился, завёл коня за ель и привязал. Вынув автомат, он проверил затвор. Он двигался осторожно, шаг за шагом, проходя лес насквозь.

Через пару сотен шагов лес поредел, и он вышел на край поляны. Впереди раскинулся лагерь. Земля была вытоптана, кое-где стояли бочки, перевёрнутые телеги, кострища.

По периметру медленно ходили патрули. Казаки держали сабли и винтовки на перевес, иногда останавливались, глядя в лес, переговаривались хриплыми голосами.

В центре лагеря возвышалась большая палатка. Тёмная, с вывешенной эмблемой сбоку, которая представляла собой оскалившегося волка, покрашенного в зеленый, на фоне которого простилалась белая полоса, сверху и по бокам которой располагались зеленый звезды. Рядом с волком были изображены деревья темными красками, с фоном, залитым светло-зеленым цветом.

Рядом с этой палаткой лежала груда седел и оружия, которые сторожили несколько казаков.

У дальней части лагеря слышался слабый женский крик, заставивший Кёрта напрячься.

Кёрт лежал в тени поваленной сосны, наблюдая за патрулями. Он изучал каждое движение: как двое обходят северный край лагеря, как другие двигаются южным полукругом, как сменяются на постах у палатки Ермака.

Но медлить ему нельзя было, настало время действовать. Он медленно поднялся, пригнувшись, обогнул северный патруль по правому флангу, двигаясь по низкому кустарнику.

Далеко впереди послышался смех. Кёрт замер, присев, всматриваясь между деревьями: у небольшого лесного озера трое казаков сняли сапоги и рубахи. Один стоял на суше, стягивая портянки, другой уже заходил в воду по колено, третий плескался чуть дальше, смеясь, плеская воду руками.

Кёрт двинулся к первому — тому, кто оставался на суше. Автомат он оставил за спиной, крепко сжав в руках кинжал.

Казак успел только вскинуть голову. Но Кёрт был уже рядом. Одним рывком зажал ему рот рукой, другой вонзил кинжал под рёбра. Казак захрипел, дернулся и сразу обмяк.

Он осторожно опустил тело на землю, даже не давая шелохнуться траве. Затем он быстро выпрямился, взгляд упал на второго противника, который уже по грудь вошёл в озеро, смеясь, глядя в сторону третьего.

Кёрт отмерил движение. Кинжал коротко блеснул в лунном свете. Он метнул его точно, с выверенной силой.

Клинок вонзился казаку в спину между лопатками. Тот резко выгнулся, воздух вышел из него рваным стоном. Он сделал шаг, будто хотел дотянуться до берега, но завалился вперёд и рухнул в воду лицом вниз.

Третий казак обернулся, заметив движение. Его глаза округлились, рот открылся для крика. Но Кёрт уже шагал к нему, доставая второй нож.

Он снова двинулся к лагерю, на этот раз подходя вплотную к палаткам неприятелей.

Подойдя к краю лагеря, он присел за бочкой с водой. Он ощупал рукой подсумки, где лежали гранаты. Он достал одну, выдернул чеку, слегка встряхнув.

Первая граната полетела в сторону костра, где сидели трое казаков с мисками. Через секунду раздался глухой взрыв, земля вздрогнула, вперемешку куски дерева и тел стали разлетаться по лагерю.

Не медля, он метнул вторую — в сторону стоянки коней. Там мгновенно поднялся визг и грохот, кони рванулись, сбивая казаков с ног.

Третья граната ушла к бочке с пороховыми мешками. Вспышка осветила лагерь на миг, как молния. Взрыв разнёс ящики, крик слился с гулом пламени.

В лагере началась паника. Казаки носились вслепую, натыкались друг на друга, кто-то хватался за саблю, кто-то звал товарищей, кто-то падал на колени, прикрывая голову руками.

Кёрт уже занял позицию на возвышении за бревном. Он поднял винтовку, приложил к плечу, скользнул глазом по прицелу.

Он продолжал непрерывно стрелять. Каждая секунда — новая цель. Он не останавливался, не задерживал дыхание. Лесное эхо гулко катилось за каждым выстрелом.

Казаки с ужасом оборачивались, многие даже не сразу понимали, откуда бьют. Несколько всадников метнулись к выезду из лагеря, но пули догоняли их по одному. Кровь брызгала на седла, кони падали, волоча всадников по земле.

Весь лагерь превратился в хаос. Крики, ржание, шум пламени. Небо над лагерем было уже багровым от костров, воздух был тяжёлый, пропахший гарью и смертью.

Когда Кёрт сменил последний магазин, оставшиеся казаки уже бежали в лес, бросая оружие и крича.

Кёрт медленно встал. Винтовка всё ещё была наготове. Он пошёл прямо к центру лагеря, переступая через тела, обгоревшие доски и разбросанные седла.

Он остановился перед входом в большую палатку, уже решаясь зайти внутрь, как вдруг изнутри вылетела огромная фигура.

Ермак налетел на него, как бык. Кёрта сбило с ног, винтовка вылетела в сторону, ударилась о бочку. Ермак навалился сверху, начал колотить его кулаками. Каждый удар предводителя казаков был тяжёлый, как молот.

Ермак был громадным. Высокий, широкоплечий, с густой рыжей бородой и длинными усами. Лицо обветренное, морщинистое, глаза злые, налитые кровью. На голове сбившаяся лисья шапка, на теле кольчуга, поверх которой лёгкая казацкая рубаха, подпоясанная красным шерстяным кушаком. Руки покрыты рубцами и старой пороховой гарью.

Кёрт извернулся, вырвался из-под него, откатился. Ермак рванулся за ним.

Они покатились к реке. Кёрт поднял нож, ударив Ермака в грудь, но лезвие лишь скользнуло по кольчуге, оставив царапину. Ермак только оскалился и ударил Кёрта в висок.

Кёрт снова безрезультатно ударил оппонента. Кольчуга глухо звенела, но выдерживала удар. Ермак захватил его шею, навалившись сверху, выдавливая воздух.

Кёрт с трудом поднял руку, вцепившись в ухо Ермака и резко дёрнул. Тот взвыл, потеряв равновесие, после чего Кёрт толкнул его.

Оба рухнули в реку. Холодная вода обхватила их, глухо захлопнув звук крика. Ермак замахал руками, пытаясь выбраться. Но кольчуга тут же потянула его вниз. Лисья шапка слетела с головы, поплыв к берегу.

Кёрт с усилием выбрался на камни, хватая ртом воздух. Ермак барахтался в воде, руки его метались, цепляясь за пустоту. Вода быстро заполняла кольчугу, а каждая попытка всплыть была короче предыдущей.

Наконец он ушёл под воду полностью. Пузырьки поднялись на поверхность, и река снова стала тихой.

Кёрт сидел на камнях, дыхание рвалось короткими толчками. Он посмотрел на шапку Ермака, что прибилась к берегу, потянулся и поднял её.

Он медленно пошёл обратно к лагерю. Войдя в палатку Ермака, он увидел Эллен с пустым взглядом, сидящую в дальнем углу: волосы ее были растрёпаны, лицо заплакано, на запястьях следы верёвок.

Кёрт бросился к ней. Опустился рядом, обнял. Она дрогнула, будто не веря, что это он. Пальцы сжали его за плечи, лицо уткнулось в его шею.

— Тише... — сказал он хрипло, гладя её волосы. — Всё. Всё. Я здесь.

Они ехали молча. Эллен сидела впереди, прижимаясь к Кёрту. Его руки крепко держали поводья, взгляд был устремлён в предрассветный туман. Лес медленно редел, оставляя за спиной сгоревшие костры и шум реки.

Под утро они выехали к маленькой деревушке. Издали казалось, что она давно покинута: заборы перекошены, крыши у многих домов осели, двор зарос лопухами и репейником. Но дымок из одной трубы выдал жизнь.

Кёрт спрыгнул, помог Эллен спуститься. Он повёл коня к дому с дымом.

У калитки стоял мужчина лет пятидесяти. Высокий, худощавый, с глубокими складками вокруг глаз, в простой косоворотке и домотканых портках. На голове — поношенный картуз. Рядом с ним женщина, его ровесница: широкие плечи, плотная коса, замотанная платком. Платье простое, длинное, тёмное, передник местами вытерт до белых пятен.

— Кто таков? — Хрипло спросил мужчина, глядя на Кёрта с подозрением, но без злобы.

— Помогите, — сказал Кёрт тихо. — Еда... и кров. Хоть на пару часов.

Мужчина посмотрел на Эллен. Та едва держалась на ногах, плечи дрожали. Женщина шагнула вперёд, взяла Эллен за руку.

— Идём, дочка... идём.

Мужик кивнул.

— Заходите. Коня во двор, за сарай.

Они вошли в избу. Внутри пахло хлебом, сушёными травами и дымом. В углу большая деревянная кровать с серым одеялом, рядом лавка с мисками. На столе стоял чугунок с остывающей кашей.

— Ешьте, что есть, — сказал хозяин. — Мы люди простые, не богаты.

Кёрт коротко кивнул. Эллен присела на лавку, закрыв лицо руками. Женщина подала ей кружку тёплого молока, обняла за плечи.

Кёрт медленно подошёл к кровати. Сел на край, скинул сапоги. Глаза сами собой начали закрываться.

Он прилёг, почувствовал под спиной жёсткие доски под тонким матрасом. Не успел он обдумать что-то, как сон мгновенно накрыл, густой и тяжёлый.

Во сне он оказался в чёрном лесу. Туман лип к коже, дыхание свистело в ушах.

Перед ним появился Красный Волк — огромный, с шерстью цвета ржавой крови, глазами горящими, как угли. Волк прыгнул на него, зубы сомкнулись на горле, когти рвали грудь.

Кёрт бился, пытался вырваться, но лапы прижимали его к земле. Он чувствовал, как из раны уходит тепло, как тело цепенеет.

Сбоку стояла девочка, одетая в Белую рубашка, чёрный галстук, чёрную юбку до середины голени. Волосы гладко зачёсаны, лицо чистое, почти кукольное. Она смотрела прямо на него, без единой эмоции. Глаза у неё были тёмные, без зрачков.

Последнее, что он услышал во сне, был его крик, уходящий в бездонную пустоту.

Кёрт очнулся от резкой боли в голове и мутной тяжести в висках. Открыв глаза, он понял, что висит вверх ногами. Его ноги были крепко связаны верёвками и перекинуты через балку в сарае. Кровь приливала к лицу, дыхание било тяжело, горло пересохло.

Рядом стоял его конь, привязанный к колу, храпел и топтался, нервно дёргая ушами.

У входа в сарай слышались голоса.

— Батя, может, всё-таки пустим его на мясо? — сказал грубый, сиплый голос. — Лошадь-то оставим, а он...

— Дурень ты, Митрий, — отозвался старший, низкий голос с хрипотцой.

— Больной он, глянь на глаза его. Сдохнем все, если съедим. Не хватало нам чумы или какой-то чертовщины.

— Я-то думал, что у него мясо хорошее... — продолжал сын, почесав густую чёрную бороду. — Глянь, какой здоровый, плечистый...

— Говорю тебе — нельзя! — отрезал отец. — Лучше выбросим в лесу, и всё. Бог убережёт.

В углу сарая, на сене, Кёрт заметил свою одежду и оружие: винтовку, автомат, ножи, пояс. Всё аккуратно сложено, будто специально, чтобы он видел.

В этот момент у двора резко затопали копыта. Захрипел конь. Послышался крик:

— Батя! Батя! — Вбежал младший сын, молодой, с жидкими усами и в рваном армячке. — Там!.. В лагере казаков! Всех вырезали!

— Чё? — старший обернулся, глаза округлились.

— Говорю, всех убили! — Кричал младший, хватаясь за грудь. — Какой-то псих, в противогазе... с алыми линзами! Он всех! Сорок душ и самого Ермака!

— Матерь Божья... — Выдохнул старший. Отец побелел, прижал ладонь ко лбу.

Все трое на миг застыли, переглядываясь, не веря словам.

Кёрт этим воспользовался. Медленно, едва дыша, потянулся к сапогу. Там был спрятан нож — последний, тонкий, как игла. Пальцы дрожали от крови, прилившей к голове, но он вытащил нож, вставил в петлю верёвки и резким движением перерезал.

Тело тяжело рухнуло на пол, земля глухо загудела. Кёрт перекатился, рывком поднялся на ноги. Глаза налились холодом. Он метнулся к двери, захлопнул створки сарая изнутри и задвинул тяжёлый затвор.

Снаружи закричали:

— Чё это?!
— Он проснулся! Чёрт! Заперт!

В сарае повисла глухая тишина. В углу его ждали одежда и оружие. Он сделал шаг туда, тяжело дыша.

Кёрт поднял автомат, выдохнул, прижал приклад к плечу. Дал короткую очередь по стене сарая, доски заходили ходуном, осколки посыпались вниз.
Снаружи послышались крики, тяжёлые шаги, звук рассыпающейся соломы. Мужики бросились врассыпную.

Он двинулся к дому. Выбив дверь ногой, он зашел внутрь, где никого не оказалось.

В дальнем углу он заметил люк в подвал, куда сражу же спустился.

Подвал был низкий, с земляным полом. На полках стояли банки. В некоторых — заготовленные огурцы и грибы. В других — головы. Человеческие, заспиртованные, глаза мутные, рты приоткрыты, будто хотели крикнуть и не смогли. Внизу, на полках, в больших бутылях плавали обрубленные кисти рук, фрагменты ног.

Кёрт выдохнул, моргнул. Его взгляд метался. Тогда он услышал стон.

Повернувшись, он увидел Эллен, лежащую в дальнем углу подвала на старых тряпках. На ней сверху извивался мужик с приспущенными штанами, хватая её за горло. Эллен слабо сопротивлялась.

Он шагнул к нему, намереваясь с ходу ударить прикладом. Но тут сбоку прыгнула девушка, молодая, лет двадцати, в сером платье. Она схватила Кёрта за ствол винтовки и дёрнула на себя, пытаясь вырвать ее.

Рывком перехватив оружие, он рванул девушку к полу, ударив её головой о землю несколько раз. Та завизжала, ослабив руки. Он прижал её, приставив нож к горлу.

Мужик, всё ещё стоя на Эллен, вскинулся, закричал:

— Не трогай её! Не режь! Она беременна! Это Мария... моя жена... - говорил он, смотря в линзы противогаза.

Кёрт замер, тяжело дыша. В этот момент в подвал ворвался отец с двумя сыновьями.

— Стой! — Крикнул старик, поднимая руки. — Стой! Слушай! Отпусти её... Забирай свою бабу и уходи!

Парень медленно слез с Эллен, натягивая штаны.

— Забирай и убирайся! — повторил старший сын. — Мы отпустим вас. Только оставь Марию в живых!

Он рывком оттолкнул девушку. Подойдя к Эллен, он обхватил ее за плечо. Она слабо держалась на ногах, но обняла его за плечи.

— Мария! — закричал отец, бросаясь к дочери. Та упала на пол, прикрывая голову руками.

Кёрт, не оборачиваясь, начал подниматься по скрипучей лестнице, поддерживая Эллен. На секунду остановился, посмотрел вниз.

—Пристрелил бы вас, скотов, да патрон жалко, — сказал он глухо.

Кёрт с Эллен мчались на коне без остановок. Лес отступал, воздух менялся на горячий, с запахом дыма и копоти. К концу дня небо стало красным, как рваная рана, солнце скрывалось за чёрными полосами горелых верхушек.

Когда они выехали на опушку, Кёрт сразу увидел больницу. Она горела. Пламя лизало крышу, чёрный дым поднимался к небу. Крики резали воздух. Огонь рвал окна, выбивал стекла.

«Это какой-то ад». — Подумал Кёрт.

Возле входа лежали тела — медсёстры с обожжёнными халатами, пациенты, чьи бинты пропитались кровью и теперь тлели. Кто-то пытался отползти, кто-то уже замер лицом в землю. Вокруг валялись выброшенные носилки, осколки стекла, окровавленные бинты.

У дверей стояли двое казаков. Оба в чёрных черкесках, на поясах шашки, карабины за спинами. У одного — густые седые усы, глаза прищурены, как у старого волка. Второй — помоложе, с короткой тёмной бородой, косматый, плечистый.

Когда Кёрт подошёл ближе, седой сделал шаг вперёд, поднял ладонь, призывая к остановке.

— Спокойно, друг, — заговорил он медленно, глухо. — Мы знаем, кто ты. Знаем, что ты сделал с Ермаком.

Второй казак чуть отступил назад, держа руку на кобуре, но пока не доставал оружия. Глаза его метались между Кёртом и горящей больницей.

— Послушай, — продолжил седой. — Ермака нет, дружина без головы. Мы предлагаем тебе возглавить нас. Будешь атаманом. Вместо Ермака. Вместе будем брать земли, сёла, сколько душ пожелаешь.

Кёрт молчал. Ветер бил ему в лицо, поднимая пепел с крыльца больницы. Эллен стояла за его спиной, прижималась к лошадиной шее, её лицо было белым, глаза остекленели.

— Если не пойдёшь с нами, — вставил второй казак, — тебя будут искать. Охота будет за тобой. Все, кто верен Ермаку, пойдут по следу. Так что выбор у тебя простой.

Кёрт медленно сделал шаг вперёд. Лицо его оставалось спокойным.

— Хорошо, — сказал он тихо. — Давай руку.

Седой усмехнулся, протянул руку для крепкого казачьего рукопожатия. В его глазах мелькнула уверенность.

Кёрт схватил его запястье и рывком подтянул к себе. Левой рукой молниеносно вынул нож и вогнал под рёбра, прямо в сердце, от чего кровь сразу же хлынула изо рта.

Кёрт выдернул нож, и тело упало к его ногам.

Почти одновременно он перехватил пистолет из кобуры убитого, обернулся и выстрелил второму в лоб. Череп раскололся, тот рухнул навзничь, раскинув руки.

Эллен вскрикнула, закрыв рот ладонью.

Кёрт стоял над телами. Горящий фасад больницы за его спиной трещал, куски досок падали вниз, выбрасывая искры. Откуда-то изнутри донеслись последние крики раненых, но вскоре их заглушил гул огня.

Он медленно вытер нож о полы черкески мёртвого казака. Перезарядил пистолет, держа наготове.

Он посмотрел на Эллен. В её глазах был ужас, но и слабая, тёплая искра понимания. Она шагнула к нему, он протянул руку.

Огонь продолжал трещать позади. Эллен стояла рядом с Кёртом, сжимая его руку. Она глубоко вдохнула, отводя взгляд:

— Кёрт... — сказала она тихо, голос дрожал. — Я... не могу идти с тобой дальше.

Он молча смотрел на неё, дыхание замерло.

— Я должна остаться, — продолжила она, крепче сжимая его ладонь. — Здесь есть раненые... пациенты, которые выжили. Если я уйду, они все погибнут. Я врач. Я обязана.

Кёрт смотрел на неё, ни слова, только медленно сжимал пальцы. Эллен подняла глаза, встретилась с его взглядом. В её глазах стояла боль, но под ней горело что-то твёрдое, несгибаемое.

— Ты должен идти, — шепнула она. — Это твой путь. А мой... здесь.

Он отпустил её руку. Она медленно отошла к развалинам больницы. Там, у порога, сидели двое обгоревших пациентов, один держался за живот, другой — за сломанную руку. Эллен присела рядом, начала перевязывать их.

Кёрт остался стоять. Несколько секунд он смотрел на неё, на дым, на сгоревшие доски. Потом развернулся и пошёл прочь.

Он подошёл к заднему двору больницы, к старому сараю, где рядом лежал спрятанный кейс с компроматом.

Взяв папку, он заметил что-то торчащее из нее, чего он не замечал ранее. Любопытство взяло верх, и он раскрыл папку. Это оказалась карта.

Разложив ее на земле, он понял, что это была карта Красноярского края. Красным маркером был отмечен путь. Он начинался в Канске, прямо там, где сейчас стоял Кёрт, и шёл длинной линией на запад, в Красноярск.

Кёрт провёл пальцем по линии. В груди стало холодно. Он поднял взгляд на зарево больницы, где, склонившись, работала Эллен.

Вдохнув, он сложил карту и положил её в свободный от гранат подсумок, направившись обратно к коню, оставленному перед больницей.