Мой ангел-хранитель

Сегодняшним утром произошло нечто удивительное. Нечто, чего я ожидала уже очень давно, и чего я никак не могла ожидать в одно и то же время. Эти две противоречивые мысли столкнулись, заставляя меня изнутри испытывать странное смущение и неопределённость. Мои руки дрожали, сжимая телефон с недавно высветившимся сообщением от Эрики. Недавно высветившимся, уже прочитанным и даже получившим ответ.

– Вы можете идти, – я слышу голос Кирилла Куропаткина совсем рядом справа от себя и рефлекторно поворачиваю голову в его сторону. – Мы проследим, чтобы всё было в порядке.

Парень дружелюбно улыбался. За то время, пока мы дежурили в одной команде, то бишь целую неделю, у нас сложились неплохие отношения. Чисто товарищеские рабочие отношения. Этот юный парень с короткими волосами русого (или тёмно-рыжего?) оттенка особенно сдружился с Максом, наверное, и потому, что был странным образом похож на него. Характером, рассеянностью, немного даже внешностью – вспоминаем указанный цвет волос. Но всё же Макс более эксцентричен, более амбициозен, нежели наш новый напарник. Всё же у этого парня был один, довольно отличительный и немного даже раздражающий недостаток.

– Мы с Кирюшей проследим, – Клавдия Ивановна Куропаткина подошла к сыну и обняла того за оба плеча, на что второй только повёл ими и поджал губы, но не стал озвучивать своё недовольство. – Кирюша следить умеет.

Упомянутый Кирюша вздохнул, стыдливо отведя взгляд от меня и Клавдии Ивановны, куда-то к фонарю.

– Ну ма-ам, – недовольно протянул он, однако мать была неумолима и только крепче стиснула сына в своих объятиях.

– Дети – цветы жизни, – пояснила она с неописуемой нежностью в голосе, с такой, с которой всегда лелеяла своего пресвятого Кирюшу. – Конечно, Ладочка, мы тебя отпустим повидаться с вашей сестрой.

Сердце в моей груди заколотилось с бешеной скоростью. Быстрее него только Макс неопределённо просил (вопил) какие-то слова, не в силах сдерживать собственных эмоций. По правде, я тоже сдерживалась с большим трудом, ведь радостная новость настигла нас около пятнадцати минут назад на рабочем месте и пока не успела как следует усвоиться в мозгу.

Оля наконец-то очнулась!

И, чёрт возьми, это стоило того, чтобы уйти с дежурства раньше на половину часа. Оставшиеся минуты ничего не решат, скоро тут появится группа, дежурящая ночью, и покой Питера будет передан им в руки. Да, для ответственного мага и война мои мысли могут прозвучать пугающе беззаботно, но у меня действительно есть достойное объяснение их существованию! Оля, моя названная младшая сестра, наша с Максом, почти год пробыла в коме после того, как её тело было захвачено демоном. Когда узнаёшь что-то тревожное или радостное о близком человеке, разве можешь думать о чём-то другом? Сейчас же тревога и радость уместились в один контейнер.

Когда я получила сообщение от Эрики во «ВКонтакте», я испугалась, что вовсе выроню из рук смартфон. Спустя год. Наконец-то. Я не зря ждала и верила, игнорируя врачей (Эрику в том же числе), что досадливо разводили руками и качали головами. Они не говорили, что девочка умрёт. Не говорили, что выживет. Просто не знали – тут уж действительно по большей части дело удачи. И удача в кои-то веке повернулась к Олечке лицом. Ей повезло, а нам с Максом повезло с напарниками, с которыми мы дежурим вот уж последний день спустя семь целых и которые добродушно и добровольно договорились прикрыть наши спины. Лучшие коллеги.

– Спасибо, Клавдия Ивановна! – Макс счастливо завопил, кидаясь женщине на шею, ненароком (или, что возможно, специально) затянув в благодарственные объятия ещё и Кирилла.

Он был не скуп на эмоции. Сейчас же из него просто вырывалась радость – кто-нибудь, подготовьте мешки, желательно много и желательно большие. Но Клавдия Ивановна – милосердная женщина и даже чересчур заботливая мать, и обнимашки с ней Макс действительно мог себе позволить. Женщина она упитанная, немного полная, но привлекательная, несмотря на сорока шестилетний возраст, хотя при первой нашей встрече я не дала бы ей больше сорока. Сын Кирилл (Кирюша) Куропаткин – её главная любовь и единственная страсть всей жизни. Я знаю, что она в разводе с мужем и пока, похоже, не нашла тому достойной замены. Поэтому «Кирюше» приходится хлебать вдвое больше материнской любви. Он не говорит, что несчастен, но иногда злится на мать (молча, не произнося ни слова), когда та на глазах посторонних начинает его за что-либо отчитывать или раздавать советы. И я его понимаю. Она даже упросила Тамару Львовну на дежурствах ставить их вместе, чего Кирилл, может, и хотел, но чему никак не смог препятствовать. Хотя женщина она, опять-таки, добрая, действующая из лучших побуждений, и не способна вызвать к себе что-то больше небольшой детской обиды. И если Кирилл, которому уже с хвостиком двадцать один, кажется ей до сих пор ребёнком в подтянутом комбинизончике, то обо мне и Максе и говорить нечего. Она раздаётся хохотом, тепло берёт в руки лицо Макса и целует его в обе щёки.

– Максимушка, бегите. Мы с Кирюшей обо всём позаботимся.

Кирюша опять недовольно морщится и опять молчит.

– Не будем тянуть. До свидания! – Макс тепло улыбается и машет на прощание Куропаткиным. Я тоже прощаюсь, после чего мы начинаем двигаться в противоположном направлении.

Чтобы добраться до больницы, в которой Эрика работает, нам было необходимо проехать три станции по нашей линии метро и пересесть на другую, чтобы проехать ещё две. В целом не должно занять больше сорока минут. Это очень важно – часы посещения в больницах строго ограничены. Элементарная санитарная дисциплина существует для всех, и даже маги обязаны её соблюдать беспрекословно. После восьми часов к больным имеют право входить только лечащие врачи и медсёстры. Поэтому нам следовало поспешить, и до метро мы шли пусть и не бегом, но очень быстрым размашистым шагом.

Макс стал даже более рассеян, чем обычно. Он едва не оступился на эскалаторе, едва не врезался в двери при входе и врезался в итоге при выходе из метро. Злая участь настигла его в самом конце.

– Я просто немного волнуюсь, – честно признался он, опуская к земле глаза, на одном из которых сейчас красовался небольшой фингал.

– Ты? Волнуешься?

Новость эта была немало потрясающей. Я очень мало могу припомнить случаев, когда брат действительно всерьёз волновался о чём-то. В большинстве своём он был беззаботен, а если за что и брался, то просто выполнял это со спокойствием и без видимого стресса. А сейчас он почему-то волнуется.

– Да, просто... Оля... Мы же не видели её почти год, – он потёр шею, судя по всему, немного вспотевшую.

– Это да, – со вздохом я киваю, невольно прочувствовав его ностальгию, но в отличие от Макса продолжая следить за дорогой.

Я не скажу, что сама в этот момент спокойна, как слон. Разумеется, я тоже испытывала некоторое волнение, отдающее лёгким покалыванием в грудной клетке. Почти год. Может, даже больше. Тогда ещё и нас привезли в эту самую больницу, ведь именно Эрика и Виктор дежурили тогда в нашем районе, и нас повезли именно в ту больницу, где Цуканова работает. Тем более, что в связи с активной деятельностью демонов даже не во всех больницах были места для новых пациентов. Можно сказать, нам повезло. Мы вышли, но Оля осталась там – её детский организм не был готов к таким затратам и потерям, он был истощён практически полностью к тому моменту, как демона из её тела удалось выселить. Поэтому очень долго она лежала в коме, поэтому врачи не могли ничего обещать.

– Но ведь теперь ты увидишь её спустя долгое время, верно? – я легонько толкаю его в бок – это у нас с ним такой жест, выказывающий поддержку. Максим, правда, применял его на всех. Мне он улыбнулся, наконец обратив на меня благодарный взгляд.

– Да, конечно. Но скажи... Эрика говорила тебе, в каком она сейчас состоянии?

Я нахмурилась, напрягая память. Если она не изменяет мне, то в коротком сообщении подруги не было ничего, кроме «Оля очнулась, скорее приезжайте, если хотите её увидеть».

– Ничего такого, – пожимаю плечами я. – Но, наверное, если Эрика пригласила нас приехать, то с ней всё в порядке.

– Да, наверное, – он кивнул и, кажется, немного расслабился в самом деле.

Высокое здание больницы нам удалось настичь приблизительно к двадцати минутам восьмого. Это удача. Сама больница совсем новая и построена недавно – в последнее время в городе требовалось больше больниц, думаю, по понятной причине. Большая часть денег государства уходила на оборону (непосредственно в Организацию магов) и на строительство новых больниц с приемлемым оборудованием. Например, больница, в которую мы зашли сейчас, снаружи казалась новой, будто только-только прошедшей завершающий этап строительства: идеально белые стены, небольшой ряд прямоугольных окон, чёрный узорчатый забор, за которым крылся небольшой садик, где больные могли совершать короткие прогулки. Внутри всё так же: мебель и стены в сносном состоянии, достаточно большой гардероб. Одна из лучших новых больниц – ей, насколько я знаю, года два-три от силы. Правда, бахилы здесь платные – приходится разориться на двадцать рублей, чтобы из автомата выбить две пары. В таких маленьких ёмкостях с цветными крышечками, от которых обычно тащатся маленькие дети – так интересно, какой же цвет выпадет! Тут стояла ещё пара автоматов, с маленькими игрушками и круглой жевательной резинкой (зубы сломаешь).

– Наверное, надо было ей что-то купить, – задумчиво произносит Макс, глядя на автомат с мини-игрушками и задумчиво склонив голову. Он прав, но у нас не было времени на то, чтобы толком об этом задуматься. Мы и без того бросили всё, чтобы успеть вовремя добраться. Но подарок, безусловно, необходимо будет купить к следующему разу.

Я быстро чиркнула Эрике сообщение о нашем прибытии, и она спустилась ровно к тому моменту, когда пожилая женщина в гардеробной выдала нам номерки.

– Привет, – она подходит к нам, но не заключает нас в приветственные объятия, как делает это обычно – дисциплина и санитария прежде всего. – Вы молодцы, что пришли вовремя.

– Как она себя чувствует? – спросил Макс, всё-таки решив подкрепить уверенностью наши догадки.

– Всё хорошо. Очнулась она сегодня днём, – заметив схожее удивление на наших лицах она потупила виноватый взгляд. – Ну, я не сказала сразу, чтобы не отвлекать вас от дежурства... Да и Олю сначала нужно было обследовать, чтобы удостовериться, что всё в порядке. Ваши родители вообще обещали прийти завтра.

Эрика развела руками, как делала всегда, когда что-либо заставляло её испытывать неловкость. Но вдруг она (даже как-то скептически) прищурилась и подошла к Максу.

– Что это?

– Ох, это? – быстро сообразил он и, дотронувшись до пострадавшего глаза, усмехнулся. – Просто следы моей невнимательности. Ничего такого.

Эрика нежно смеётся, её ладонь мягко касается его правого глаза, и спустя секунду, когда та убирает пальцы, синяка нет уже и в помине. С таким человеком, как Макс, круглосуточно и постоянно должен находиться рядом кто-то из магов Воды.

– Проходите в сто шестьдесят пятую палату, на третьем этаже, – сказала она. – Отыщите сами?

– Да, конечно. Спасибо.

В этот же момент Эрика по указу старшей медсестры уходит хлопотать по своим прямым обязанностям. Мы с Максом направляемся в сторону лестницы – я, что удивительно, помню её местоположение, хотя была в этой больнице около года назад и пролежала тут совсем недолго. Здесь был и лифт, однако сейчас он отчего-то не работает. Рядом с дверьми висела табличка, большими буквами гласящая: «ЛИФТ НЕ РАБОТАЕТ», а снизу также добавлено: «Приносим извинения за доставленные неудобства L». Но нам, к счастью, нужен был всего лишь третий этаж.

Перед дверью в нужную палату мы замираем на несколько секунд. Словно бы эти ничтожные мгновения могли что-то значимо переменить или придать многим больше уверенности. К ручке первым тянется Макс...

Маленькая девочка, сидевшая на койке возле окошка и пристально в него глядевшая, моментально повернула голову в сторону издаваемых нами звуков. Эта девочка было худа и бледна кожей, а глаза не сразу стали заметны под длинными смольными волосами, достающие, наверное, до ног. Малышка сидела, прижимая собственные колени к груди в такой мечтательной позе, словно мы оторвали её от глубоких раздумий. Рядом, на кровати, лежал плюшевый серый зайчишка... Которого мне стоило только обнаружить, чтобы всё тело прошибло внезапным холодом. Эта игрушка принадлежала Оле, занимая почётное место на письменном столе младшей хозяйки комнаты. Поздней ночью она брала Пушистика (такое уж небанальное ему придумали имечко) с собой в постель. Он был лучшим другом Зайцевой, с которым она общалась побольше Саши и нас с Максимом. Игрушка была слегка потрёпана, а одно ушко зайчика немного обгорело. Меня сильно удивил и одновременно обрадовал тот факт, что его каким-то чудным образом удалось спасти из пожара.

Серые глаза были такими же спокойными и такими же слегка измученными, как раньше. Знакомо. Но они сделались теплей, а на детском личике просияла улыбка.

– Вы всё-таки пришли, – она говорила тихо, но с радостью. Её голосок, девичий невинный голосок, как же мне его не хватало на протяжении года!

– Оля!

Макс первый кинулся к ней и обнял её так, что мне со страхом показалось, будто он и вовсе задушит хрупкую уже девятилетнюю девчушку. Однако эти объятия были с теплом и нежностью приняты. Тогда уже, опомнившись, вспомнила о себе и я. Мне тоже с необъяснимым безумством хотелось накинуться на сестру, схватить крепко-накрепко, чтобы точно уже никогда и никуда не отпускать. Но я сделала это более спокойно, отчего, наверно, не сумела сдержать слёз. Так эмоции решили проявить себя.

Под белой больничной одеждой чувствовалось твёрдое тело. Твердое от того, что худое. Но оно было тёплым, что можно было посчитать достойной компенсацией вместе с тонкой рукой, обвившей мою шею удивительно нежно.

– Я тоже рада тебя видеть, сестра, не стоит плакать, – её руки вверх-вниз прошлись по моей голове в плавных поглаживающих движениях. Я внезапно почувствовала себя маленьким и свойственно капризным ребёнком, которого спешил утешить взрослый. Именно такой мне показалась Оля. Взрослой, старше своих лет.

Для неё этот год пролетел совсем незаметно. Она словно бы проснулась после обыденного ночного сна и могла не понять, почему старшие брат с сестрой со слезами на глазах на неё налипли. Но понимала.

– У тебя отросли волосы? Тебе идёт, – сказала вдруг она.

Да, мои волосы действительно немало отрасли за год, но, честно говоря, я не придала тому особого значения. Ведь для меня это привычно, но для Оли, застрявшей в прошлом – непривычно. Она помнила это, несмотря на то, как мало мы с ней разговаривали!

– Спасибо.

И тут я осознаю одну вещь, до которой не додумалась до этого – она ведь не знает...

– А я не изменился? – Макс делает вид, будто только что был жестоко обижено, но это, очевидно, было совсем не так.

Оля посмеялась, заставив меня дрогнуть: этого звука я не слышала очень, слишком давно.

– Ты, братишка, волосы не отращиваешь.

Он тоже засмеялся следом, а за ними – и я, что осознала даже не сразу. Тревожная атмосфера понемногу разряжалась, уступая место родственному теплу.

– Зато ты в этом тоже преуспела, – с ухмылкой обнаружил Макс.

Оля провела рукой по пряди собственных отросших волос. Они не имели прежнего объёма и нуждались в мытье, но это не мешало девочке быть по-прежнему милой и оставаться нам родной.

– Вы теперь... Магами работаете? – как бы невзначай поинтересовалась она, и я немного удивилась. Откуда она знает? –Медсестра, которая сегодня приходила ко мне, рассказала, –добавила она, живо проясняя картину.

– Ну да, – ответила я тоже как будто бы невзначай, тоже переняв это беззаботное настроение.

В глазах Оли, кажется, появился интерес.

– Правда? Ох, это так здорово! – воскликнула она с радостью, схватив и прижав к себе Пушистика крепко-накрепко, но вскоре тут же и помрачнела, став несколько серьёзней. – Но ведь и опасно... Вы совсем не боялись?

– Ну конечно не боялись, – Макс протянул руку и погладил её по волосам, будто бы желал успокоить Олю от её внезапно настигших переживаний. – Разве ты не помнишь рассказ о том, как твоя дорогая сестра едва не поколотила хулиганов, которые нас задирали?

На этот раз его улыбка была хищной, а взгляд напрямую обращался ко мне. Зараза. Он вспомнил тот случай, когда двое парней-подростков, которые тогда нам, одиннадцатилеткам, показались огромными, приставали к нам с колкими насмешками про рост (я была очень высокой для своих лет, и Макс на моём фоне казался восьмилетним ребёнком). Особенно к Максу, поскольку он своим открытым характером изничтожал все барьеры, которые могли быть не только препятствием к общению, но и необходимой защитой. И да, тогда выступила я...Дело в том, что жизнь уже научила меня за себя стоять, когда в младших классах меня дразнили за то же самое. Я прекрасно помню слова отца: «Один из немногих людей, что всегда будет рядом с тобой – это ты, Лада; ты – твой лучший друг, а друзей, как ты уже знаешь, всегда нужно защищать». И даже помню, как заботливо тогда он погладил меня маленькую по щеке. И именно этому я обучилась – стоять за себя и за ближних. Ещё около года я ходила на карате, но его мне даже демонстрировать толком не пришлось – стоило одному из хулиганов руку за спину завести, чтобы вся свора убралась с площадки прочь. А ведь они могли и точно победили бы меня при ином раскладе...

– Ну да, дело было, – я произношу это даже с гордостью, от чего губы упомянувшего растгяиваются едва ли не до самых ушей. Моя очередь. – Или рассказ о том, как твой бесстрашный старший брат полез на дерево за своим бумерангом?

Бумеранг был любимой игрушкой Макса в его детстве. Его он запускал на улице постоянно. За ним тогда я и родители – глаз да глаз. Страшно было его одного выпускать на улицу: мало ли кого зашибёт. И вот, одним прекрасным утром главная страсть Максима угодила в крону близстоящего дерева, чьи переплетённые ветви не пожелали отдавать игрушку даже тогда, когда ствол этого самого дерева начали настойчиво трясти. И тогда в голову девятилетнего мальчишки пришла ужасная, поистине идиотская мысль: он начал карабкаться вверх по дубу, жадно цепляясь за ветви, обнимая ствол, и вот – у него получилось! Но вот вопрос «а как обратно?» настиг его уже лишь тогда, когда бумеранг был крепко зажат в руке, а от земли отделяли метры. Я помню даже, как он тогда сжался, становясь похожим на беспомощного котёнка, каких в мультиках снимали с дерева пожарные. Так же и он прижимался к ветви, ища в той спасение и поддержку. Спуститься удалось, когда отец с дядей притащили лестницу из нашей кладовой. Не буду скрывать, что я, наблюдавшая всю эту картину лично, немало перепугалась тогда за брата, но потом этот случай припоминали в шутку. В том числе и он сам.

Оля в очередной раз тихо посмеялась.

– Вы же тоже были детьми. У вас должно быть мно-ого историй!

И оказалась права: историй в самом деле у нас огромное множество. И то, с какой охотой и каким артистизмом Макс рассказывал их Оле, напоминало больше байки какого-то взрослого дедушки или дяди, желающего произвести впечатление на племянника или внука. Всё это время эмоции Оли сменяли друг друга на её лице, то отдаваясь звонким хихиканьем, то искренним изумлением или даже страхом.

За всем этим никто из нас троих даже не заметил, как быстро стрелка часов приблизилась к восьми. Оставалось ещё много нерасказаннных историй, но дверь отворилась, пропуская открывшую её Эрику внутрь.

– Мне жаль, но время вышло, – с сожалением произнесла медсестра, и мы машинально повставали со своих мест.

– Вы придёте завтра? – с надеждой спросила Оля, и я не сразу нашлась ответом. Завтра дежурство.

– Постараемся сделать всё возможное. В крайнем случае, тебя точно навестят родители.

Мы в последний раз тепло попрощались и обнялись все вместе, тесно прижавшись друг к другу напоследок. После этого мы с Максом отошли назад и, лишь увидев улыбку на лице девочки, позволили себе скрыться за дверью.

–Увидимся, – многообещающе произнёс Макс, остановившись уже у самого порога и заглянув в щёлку. Только после этого он закрыл дверь и неожиданно тяжело вздохнул.

Такое приятное чувство облегчения и уюта давно незаметно исчезло из моей жизни. Около примерно года назад, когда мы только вступили в Организацию, когда учёба и тренировки были изнуряющими, сил оставалось после очень мало на что. Тревожность не покидала и теперь, когда каждое сражение могло окончиться победой, а могло и провалом; и от этих победы или провала в самом деле зависели жизни. Но сегодня я снова получила давно забытый шанс ненадолго возвратиться в детство, не самое беззаботное и счастливое из возможных, но безопасное, дружное, крепкое. Нашлось место и для грусти, которая тихо напоминала о редких визитах дяди Антона и тётушки Анны, каковых мы уже больше никогда не увидим. Но радости было больше. Гораздо, намного больше.

– Макс, можешь подождать внизу, пожалуйста? Я бы хотела кое-что обговорить с Ладой, – внезапно сказала Эрика.

Это заинтриговало даже меня. Макс подозрительно сощурился, посмотрев на неё глазами азиата, надул губы, нахмурил брови.

– Секретничаете, значит? Я думал, мы друзья, – с наигранной обидой он демонстративно отходит, спиной вперёд и лицом к нам. – Ладно, не буду влезать в ваши девчачьи сплетни. Только недолго, хорошо?

Эрика кивает и улыбается ему с благодарностью; я борюсь с желанием ответить, что не ему просить о расторопности. Макс убегает. Это позволяет мне сосредоточиться на том, что собиралась сказать подруга. Это могло оказаться и достаточно серьёзной вещью, раз Макса она попросила выйти. Я посмотрела на неё, даже вытянувшись, но Эрика выглядела абсолютно спокойной.

– Ну так... Как тебе работается в составе других команд? – спросила она меня.

– Нормально, – ответила я. – Вроде бы ни с кем не ссорились. Пока что.

– Ясно, – Эрика заправляет за ухо белокурую прядь. – И он тоже? – она кивает в сторону лестницы, куда только что удалился Макс.

– Спрашиваешь... Да он со всеми сходится.

– Ну, это да, – она улыбнулась как-то рассеянно, опустив глаза. На секунду мне показалось, будто Эрика покраснела, но она тут же вновь возвратила свой взгляд на меня. – У нас очень добрый директор. Тамара Львовна даже разрешила вам дежурить вместе. Не везде это так.

Я киваю: это действительно так, Питеру очень повезло с таким директором, как Тамара Львовна. В Москве, кажется, директором является некто Вячеслав Строганов, и его фамилия уже говорит сама за себя. Но, стоит заметить, в столице всё и работает, как часы, если хоть немного доверять новостям.

– Что ты хотела спросить ещё? – поинтересовалась я; не для одного же этого вопроса мы остались наедине!

– А? Ну, мы давно просто толком не общались из-за работы... Может, выберемся куда-нибудь в воскресенье?

Это была отличная мысль: в воскресенье этой недели у нас с Эрикой совпадают выходные.

– Не то, чтобы я не хотела идти с Максом, – продолжала она; мне показалось или она сновав покраснела? – Просто, ну... Сама понимаешь. Давненько у нас не было девичников.

– Да, почему нет? – радостно тут же и соглашаюсь я. Эрика отвечает улыбкой. Я тоже успела по этому соскучиться.

– Тогда спишемся, ладно?

– Да, конечно.

Она направляется в противоположную сторону длиннющего коридора. Её смена уже подходила к концу, если, конечно, она не дежурит сегодняшней ночью в больнице, о чём я не успела спросить. Я спускаюсь по лестнице, что даётся гораздо легче, чем подниматься по ней, но ноги начинали немного подвывать, сообщая об усталости. Макс стоял у самой-самой лестнице, что-то держа и, по-видимому, увлечённо разглядывая в своих руках. Наверное, мне стоило отдать ему номерки, чтобы он забрал наши куртки. А ещё он жевал...

– ...Только не говори мне...

Но ответ я уже знаю. Макс поворачивает голову в сторону меня, надувая голубой пузырь из жвачки.

– Мне выпал динозаврик! – вещью, которую он разглядывал, оказался маленький пластмассовый динозаврик фиолетового цвета размером примерно в два сантиметра, и Макс так торжественно показывал его мне, словно выиграл этого динозаврика на какой-нибудь заумной олимпиаде. Но нет, он просто выбил его в автомате игрушек за тридцать рублей. Тридцать. Как и жвачку.

Я лишь закатываю глаза и стукаю себя по лбу. Ребёнок.

*******************

Вечер казался невероятно умиротворённым снаружи, когда сквозь облака на потемневшем небе кое-где проглядывало мерцание звёзд и лунный свет, окна в квартирах только начинали загораться друг за другом вразнобой. Он казался умиротворённым, поскольку даже ветер был прохладен и слаб, освежал кожу и придавал бодрости, которая в течение дня могла поиссякнуть. Вечер перестал казаться умиротворённым в секунды, когда парень подошёл к двери собственной квартиры.

Ещё на лестнице видеоблогер Тимур Розов стал свидетелем странных звуков, доносящихся с верхнего этажа. Тихий, скрипучий писк повторялся из раза в раз. Затаив дыхание, чтобы слышать можно было лучше, парень начал подниматься по лестнице очень осторожно и неторопливо. Он не пользовался лифтом, ведь в этом не было особого смысла – квартира Тимура располагалась на втором этаже, который, оказывается, и был местоположением источника странных звуков. Но где же сам источник? Держа в руках не то чтобы сильно тяжёлый, но достаточно весомый пакет, Розов начал оглядываться, пытаясь заметить кого-то или что-то на плохо освещаемой единой лампой лестничной клетке.

– О, Господи... – дрожащим голосом произнёс Тимур, присаживаясь на колени возле двери и ставя пакет рядом с собой, очень осторожно, чтобы не разбилась стеклянная бутылка, являющаяся одним из его содержимого.

В самом углу, испуганно сжавшись между двумя квартирами, ощетинился маленький котёнок. Очень маленький, очень грязный котёнок тихо зашипел, а драная шёрстка не пойми какого оттенка встала дыбом на его спине. Сверкнул один красный глаз – второй, видимо, отсутствовал. Тимур достал телефон из кармана куртки, посветил в сторону животного и молча ужаснулся: малыш сощурил единственный глазик, что был ужасно загноён, а на том месте, где должен был быть второй, зияла белая впадина. Вокруг неё тоже было много гноя, и виделись крохотные перемещавшиеся по мордашке чёрные точки.

– Как же ты так, а?.. – Тимур говорил тихо, стараясь не спугнуть и без того несчастное животное. Свои руки он протянул к зверьку очень мягко; тот вновь зашипел и забился в угол. – Не бойся, я не причиню тебе зла...

Всё же Тимуру удалось одержать победу. Он бережно взял котёнка в одну руку – тот оказался практически невесомым, пальцами блогер мог нащупать впирающие рёбра малыша и его быстро-быстро колотящееся с испугу моторчик-сердце. Громкое мяуканье раздалось на весь подъезд.

– Хоть голос есть – уже ладно, – ласково заметил парень, но сам нисколько не улыбнулся.

Котёнок шевелил крохотными лапками, извивался, но его противник оказался ловок. Он не выпускал животное и пальцами (аккуратно) придерживал его со всем сторон, при этом не допуская возможности укусить себя. Пошарив в кармане, он достал связку ключей и открыл дверь. Котёнок замяукал и начал извиваться сильнее. Только теперь Тимур снова вспомнил про свои покупки.

Оказалось достаточно затруднительно зайти в квартиру и с тем и с тем, поскольку, когда парень немного наклонился, чтобы ухватиться за ручки пакета, зверёк едва было не выскользнул у него из рук. Но Тимур в очередной раз проявил превосходную ловкость. И хотя он понимал, что слова «тише», произнесённые нежным шёпотом, всё равно не успокаивали пищащего, он продолжал произносить их, пока не перешагнул порог своего дома. Победа.

Очутившись на земле на всех четырёх лапах, котёнок поспешил спрятаться за первым объектом – небольшим комодом, стоящим в прихожей. Шерсть на его спине и загривке снова встала дыбом. Тимур лишь вздохнул, вновь взявшись за пакет и бросив в сторону малыша искренне сочувственный взгляд.

Послышались тихие шаги. В коридоре показалась стройная девушка в трикотажной футболке, что направлялась к двери, попутно заплетая в хвост свои чёрные прямые волосы.

– Что случилось, Тим? – она посмотрела на вошедшего несколько озадаченно. Затем же её внимание привлекло скрипучее писклявое мяуканье, доносившееся из-за мебели. – Ох, ещё один?

– Да, Окс, снова, – ответил Тимур, отодвинув от себя пакет и принявшись за развязывание шнурков своей обуви. – Возле нашей двери нашёл.

Оксана осторожно присела напротив животного, уже будучи опытной. Малыш попятился; замяукал громче, но не более. Смирнова смотрела на него тем самым изучающим взглядом, каким человек смотрит обычно на что-то новое для себя, но не протянула руки. Котёнок был к этому не готов.

– Господи, что это? – девушка заметила глаз малыша – точнее, место, где он должен был находиться

– Сгнил, похоже, – Розов так же не поднимал взгляда.

Не хотел увидеть снова.

– Тут всюду блохи, – ужаснулась Оксана, но, тем не менее, наконец слегка протянула свою руку котёнку – совсем немного, в половине метра остановила её. Котёнок замешкал. Он замер на несколько секунд, что казалось даже немного забавным – казалось бы, если б не было так грустно. Вытянув короткую шею, он тихо принюхался, боясь подойти слишком близко. Он нюхал издалека, но после, желая понять и узнать больше, ступил маленький шажочек, затем ещё один, и ещё...

Послышалось громкое мурлыканье.

– Ха-ха, смотра-ка, – по лицу девушки расползлась грустная улыбка, когда малыш очень мило "боднул" её ладонь своей мордашкой.

– Вау... Тебе удалось это сделать, Окс, – нацепив уже домашние тапочки, парень не скрыл своего изумления. – Только осторожней... Блохи.

– Знаю, – только и ответила тёмноволосая, после чего взяла котёнка на руки и подняла вверх, над своей головой. Так она могла лучшей разглядывать. Животное продолжало издавать звуки, отдалённо напоминающие мяуканье, но мурчание также не останавливалось.

– Дина, брысь! – она слегка прикрикнула на вышедшую из соседней комнаты чёрную кошечку, но лишь для того, чтобы та отступила назад.

Запах и писк котёнка привлекли домашнюю кошку, но с блохами знакомиться – идея не лучшая. Однако сама Оксана смело поворачивала котёнка в руках, будто бы не боялась вредителей.

– Да, работёнка будет долгой, – вздохнула она. – И кто же это с ним сделал? Ох, бедный мой, бедный...

– Уже в который раз. Им вообще всё равно, как мы тут с тобой справляемся?

Оксана не ответила. Она продолжила разглядывать мордашку котёнка, держа его над собой. Тот временно перестал мяукать.

– Что поделать... Это люди. Им удобнее всего так. Им животное надоело – так зачем держать, если есть люди, которые занимаются уходом специально?

– Я делаю это из жалости к животным, а не из жалости к людям, – Тимур сам как будто бы шипел.

Но причины злиться у него были. Канал был создан не для того, чтобы под его дверь подбрасывали бездомных животных. Он рассказывал о несчастных питомцах, найденных на улицах замёрзшими, страдавшими, покалеченными, чтобы докричаться до людей, вызвать у них жалость и хоть малейшее сострадание. Заставить одуматься. Но не для того, чтобы разгребать чужие ошибки. В их доме уже три собаки и четыре кошки, каждая из которых имела свою трагическую историю перед попаданием в этот дом. Видимо, люди решили, что деньги падают откуда-то с неба.

А самое обидное, что животные не виноваты. Не виноват и он, этот маленький котёнок, что продолжал мурчать несмотря на испытываемые боли и потихоньку начинал проникаться доверием к Оксане. Его уже невозможно бросить.

– Придётся снова запереть всех животных, – сказала Смирнова со вздохом. – Разбери покупки и иди отдохни, пожалуйста. Я отнесу его в ванную.

Малыш мяукнул, словно бы согласившись, хотя вряд ли понимал значение слов.