CAPITOLO VENTI
Джованни внезапно напрягся, словно его пронзила невидимая стрела. Мускулы на его шее резко обозначились под кожей, когда он резко поставил стакан на стол - стекло звонко стукнулось о дерево, заставив остатки виски колыхаться, как маленький бурный океан в хрустальном заточении. Йен с трудом оторвал голову от его плеча, ощущая, как волосы прилипли к щеке Дона - влажные от ночной прохлады и собственного пота. Его веки казались неподъемными, словно налитыми свинцом.
- Что...? - прошептал он, и собственный голос показался ему чужим, густым от алкоголя и сна. Инстинктивно он повернулся к выходу из беседки, ожидая увидеть кого-то - может быть Марко с очередной глупой шуткой, может быть Лину с ее вечными предостережениями. Но там была только бесконечная чернота - лунная дорожка на воде, далекие огни рыбацких лодок, темный силуэт пальм, покачивающихся на ветру. Когда он медленно, словно в замедленной съемке, повернул голову обратно, перед его глазами возник предмет, который заставил его дыхание перехватить. В длинных пальцах Джованни, освещенное лунным светом, лежало кольцо с печаткой. Оно было величественным и пугающим одновременно. Массивное, из черненого серебра, оно казалось выкованным не для украшения, а для войны. Центр украшал замысловатый герб: свирепый волк, вцепившийся в кинжал, окруженный оливковыми ветвями - символом мира, который нужно завоевать. По краю шла латинская надпись, буквы которой казались вырезанными кинжалом: "Fide sed cui vide" - "Верь, но смотри кому". В свете луны углубления в металле создавали жутковатую игру теней, на мгновение складываясь в оскаленный череп.
- Бери, - сказал Джованни, и в его голосе не было привычной иронии. Солдат почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Его рука непроизвольно сжалась в кулак, ногти впились в ладонь, но он не протягивал ее.
- Зачем мне это? - спросил он, и его собственный голос прозвучал хрипло, как будто кто-то сжимал ему горло.
Гарау медленно повернул кольцо, и свет луны скользнул по гравировке, заставив тени играть на поверхности металла.
- Это не просто украшение, - его голос был тихим, но каждое слово падало, как камень в бездонный колодец.
- Это ключ. Покажешь его - двери откроются. Задашь вопрос - получишь ответ. Усомнишься - они вспомнят, чей ты.
Йен почувствовал, как алкогольный туман в голове рассеивается, уступая место ледяной ясности. Его рот внезапно стал сухим.
- А если я возьму его сейчас... - он не закончил фразу, будто боялся услышать ответ. Джованни наклонился ближе. В темноте его глаза казались абсолютно черными, бездонными, но в них горели крошечные золотые искры - как далекие звезды в ночном небе.
- Ты больше никогда не сможешь вернуться, - прошептал он, и его дыхание пахло дорогим виски и чем-то металлическим.
- Куда? - выдохнул Йен, хотя уже знал ответ.
- К той жизни. Где нет картеля. Где не нужно прятать оружие. Где не пахнет порохом и кровью...
Долгая пауза. Где-то далеко кричала чайка, и этот звук казался невероятно далеким.
- Где нет меня.
Йен посмотрел на кольцо. На волка, готового разорвать жертву. На оливковые ветви, обещающие мир. На латинские буквы, предупреждающие о предательстве.
Потом он посмотрел на Джованни. На его резкие черты лица, освещенные луной. На шрамы, рассказывающие истории лучше любых слов. На губы, которые только что улыбались, а теперь были сжаты в тонкую линию.
Он протянул руку. Его пальцы дрожали, но он не отдернул их. Дон медленно надел кольцо на его палец. Металл был холодным, как лезвие ножа зимой, но почти мгновенно нагрелся от тепла его кожи. Это было клятвой. Обещанием. Признанием. Йен сжал кулак, чувствуя, как тяжелое кольцо давит на сустав. Он больше не был просто солдатом. Не был должником. Не был случайным попутчиком. Он стал частью чего-то большего - частью семьи. Частью легенды. Ночь была живой и дышащей вокруг них, наполненная шепотом океана и криками далеких чаек. Йен вертел кольцо на пальце, ощущая его вес. Металл все еще казался чужим - тяжелым, как обещание, которое он только что дал. Джованни, развалившись на скамье с кошачьей грацией, рассказывал историю.
- Una volta, a Palermo... - Однажды в Палермо... - его голос звучал глухо, как эхо из другого времени, - один глупец решил, что может требовать уважения, просто размахивая пистолетом. Когда он сунул ствол мне в лицо...
Йен слушал, но не слышал. Его взгляд прилип к губам Джованни - к тому, как они искривляются в полуулыбке, к капле виски, дрожащей в уголке, к едва заметному шраму, пересекающему верхнюю губу. И вдруг он наклонился. Их губы столкнулись неловко, пьяно. Зубы Йена стукнулись о зубы сицилийца, язык наткнулся на сопротивление, но он не отступил. Вкус виски, табака и чего-то неуловимо своего - Джованни - заполнил его рот. Дон не оттолкнул его. Наоборот - его ладонь впилась в шею Йена, пальцы сжались, как клещи, притягивая ближе. Его ответный поцелуй был яростным, требовательным, словно он хотел выпить из него душу. Йен, осмелев, опустил руку на бедро Джованни, ощущая под тонкой шерстью брюк твердые мышцы. Гарау резко выдохнул через нос, его ноздри дрогнули. Горячее дыхание обожгло кожу Йена.
- Я ждал этого с того дня, когда ты впервые посмотрел на меня, как на врага...
- E allora perché aspettavi? - Почему тогда ждал? - его собственный голос прозвучал хрипло, чужим.
Джованни не ответил. Вместо этого его руки обхватили талию Йена, и в следующий момент он уже сидел у него на коленях, их тела прижались друг к другу так плотно, что Йен почувствовал каждую мышцу, каждую выпуклость через слои одежды.
- Perché volevo che fossi tu a farlo... - Хотел, чтобы это был твой выбор... - Джованни прикусил его нижнюю губу, заставив солдата вздрогнуть. Йен в ответ вцепился пальцами в его волосы, чувствуя под пальцами жесткие черные пряди, пахнущие дорогим шампунем и порохом.
- Stronzo... - Засранец - прошептал солдат, целуя его снова, глубже. Джо засмеялся прямо ему в рот, его руки скользнули под рубашку Йена, исследуя горячую кожу, шрамы, ребра - как будто запоминая на ощупь.
- Sei così... - Ты такой..
- Какой?
- ...caldo. E stupido. E mio. - горячий. И глупый. И мой.
Океан ревел где-то рядом, волны бились о берег в такт их учащенному дыханию. Чайки кричали, но звук казался далеким, ненужным - весь мир сузился до этой беседки, до скрипа дерева под их телами, до стука сердец, готовых вырваться из груди. Джованни оторвался, его глаза в темноте горели, как угли в пепле. Йен ответил не словами. Он снова притянул его к себе, целуя так, будто завтра не будет. А может, его завтра и правда не будет - но сейчас это не имело значения. Где-то в доме гремела музыка, смеялись люди, лилась текила. Но здесь, в этой беседке, под шум прибоя, они наконец-то были просто людьми - не Доном, не солдатами, не убийцами. Джованни медленно оторвался от его губ, оставив их влажными и покусанными. В лунном свете его глаза блестели, как черный обсидиан, а губы растянулись в той самой ухмылке, которая всегда предвещала что-то безумное.
- Non vuoi fare un bagno? - Не хочешь принять ванну? - его голос звучал хрипло, обжигающе. Йен моргнул, не понимая.
- Сейчас? - он оглянулся на беседку, где они только что целовались так, будто завтра наступит конец света. - В такое время?
Но Джованни уже снимал с себя футболку, обнажая торс, выточенный годами опасностей и насилия. Каждый мускул, каждый шрам - все было идеальным, как оружие, за которым ухаживают. Загар ложился на его кожу теплыми оттенками, подчеркивая белые линии старых ранений. Йен старался не смотреть. Честно. Но его глаза предательски скользили по рельефу пресса, по широким плечам, по темным соскам, напрягшимся от ночного воздуха. Сицилиец расстегнул брюки, и Йен резко перевел взгляд в сторону, к океану.
- Non fare il timido ora? - Ты что, стесняешься сейчас? - рассмеялся Джованни, сбрасывая последнюю преграду и оставаясь лишь в черных боксерах, обтягивающих его бедра как вторая кожа. Не дожидаясь ответа, он развернулся и пошел к воде. Йен, сжав зубы, тоже начал раздеваться. Футболка упала на песок первой, затем джинсы. Океан встретил их теплыми объятиями. Вода, нагретая за день солнцем, обволакивала кожу, как шелк. Первые шаги - песок под ногами, мягкий и податливый. Затем мелкая галька, заставляющая невольно морщиться. Джованни уже был по грудь в воде. Он обернулся, и в его взгляде было что-то первобытное, дикое.
- Vieni qui. - Иди ко мне
Йен сделал шаг. Еще один. И вдруг сильные руки схватили его за талию, притянув к твердому телу. Они были везде - горячие, настойчивые, собственнические. Одна ладонь скользнула по спине Йена, пальцы впились в кожу так, что должны были оставить синяки, но рыжий даже не почувствовал боли - только жар, разливающийся, как выпитый залпом виски. Вторая рука опустилась ниже, прижимая его к себе так, что между ними не осталось ни капли воздуха, ни капли здравого смысла. Они слились в поцелуе, омываемые теплыми волнами. Океан лизал их тела, как благоговейный свидетель - мир сузился до точки соприкосновения губ, языков, бедер. Внизу уже затвердело, и Йен почувствовал, как Джованни упирается в него - горячий, ненасытный. Дон прошептал что-то прямо в его губы, прежде чем переключиться на шею. Его рот скользнул по мокрой коже, оставляя влажные следы поцелуев, затем - укус. Олсен ахнул, вскинув голову, но Джованни уже прижимал его к себе сильнее, грубее, словно хотел вдавить в собственное тело.
- Zitto. - Молча.
Рука сицилийца опустилась еще ниже, пальцы скользнули под мокрый край боксеров рыжего, обхватывая, поглаживая. Йен задыхался. Он знал, что если кто-то увидит их сейчас - из дома, с пляжа, с лодки в океане - пойдут разговоры. Но в этот момент его мозг отказывался думать о последствиях. Пусть попробуют прервать. Он был уверен - человек, который осмелится это сделать, не доживет до рассвета. Джованни, кажется, думал так же. Казалось, он хотел выпустить всё - напряжение последних недель, невысказанные слова, нерастраченную ярость, всё то, что копилось в нём с момента их первой встречи. Вода больше не могла скрывать их. Они выбрались на берег, капли стекали по телам, смешиваясь с песком, который тут же прилипал к мокрой коже. Джо стянул с себя прилипшее белье одним резким движением, и Йен наконец увидел его целиком - властного, мокрого, солёного от океана, но дико желанного. Алкоголь притуплял стыд, но не желание - наоборот, делал его острее, невыносимее. Дон опустился на песок сверху, его тело, горячее и тяжёлое, прижало Йена к земле. Каждый вдох наполнял легкие смесью соленого морского воздуха и терпкого аромата кожи Джованни - дорогой парфюм давно смылся океаном, осталось только что-то глубинное, животное, присущее исключительно ему. Гарау не просто раздевал - он делал это с методичной неторопливостью, словно разворачивал долгожданный подарок. Его пальцы, обычно такие уверенные и резкие в обращении с оружием, сейчас двигались с неожиданной нежностью, когда снимали с Йена последние мокрые лоскуты ткани. Касания оставляли на коже мурашки, заставляя мелко дрожать - не от ночной прохлады, а от предвкушения. Итальянец был совершенен - как статуя древнего бога, выброшенная на берег штормом. И так же опасен.
- Guarda bene? - Смотрится хорошо? - прошептал Джованни, замечая его взгляд. Его губы растянулись в хищной улыбке, когда он снова накрыл своим телом Йена, заставляя того ощутить всю свою мощь. Касания были огненными. Его губы оставляли на шее парня влажные следы, которые тут же охлаждались ночным воздухом, создавая контраст ощущений. Зубы слегка впивались в кожу - не больно, но достаточно, чтобы напомнить: это не просто ласки, а заявка на владение. Когда его рот добрался до груди, Йен выгнулся, впиваясь пальцами в песок. Джованни не просто целовал - он изучал, пробовал на вкус каждый сантиметр кожи. Его язык кружил вокруг сосков, то слегка касаясь, то сжимая губами, заставляя стонать. Каждый звук, вырывающийся из губ, казалось, только подстегивал Дона. Продвигаясь ниже, Джованни оставлял влажный след по животу, где мышцы непроизвольно напрягались под его прикосновениями. Он специально замедлялся возле пупка, заставляя Йена скулить от нетерпения, прежде чем перейти к самым чувствительным местам. Внутренняя сторона бедер оказалась неожиданно уязвимой - когда губы коснулись этой нежной кожи, Йен вздрогнул всем телом. Гарау только усмехнулся в ответ и повторил движение, на этот раз добавив легкий укус, от которого по телу пробежали мурашки. Но настоящим потрясением стало ощущение горячего дыхания там, где Йен больше всего этого хотел и боялся одновременно. Сицилиец намеренно задерживался, дразня, позволяя почувствовать каждое выдыхание, прежде чем...
- Posso? - Можно? - его голос прозвучал неожиданно мягко для человека с такой репутацией. Глаза, обычно спокойные, иногда хищные, сейчас смотрели на с неподдельным вопросом, смешанным с желанием.
Йен мог только кивнуть, чувствуя, как сердце готово вырваться из груди. Когда пальцы Джованни наконец коснулись его, мир уменьшился до этого единственного ощущения - уверенного, но нежного, требовательного, но не грубого. Каждое движение было выверенным, будто Дон знал тело Йена лучше, чем он сам. В его голосе звучала странная смесь восхищения и собственничества, как будто он нашел то, что теперь никому не отдаст. Джованни двигал рукой медленно, почти нежно, его пальцы скользили внутри с неожиданной осторожностью, словно он боялся причинить малейшую боль. Его губы не отрывались от парня ни на секунду - то целуя, то кусая его шею, то шепча что-то по-итальянски прямо в ухо, горячее дыхание смешивалось с соленым морским воздухом. Океан вокруг них жил своей жизнью: волны накатывали на берег, оставляя пену на песке, луна отражалась в воде, разбиваясь на тысячи серебряных осколков. Пальмы шелестели листьями, будто перешептывались между собой, а где-то вдалеке кричали чайки, их голоса терялись в шуме прибоя. Воздух был наполнен запахом соли, нагретого за день песка и чего-то сладковатого - может, цветущих где-то неподалеку жасминов. Йен уже не мог терпеть. Его пальцы впились в плечи Джованни, оставляя на смуглой коже красные следы.
- Сделай уже что-нибудь со мной, прошу... - его голос звучал хрипло, почти умоляюще. Гарау улыбнулся, его глаза сверкнули в темноте, как у волка, почуявшего добычу. Он медленно вынул пальцы, заставив скулить от пустоты, а затем, не спеша, начал входить. Каждый сантиметр давался с мучительной медлительностью - Джованни словно наслаждался моментом, растягивая его, заставляя Йена чувствовать всё. Рыжий закинул голову назад, его губы дрожали, а дыхание срывалось на каждом движении. Джо приглушал его стоны своими поцелуями, сливая их в один долгий, жаркий контакт. Он не торопился, двигался плавно, почти лениво, его торс терся о тело солдата, оставляя на коже следы песка и желания. Он обнимал его так, будто боялся раздавить - одной рукой поддерживая под спину, другой вцепляясь в бедро, прижимая Йена к себе так близко, что между ними не оставалось ни капли воздуха. Казалось, он хотел не просто обладать, а раствориться в нем, стать частью его тела, его дыхания, его крови.
- Così bello... - Такой красивый... - прошептал Джованни, его губы скользнули по щеке, оставляя влажный след. Йен не отвечал - он мог только стонать, цепляясь за плечи Дона, как за якорь в бурном море. Волны накатывали на берег, их ритм совпадал с движениями - то плавными, то резкими, то снова замедляющимися, будто он хотел продлить этот момент до бесконечности. Но терпение Йена было на исходе. Его руки впились в спину Джованни, и он прохрипел:
- Джо... пожалуйста...
И Дон, наконец, сдался. Его движения стали глубже, быстрее, каждый толчок заставлял выгибаться, его имя срывалось с губ, теряясь в шуме океана.
Джованни закончил с низким стоном, его тело напряглось в последний раз, прежде чем обмякнуть над Йеном. Теплая жидкость растеклась по животу рыжего, оставляя липкие следы на его бледной коже. Йен лежал, тяжело дыша, его глаза - широкие, яркие даже в полумраке - смотрели на Дона с такой преданностью и обнаженной уязвимостью, что у того на мгновение перехватило дыхание. Джованни, обычно такой расчетливый и холодный, сейчас казался почти неловким. Он потянулся за первым, что попалось под руку - своими мокрыми боксерами, - и аккуратно вытер ими живот парня, движения его пальцев были неожиданно бережными, словно он боялся оставить малейший след.
- Scusa... - Прости... - пробормотал он, хотя в его голосе не было ни капли сожаления.
Йен лишь слабо улыбнулся в ответ, его веки тяжелели от усталости и переполняющих эмоций. Гарау устроился рядом на песке, протянул руку, и солдат без колебаний прижался к нему, уткнувшись головой в его плечо. Дон наклонился, его губы коснулись лба рыжего - легкий, почти невесомый поцелуй, больше похожий на клятву, чем на ласку. Они лежали так, укутанные тишиной ночи, глядя в бескрайнее небо, усыпанное звездами. Млечный Путь раскинулся над ними, как серебристая река, а где-то вдали мерцали огни рыбацких лодок. Океан шептал им что-то на своем древнем языке, волны лизали берег, оставляя пену на песке. Но мир вокруг них постепенно менялся. Крики и музыка с вечеринки стихали, огни в доме гасли один за другим. Где-то хлопнула дверь, чьи-то шаги удалялись по гравию, смех сменился сонным бормотанием.
- Dobbiamo andare... - Нам пора... - Джованни наконец нарушил тишину, его голос был низким, неохотным. Йен кивнул, но не спешил двигаться. Только когда сицилиец осторожно приподнялся, он последовал его примеру. Они одевались молча, движения были медленными, будто оба пытались продлить этот момент. Обратный путь к дому казался короче. Песок под ногами был уже холодным, луна освещала дорогу, отбрасывая длинные тени. В доме было тихо - только храп кого-то из капо доносился из гостиной, да где-то капал кран. Джованни провел Йена в спальню. Дверь в закрылась с тихим, но отчетливым щелчком, отрезая их от остального мира. Комната была почти пуста – только голые стены, деревянный пол, покрытый тонким слоем строительной пыли, и одинокий новый матрас в центре, еще затянутый в заводскую полиэтиленовую пленку, хрустящую при каждом движении. Лунный свет, пробивавшийся сквозь незавешенное окно, рисовал на полу причудливые узоры, а легкий морской бриз шевелил занавеску, заставляя тени на стенах оживать и танцевать. Гарау сделал шаг назад, его рука уже тянулась к дверной ручке, когда тихий, почти неуверенный голос остановил его:
- Ты не... останешься?
Йен стоял, слегка ссутулившись, пальцы нервно теребили края футболки. В его голосе не было привычной твердости – только какая-то детская незащищенность, которую он, казалось, сам ненавидел в себе. Глаза, обычно такие яркие и дерзкие, сейчас смотрели куда-то в сторону, избегая встречного взгляда. Джованни замер. В его позе не было напряжения – только какая-то странная готовность, будто он и сам ждал этого вопроса. Без единого слова он повернулся, медленно повернул ключ в замке - металл щелкнул особенно громко в тишине комнаты, затем так же молча подошел к матрасу. Они раздевались в почти ритуальной тишине. Джованни снял футболку одним плавным движением. Йен же действовал медленнее, стараясь сохранить остатки своего "мужественного" спокойствия – расстегивал ремень с преувеличенной внимательностью, аккуратно складывал одежду в углу, хотя комната явно не располагала к порядку.
Матрас прогнулся под их весом, издав глухой звук. Они легли одновременно, как по команде, но между их телами оставалась почтительная дистанция – сантиметры, которые казались пропастью. Полиэтилен хрустел, а запах нового поролона смешивался с ароматом моря, проникавшего через окно. Тишину нарушил Джованни. Его голос, сейчас звучал непривычно задумчиво:
- В доме тети Чаё... – он сделал паузу, будто подбирая слова, – это был первый раз, когда я заснул, обняв кого-то.
Йен повернул голову, его глаза расширились от удивления. В лунном свете лицо Дона казалось высеченным из мрамора – резкие скулы, тень от длинных ресниц, губы, сжатые в тонкую линию.
- И знаешь что? – Джованни повернулся на бок, его рука медленно, будто преодолевая невидимое сопротивление, легла на грудь Йена, – я ни разу не пожалел, что это был парень, которого я недавно держал в заложниках.
В этом прикосновении не было привычной властности – только какая-то странная нежность, смешанная с удивлением перед самим собой. Солдат замер, его дыхание стало поверхностным. Он медленно, будто боясь спугнуть этот момент, накрыл руку Джованни своей. Их пальцы сплелись сами собой – шершавые подушечки от постоянного контакта с оружием, загрубевшие суставы, но в этом сплетении не было борьбы, только странное, почти невозможное для них спокойствие.
За окном кричала ночная птица, где-то вдалеке шумел прибой. Но здесь, на этом новом матрасе, в этой почти пустой комнате, время остановилось. Джованни придвинулся ближе, его дыхание коснулось шеи парня – теплое, ровное, совершенно не похожее на то, каким оно было час назад на пляже. Йен закрыл глаза. Полиэтилен под ними больше не хрустел, море за окном пело свою колыбельную, а рука на его груди казалась одновременно и самым неожиданным, и самым правильным грузом в мире.
Йен проснулся от странного ощущения – в комнате было слишком тихо. Ни привычного храпа Дока за стеной, ни скрипа половиц под чьими-то шагами, даже океан за окном словно затаился, будто прислушивался к чему-то. Он медленно открыл глаза. Джованни спал. Это было настолько неожиданно, что Йен на секунду замер, боясь пошевелиться. Дон никогда не засыпал первым и не просыпался последним – всегда контролировал каждый момент, будто даже во сне его сознание отслеживало малейшую угрозу. Но сейчас он лежал на боку, лицом к Йену, дыхание ровное и глубокое. И он выглядел... Не таким. Пряди черных волос, обычно безупречно уложенных, сейчас беспорядочно рассыпались по лбу и подушке. Длинные ресницы отбрасывали тени, смягчая резкие черты лица. Губы, в бодрствовании всегда поджатые или искривленные в холодной усмешке, сейчас были расслабленные, почти беззащитные. Йен не мог отвести взгляд. Этот человек вчера снял кожу с Бьянки. А сейчас спит, как ребенок. Он даже не осознал, когда его пальцы потянулись вперед – едва заметное движение, просто чтобы убрать ту самую прядь, упавшую на глаза. Прикосновение длилось меньше секунды. Но этого хватило. Глаза Дона распахнулись мгновенно – не сонные, не затуманенные, а ясные, словно он и не спал вовсе. Его рука стремительно сомкнулась вокруг запястья Йена – крепко, резко, с силой, способной переломить кости.
- Прости, – он тут же выдохнул. – Я не хотел тебя будить.
Взгляд Джованни пронзил его насквозь – изучающий, аналитический, будто проверяющий, нет ли угрозы. Но через мгновение что-то в его глазах смягчилось. Он не отпустил руку Йена, но его хватка ослабла, превратившись из капкана в просто... удержание. Потом он медленно опустил ладонь солдата себе на щеку, прижал к горячей коже и, не отрывая взгляда, коснулся губами его пальцев.
- Come stai? – Как ты?
Голос был низким, хрипловатым от сна, но в нем явно читался подтекст – намек на вчерашнюю ночь, на песок, соль и то, как они буквально разрывали друг друга на части. Йен почувствовал, как по его спине пробежали мурашки.
- Подозрительно хорошо, – признался он, и сам удивился своей честности. Уголок губ Джованни дрогнул – не улыбка, но что-то близкое к ней.
- Я тоже.
Он не отпускал его руку. За окном первые лучи солнца начали золотить горизонт, океан снова зашевелился, а где-то в доме послышались шаги – жизнь возвращалась в привычное русло. Джованни резко поднялся на локтях, глубоко вдохнул через нос - шумно, почти по-звериному, - и в этот момент что-то щелкнуло в его глазах. Йен видел, как меняется его лицо. Мягкие тени сна испарились, кожа будто натянулась плотнее, обнажая резкие скулы и жесткую линию подбородка. Губы сжались в тонкую полоску, а в уголках глаз появились едва заметные морщинки - не от смеха, а от привычки постоянно всё анализировать. Даже поза стала другой - спина выпрямилась, плечи расправились, мышцы напряглись, как у хищника перед прыжком. Дон Гарау. Не Джо, который минуту назад целовал его пальцы. А Дон - тот, кто раздаёт приказы и снимает кожу с людей. Йен почувствовал, как по его спине пробежал холодок.
- Allora, - Итак, - Джованни резко сбросил одеяло и встал, натягивая вчерашнюю футболку. Ткань, ещё пахнущая морем и их телами, обтянула его торс, подчеркивая каждую мышцу. - Сегодня начинаем восстанавливать поставки.
Он говорил быстро, чётко, как будто диктовал боевой план.
- Риккардо сегодня договаривается с бегунками -местными барыгами, которые развозят мелкие партии. Марко подключает вагонетки - крупные поставки через границу. - Он повернулся к Йену, и его взгляд стал пронзительным, как лезвие. - А тебе нужно встретиться с Линой, она сейчас вроде бы должна быть.. не знаю, найдешь.
Йен приподнялся на локте, чувствуя, как остатки тепла и нежности уходят, уступая место деловой хватке.
- Что я должен ей сказать?
- Ты знаешь маршруты. Мексика - Чикаго, Чикаго - обратно. Всё, что помнишь из армии, всё, что слышал здесь. - Джованни наклонился, подбирая с пола джинсы. Его движения были резкими, точными, без лишних жестов. - Остальное она устроит сама.
Йен кивнул. Он понимал - это не просьба. Это приказ.
Дон уже стоял у двери, разглаживая футболку. Его профиль в утреннем свете казался жёстким, нерушимым.
- А что насчёт Италии? - осторожно спросил парень.
Джованни на секунду замер, затем повернул голову. В его глазах вспыхнуло что-то тёмное.
- Италия... - Он произнёс это слово так, будто оно обжигало ему язык. - Пока не трогаем. Сначала нужно укрепиться здесь. Потом - Америка. Потом... - Он не договорил, но Йен понял. Потом - война.
Йен ещё несколько минут пролежал на матрасе, вглядываясь в потолок. В воздухе витала лёгкая пыль - видимо, от вчерашнего переезда. Он потянулся, почувствовав приятную ломоту в мышцах - напоминание о ночи. Наконец, с неохотой поднялся, оделся в те же джинсы и футболку, что были сброшены накануне. Выйдя в коридор, рыжий удивился. После бурной вечеринки дом был безупречно чист - ни пустых бутылок, ни крошек на полу, даже пепельницы пустые. Только слабый запах текилы и жареного мяса напоминал о вчерашнем разгуле.
Внизу, за кухонным столом, сидел Сальваторе. Его пальцы перелистывали утреннюю газету, рядом дымилась чашка чёрного кофе. Химик выглядел бодрее, чем обычно - глаза не мутные, руки почти не дрожат.
- Доброе утро, - хрипло поздоровался Йен, направляясь к кофемашине.
- Если ты ищешь Дона, его уже нет, - буркнул Сальваторе, не отрываясь от газеты. - Уехал с Марко. Граница, поставки, всё такое.
Йен кивнул, насыпая в турку молотый кофе. Аромат сразу заполнил кухню - горький, бодрящий. Пока варился кофе, он поймал своё отражение в зеркале над раковиной. Выглядит, как после драки. Рыжие волосы всклокочены, на шее - следы от зубов Джованни, губы слегка припухшие. Он попытался пригладить непослушные пряди, но они тут же взъерошились снова.
- Лина здесь? - спросил он, допивая крепкий кофе.
- В подвале. Обустраивает склад с Доком, - ответил Сальваторе, наконец отложив газету. - Там теперь не склад, а почти лаборатория, повод для зависти.
Йен спустился по узкой лестнице. Вопреки ожиданиям, в подвале не было сырости и темноты - яркие лампы освещали просторное помещение, стены выкрашены в белый, на полу - новое покрытие. Лина, в чёрных джинсах и обтягивающей майке, стояла посреди комнаты, энергично жестикулируя. Трое капо и Док перетаскивали ящики, следуя её указаниям.
- No, Questo tavolo è contro il muro! - Нет, этот стол - к стене! - командовала она, поправляя очки. - E attento con le scatole, ci sono reagenti! - И осторожно с коробками, там реактивы!
Заметив Йена, Лина прервалась, оценивающе оглядела его с ног до головы. В уголке её губ дрогнула едва заметная усмешка - она всё поняла без слов.
- А вот и наш новоиспечённый консильери, - прокомментировала она, и капо, услышав знакомое слово, на секунду перестали двигать ящики, чтобы кивнуть в его сторону. Йен почувствовал, как уши наливаются жаром, но сделал вид, что не заметил намёка.
- Дон сказал, тебе нужны маршруты, - произнёс он, стараясь звучать деловито. Лина ухмыльнулась, доставая из кармана планшет.
- Тогда поехали. У нас работа.