Дефектные. Изъян в системе

Тут воняет. И не так, как если бы Яснозор вспотел, а Ищейка не менял носки пару недель, а так, как будто вокруг армия не знавших мочалки Яснозоров, одетых с ног до головы в не знавшие стирки носки Ищейки. Кира хватается за рот, подавив очередной позыв к рвоте.

- Так должно пахнуть в аду, - говорю я, но слова, сказанные в рукав ветровки, которым я пытаюсь фильтровать вдыхаемый воздух, звучат невнятно.

- Неподалёку лагерь с мусорным полигоном.

- Они что, производят его? - Дана по моему примеру зажала нос растянутым рукавом.

- Нет, сжигают, - поясняет Ривенд. - Но мусора столько, что они не справляются с объемами. А поставки отходов со всех пятнадцати мегаполисов тем не менее не прекращаются.

- Твоя летающая машина нашла дюже мудрёный способ отомстить мне за сгаженное топливо.

Яснозор натянул ворот рубашки на нос, спасаясь от дурновоний.

- Нам не сбежать от запаха, направление ветра не оставляет никакой надежды, - удрученно разводит руками докторша, но тут же возвращает их обратно на нос.

Краснорукавый заканчивает возиться с квадром. Мы присыпали его как могли землёй и укрыли ветками, чтобы с воздуха было сложно заметить. По идее, дроны не должны его обнаружить, а выявители в такие вонючие области вряд ли сунутся.

- Неужели нет технологий по нейтрализации запаха? - не выдерживаю я.

- Первые годы область полигона заливали с воздуха отходами парфюмерной промышленности.

Не веря ушам, смотрю на Киру.

- Да, да, дезодорант для маскировки вони. А позже было решено, что затраты неоправданны, все равно кроме дефектных и пары смотрящих никто этим не дышит.

Каждую неделю анонсируются миллиардные вложения государства в очередную ништячку по слежению за ситизенами, но выработать технологию безотходных производств или же экологичной переработки отходов мы, видимо, не в состоянии.
Мы в состоянии только делать вид, что всё это нас не касается. Что есть специалисты, которые разберутся. Что мы платим налоги, и на этом наш гражданский долг выполнен. Чего только не выдумаешь, лишь бы не брать на себя ответственность за свои родные земли и дерьмо, с ними творящееся.

- Вишенка, я твои волны ловлю, хорош сочинять революции! - провидец цокает, запихивая в сумку часть пожиток Ривенда.

- А это нормально, что он в присутствии твоего парня так к тебе обращается? - шепчет Кира, придвинувшись ближе ко мне.

- Он мне не парень. А прозвище - вроде как обидное, это нелюбимые ягоды Яснозора, - поясняю сквозь рукав, женщина слушает, сузив глаза, по потом кивает, видимо, расшифровала мои мычания.

Ветер усиливается. Поеживаюсь в ожидании распределения багажа - мы забрали из квадра всё, что можно было утащить. Новый порыв несёт какие-то белые хлопья, похожие на пепел. Отмахиваюсь, но они прилипают к руке. Подношу ладонь к глазам и ещё до того, как я произношу это вслух, Кира восклицает:
- Снег! Это снег!
И тут же сникает, с тревогой смотрит на Ривенда.

Тот потирает переносицу, бросает взгляд на меня и говорит вполголоса:

- Они хотят нас подморозить.

- Геоинженерия? - Кира вскидывает руки: - Это ведь запрещено соглашениями...

- Докторша, не падай в моих глазах, - краснорукавый поправляет рюкзак за плечами. - Ты ведь не настолько наивна? Как будто это первые нарушенные соглашения.
Надо найти укрытие. И поскорей.

Хлопья снега несутся на нас тучами изголодавшихся насекомых. Под ногами уже лежит белый искрящийся слой в пару сантиметров. Холодно. Ривенд снимает с себя куртку и накрывает ею плечи Даны.

- Нет! - вздрагивает она и отшвыривает от себя её. - Я не надену это, никогда!

Поднимаю с земли форменную куртку выявителей, отряхиваю и протягиваю Дане.

- Я могу дать тебе свою ветровку, но его куртка гораздо теплей, надень, не упрямься.

- Ерохвосточка, ежели ты не наденешь, это сделаю я, - говорит Яснозор и звонко стучит зубами. Застегнув молнию, девочка проходит вперёд.
Ветер усиливается, снег лезет в глаза. Но хуже всего, что он липнет к ногам, а растаяв, стекает внутрь кроссовок.

- Здесь, - Ривенд останавливается и стягивает рюкзак.

- Ч-что здесь? - у Киры зуб на зуб не попадает.

- Здесь вас не заметёт.

Он выбрал место рядом с небольшим холмом, единственным на этой пустоши, и вынул палатку из закромов, нажатием кнопки разложил её.

- Функцию прогрева включил, забирайтесь внутрь. А мы пока разведаем местность.

Яс кивает, Кира с Даной прошмыгивают в палатку.

- Мне не нравится мысль разделиться, - говорю я.

- Бинди, меня сейчас мало волнует твоя оценка происходящего. Девчонка уже синяя, позаботься о ней.

- Не тревожься, Вишенка, ты и я ещё свидимся. Говорю как провидец.

Глубоко вздохнув, забираюсь в палатку. И с той минуты нервно жду. Кире оставили дезратор, видимо, меня списали со счетов тех, кто способен его применить и защититься.

Когда я слышу шорохи, тут же натягиваю кроссовки.
Кира смотрит на меня с тревогой и одними губами говорит: "Не наши".

Наши не стали бы подкрадываться. Докторша, не отрывая взгляда от входа в палатку, наощупь находит дезратор. Я перемещаюсь вперёд, загораживая спящую Дану собой. Не найдя ничего тяжелее банки консерв, хватаю её и держу наготове, чтобы швырнуть в голову того, кто сунется к нам.

Но соваться к нам они не спешат, перешептываются у входа.
Значит, не выявители.
Или выявители с мозгами.

Второе так же редко, как и снег в июле, поэтому я перекладываю консервы в руку изумленной Киры, забираю у неё дезратор, резким движением опускаю вниз зип, высовываю дуло и громко объявляю:

- Руки за голову и на семь шагов назад!

Сердце бьётся где-то в горле. Выдыхаю, только когда слышу, что мой приказ выполняют.

Осторожно высовываюсь наружу: на меня таращатся четыре пары глаз. Если бы не их одежда, эти мужчины могли бы сойти за людей Славомысла. Длинные волосы, бороды, но на них вполне современные наряды. Эмби сейчас закатила бы глаза и возразила, что это тряпьё лет сто как не в моде.

- Кто вы такие? - стараюсь, чтобы голос звучал ниже и грубее.

- Эй, ты, руку, руку повыше, не то она тебя расщепит, клянусь бесконечностью вселенной, расщепит, она чеканутая на всю голову! - докторша вышла из палатки и стоит за моей спиной, сжимая банку консерв в полной готовности запустить ею в одного из наших гостей.

- Снег ваших рук дело? Откуда вы взялись? - басит тот, что с самой густой бородой.

- Вы у меня на прицеле, а не я у вас, так что сперва ответите на мои вопросы!

- Да-да, на её! - громко поддакивает Кира. И шёпотом добавляет: - Расщепит! Бесконечностью клянусь!..

Бросив взгляд через плечо, вижу выглядываюшую из зазора Дану.

- Горгий, Плутон, Аристарх, Муро, - густобородый указывает на своих товарищей, - подземники.

Не успеваю я нахмурить брови и задать следующий вопрос, как где-то впереди замечаю движение.

- Руки за голову! - рявкаю я так грубо, как могу. - Шелохнётесь - и я нажму на курок. Вы ведь знакомы с дезратором? Знаете, во что он вас превратит! Дана, в моём рюкзаке есть веревка. Тащи её сюда, быстрей!

Уже спустя пару секунд девочка снова появляется в зазоре у входа в палатку, держа в руках небольшой моток тонкой нити.

- Кира, свяжи их, - велю я, удивляясь, как мне удаётся выдавать слова не дрожащим, срывающимся на писк голосом. К моему удивлению, докторша без видимых колебаний забирает у Даны верёвку.

- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - шепчет Кира, проходя мимо меня.

Понятия не имею.

Выдерживаю взгляд Георгия и вскидываю подбородок кверху:

- Ваши товарищи идут, я просто подстраховываюсь.

- Вы беглецы, - начинает бородач, исподлобья глядя на учёную, которая стягивает руки за спиной у его друга. - Из мегаполиса, не из лагеря, лагерчане не такие бодрые. У вас палатка, какие бывают у выявителей. Вы из тех, кто покушался на государя? Скрываетесь в лесах - значит, мы на одной стороне. Вместе с вами пришёл снег - значит, они знают, где вас искать. А ещё значит, вы долго не протянете.

- Я уж как-нибудь сама рассужу, - раздражённо отвечаю я и осекаюсь. Сглатываю ком. У тех, кто подходит к нам, в руках ружьё Лу.

- Я расщеплю их! - кричу я, и мой голос проносится рёвом вместе с порывом ветра и облачком мелких белых хлопьев им навстречу. - Ни шагу ближе! Где те, у кого вы забрали ружьё?

- Говорил я тебе, Горгий, не выходить в чёртову метель. Сидишь теперь на прицеле у девчонки-коротышки, - толстяк в пуховике с капюшоном, надвинутым до самого носа, гогочет в шарф и, не обращая на меня никакого внимания, продолжает идти.

Кира становится по правую руку от меня. Дана пятится в палатку.

- Ваши парни у нас, опусти ствол, девчонка.

- А ваши - у меня. И назовёшь меня ещё раз девчонкой, я превращу тебя в кровавую лужицу.

- Как знаешь, коротышка. И чего ты с этими дубами будешь делать-то? - здоровяк наконец останавливается и смотрит на меня сквозь зазор между капюшоном и шарфом. - В хозяйстве пригодились бы, да его у вас нет.

Он снова смеётся.

- Выменяю на наших.

- А ваши у нас по своей воле, в гостях, накормлены, обогреты.

- Ты на мне смирительную рубашку видишь? И я нет. За полоумную меня не держи. С этим ружьём он бы по своей воле не расстался.

Голос начинает дрожать. Делаю глубокий вдох, стараюсь не сломаться под шквалом тревожных мыслей. Звучи ровно, Элисса. Вдох. Выдох. Вдох.

- Горгий, а коротышка мне нравится.

- Кира, задвинь ему этой банкой, не то я точно спущу курок, - говорю сквозь зубы, чувствуя, как ладонь становится мокрой и опасаясь, как бы я и правда не вышла из себя и не расщепила их.

- Ну и что ты будешь делать, коротышка?

Становлюсь ближе к сидящим на земле со связанными руками собратьям толстяка и навожу на них дезратор.

- Отправлю вас за моими ребятами. Вы приведете их, и тогда сможете уйти со своими.

- Если я откажусь?

- Разряд из дезратора, может, и не расплющит сразу четверых, но троих точно заденет. Откажешься?

- Пожалуй, нет.

Здоровяк разворачивается и уходит. Когда они возвращаются, с ними, в таких же объёмных пуховиках, идут Трент и Яснозор. Их разбитые лица красноречиво говорят о "гостеприимстве" бородачей.

- Теперь проваливайте, - цежу сквозь стиснутые зубы.

- Раз здесь появились мужчины, может, поговорим, подключив здравый смысл?

- Элисса, выстрели в него! - Кира возмущённо сверкает тёмными глазами.

- Коротышка, мы твои условия выполнили, опусти ствол. Итак, у нас есть оборудованное для жизни место, у вас - палатка, слишком маленькая даже для троих, и непрекращающийся снег. Мы можем впустить вас к себе. Вы нам - информацию и оружие, мы вам - тёплую одежду и еду. Идёт?

- Бежит. Туда же, куда и вы. Сверкайте пятками, пока я ещё в состоянии сдерживать себя.

- Выявитель, угомони свою бабу.

- Я не его!..
- Она не моя...
- Она не баба!

Ривенд, Кира и я выкрикиваем одновременно.

- Горгий, они мне все нравятся.

- Твою мать, Набат, пока ты веселишься, эта чёртова верёвка режет нам руки!

Мы с Кирой, не переглядываясь, даём друг другу звучное "пять".

Возле связанных бородачей безуспешно возится один из спутников толстяка.

- Коротышка, развяжи их.

- Это подарочная упаковка. Вскрывает адресат.

- Девочка, ты начинаешь меня злить, - рычит Набат.

- И что с того? Ты, мужик, тоже нас тут не сурицей поишь. Вишенка, дай-кась мне свой ствол.

Яснозор закрывает меня собой и тянет руку куда-то назад.

- Предлагаю ещё один обмен.

Ривенд проходит вперёд, вырывает из рук здоровяка наследие Лукреции, и вкладывает в его ладонь зажигалку.

- Нагревание поможет. А насчёт сделки: мы пойдём с вами, кров, тёплая одежда и еда в обмен на информацию. Оружие останется при нас.

- Нет.

- Да. Я видел твоих людей. Мне нужен гарант защиты моих.

Схватка взглядами длилась ровно три глубоких вздоха и четыре клацанья языком Яснозора.

И вот мы свернули палатку и идём за мужланами в пуховиках.

- Вас избили, а потом заботливо одели? - интересуется Кира, кутаясь в предложенную Яснозором куртку.

- Эка кривда! Мы одолели ворогов, апосля спотыкнулись о поверженных.

Дана хихикает в ладошку, и мне хочется расцеловать провидца за это.

Ривенд, прежде шедший позади, равняется со мной и говорит вполгоса:

- Они живут под землёй. Обуютили затерявшийся и стёртый с карт тоннель.
Удачливые фанатики.

- Фанатики?

- Надеюсь, что я ошибся. Но будь осторожна. И... у меня на виду.

Ловлю его быстрый взгляд, который становится моей головоломкой до самого входа в обитель подземников.

В непримечательном месте, без единого на первый взгляд ориентира. Мы спускаемся по железной лестнице, которая морозит и без того обмороженные руки. Последним спускается Набат, когда он прикрывает за собой ветхий люк, мы погружаемся во тьму.

- Э, а факелы не припасены? - причитает провидец, всё ещё спускающийся по лестнице.

Трент стоит поодаль, подхожу к нему и шёпотом высказываю свои опасения:

- Нам так уж нужна их помощь? Если ты им не доверяешь, зачем согласился? Что помешает им напасть на нас ночью?
Или в любое другое время, сразу после того, как мы расскажем им всё, что их интересует?

- Ничего, - совершенно будничным тоном отвечает он. - Мы идём на риск.

Не веря своим ушам, выпаливаю:
- Я не могу рисковать Даной!..

Ищейка разворачивается ко мне и становится вплотную, отчего я упираюсь в стену.

- Чтоб ты знала: когда ты была в отключке, - цедит он сквозь зубы, - Плешивый сбил из-под их ног табуреты, и я...

- Выбрал ребёнка и теперь жалеешь.

- Нет, я выбрал Лу. Я шёл к Лу. Я бы ни за что не бросил Лу. Даже ради десятка младенцев. Даже если бы над их головами светились нимбы и было пророчество, что они спасут мир. Лу пожертвовала собой, и твоя подружка сейчас не в списке тех, кого я хотел бы видеть на свой день рождения.

Мерзкий выплёвывает слова одно за одним мне в лицо и уходит вперед, туда, где стоят Горгий и остальные бородачи.

- Едрить эту темень! Дохтурша, могла б и озарить светом благодарности мой путь.

- Не барагозь, - басит Набат, - не в лабиринте плутали.

Мы проходим вперёд, все ещё в потемках, и практически касаясь стен, вереницей в узком тоннеле, спотыкаясь о какой-то хлам, следуем за бородатыми подземниками. Спустя какое-то время Набат начинает насвистывать незатейливую мелодию, а ещё через какое-то время мы заворачиваем в ответвление, освещенное по обеим сторонам небольшими бра.

- Это маскировка, - шепчет Дана и продолжает, загибая пальцы: - ржавая лестница, прогнивший люк, выколи-глаз-тоннель.
Киваю в ответ.

- А свист - пароль, чтобы нас не обстреляли.

Толстяк задерживает шаг, становится вровень с нами и апплодирует.

- Высший класс. Как звать?

- Хоть как, не дозовётесь!

Он ухмыляется и так внимательно изучает насупившуюся Дану, что я покрепче сжимаю её руку и отвожу в сторону, становясь за Яснозором и Кирой.

Очередной поворот выводит нас в огромный холл. Поначалу я даже ощущаю приступ агорафобии - так много открытого пространства.
Безлюдно. Но из множества коридоров доносятся звуки, не оставляющие сомнений в том, что подземников немало. Проходим дальше и выходим на площадь... Настоящую. Уложенную брусчаткой. С фонтаном. С ларьками. И кучей людей. На нас никто не таращится, как будто пятеро незнакомцев для них - обычное дело. Только пара бородачей цепляют взглядом ружье в руках Ривенда и указывают на него стоящим рядом, а затем окликают Набата. Тот жестом показывает, что всё под контролем.

И меня осеняет, что это правда. Как просто - нас пустили сюда, дадут время прийти в себя, накормят, оденут за какие-то там сведения о внешнем мире? Судя по тому, что я слышала, недостатка в информации у них нет, бородачи в курсе всего, творяшегося наверху. О чём думает Мерзкий? Смерть Лу выбила из его головы остатки разума?

Мои спутники слишком заняты разглядыванием местности, так что эпизод остаётся незамеченным.

- Гайлана, выйди сюда! - кричит Набат, когда мы подходим к одному из ответвлений в виде арки, ведущей из широкого тоннеля в более узкий. Таких было множество на нашем пути.

Появляется светловолосая женщина в длинном сероватом платье. Она окидывает нас равнодушным взгядом.

- Дай им тёплую одежду.

- И обувь, - громко добавляю я.

- Накорми и уложи спать. Утром жду тебя на разговор, - бросает здоровяк, обращаясь к Ищейке, и уходит.

Вскоре становится понятно, почему именно этой женщине нас доверил Набат. Она задала только два вопроса: "Размер ноги? "и "Руки оторвать?", когда Дана потянулась к шевелящемуся комку шерсти на полу, и не ответила на единственный от нас о её имени - слабую попытку Киры наладить контакт.

За столом, на котором неожиданное разнообразие фруктов и овощей, а еще сыры, и мясо, и булочки - мы едим, будто никогда в жизни не евшие. Потом нас проводят в комнату, где на полу накиданы в кучу одеяла и пара подушек. Убранство помещений вполне сносное, стены отделаны, выкрашены, полы тоже покрашены. Даже есть элементы декора: дверные наличники, сделанные из чего-то, похожего на дерево, пара небольших ковров с буйством цвета и узоров. Полное отсутствие концепции, но всё в целом делает комнату уютной.

Яснозор отхватыват себе подушку, ту, что побольше, и вытягивает самое сносное одеяло.

- Спасибо, - говорю я и с трудом, но вырываю их из его рук. - Для человека, привыкшего спать на сеновале, они будут неудобными.

Кира хмыкает. Ривенд просит не шуметь, нам тут и так не рады.

- Элисса, мне нужно в туалет, - Дана, пристав на цыпочки, шепчет мне в ухо.

Выходим с ней в коридор. Свет горит, но хозяйки не видно, а кричать: "эй, как там тебя" - не кажется хорошей идеей. Бредём из комнаты в комнату в поиске уборной. Кажется, мы попадаем в спальню: кровать, закрытая свисающим с потолка балдахином, пара тумб, зеркало - и я спешу развернуться и выйти, но вдруг обращаю внимание на птицу, рукотворное чудовище, прямо у изголовья кровати.

- Дана, что это? - указываю на пернатого уродца.

- Сова, - без раздумий отвечает она. - Хотя в телеке они не такие страшные.

Не показалось. Дурное предчувствие, приправленное страхом, и ужасом, и холодной покалывающей паникой накрывает меня с головой.

- Ой, смотри, и тут! - в голосе Даны нет и тени тревоги. - У этой женщины больше странностей, чем я думала.

Сова на туалетом столике. В узорах ковра. Вышита на подушке.
По телу проходит лёгкий озноб. Я делаю шаг назад, сжимая ладонь Даны, и ещё один, так тихо, как будто боясь растревожить неживую птицу, как будто даже незначительный шум может разбудить древнего демона.
Оказавшись за порогом, разворачиваюсь и бегу, утягивая недоумевающую девочку за собой, и за первым же поворотом едва не налетаю на хозяйку.

- Нужен туалет! - выпаливаю я.

Как там её смотрит на нас как на умалишенных. Или же на тех, кто с секунды на секунду намочит штаны. Видимо, опасаясь за свои полы, она резво ведёт нас в уборную.

- И своим расскажи, где искать, - грубо бросает она нам вслед.

Кира уже посапывает, расположившись у стены. Провидец, натянув на голову пододеяльник, тоже по-видимому спит.

Ривенд вертит в руках окуляр, сидя на полу.

Укладываю Дану, и когда она засыпает, сажусь у противоположной стены от Мерзкого.

- Я побуду на стрёме, - говорит он усталым голосом, не глядя на меня.

Если кому из нас и нужен сейчас сон, так это ему.

- Лучше я, - говорю я бодро, - потом сменимся. Мне привычнее засыпать под утро.

- Как хочешь, - на удивление быстро соглашается он, подкладывает под голову подушку и растягивается на голом полу, отвернувшись к стене.

Спустя время осторожно подхожу, и, убедившись, что он спит, накрываю его хлипким пледом. Возвращаюсь на своё место, и почему-то думаю об Эмби. Окидываю взглядом свои изношенные бриджи, футболку, грязную ветровку. Вспоминаю дефектную прислугу в доме Бэйкеров. То, как Эмбер ревела, собираясь отказаться от любимого, и не суть важно, кем оказался её любимый. Как же нас пугают трудности. Как же мы привыкли к удобству. И суждения нам проще взять готовые, с полочек официальных государственных структур, и вложить себе в головы. Мы - дефектные люди, проживающие дефектные жизни в дефектнейшее из времён.

Злясь на нас, тепличное поколение, отшвыриваю от себя подушку и ногами яростно отталкиваю одеяло. Наши деды умирали за то, во что верили, а нам страшно самим посуду помыть или лишиться кредитов со счета. Мысли путаются, веки тяжелеют, встаю и делаю пару приседаний, чтобы отогнать сон. Вторую атаку дрёмы я, кажется, не смогла отразить...

Она склоняется над Ривендом в совсем материнском, заботливом жесте. "Я уже укрыла его", - хочется сказать мне, но губы будто прилипли друг к другу, не разжимаются, и мычащие звуки сталкиваются с преградой, отскакивают от нёба и глохнут в глотке. Бра меркнет и вновь загорается, всего на мгновение. Пыль плавно вьётся вверх, мягкими кругами очерчивая комнату, как в замедленной съёмке. Не могу сдвинуться. Тело не слушает меня. Крик снова превращается в мычание.

Тень всё ещё возле Трента, и я знаю, что мне нужно вырваться из сна. Во что бы то ни стало я должна проснуться и закричать. Будто от этого вопля зависит моя жизнь.
Или его.