15. Пусто-та
- Ты мог бы перетерпеть разлуку, глядя на мои фотографии, зачем было пропускать физиотерапию?
Несу чушь, стараясь скрыть за насмешливостью дикий ужас - сердце грохочет, разрывая грудную клетку: всё пропало... Стеф стоит прямо передо мной, за ним, подсвеченные синими отсветами окуляров выходят из темноты выявители - те самые, подкрепление с квадров.
Клемент становится рядом, а затем выдвигается вперед, пытаясь заслонить меня собой - вот сейчас не нужно. На нем - рюкзак с препаратами, которые исцелят Трента. И нет ничего ценнее и важнее сейчас.
Но в двух шагах отряд краснорукавых. Стеф, ухмыляясь, подходит ближе. Оцениваю расстояние до люка - полминуты, если сделать резкий рывок.
- Элисса, Элисса, твой длинный язык когда-нибудь швырнет тебя в самую гущу неприятностей. Ах да, я и забыл - это уже случилось! - он смеется своим гадким смехом.
Аристарх и его товарищ стоят, вытянув руки с дезраторами, немного поодаль от нас. Они растеряны и явно не знают, как себя вести. Потому что привыкли, что их ведут. Всю дорогу в лагерь и обратно они были готовы слушаться даже меня. Люди, в ком убита воля государством, лагерем, а позже и Набатом. Безропотные и смиренные. И я сейчас сделаю то, о чем буду жалеть до конца своих дней, но другого выхода нет.
Ружье Лу за спиной. Тяжелое. Оно будет мне мешать.
- Возьмешь его, - шепчу, немного склонившись назад к Клементу, и прямиком в люк. Предупреди отца. Запритесь.
Он не успевает ответить, скидываю ружье с плеча, и отскочив в сторону, противоположную от входа в тоннель, бегу изо всех сил. Стеф, рыкнув что-то, бросается следом.
- Стреляйте! - мой вопль эхом разносится по округе. Слышу разряды, кто-то кричит, сердце громыхает в висках, Стеф настигает - его рука хватает мое плечо, пытаюсь сбросить, больно сдавливает, и я, поскользнувшись, падаю на землю, он накидывается сверху - поворачиваюсь вижу, что Аристарх лежит на земле, его товарищ успевает выпустить еще пару разрядов и вдруг обмякает рядом с ним. Клемента нет. Он успел. Стеф что-то рычит мне в ухо, ничего не слышу, не могу оторвать глаз от тел безвинных мужчин, которых обрекла на смерть. Глотаю горькие слезы. И с ужасом понимаю - я бы сделала это снова. Я бы выбрала спасти его. Даже ценой десятка младенцев. Даже если бы над их головами светились нимбы и было пророчество, что они спасут мир.
Грубо подхватив под руку, Стеф поднимает меня на ноги.
- Куда делся четвертый? - орет, обернувшись назад. Выявители начинают расползаться по сторонам в поисках следов Клемента.
- Где он?
- Нас было трое.
- За идиота меня держишь?
- Это ты меня держишь, мне больно, пусти.
- Тебе больно? Знаешь, что чувствую я? - он нависает надо мной, с ненавистью выплевывая слова. - Твоя чертова пуля сейчас в моей кости, сказали, что опасно вынимать, что садист, всадивший ее, умело выбрал участок с концентрацией крупных кровеносных сосудов. Ты, Элисса Винди, причиняешь мне боль при каждом моем шаге. Так что не заикайся о боли, что бы я с тобой ни сделал, будет недостаточно. Вдавливает свои костлявые пальцы в мое плечо. Стискиваю зубы, чтобы не взвыть.
- Ты убил Лу.
- Она сама себя убила.
- Как и твоя девушка, но ведь ты винишь Трента. Хотя он не подвешивал её над потолком с петлей вокруг шеи.
Дикий рык врывается из горла Плешивого.
- Даже не знаешь, как я счастлив, что ты в моих руках, Винди.
- Здесь люк! - вопит один из кроваворуких. Лицо Стефа расплывается в улыбке.
- Спускайтесь! А мы сейчас подтянемся. Идем, Элисса. Вот, значит, что подразумевалось под выражением «сквозь землю провалиться».
Даже если бы захотела, не смогла ответить. Воздух не проходит в легкие. Стеф тащит меня под локоть, рядом тела павших в этой бессмысленной перестрелке... Грохочет откинутая крышка люка - Клемент даже не смог запереть её... Первый краснорукавый исчезает в проеме.
И следом раздается грохот. Вопль. Ругань.
- Прогнивший кусок железа, мать её! - выкарабкивается обратно. - Едва не сорвался! Лестница обвалилась! Там всё прогнило, нога человеческая не ступала лет триста.
- ГДЕ ОНИ? - рычит Стеф, развернув меня к себе, всё еще сдавливая плечо.
- Я не знаю.
- А так? - толкает меня вперед, прямо в отверстие - мои носки зависают в миллиметре от дыры в земле. - Я разожму пальцы и звук твоих ломающихся костей станет музыкой для моих уш.
- Ушей.
- Упоротая дефектная! Глазом не моргну, швырну тебя туда!
Толчок в спину - сердце ухает вниз - на мгновение подо мной пустота, спустя еще одно - рука Плешивого перехватывает меня под талию и швыряет на землю.
- Спуститься вниз по веревкам! - командует он. - Обыскать всё! - садится на корточки и обращается ко мне: - Они ведь там, да?
- Я не знаю.
Он размахивается и я успеваю заметить только отблеск занимающегося рассвета на рукояти дезратора. Боль пронзает висок, в глазах темнеет.
***
Комната небольшая, стены белые, небольшое прямоугольное окно почти под потолком закрыто полосами жалюзи. Тихо, нет никаких звуков. Абсолютно. Ощущение пустоты паникой накрывает, крепко сдавливает грудную клетку так, что ни выдохнуть и ни вздохнуть. Сжимаю кулаки, впиваясь в ладони ногтями - и боль приводит меня в себя. Боль. Голова болит так, будто на нее обрушилась двадцатиэтажка. Может, и правда обрушилась, и я в госпитале? Поднимаюсь и оглядываюсь. Кровать с металлическим изголовьем, белая постель. И я лежу на всем этом белоснежном чистоплотье в своей грязной одежде и обуви. Нет, это не госпиталь.
На прикроватной тумбе лампа - какая-то жердь трендового минимализма - хватаю её и прохожу к двери. Осторожно отворяю и прислушиваюсь. Тихо. Крадусь на цыпочках и оказываюсь в белой гостиной. На сероватом диване лежит лицом вниз Стеф. На столе чашка с не выпитым кофе, рядом сэндвич для разморозки в мультипечи, в яркой невскрытой упаковке. Оглядываюсь по сторонам - через холл чернеет входная металлическая дверь. Всего раз приложить его лампой - и можно бежать. Сглатываю ком в горле, делаю шаг к дивану - в нишах на противоположной стене замечаю рамки с меняющимися фотографиями какой-то девушки. Почти все - селфи, похоже, что стянуты с личной страницы в соцсети. Она довольно милая: светлые волосы, раскосые темные глаза, яркие губы - та, по ком страдает Стеф, смотрит на меня с десятка рамок, прямо в глаза, и вдруг становится жутко, мурашки покрывают тело.
Вскрикиваю, когда рука заламывается за спину. Стеф вырывает из моей хватки светильник.
- Надеюсь, ты хорошо отдохнула. Нам нужно будет многое обсудить.
Вывернушись, ребром ладони заезжаю ему в горло - так сильно, что больно руке. И пока Стеф скулит, какое я упоротое отродье, забегаю в ближайшую дверь и запираюсь.
- Винди, - хрипит он вслед, откашлявшись, - ты никуда отсюда не денешься. И пока не расскажешь мне всё, будешь находиться тут. Это моя личная зона - тут нет доступа к внешнему миру, и у мира нет доступа сюда.
Я в ванной. А в зеркале - какое-то чумазое, с кровоподтеком в районе виска, лохматое существо. Стягиваю резинку с волос, на секунду задумываюсь, вдруг у этого психопата тут камеры, но плевать - сбрасываю грязную одежду и забираюсь в ванну. Теплые струи воды блаженством покрывают усталое тело.
Стеф зол, значит, они не смогли пробраться к подземникам. Значит, Клемент доставил препараты Кире, значит, она подлатает Трента, значит...
Значит, всё, что я могла сделать, я сделала. Главное теперь: не выдать, не испортить, не навредить.
Ухожу с головой под воду.
***
Губы, сложенные в трубочку, прямо у моего рта. Отталкиваю Стефа, и в ту же секунду из меня выплескивается вода. Прямо на его сверкающий серовато-белый пол.
- Ты вконец упоротая!
Откашливаясь, замечаю, что лицо Плешивого раскраснелось от злости.
- Будешь жить, понятно??! Если и умрешь, то от моих рук и на глазах у Ривенда.
- Еще раз приблизишься ко мне, лишу тебя этой возможности. Вспорю себе вены зубами.
- Я тебе искусственное дыхание делал, упоротая! Нужна ты мне была!
Я бы рассмеялась, но вместо этого захожусь в кашле.
- Приберешь свою блевотню, я вернусь через пару часов.
Дверь хлопает.
Славно.
Оглядываю огромное полотенце, в которое замотана. Стеф помешан на белом цвете? Что там сказали бы сайколоджисты и коучи - символ пустоты? Одиночества?
У него даже салфетки белые. Все. Закончив с уборкой, открываю дверцу холодильника - в животе урчит от вида сфер. У него даже есть мои любимые, манговые. Стеф - ублюдок, убивший Лу, лучше сдохнуть от голода, чем съесть его еду - но моя воля куда-то испаряется и не знаю, как, но уже через пару секунд в моих руках пустая баночка. А потом и вторая. На четвертой вдруг перед глазами появляются кадры прошлой ночи - расщепленный Аристарх, второй бородач - и мой желудок снова выплевывает свое содержимое на белоснежный пол Стефана.
Вытираю пол, утирая слезы. Дедушка был бы так разочарован мной. Впервые хочется, чтобы не было никакой загробной жизни, чтобы он не видел, в кого я превращаюсь.
Я презирала Стефа, но чем я лучше теперь? Или боль в груди - и есть то, что отличает человека от нелюдя?
Окна затемнены, не могу увидеть, что за ними. Где мы находимся? Мегаполис? Если я попытаюсь выбраться, где я окажусь? На чертовой кухне Плешивого нет ни одного прибора, вся его еда - это сэндвичи, бургеры и сферы. Как будто он нарочно убрал все, что можно использовать как оружие. Кого он сюда водил? Фотографии девушки преследуют, её видно отовсюду. Меня снова мутит. Голова кружится. И кажется, я отключаюсь.
Когда я открываю глаза, я снова в той же комнате. На меня накинуто одеяло, рядом лежат сложенные вещи с бирками: белые.
- Итак...
Со стоном отворачиваюсь к стене. Стеф стоял, как призрак, у стены, я даже не заметила его.
- Где они? Где твои друзья? Мне докладывали, что в квадр сели пятеро. Но в мусором лагере с тобой были уже другие люди. Двое мусорщиков, те, что мертвы. И еще кто-то четвертый. Вы разделились с Ривендом? В это мне верится с трудом. Скорее всего, вы были где-то вместе. Сейчас мои люди переворачивают лагерь вверх дном, твоим друзьям не укрыться. Но почему он не пошел с тобой? Что ты искала в госпитале? Может, лекарства для него? Он не пошел, просто потому что не смог? Винди, не выводи меня из себя, я только слез с антидепрессантов.
Поток слов Стефа льется монотонно, без пауз. Его манера говорить нагоняет сон, тоску и желание выпрыгнуть из окна. Желания ответить хоть на один из его вопросов - не вызывает.
- Элисса, то, через что я заставлю тебя пройти, совсем не стоит того. Ривенд пустышка. Раздутый никчемный пузырь самомнения в симпатичной оболочке. Он не оценит твоих жертв.
Сажусь в постели и смотрю прямо в глаза Стефана: бледно-голубые, почти бесцветные, как и его жилище. В них нет ничего, мелкие лужицы, они не внушают ни страха, ни сочувствия, ничего. Пустышка, как он выразился, мог передать мне всю тонну своих терзаний одним мимолетным взглядом. Понял ли он, о чем я думаю - не знаю, но Стеф вдруг разворачивается и покидает комнату.
Натягиваю худи и чиносы, которые притащил Плешивый. Первая комфортная одежда за долгое время. Ловлю себя на том, что мне нравится, какая она наощупь, как пахнет - и сержусь. Вещи, принесенные врагом, купленные кредитами системы, они не должны вызывать во мне никаких добрых чувств.
- Знаешь, я тут вспомнил твой позывной в соцсетях, - он снова появляется в дверном проеме. - Папина гордость, так, кажется?
Сердце пропускает удары.
- Я кажется нашел на тебя управу, Винди. - наверно, всё читается на моем лице, потому что губы Стефа растягиваются в улыбке от уха до уха. - Алекс будет рад получить привет от дочери.
Через мгновение мои ногти впиваются ему в лицо, с диким криком колошматю ногами и руками, как обезумевшая.
- Ничтожество! Ты не сможешь! У тебя нет никаких возможностей добраться до него! - рычу это, вырываясь из захвата, Стеф пытается утихомирить меня, падаем на пол, я продолжаю царапать его всюду, куда достаю. И понимаю, что сказала правду. Он не сможет ничего сделать. У Трента три защипа на рукаве - у него доступ более высокого уровня. У Стефа всего один. Он не сможет. Он приволок меня в свою квартиру, отгороженную от мира не для того, чтобы сообщить кому-то, что я у него. Значит, он действует не по регламенту. Мне удается немного успокоить себя этими жалкими предположениями.
Стеф передавливает мне горло своим костлявым локтем.
- У тебя ничего нет! - царапаю ему руку. - Единственная пустышка - это ты! И про родителей Трента ты лгал, ни черта ты не знаешь!
Мерзкие пальцы зажимают мой рот, прокусываю изо всех сил.
- К чертям тебя, упоротая! Не удивлюсь, если он даже не придет за тобой.
Бросив возню со мной, Стеф уходит, хлопнув дверью. Остаюсь лежать на полу, без сил.
По крайней мере знаю, на что он рассчитывает. Он хочет, чтобы Трент пришел к нему сам.
Улыбаюсь, чувствуя себя абсолютно счастливой - он не придет. Он просто не в состоянии. Смеюсь во всю глотку - какое же это счастье.