Не капайся в прошлом
Он сидел у окна, наблюдая, как вечернее солнце плавится над песчаными дюнами. Пустыня всегда была тиха в этот час, словно весь мир замирал перед тем, как погрузиться в ночь.
На столе перед ним лежало досье. Нейтральное имя. Скромная биография. Несколько подтверждённых миссий, проведённых с исключительной точностью. Ни клана, ни происхождения. Ни прошлого.
Кроме глаз.
Цвет неба. Глубокого, утреннего неба перед бурей.
Гаара снова посмотрел на лицо на фотографии. В нём было что-то неуловимо знакомое. Он закрыл глаза — и словно в его голове раскрылся тайный свиток.
Коноха. Ему тогда было двенадцать. Он пришёл на экзамен Чуунинов, жаждущий крови. Тогда весь его мир был гневом и пустотой. Но была одна девочка, не дрогнувшая перед ним. Она защищала мальчишку с глупой улыбкой — Конохамару, кажется, так его звали.
— Если ты ещё раз тронешь его — я лично тебя приплющу. Не важно, кто ты и откуда.
Он помнил это. Удивление. Смех. Он тогда не знал, что с ним происходит, но впервые кто-то говорил с ним не со страхом, а с уверенностью. Он думал, что она просто глупа.
Потом был Лес Смерти. Она уклонялась от его атак — не с отчаянием, а с точностью. Словно читала его движения.
Он не был заинтересован. Тогда она была просто препятствием. Возможно — достойным. Возможно — раздражающим.
Он не знал даже её имени. А потом... она исчезла. Умерла, как позже сказал ему Наруто.
"Данзо всё испортил... Она погибла. Я был на её похоронах..." — голос Наруто звучал в его памяти. — "Она была... важной. Для многих."
И всё же...
— Господин Казекаге?
Гаара открыл глаза. В дверь постучал помощник. Он кивнул, разрешая войти. Бумаги, новые рапорты. Он подписал их молча. Но когда остался один, снова посмотрел на фото.
Темные волосы, цвет горячего шоколада. Глаза, как небо.
— Не может быть… — прошептал он.
Но если она — та самая…
Почему притворяется? Почему не пришла к нему сама? Почему живёт среди них, словно призрак?
На следующий день он вызвал её в резиденцию.
Она вошла спокойно. Прямая спина, холодный взгляд. Та самая. Но не та же. Гораздо более сдержанная. Закрытая. Уставшая.
— Вы звали меня, Казекаге-сама? — голос твёрдый, но в нём что-то дрогнуло. Или ему показалось?
Он медленно встал и подошёл ближе.
— Ты напомнила мне одного человека из прошлого.
— И кто же это? — спросила она, не моргнув.
Он смотрел ей в глаза. Молча. Долго. Словно искал трещину в маске.
— Цветок, что не должен был вырасти в пустыне.
Она на мгновение отвела взгляд. Не дрогнула — но внутри что-то пошатнулось. Он это почувствовал. Она не ответила. Просто слегка склонилась:
— Если вы хотите — я могу покинуть деревню.
— Я хочу, чтобы ты осталась, — сказал он тихо.
И добавил после паузы:
— Пока ты верна Сунагакуре — ты одна из нас.
Когда она вышла из башни, её пальцы дрожали. Она всё поняла. Он начал догадываться.
А в пустыне, в песке под её ногами, словно шевельнулся первый корень.
Память.
Правда.
И возможность того, что кто-то… ещё помнит, кто она есть на самом деле.
Раннее утро. Суна ещё спала, но Гаара — нет.
Он стоял в своей личной комнате, держа в руках свиток для экстренной связи с Конохой. Обычно таким пользовались только в случае угроз или официальных приказов. Но сейчас дело было личное.
Он всё ещё не мог выкинуть из головы её взгляд. Холодный. Сильный.
И в то же время — узнаваемый.
Он видел слишком много лиц, чтобы верить в простое совпадение. Но прежде чем идти дальше — он хотел быть уверен. Абсолютно.
Он развернул свиток. Начал писать:
«Узумаки Наруто. Лично. Срочно.
Нужна информация о шиноби по имени Амо Сарутоби.
Ты говорил, что она погибла.
Прошу: подтвердить смерть. Указать, был ли проведён осмотр тела.
Свидетели. Хоронена ли.
Сопровождающие.
Это важно.
— Гаара, Пятый Казекаге.»
Он вложил чакру. Свиток вспыхнул и исчез в клубах песка.
Ответ пришёл вечером. Очень быстро.
Слишком быстро для простого запроса.
Он почувствовал это, ещё до того как открыл ответ.
«Гаара.
Амо…
Я действительно говорил, что она умерла. Потому что нам всем так сказали.
Тело не показывали. Сказали, что её сожгли после инцидента в тюрьме.
Никто из нас не видел её лично.
Я тогда был в деревне, но меня не подпустили.
Цунадэ-баачан... она плакала.
Я был уверен, что это правда.
Все были.
Но ты спрашиваешь… потому что что-то увидел, да?
Если ты хоть на секунду подумал, что она жива —
Скажи мне. Я прилечу.
— Наруто.»
Гаара медленно сжал свиток в руке.
Он знал, что Наруто не врёт.
Он никогда не видел тела. Никто не видел.
Это означало только одно:
Она не умерла.
Он стоял у окна, глядя на горизонт. Где-то внизу, среди дюн и теней, ходила та самая девочка, теперь взрослая, но всё ещё с глазами цвета неба.
Он понял, что должен действовать. Осторожно. Аккуратно. Но правду нужно было раскрыть.
Он не знал, зачем она скрывается. Не знал, кто или что гонит её прочь от дома.
Но теперь он знал одно:
Амо жива.
И прошлое, которое она пыталась похоронить, начинает медленно тянуться к ней… обратно.
Кабинет был тих. Тёплый свет заката проникал сквозь ставни, окрашивая стены в мягкий янтарный цвет. Песок за окнами танцевал в воздухе — лёгкий, будто невесомый. Всё выглядело спокойно. Почти обманчиво.
Амо вошла уверенно, как всегда. С ровной осанкой, с холодной решимостью в глазах. Её шаги были бесшумны, словно она была частью этой тени.
— Вы звали меня, Казекаге-сама?
Гаара молчал несколько секунд. Он сидел за столом, но не смотрел в документы. Его взгляд был направлен прямо на неё.
— Ты напоминаешь мне одну девочку, — тихо начал он. — Она была из Конохи. Её волосы были цвета горячего шоколада, а глаза — цвета неба перед бурей.
Амо не ответила. Только слегка нахмурилась. Он продолжил:
— Она была как цветок, что вырос среди камней... и не боялся пустыни. Даже тогда, когда саму пустыню звали Гаарой.
Тонкие пальцы Амо чуть дрогнули. Она сделала шаг вперёд. В её взгляде больше не было спокойствия.
— Казекаге-сама... — голос стал холоднее, глубже. — Вы ведь знаете, что нельзя копаться во тьме, если не уверены, что выйдете из неё живым.
Слова повисли в воздухе, как клинок. Не угроза. Не вызов. Предупреждение.
Гаара смотрел на неё. И понял — она не отрицает. Но и не признаёт. Она охраняет своё прошлое. И он был всего в шаге от черты, за которой начиналась пропасть.
— Я не ищу боли, — ответил он спокойно. — Я ищу правду.
Амо отвела взгляд — впервые за всё время.
— Иногда правда — это гвоздь в крышке собственного гроба, — сказала она тихо. — Если вы решите идти дальше, Казекаге-сама… делайте это не как правитель. А как человек.
Она развернулась и пошла к выходу, но у самой двери остановилась:
— Если вы всё ещё видите во мне "тот цветок"... пусть он останется в памяти. Живым. Не опалённым.
Когда дверь за ней закрылась, Гаара долго сидел в тишине.
Её слова звучали как угроза. Но на самом деле — это был плачевный зов.
Не тревожь то, что едва держится. Не рви корни, что вросли в пепел.
Он понял:
Она не боится прошлого.
Она боится, что другие туда войдут — и не выйдут.