ВОЕНКОМ Часть Первая

Он не мог различить, не какой день недели, не какая погода сейчас за окном, лишь сильный жар, головные боли и агония от болезни предавали чувство того, что он все еще жив.

Но со временем тьма медленно отступала, словно густой туман под утренними лучами. Первое, что он ощутил — прохладную влажность на лбу. Боль, прежде резкая и неумолимая, теперь стала тупой, она стала отходить на второй план.

Он открыл глаза. Тусклый свет пробивал сквозь жалюзи, рисуя полосы на потолке. Перед глазами все расплылось — появились фигурки медсестры, но как бы он не пытался разглядеть её лица, ничего не получалось.

Время будто потеряло значение. Сквозь дремоту он видел других пациентов больницы. Рассвет сменял сумерки, яркий и длинный день сменяла непродолжительная, но мрачная ночь, и так бессчетное количество раз, прежде чем ему удалось окончательно прийти в себя и вспомнить события, предшествующие тому, как он сюда попал.

Вскоре ему удалось безболезненно вдохнуть полной грудью, прийдя в себя после очередного глубокого сна.

Он пытался приподняться на локтях, но мышцы отозвались протестующей болью. Голова закружилась, перед глазами поплыли темные пятна. Организм оказался еще не готов к какой-либо физической активности он него, однако решимость двигаться вперед пересилила слабость.

Кёрт осторожно спустил ноги с кровати, чувствуя, как холодные доски пол обжигают ступни. Его пальцы судорожно вцепились в край матраса, когда он попытался выпрямиться.

Первый шаг стал настоящим испытанием. Ноги, как бы чужие, отказывались слушаться. Мышцы, ослабленные долгами бездействия, предательски дрожали. И не успел он сам заметить, как резко переместился из вертикального положения в горизонтальное, став ощущать деревянные доски пола своим лицом.

Кёрт пришел в себя от мягкого прикосновения к его плечу. Открыв глаза, он увидел ту самую медсестру, ранее мелькавшую у него перед глазами.

— Эллен? Это ты... или я...

— Что же ты делаешь, глупый? — прошептала она мягким голосом, без усмешки и упрека.

Она опустилась на колени рядом с ним, и ее руки, изящные, но сильные, подхватили его за плечи.

Кёрт пытался напрячь ноги, дабы Эллен пришлось не так тяжко, но и тут у него ничего не вышло.

Немного попыхтев, она все же смогла в одиночку уложить Кёрта обратно в постель.

— Спасибо. Я... как-то и не подумал.

— Пожалуйста, только не делай хуже, — сложила он руки под грудью.

— Эллен, а вещи? Та папка? — Крайне озабоченно поинтересовался он.

— Знаю, видела. Все в укромном месте, не беспокойся.

Вздохнув, Кёрт откинул голову на подушку и прикрыл глаза. Через несколько секунд он услышал скрип колес по дереву, и открыв глаза, увидел Эллен, стоящую перед кроватью с инвалидной коляской.

— Пойдем, прокачу тебя до столовой.

Её движения были уверенными, когда она помогла ему приподняться. Кёрт поморщился от боли, но не издал ни звука.

— Да уж, такого унижения я и в жизни не испытывал.

— Не беспокойся, этого все равно никто не видит, и никто об этом не узнает.

— Это видишь ты... — неловко произнес Кёрт, краснея и опуская взгляд в пол.

Эллен осторожно помогла Кёрту сесть в железную коляску с кожаными подлокотниками и высокими, скрипучими колёсами. Они снова заскрипели, когда она начала разворачивать коляску к выходу из палаты.

На выходе, по обе стороны коридоров, стояли массивные дубовые лавки с плоскими сиденьями, на которых дремали бледные пациенты, закутанные в старые шерстяные пледы.

Стены были выкрашены в выцветший серо-зелёный цвет, местами облупившийся. Общая картина, создававшаяся внутри больницы, не внушала оптимизма и веры в лучшее.

Сквозняки прорывались через разбитые витражи в конце коридоров, неся с собой шорохи дождя и запах мокрой земли.

Эллен катила его, лавируя между тележками с бинтами и марлями, гулко скрипящими каталками, на которых медсестры в длинных белых платьях тащили пациентов.

— Осторожно, — произнесла Эллен, уклоняясь от молодого санитара, который катил носилки с парнем, у которого вместо ног были замотанные до самых бёдер марлевые пеньки.

Она въехала с Кёртом в столовую, протиснувшись через узкий дверной проём.

Находившийся в воздухе запах от свежесваренной перловки тут же пробудил в Кёрте дикое чувство голода.

— Как же есть захотелось.

— Сейчас подыщем нам место и я возьму по обеду, — оглянулась Эллен.

Эллен мягко катнула Кёрта к одному из дальних столов, где было тише. Оставив его, она прошла в очередь. В руках у неё дрожало две жестяных миски.

Очередь тянулась неспешно. Все то время, что Эллен простояла в ней, Кёрт просидел, смотря в одну точку на столе перед собой. Там не было ничего, что могло привлечь его внимание, сейчас он лишь находился глубоко в своих мыслях.

За прилавком стояла широкоплечая женщина с красным лицом и бесстрастными глазами. Она лениво черпала половником мутный суп, в котором плавали единичные островки картошки и обмякшие крупинки перловки. Рядом стояла глубокая миска с серыми ломтями хлеба, подсохшего и пахнущего мучной пылью.

— Два, — коротко сказала Эллен, протягивая посуду.

— Два, — эхом отозвалась женщина, даже не взглянув.

Она наполнила миски супом, сверху бросила по ломтю хлеба. Эллен, забрав еду, шагнула в сторону, придерживая миски, чтобы не расплескать ни драгоценной капли.

Вернувшись к Кёрту, она поставила перед ним миску, поправила ложку, аккуратно вложив её в его пальцы, как нянька, приготовив своего малыша к приему пищи.

— Ешь, — тихо сказала она, сама садясь рядом и разламывая хлеб.

Суп был горячий, но безвкусный. Она ела медленно, как человек, у которого нет ни времени, ни желания куда-то спешить.

Эллен не поднимала глаз, сосредоточенно хлебала суп. Кёрт вздохнул, опустил взгляд и наконец сделал первый глоток. Горячая волна медленно стекла по горлу.

— Я знаю, у тебя, наверняка, много вопросов.

Она протянула ему ломоть хлеба, и Кёрт, неохотно, но послушно, взял его в руку.

— Верно. С чего бы... начать.

Кёрт сделал ещё один глоток супа, шумно втянув воздух, и поставил ложку на край миски. Он медленно поднял глаза на Эллен.

Она ела молча, аккуратно, отламывая крошечные кусочки хлеба и вымачивая их в супе, словно боялась потревожить гладь поверхности.

— Так как тебе удалось сбежать тогда? Ты ведь была под прицелом у службы внутренней безопасности, а от этих гадов даже мне было крайне тяжело отвязаться, несмотря на все потери, что я нанес им.

— К сожалению, пострадали невинные люди. В океане мы разминулись с кораблем рыбаков, которых авиация корпорации приняла за нас. Мы подставили их, благодаря чему мне удалось уйти — вспоминала Эллен с дрожью в голосе.

***

Эллен часто возвращалась к тому дню в воспоминаниях: она стояла на корме дряхлого корабля, зажав холодный поручень, наблюдая за тем, как Кёрт проигрывает дуэль Эрику, ее бывшему командиру.

Когда он слег от выстрела, ее внимание тут же переключилось на отряд оперативников внутренней безопасности, которые получили команду от полковника Штейна.

Они быстро сблизились с ее кораблем и взошли по еще не опущенному трапу с бешеной решимостью, как гончие за добычей. Корабль заполонился звуками лязга стали, топота и криков.

Эллен отпрянула к двери капитанской каюты. Пальцы нащупали медную ручку, дверь поддалась, и она влетела внутрь, захлопнув за собой. В углу, под запылившейся курткой капитана, она заметила двухзарядный дробовик с кованым замком и саблю с потемневшей гардой.

Она схватила дробовик, проверила патроны. Оба в стволе. Сабля скользнула в руку, холодная, но странно родная. Эллен глубоко вдохнула, её дыхание стало спокойным, ровным, как перед хирургическим разрезом.

Настал момент, когда ей было предрешено решить — сдаться и быть осужденной за предательство корпорации, попасть в лапы гончий, воплощающих здесь и сейчас волю ее бывшего начальства, или же дать отпор тем, кто встал преградой на ее пути к жизни, о которой она мечтала всю сознательную жизнь.

Её разум был помутнен. Теперь она думала лишь животными инстинктами, инстинктами, твердившими, что она должна выжить.

Не разу не бывавшая ранее в таком положении, Эллен ступила к двери дрожащими ногами, несколько раз покосившись от страха и волнения.

Выбив дверь с гулким треском, ей на глаза попался один из оперативников, который сразу же, обратив внимание на нее, высунул стальной меч, которым он парой секунд ранее проткнул одного из матросов.

— Предательница, — выкрикнул он, направляя меч в ее сторону.

Он тут же встал в стойку, и прикрыв тело с частью лица округлым мечом, стал неспешно, но уверенно направляться к ней.

— Не усугубляй, мне, все же, не хотелось бы преподносить твое милое личико полковнику отделенным от туловища, дорогая.

Эллен вскинула дробовик и направила его в выставленную левую ногу противника, ничем не защищенную, кроме наколенника.

Грохот от выстрела ударил в уши, а сама она немного попятилась от отдачи оружия.

Следующим, что она услышала, был пронзительный вой в агонии от боли поваленного на пол противника.

Пару мгновений назад, он, полагающий, что держит ситуацию под чутким контролем, уже лежал, выронив из рук меч с щитом, держась за ляжку — единственное, что осталось от его ноги после выстрела. Остальная же ее часть валялась рядом, позади него, источая из себя ручеек крови.

Услышав скрип половиц позади себя, она, не раздумывая обернулась и увидела еще одного опера, замахивавшегося на нее.

Эллен присела на одно из колен, уворачиваясь от летящего на нее меча и тут же сделала свой ход, пронзая его насквозь капитанской саблей, вкладывая в это движение все свои силы. Его кровь брызнула на палубу, ее лицо и одежду, в то время как она уже вытаскивала саблю, с не меньшим трудом, чем вгоняла ее.

Поднявшись, она заметила, что один из оперов яростно душил капитана корабля в дальнем конце корабля.

Эллен метнулась к нему на помощь, но тут из-за угла появился третий противник, сильно толкнувший её щитом, от чего она отлетела к периллам корабля.

Он, считающий, что осталось лишь добить жертву, открылся для удара, взмахивая мечом, что позволило Эллен произвести выстрел, от которого оперативник отлетел аж к самой внешней части кабины капитана, оставляя на ней обширный кровяной след.

Откинув двухстволку, она добежала до противоположенной части корабля и пронзила саблей солдата, что душил капитана.

Выдыхая, он скинул с себя труп и, неожиданно для Эллен, сбил ее подсечкой с ног, от чего ее довольно больно приложило виском об половицы, после чего он достал из кобуры однозарядный пистолет, простреливая насквозь голову щитовику, что находился в паре шагов от Эллен и него самого.

Оглянувшись на падающего рядом с ней опера, она все поняла, и тут же поднялась на ноги, помогая встать и капитану.

— У тебя кровь, — подметил капитан, смотря на ее висок.

Эллен прикоснулась ко лбу, по которому стекала кровь, и посмотрела на окровавленную руку, тут же переводя взгляд на капитана, перезаряжающего пистолет, и направляющегося к носу корабля, где сейчас оставшийся контингент отряда щитовиков вырезал его экипаж.

Под сильные порывы ветра, которые, казалось, сейчас с корнями вырвут ее волосы и ошеломляющий гул в ушах, она в бессилии упала на пол и потеряла сознание от перенапряжения.

Эллен очнулась в трюме. Глухой, тягучий мрак висел тут, как заплесневелая шаль.

Боль вспыхнула сразу, без предупреждения. Её левый бок жёг, будто кто-то вложил туда раскалённый прут. Она попыталась вдохнуть глубже и тут же захлебнулась кашлем. Пора, когда адреналин зашкаливал в ее крови и глушил боль от сломанных ребер, уже прошла, и теперь она вовсю ощущала последствие того удара щитом в бок.

Она приподнялась на локтях, морща лоб. Сквозь пелену перед глазами проступали обломки ящиков, сбитые канаты, выбившиеся гвозди. Под пальцами чувствовалась липкая лужица. Приподняв голову, она заметила, как на ее кровать капает кровь, просачивающаяся между половиц.

Дрожащей рукой Эллен нащупала левый бок. Там всё пульсировало:

«Хотя бы жива». — Утешила она себя в мыслях.

Она с трудом встала, ухватившись за стену. В каждом шаге было что-то мучительно упрямое, как у больного, который вновь учится ходить.

Эллен поднялась, чуть согнувшись. Когда она вышла на палубу, зрение на миг расплылось, и только потом, шаг за шагом, проступила картина:

Палуба была залита тёмными пятнами крови. Повсюду валялись остатки плащей, отломанные клинки, окровавленные щиты. Матросы сидели по углам, кто-то держал тряпки к голове, кто-то, скрючившись, смотрел в одну точку, словно искал там утешение.

Над всем этим стояла гулкая тишина, которую прерывал только посвист ветра и редкие стоны.

В носовой части корабля стоял капитан. Он держал руки на штурвале, покачиваясь, как старый дуб под штормовым ветром. Его лицо было сжато, губы в одну тонкую нить.

Он не оборачивался. Глаза были прикованы к горизонту, где бледная полоска рассвета пыталась пробиться сквозь хмурые, рваные облака.

Эллен остановилась, привалившись к мачте. Боль гудела в боку, отдавалась по всему телу. Она закрыла глаза, вспоминая бой на корабле, когда ее тело еще не было обременено полученной ранее травмой.

Когда она снова открыла их, то увидела, как один из матросов поднимает с палубы разбитый щит и, медленно, другой подметал осколки сабли.

Эллен попыталась сделать шаг вперёд, но боль тут же скрутила её, и она прислонилась обратно к мачте.

Один из матросов, молодой, рыжеватый, с худым лицом и узкими плечами, заметил её. Он подбирал с палубы окровавленные обрывки верёвок, но, заметив, как она ссутулилась, отбросил всё в сторону и поспешил к ней.

— Госпожа! — Выдохнул он, подбегая. Голос у него был высокий, почти мальчишеский. — Госпожа, да вы ж еле стоите... Что с вами?

Эллен подняла взгляд. Губы её дрогнули, но слова сразу не нашли выхода. Она втянула воздух, морщась, будто резала себя изнутри.

— Бок... — наконец выдохнула она. — Щитом... сломали рёбра.

Матрос подался ближе, чуть присев, будто хотел рассмотреть рану глазами.

— Сволочи... — выдохнул он, и в голосе звучало что-то простое, деревенское, искреннее, как чистый родниковый глоток. — Дайте мне... держитесь за меня.

Он осторожно взял её под правую руку, прижимая её локоть к себе. Эллен шагнула — и лицо тут же побелело, словно покрытое мукой. Матрос крепче подхватил её, чуть покачивая, как будто убаюкивал.

— Нельзя вам стоять, — бормотал он, поддерживая её. — Пошли, сядем там... у бочек. Теплее будет, ветер не так дует.

Они медленно двинулись, он почти нёс её, став для неё живым костылём. На каждом шаге Эллен закрывала глаза, стиснув зубы, будто боялась выпустить крик, что уже горел в горле.

— Как вас звать? — Спросила она вдруг, пытаясь сконцентрироваться на чём-то, кроме боли.

— Егор, госпожа... просто Егор, — ответил он, не оборачиваясь, всё так же держа её под руку. — А вас... Эллен, я слышал.

Они дошли до бочек, где ветер бил слабее. Егор помог ей присесть, сам опустился на корточки рядом, вытирая лоб рукавом.

— Вы... вы ради нас всех это... — начал он, но запнулся, взгляд дрогнул.

— Я... я думал, мы все уже пропали. А вы вышли... с этой саблей... с ружьём...

Эллен посмотрела на него, и в её взгляде вдруг мелькнула усталая, почти материнская мягкость. Она коснулась его локтя кончиками пальцев, как хирург проверяет пульс у больного.

— Спасибо, Егор, — тихо произнесла она, слабо улыбнувшись. — Но теперь ты мне поможешь. Нужно перевязать... зафиксировать бок. Иначе до берега не доживу.

Парень судорожно кивнул, вскочил, побежал куда-то в сторону каюты, и уже через минуту вернулся с кусками чистой парусины и старым ремнём. Он работал быстро, неуверенно.

Эллен сдерживала стоны, зажмурившись. Когда Егор затянул последний виток, она открыла глаза и посмотрела на него — теперь мягко, тепло, будто увидела в нём что-то родное.

— Спасибо тебе... Егор, — выдохнула она. — Теперь мы оба должны остаться живыми.

Егор опустил глаза, не зная, что ответить, и только крепче сжал её руку. А ветер всё шумел над палубой, но теперь казался не таким острым, будто корабль, обагрённый и уставший, наконец выдохнул вместе с ними...

***

— После того, как мы пришвартовались у берегов России, они отвезли меня в ближайшую больницу, и я осталась жить тут, помогая местным. Говорят, медицинского персонала у них не хватает сильно, не только тут, на местах, но и вообще в стране, но это то ладно, пол беды, главное наше несчастье, это местные налетчики...

— Какие еще налетчики? — Кёрт чуть не упал с кресла, прерывая Эллен и дергаясь, как заведенная игрушка.

— Тише ты, тише... в общем, тут иногда к нам захаживают казаки, мародеры, даже не знаю, как их назвать. Группа мужчин, грабящих клинику.

— Что они грабят?

— Берут что хотят. Медикаменты, оборудование, и даже людей. Благо, мне удалось хорошо поладить с местными медсестрами и главврачом, доказав свою полезность и незаменимость. Правда, как мне кажется, это выходит им же боком, — Эллен стала сводить руки вместе, прижимая их к груди, потирая предплечья.

— Что ты имеешь ввиду?

— Как только я взялась за работу, качество оказываемых медицинских услуг в больнице резко возросло, из-за чего мы стали выписывать пациентов куда быстрее, чем раньше, и вот в один из таких налетов казаков, когда они заявились в палаты, они крайне резко возмутились тому, что не нашли тут одного из их конкурентов, попавших в нашу больницу, и... они решили выместить злобу на персонале, подвергнув насилию несколько медсестер.

Кёрт схватился за поручни коляски, пытаясь встать.

— Я уже в сознании, поэтому я не позволю этим мразям более тронуть здесь хоть кого-то.

— Кёрт... ты сейчас не в лучшем состоянии...

В следующий миг он встал на ноги, откидывая коляску назад.

— Знаю, Эллен, было и хуже, — невозмутимо произнес он.

Эллен ненадолго пробыла в ошеломлении тем, что увидела, смотря на Кёрта с немного разинутым ртом.

— Сыворотка, она уже поставила меня на ноги, — добавил он, сжимая кулак, смотря на пульсирующие вены возле кисти.

— Кёрт! — вдруг вспомнила она, — вот, держи, — передала она ему сверток бумаги в руки.

— Что тут? — спросил он.

— Там отмечено месте, где я спрятала твои вещи и тот компромат.

Вдруг скрипнула массивная дверь. Послышался отзвук тяжелых шагов. Вошёл главврач. Высокий, с узкими плечами, обтянутыми простым серым халатом. За ним, точно ручей за камнем, вошёл отряд казаков.

На них были короткие черкески из грубой тёмно-синей ткани, перехваченные широкими кожаными поясами. Под ними были рубахи цвета сырого льна, заправленные в узкие штаны, обмотанные у голеней белыми портянками. На ногах одеты мягкие сапоги, поношенные, но тщательно вычищенные.

У некоторых на поясах висели шашки с потемневшими гардами, у одного через плечо болтался старый пехотный карабин. Их лица были худые, с резкими скулами и усами. Глаза — внимательные, цепкие, будто искали малейшее движение добычи. Волосы у большинства стянуты в короткие хвосты или заправлены под лёгкие шерстяные шапки.

Главврач остановился посреди столовой, выпрямившись. Его глаза медленно обвели помещение:

— Эллен, вон она, — указал он жестом на девушку казакам.

Казаки шагнули вперёд, чеканя шаг. В столовой зашуршали ложки, кто-то пригнулся, кто-то опустил голову к миске, притворяясь, что ничего не видит.

Казаки подошли, обступив их, как охотничьи псы. Один осторожно положил ладонь на плечо Эллен, другой чуть подтолкнул Кёрта, проверяя его реакцию. Остальные держали руки на рукоятях шашек, но пока не вынимали сталь, будто знали: при необходимости достанут её быстрее, чем дышат.

Кёрт оценил обстановку, но не решался действовать, даже для него сложившаяся ситуация казалась не решаемой, масла в огонь подливала его неуверенность и слабость после болезни, все еще отголосками дающая о себе знать.

Казаки обхватили Эллен за плечи и заломив, повели вперед. Кёрт, возмутившийся этим, сделал резкий шаг к ним и попытался помочь ей, но тут двое навалились на его плечи, а третий сбил с ног сильным боковым ударом колена. Ещё один подхватил его за шею, как укротитель удерживает дикого зверя, и повалил на доски пола.

— О-т ты посмотри на этого героя, — язвительно сказал один из казаков, — ведите ее, а я покажу этому хлопцу, какого это перечить нам.

Кёрт не издал не звука. Только дыхание вырывалось короткими, рваными толчками. Лицо его оставалось непоколебимым, а пальцы дрожали, выгребая воздух, будто хватаясь за невидимые перила.

Главврач остановился на пороге, повернулся, глядя на эту схватку.

— Не задерживайтесь, — произнёс он сухо, почти скучающе.

Двое казаков выпрямились, подтянулись. Один из них остался рядом с Кёртом, держа руку на шашке, другой быстро подошёл к Эллен и снова крепко ухватил её под локоть.

— Пошла, — процедил он сквозь зубы.

Эллен бросила короткий, пронзительный взгляд на Кёрта, прежде чем покинула столовую.

В столовой повисла гнетущая тишина. Люди сидели неподвижно, никто не осмеливался поднять глаза.

Казак, оставшийся с Кёртом, стоял прямо, не спуская с него взгляда. Он держал руку на шашке, готовый к любому движению.

Кёрт медленно поднял голову. Лицо его оставалось жёстким, взгляд — прямым. Он продолжал дышать через силу, глядя в пустую дверь, за которой теперь увели Эллен.

— Ну что, герой, — протянул он, склонившись ближе. — Хотел защитить свою девку?

Он ткнул Кёрта ногой в бок. Кёрт стиснул зубы, но не закричал.

Казак хмыкнул, поднялся и снова ударил — теперь сапогом по плечу. Кёрта откинуло на бок, но он тут же упёрся руками в пол и снова поднял взгляд.

— Упрямый, — сказал казак. — Ничего, сейчас это выбьем.

Он шагнул ближе, вытащил шашку наполовину, затем убрал обратно, словно дразня. Потом наклонился, схватил Кёрта за волосы и дёрнул голову вверх.

— Гляди на меня, — процедил он. — А то не поймёшь, кто тебя на землю положил.

Кёрт встретился с ним взглядом. В его глазах было пусто, как в тёмной шахте.

Казак зарычал, занёс руку для нового удара, но в этот миг Кёрт резко рванулся вверх. Он ухватился за руку казака, развернул её, опустив локоть вниз. Казак охнул, пытаясь вырваться, но было поздно.

Кёрт потянулся к поясу, выдернул кинжал из портупеи. Лезвие мелькнуло и сразу вошло в бок казака. Казак задёргался, выронив шашку, хватая воздух рваным ртом.

Не давая ему опомниться, он снова воткнул кинжал — выше, под рёбра. Казак захрипел, глаза выкатились.

Он оттолкнул его от себя. Тот повалился на спину, выгибаясь и держа обеими руками рану, из которой сразу пошла тёмная, густая кровь. Он ещё пытался что-то сказать, но лишь булькал, задыхаясь.

Медленно выпрямившись, он стал слышать, как казак тяжело дышал, будто глотая камни. Кинжал всё ещё был в его руке, а кровь стекала по пальцам, капая на пол.

Он сделал шаг к лежащему казаку, посмотрел на него сверху вниз. Казак дёрнулся последний раз, как глаза его затухли.

Лицо Кёрта оставалось холодным, взгляд обострился, как обнажённое лезвие. Он поднял голову к двери. И теперь в нём не осталось ни растерянности, ни усталости. Только сосредоточенность и готовность к следующему шагу.

Выйдя из столовой и побежав по коридорам, он выкрикнул:

— Казаки! — Куда они пошли?! — Схватил он за плечо первого попавшегося человека в коридоре, коим оказался старый и больной на вид старик.

Старик замотал головой, что-то пробормотал, спрятал взгляд.

Кёрт бросился дальше, шагая широкими, тяжёлыми шагами. Хлопнул по плечу медсестру, та взвизгнула, едва не выронила поднос.

— Где казаки?! Куда они увели женщину?! — рычал он.

— На выход... к воротам! — выдавила она, закрывая руками лицо.

Кёрт рванулся вперёд, но было уже поздно. Стоя на крыльце больницы, он мог лишь наблюдать за тем, как несколько лошадей казаков с Эллен на одной из них уже мчатся в даль.

Он подметил стоящую у входа лошадь убитого им казака, но не решился отправляться в погоню, вместо этого он достал из кармана лист бумаги, ранее полученный от Эллен.

Листок был почти на треть залит кровью, но текст все еще был читаем. Узнав примерный маршрут, по которому ему нужно пройти, дабы найти тайник с оружием и вещами, он поднял голову, задумавшись:

— Но сначала...— проронил он, смотря на указатели кабинетов на колонне у входа.

Главврач сидел за своим столом в кабинете, перебирая бумаги и выкуривая сигарету, как вдруг с громким треском его дверь вылетела с петель и упала на пол прямо перед столом.

Он с ужасом поднял голову и увидел озлобленного Кёрта.

— Ты? Тебя же должны были... — ошеломленно проговорил глава больницы, приподнимаясь со стула, выронив изо рта сигарету.

Кёрт шагнул к нему. Его руки сомкнулись на горле главврача, а пальцы впились, будто клещи.

— Послушай! — Захрипел главврач, отступая, цепляясь за воздух. — Я знаю, где держат её! Знаю, кто их нанял! Тебе нужно это! Я... я могу рассказать!

Кёрт молчал. Его лицо оставалось каменным, глаза не мигали.

Главврач бил его по рукам, царапался, ногами пытался оттолкнуть, пытаясь сохранить свою жизнь. Его хрипы стали рваными, язык вывалился набок, а на лице стали выступать капли пота.

После полу минуты борьбы, Кёрт придушил его, отбросив тело как тряпичную куклу к подоконнику. Тело главврача налегло на шторы, от чего несколько крючков, на которых они держались, лопнули, а его тело свалилось на пол.

Кёрт вышел из больницы, задержавшись на пороге лишь на миг, вдыхая свежий воздух полной грудью.

День выдался светлым. Солнце висело высоко, как гладкий медный диск, медленно разогревая ещё влажную после ночного дождя землю.

За больничными стенами начинался мир, совсем другой — без кислого запаха карболки и тухлой капусты. На обочинах тропы цвели ромашки и какие-то жёсткие синие цветы, которые тянулись к свету, будто молились.

Кёрт шёл твёрдо, держа в руке окровавленный клочок бумаги. На нём простыми, сдержанными буквами была выведена короткая записка Эллен, указывающая местоположение его вещей.

Он свернул с широкой просёлочной дороги, пошёл по узкой тропе, что вилась между кустами малины и высокой крапивы. Под ногами хрустели мелкие ветки, где-то хлопали крылья птиц.

Когда он вышел к старому сараю, солнце уже заливало всю поляну. По ржавой крыше стекали медленные капли после недавнего дождя, вокруг зеленела густая мокрая трава.

Кёрт подошёл к большому плоскому камню у стены сарая, сел на корточки, упёрся ладонями, отодвинул его в сторону. Под камнем лежал большой черный кейс.

Открыв его, Кёрт обнаружил постиранный и выглаженный комплект одежды, с которым он прибыл сюда. Также там была винтовка с шестью магазинами, которой у него не было. Помимо этого, в кейсе лежало несколько осколочных гранат, и наконец, тот самый компромат.

Оглянувшись и вслушавшись, убеждаясь в том, что за ним никто не следит, он достал одежду, оружие с боеприпасами и гранаты, первым делом нацепив на лицо противогаз.

Закрыв кейс, оставляя в нем компромат, он зашел в ближайший сарай, где переоделся в свой классический комплект одежды.

В столь тяжелой одежде для местного климата ему было крайне душно и тяжело дышать, как носу, так и телу, но он не мог позволить себе более ходить в обнажающей его дефекты тела одежде.

Он затянул пояс и поправил кобуру, на мгновение прикрывая глаза, вслушиваясь в пение жаворонков над полем.

Он вернулся к дороге, проходя мимо больничной ограды. Там, у ворот, стоял конь. Серый, крепкий, с широкой грудью и умными тёмными глазами.

Кёрт подошёл медленно, не спеша. Конь вскинул голову, захрипел, не признавая чужака.

— Тише, — сказал Кёрт глухо, протянув руку к загривку.

Конь чуть отступил, но Кёрт уверенно положил ладонь ему на шею и погладил его.

Он поднял поводья, проверил седло. Всё было на месте, лишь немного сбито. Кёрт вложил ногу в стремя, подтянулся, сел. Конь повёл ушами, но не дёрнулся.

Он повернул коня, глянул на дорогу, уходящую за рощу. Там, далеко, за полосой тополей и поднимающейся пыли, скрывался отряд казаков и Эллен.