CAPITOLO DICIOTTO
Ближе к вечеру застолье закончилось. Пустые бутылки текилы, тарелки с остатками mole poblano и крошки сладкого tres leches на скатерти - всё говорило о тёплом, почти семейном ужине. Гости начали расходиться: Марко, слегка подвыпивший, увёл Риккардо на веранду курить, Лина с Доком мыли посуду на кухне, их смех доносился через тонкие стены. Тётя Чаё виновато посмотрела на Джованни, поправляя передник.
- Don Garaù, lo siento mucho... - Дон Гарау, мне так жаль... - её голос дрогнул. - No hay más habitaciones libres. Puedo ofrecerle la mía, o... el sofá en la cocina. - Свободных комнат нет. Могу предложить свою... или диван на кухне.
Джованни мягко улыбнулся, слегка наклонив голову - жестом, который он использовал только с теми, кого действительно уважал.
- Grazie, signora, ma dormirò in hotel. - Спасибо, сеньора, но я переночую в отеле.
Йен, стоявший в дверном проёме, потупил взгляд. Пол под его босыми ногами был прохладным.
- Я... могу лечь на кухне, - пробормотал он, но Джованни уже повернулся к нему, и в его глазах вспыхнула та хитрая искра, от которой у Йена перехватило дыхание.
- Non sarà necessario. - Это не понадобится.
Комната Йена - узкая, с белыми стенами и деревянным крестом над кроватью. Единственное окно выходило во внутренний дворик, где цвели бугенвиллии. Джованни закрыл дверь на щеколду, медленно расстегнул рубашку. Йен стоял у двери в ванную, не решаясь двинуться. Он смотрел, как пальцы Дона - длинные, со шрамами на костяшках - скользят по пуговицам, обнажая смуглую, совершенную кожу. Он не торопился, словно давая Йену время. Чтобы привыкнуть. Чтобы передумать.
Но Йен не отводил глаз. Закатное солнце пробивалось сквозь кружевные занавески, рисуя золотистые узоры на беленых стенах спальни. В воздухе витал сладковатый аромат цветущих жасминов из сада тети Чаё, смешанный с едва уловимым запахом пороха от пистолета Джованни, уже лежавшего на тумбочке. Когда Йен уже стоял под струями почти обжигающей горячей воды, чувствуя, как мыльная пена стекает по его напряженным мышцам, его пальцы дрожали, когда он намыливал грудь, будто пытаясь смыть с себя весь страх, всю нерешительность последних недель. Вода окрасилась в розовый цвет - где-то он снова разодрал костяшки, даже не заметив когда. Зеркало в ванной полностью запотело, но рыжий все равно видел свое отражение - бледное лицо с темными кругами под глазами, следы от зубов на нижней губе, взъерошенные мокрые волосы, падающие на лоб. Он провел ладонью по стеклу, на мгновение обнажив свое изображение - чужие глаза смотрели на него, полные чего-то нового, чего он боялся назвать. Когда он вышел, закутавшись в грубое полотенце, его кожа горела розовым румянцем. Капли воды стекали по шее, исчезая в углублении между ключицами. Комната погрузилась в мягкие сумерки - только одинокий светильник с абажуром ручной работы бросал теплый свет на кровать, где уже лежал Джованни.
Дон растянулся на узком ложе с кошачьей грацией, его тело казалось высеченным из темного мрамора в этом приглушенном свете. Черные боксеры подчеркивали мощные бедра, а шрамы на животе и груди создавали причудливую карту былых сражений. Он лениво играл цепочкой с фамильной печаткой, когда Йен замер в нерешительности у кровати.
- Ну? - голос Джованни прозвучал низко и хрипло, как хороший виски. Его пальцы постукивали по обнаженному животу в нетерпеливом ритме.
Йен сглотнул, чувствуя, как его горло пересохло. Он опустился на край кровати, и старые пружины жалобно заскрипели под его весом.
- Эта кровать едва ли выдержит нас обоих, - пробормотал он, оглядывая узкое спальное место.
Джованни не ответил словами. Вместо этого он молниеносным движением перевернул Йена на бок, спиной к себе, прижав его к груди так, что тот почувствовал каждый изгиб, каждый шрам, каждую неровность кожи через тонкую ткань полотенца. Его ладони обхватили Йена с такой естественностью, будто они всегда должны были там находиться.
- Prometto, Non sparirò più, - Обещаю, я больше не пропаду - прошептал Джованни в его ухо, и теплые губы коснулись мочки, оставляя за собой мурашки. Его дыхание пахло дорогим виски и мятой, смешиваясь с ароматом ладана от геля для душа Йена. Солдат закрыл глаза, чувствуя, как напряжение последних недель покидает его тело. Здесь, в этой крошечной комнате с трескающимися стенами, под звуки мексиканской гитары, доносящиеся с улицы, он впервые за долгое время почувствовал... покой. Безопасность. Что-то похожее на дом. За спиной он почувствовал твердое тепло, прижимающееся к нему. Йен усмехнулся уголком губ, но не стал отодвигаться. Вместо этого он расслабился, позволив спине полностью прижаться к груди Джованни, чувствуя, как их дыхание постепенно синхронизируется. Снаружи запели сверчки, а где-то вдалеке залаяла собака. Но здесь, в этом маленьком мирке из простыней и переплетенных тел, время будто остановилось. Йен в последний раз вздохнул, уткнувшись носом в подушку, которая пахла солнцем и стиральным порошком тети Чаё, и погрузился в сон - глубокий, спокойный, без привычных кошмаров. Дон Гарау оставался бодрствовать еще несколько минут, его пальцы нежно перебирали пряди мокрых волос Йена. Он смотрел, как лунный свет рисует узоры на обнаженном плече спящего, и впервые за много лет его лицо не было напряжено в привычной маске контроля. Здесь, в этой чужой стране, в этом скромном доме, держа в объятиях человека, который должен был быть всего лишь инструментом, Джованни Гарау позволил себе просто быть.
Йен проснулся от того, что его щека прилипла к чему-то теплому и твердому. Он медленно открыл глаза, осознавая, что уткнулся лицом в голую грудь Джованни.
Запах. Он впитался в сознание еще до того, как Йен полностью пришел в себя - дорогая туалетная вода, смешанная с легким оттенком пороха и чего-то неуловимо мужского. Йен не шевелился, прислушиваясь к ровному стуку сердца под своей щекой. Тепло. Оно разливалось от точки соприкосновения по всему телу, ленивое, уютное, незнакомое. Пальцы Джованни медленно скользили по его спине - вверх-вниз, едва касаясь кожи, оставляя за собой мурашки.
Йен вздохнул, прижался ближе, не открывая глаз.
- На этот раз великий сеньор не оставил меня одного в постели, - прошептал он хрипло, голос еще грубый от сна.
Джованни замер, потом рассмеялся - тихо, глубоко, так что грудь под щекой Йена слегка вздрогнула.
- Отдал бы всю свою империю, чтобы вот так поваляться еще хотя бы всю жизнь, - признался он, пальцы затянули Йена ближе. Йен поднял голову, встретив его взгляд.
Глаза Джованни были ясными, без тени усталости, но в них читалось что-то новое - какая-то мягкость, которой раньше никогда не было.
- Как давно ты не спишь? - спросил Йен, проводя пальцем по его скуле. Джованни пожал плечами, но не отводил глаз.
- Пару часов. Не двигался, чтобы не разбудить свою самую большую проблему.
Йен фыркнул, но не стал спорить. Они лежали еще несколько минут, пока солнце не начало припекать слишком сильно, пробиваясь сквозь занавески. Но всему приходит конец.
- Надо вставать, - Джованни вздохнул, его пальцы в последний раз сжали талию Йена. - Есть незаконченные дела.
Йен неохотно оторвался от него, ощущая, как холодок пробегает по коже, где раньше было тепло Джованни. Они поднялись, потянулись, избегая смотреть друг на друга - будто этот момент был слишком хрупким, чтобы вынести дневной свет. Утренние процедуры прошли в молчании. Йен чистил зубы, глядя в зеркало, на свое отражение - растрепанные волосы, следы от подушки на щеке, губы, которые все еще помнили прикосновение Джованни. Дон брился старой бритвой тети Чаё, аккуратно проводя лезвием по скулам, время от времени бросая взгляды на Йена через отражение. Никто не говорил ни слова. Но в тишине было больше понимания, чем в любом разговоре.
Когда они спустились вниз, кухня встретила их запахом свежесваренного кофе и жареных лепешек. Тетя Чаё стояла у плиты, улыбаясь своей обычной, доброй улыбкой, но в ее глазах светилось что-то знающее.
- Buenos días, mis niños, - Доброе утро, мои мальчики - сказала она, разливая кофе по кружкам. Йен кивнул, взял свою кружку, почувствовав, как пальцы Джованни на мгновение касаются его, когда тот протягивает ему сахар. Мимоходом. Случайно.
Лина и Риккардо спустились вниз, готовые к походу на рынок. Лина держала в руках список от тети Чаё, исписанный аккуратным почерком с названиями продуктов и специй.
- Мы скоро вернемся, - сказала Лина, поправляя очки. - Если что-то еще понадобится, позвоните.
Риккардо молча кивнул, его единственный глаз скользнул по комнате, останавливаясь на Джованни.
- Где Док? - спросил Джо, отпивая кофе.
- Уехал рано утром, - ответила Лина. - По вашему заданию.
Йен нахмурился, переведя взгляд на Джованни.
- Какое задание?
Дон Гарау отставил кружку, его пальцы медленно провели по краю стола.
- Я попросил его присмотреть для нас дом. Думаю, нам придется задержаться в Мексике, а тетю мы больше не можем стеснять.
В его голосе звучала не только забота о комфорте тети Чаё, но и намек на то, что ей не стоит становиться свидетельницей мафиозных разборок. Йен понимающе кивнул, хотя в его глазах мелькнуло что-то невысказанное. Джованни повернулся к Сальваторе, который сидел в углу, погруженный в чтение газеты.
- Dovrai venire con me. Parleremo con la gente del posto riguardo all'attrezzatura per il laboratorio. Dopotutto, sarai tu a lavorarci. - Тебе нужно поехать со мной. Поговорим с местными насчет оборудования для лаборатории. В конце концов, это тебе с этим работать.
Сальваторе отложил газету, его глаза сузились.
- Capisco. - Понял.
Йен резко поднял взгляд, его пальцы сжали край стола. В его глазах читалось: "Ты снова оставляешь меня?" Джованни заметил это мгновенно. Прежде чем Йен успел что-то сказать, Дон добавил:
- E tu vieni con noi. - И ты едешь с нами.
Напряжение в плечах Йена спало, но он лишь кивнул, стараясь сохранить нейтральное выражение лица.
Черный внедорожник медленно двигался по пыльной дороге, оставляя за собой шлейф песка. Джованни сидел за рулем, его пальцы легко лежали на баранке, глаза скользили по дороге, но мысли, казалось, были далеко.
Сальваторе курил у окна, выпуская кольца дыма в приоткрытое стекло. Йен молчал, глядя на проплывающие за окном кактусы и редкие домики.
- Ты не спросил, куда мы едем, - наконец нарушил тишину Джованни.
Йен пожал плечами.
- Думал, скажешь, когда понадобится.
Джованни усмехнулся.
- Мы встречаемся с Лос Кабальерос. Местные. У них есть доступ к оборудованию, которое нужно Сальваторе.
- И они просто так помогут? - Йен поднял бровь.
- Никто никому ничего не делает просто так, - ответил Джо, свернув на узкую грунтовку. - У меня есть что предложить.
Йен хотел спросить, что именно, но решил не давить. Вместо этого он посмотрел в окно, где вдали уже виднелись очертания старого склада - места встречи. Здание было полуразрушенным, с облупившейся краской и ржавой вывеской. У входа стояли двое мужчин с автоматами, их лица скрывали банданы. Джованни вышел первым, его движения были спокойными, но Йен знал - каждый мускул в его теле готов к действию.
- Busco a Elías, - Я ищу Элиаса - сказал Джо, его голос звучал как приказ, а не просьба.
Охранники переглянулись, один из них кивнул и скрылся внутри. Через минуту из двери вышел высокий мужчина в белой рубашке и ковбойской шляпе.
- Don Garaú. - Дон Гарау.
- Elías. Hablemos de negocios. - Элиас. Поговорим о деле.
Йен и Сальваторе остались чуть позади, наблюдая, как Джованни и мексиканец обмениваются короткими фразами. В воздухе витало напряжение, но Дон держался так, будто полностью контролировал ситуацию.
Через несколько минут Элиас кивнул и жестом пригласил их внутрь.
- Vamos. - Пойдем.
Йен сделал шаг вперед, но Джованни едва заметно коснулся его руки, задерживая на мгновение.
- Non parlare con nessuno - Ни с кем не разговаривай
При входе внутрь склада двое крепких мужчин с холодными глазами быстро обыскали их, проверив оружие и карманы. Один из них, с татуировкой "La Santa Muerte" на шее, грубо провел руками по торсу Йена, но тот даже не дрогнул, лишь прикусил губу.
- Perdón por el protocolo, señores. Seguridad. - Извините за протокол, господа. Безопасность. - Элиас развел руками, но в его улыбке не было ни капли раскаяния. Джованни лишь кивнул, его лицо оставалось каменным.
Затем мексиканец жестом указал вглубь склада, и они с Доном отошли за высокий штабель ржавых контейнеров. Их голоса стали приглушенными, лишь обрывки фраз долетали до Йена:
- ...los rusos ya no confían... - ...русские больше не доверяют...
- ...necesitamos garantías... - ...нам нужны гарантии...
- ...la próxima semana, sin fallar... - ...на следующей неделе, без провалов...
Тем временем Йен и Сальваторе остались в окружении людей Лос Кабальерос. Склад был огромным, заставленным ящиками с маркировкой на испанском и русском. В углу двое мужчин разбирали автоматы AK-47, смазывая затворы маслом. В воздухе витал запах пороха, металла и чего-то химического - возможно, наркотиков или компонентов для них. Один из охранников, коренастый метис с золотым зубом, ухмыльнулся Йену:
- El famoso soldado de Don Garaú, eh? - Знаменитый солдат Дона Гарау, а?
Йен не ответил, лишь скользнул взглядом по его стволу, оценивая расстояние.
- Cálmate, amigo. Solo curiosidad. - Расслабься, друг. Просто любопытство. - Мексиканец засмеялся, но пальцы его непроизвольно сжали приклад.
Испанец даже не догадывался, насколько точно угадал. Любопытство - это было то самое слово, которое Йен слышал всю жизнь, с самого детства. В школе его не просто дразнили - его изучали, как диковинный экспонат.
- Посмотрите на этого рыжего уродца! - кричал Томми Брик, капитан футбольной команды, хватая Йена за кудри, которые даже короткая стрижка не могла укротить. - Ты что, из цирка сбежал?
Его волосы - медно-рыжие, и он - тихий парень с едва заметными веснушками на переносице - были мишенью №1. "Огненная крыса", "Сиротский маркер" (хотя мать была жива, но в школе быстро учуяли слабое место). Но настоящий ад начался, когда в старших классах Йен вытянулся в рост.
- Ты что, фонарный столб? - шипела Мелисса Картер, нарочно "случайно" задевая его лотком в столовой.
- Таких долговязых уродов только в армию!
Они смеялись, когда он ударялся головой о низкие дверные проемы. Шептались, когда он один сидел в библиотеке. И самое страшное - взгляды учителей.
- Йен проявляет... нездоровый интерес к химии, - говорила миссис Грэй на родительском собрании, брезгливо отодвигаясь от его матери. - Вчера он задавал вопросы о составе взрывчатых веществ.
Он просто хотел понять, как работает мир. Но в их глазах это всегда читалось как угроза.
Йен сжал кулаки, чувствуя, как золотозубый мексиканец разглядывает его с тем же любопытством.
- Te gusta lo que ves? - Нравится, на что смотришь? - его голос прозвучал тише, но в воздухе вдруг запахло озоном перед грозой.
Испанец замер - он не ожидал, что этот gringo говорит по-испански. А еще меньше он ожидал увидеть в глазах Йена то самое выражение, которое заставляло школьных задир невольно отступать. То самое, что когда-то заставило замолчать даже Томми Брика после того, как Йен разбил ему нос о раковину в туалете. Любопытство - да. Но теперь оно было взаимным. И гораздо более опасным.
Сальваторе стоял чуть в стороне, его глаза блуждали по ящикам с химикатами. Старый "повар" уже видел то, что ему было нужно. Наконец, Джованни вышел из-за контейнеров, его лицо было непроницаемым. Элиас следовал за ним, широко улыбаясь.
- Salvatore, mira esto. - Сальваторе, взгляни на это. - Джо кивнул в сторону металлического ящика, который только что принесли двое рабочих.
Сальваторе подошел, открыл крышку - внутри лежали новейшие лабораторные колбы, немецкие фильтры и пресс для таблеток с лазерной гравировкой.
- Bella merda... - Красивое дерьмо...- прошептал он, проводя пальцем по холодному металлу. Джованни повернулся к Элиасу:
- Cuando todo esté en marcha, beberemos juntos. Te debo un trago. - Когда все наладится, выпьем вместе. Я должен тебе выпить.
Мексиканец рассмеялся, похлопал Дона по плечу:
- Claro que sí, jefe! ¡Como en los viejos tiempos! - Конечно, босс! Как в старые времена!
Затем его взгляд упал на Сальваторе, и он добавил:
- Y cómo está el viejo? Aún puede cocinar, eh? - И как старик? Еще может готовить, а?
Сальваторе хрипло рассмеялся, но ответил Джованни, а не Элиасу:
- Con esto - С этим - могу накормить весь Чикаго.
Элиас вдруг сплюнул на пол, лицо его исказилось:
- Pinche Santoro... ese cabrón traicionero. - Гребанный Санторо... тот предательский ублюдок.
Джованни не стал комментировать, но в его глазах мелькнуло что-то темное.
- Nos vamos. - Мы уходим.
Двигатель взревел, как разъяренный зверь, когда Джованни резко выжал сцепление. Грузовики Лос Кабальерос в зеркале заднего вида уменьшались, превращаясь в ржавые пятна на фоне выгоревшего неба. Йен почувствовал, как его ладони прилипли к потрескавшейся коже сиденья - смесь адреналина и мексиканской жары сделала их влажными.
- Оборудование будет к понедельнику, - голос Джованни прозвучал резко, словно он отдавал приказ, а не информировал. Его пальцы сжали руль так, что кожа на костяшках побелела. - Как только новый адрес будет готов.
Сальваторе на заднем сиденье издал хриплый звук, что-то среднее между кашлем и усмешкой. Его желтые от никотина пальцы нервно барабанили по кейсу с образцами - глухой стук напоминал тиканье часов в фильмах про бомбы.
- И что ты пообещал этим стервятникам за такие игрушки? - спросил он, вытирая тыльной стороной ладони пот, стекающий по впалым щекам. Джованни ухмыльнулся, и в этот момент солнце, пробиваясь через трещину в лобовом стекле, осветило его лицо, превратив улыбку в нечто пугающее.
- Первая партия. Пятнадцать кило фентанила.
Сальваторе медленно моргнул, перед его глазами пронеслись цифры, расчеты, возможные прибыли. Его веки опустились и поднялись с точностью механизма.
- Хорошая цена, - пробормотал он, поворачиваясь к окну, где мелькали кактусы, похожие на застывших в крике людей. Йен сжал кулаки. Фентанил. Это слово он слышал в школьных новостях - всегда в сочетании с "передозировки", "смерть", "эпидемия". Теперь оно звучало так же буднично, как соль или сахар. В голове всплывали обрывки уроков химии - опиаты, синтетика, летальная доза - но все это казалось далеким, нереальным, как задачи из учебника, который он давно выбросил.
Перед домом тети Чаё Джованни резко затормозил, подняв облако рыжей пыли, которая тут же осела на капот, как проказа. Сальваторе вывалился из машины, не прощаясь, прижимая кейс к груди, словно это был ребенок, а не образцы химикатов. Йен потянулся к ручке двери, но вдруг:
- Ты никуда не идешь, - сказал Джованни, и его голос звучал так, будто исходил из глубины грудной клетки. - Мы покупаем тебе костюм.
Йен нахмурился, чувствуя, как его брови сходятся в одной точке:
- У меня есть одежда. Рубашка и брюки.
- Тряпье, в которое даже бродягу не завернешь, - фыркнул Джо, запуская двигатель. Рычание мотора заглушило его следующие слова, но Йен все равно их услышал:
- Ты теперь со мной на сделках. Ты будешь выглядеть так, будто тебя не выгнали из школы за драки.
Он тронул с места, и Йен вжался в сиденье, чувствуя, как его тело становится тяжелее под действием ускорения. Магазин оказался неожиданным оазисом среди мексиканской пустыни. "Bottega di Silvio" - вывеска с золотыми буквами, витрины, освещенные мягким светом, в которых манекены застыли в позах, достойных Миланской недели моды.
- Знаком с владельцем, - небрежно бросил Джованни, распахивая дверь. Звон колокольчика смешался с ароматом дорогой кожи, лаванды и чего-то еще - возможно, денег.
- Он шьет для наркобаронов, политиков и тех, кто их убивает.
Йен замер на пороге. Интерьер был выдержан в темных тонах - деревянные панели, зеркала в позолоченных рамах, бархатные диваны, на которых, вероятно, сидели люди, чьи лица мелькали в криминальных сводках. И цены. Боже, эти цены. Ярлык на пиджаке у входа заставил его внутренне ахнуть - $8,500 за комплект. К ним тут же подскочил низкорослый мужчина с седыми усиками и лупами на глазах, похожий на взъерошенного крота в жилете.
- Don Garaú! Che piacere! - Дон Гарау! Как приятно! - он схватил руку Джованни, чуть не целуя перстень. Его пальцы тут же потянулись к блокноту с мерками - видимо, параметры Дона были ему хорошо известны. Но Джованни остановил его жестом и кивнул на Йена, который невольно прижался к стойке, будто школьник на нелепой фотосессии.
- Ah, il tuo protetto! - Ах, это для твоего протеже! - защебетал портной, вытаскивая сантиметр. Йен стоял, как манекен, пока холодные пальцы швея скользили по его телу:
- Spalle larghe... vita stretta... che bella figura! - Широкие плечи... узкая талия... прекрасные пропорции!
Джованни наблюдал, как сантиметр обвивает шею Йена, и его глаза сузились. Он не сказал ни слова, но напряжение в его челюсти выдавало, что ему категорически не нравится, как этот старикашка трогает его солдата.
- Per il tessuto... - Для ткани... - портной разложил перед ними образцы. Джованни без колебаний ткнул в темно-синюю шерсть с едва уловимым переливом - "Loro Piana", 180-й номер, 12 микрон. Ткань, которая стоила, как годовая зарплата обычного человека.
- E per il foderino... - Подкладка.. - шепотом добавил старик, показывая шелковую подкладку с едва заметным узором - пентаграммами, спрятанными среди виноградных лоз.
- Sì, - кивнул Джо. - E i bottoni in corno. - И пуговицы из рога.
Когда портной наконец подсчитал сумму, Йен едва не закашлялся:
- Novemila cinquecento dollari. - Девять тысяч пятьсот долларов.
Джованни даже бровью не повел. Он достал кошелек, вытащил черную карту American Express Centurion и протянул ее, будто расплачивался за кофе. Йен сглотнул. За один костюм - столько, сколько его мать зарабатывала за полтора года.
- Grazie, Silvio, - Джованни похлопал портного по плечу. - Спасибо, Сильвио.
Когда они вышли, Йен все еще не мог прийти в себя.
- Ты... ты только что потратил на меня...
Джованни закурил, прищурясь на солнце:
- Это не трата, солдатик. Это инвестиция.
И в его глазах читалось нечто большее, чем просто расчет.
За столом, заставленным глиняными мисками с индейкой и кукурузными лепешками, Джованни откинулся на спинку стула, вращая в пальцах бокал с темно-красным вином. Его взгляд скользнул по Йену, который неуклюже держал вилку, словно она могла его укусить.
- Слушай внимательно, - голос Дона звучал тише обычного, но каждое слово падало, как камень в воду. - Когда будешь рядом с Донами, помни три вещи.
Он поднял указательный палец
- Первое. Никогда не перебивай. Даже если они говорят ерунду. Особенно если они говорят ерунду. Второе. Не смотри в глаза слишком долго - это вызов. Или флирт. И то, и другое может закончиться пулей в лоб. И ни за что не прикасайся к еде первым. Даже если слюнки текут -жди, пока старший за столом возьмет нож.
Йен кивнул, мысленно переваривая правила. В этот момент дверь распахнулась, и Док ввалился внутрь, сбрасывая пыльные ботинки прямо на пороге.
- Вот и наше новое гнездышко! - он швырнул ключи на стол, где они звякнули о тарелку с лепешками. Тетя Чаё вздрогнула, но промолчала. Док плюхнулся на диван, с довольным видом развалившись, как кот на солнце:
- Двухэтажный особняк. Белые стены, терраса с видом на океан, подвал - хоть там лабу открывай. И чердак... - он хитро подмигнул Сальваторе, - ...где можно спрятать столько оборудования, что хватит на небольшой завод. А соседи? - спросите вы, ближайшие - в трех километрах. И орут чайки громче, чем любые выстрелы.
Лина, до этого молча ковырявшаяся в тарелке, вдруг оживилась. Она хлопнула Дока по плечу, оставив мучной отпечаток на его черной рубашке:
- Когда заезжаем?
Док усмехнулся, доставая из кармана смятый листок с адресом.
- Заезжаем завтра к вечеру. Сегодня вывозят вещи, а весь день дом будет проветриваться - надо, чтобы el espíritu (дух) старого хозяина вышел. Мексиканская традиция. Он многозначительно постучал по дереву. — А вечером... устроим фиесту.
В его голосе прозвучал явный намёк - праздник будет не из скромных.
Когда ужин закончился, дом постепенно погрузился в сонную тишину. Док захрапел на кухонном диване, раскинув руки, как будто даже во сне пытаясь удержать что-то важное. Сальваторе уставился в потрескавшийся экран старого телевизора, где мелькали сцены какого-то бесконечного мексиканского сериала - страстные взгляды, драматичные вздохи, выстрелы в самый неожиданный момент.
Йен и Джованни поднялись наверх. Комната была залита лунным светом, пробивающимся сквозь тонкие занавески. Они легли, но сон не шёл. Йен ворочался, сжимая простыни в руках. В голове звучали голоса, настойчивые, как капли дождя по крыше:
"Охота на мать ещё не закончена... Что будет, когда вернёмся в Чикаго?.. Мы все ещё в опасности..."
Его дыхание участилось, и в этот момент он почувствовал на себе тяжёлый взгляд. Джованни лежал на боку, его глаза - два тёмных угля в полумраке - были прикованы к Йену.
- Теперь я тоже не усну, - тихо сказал он. - Одевайся.
Йен нахмурился, по-щенячьи склонив голову:
- Куда?
- Прогуляемся.
Рыжий колебался, стыдливо понизив голос:
- А тётя Чаё? Она говорила, ночью тут опасно...
Джованни уже встал, натягивая чёрную рубашку. В углу его рта дрогнула тень улыбки:
- Я и есть опасность, солдатик.
Они вышли в теплую мексиканскую ночь, где воздух был густым от аромата цветущего жасмина и далекого дыма костров. Сицилиец молча сел за руль черного пикапа, и через двадцать минут езды по извилистой дороге, петляющей между кактусами, они оказались на смотровой площадке у скалистого обрыва. Йен замер. Перед ним расстилалась долина, залитая лунным светом. Тысячи кактусов стояли, как застывшие воины, а между ними мерцали огоньки одиноких ранчо. Вдалеке, за серебристой лентой реки, темнели горы, их вершины кутались в туман. А над всем этим - небо, такое огромное и усыпанное звездами, что Йену на мгновение показалось, будто он падает в него.
- Ну что? - Джованни прислонился к капоту, закуривая. - Только не говори, что это самый живописный вид в твоей жизни.
Йен открыл рот, затем закрыл. Его глаза метались по долине, словно пытались запечатлеть каждую деталь - отражение луны в воде, тень пролетающей совы, далекие огни. Он хотел придумать что-то остроумное, но в голове крутились только банальности.
- Да, - наконец выдохнул он, сдаваясь. - Это он и есть.
Джованни усмехнулся, выпуская дым кольцами. Они стояли так, молча, пока ветер не стал холоднее.
- Когда-нибудь мы вернемся в Чикаго, - вдруг сказал Джованни, его голос звучал тихо, но каждое слово било, как молот. - Как хозяева.
Дон хлопнул багажник, и в тишине ночи звук отозвался глухим эхом. В его руках оказался грубый вязаный плед – тот самый, пестрый, с торчащими нитками, который тетя Чаё вечно оставляла в машине "на всякий случай". Внизу, в долине, мерцали редкие огни - где-то там была деревня, но здесь, на высоте, их окружала только бескрайняя темнота, разбавленная серебристым светом луны. Ветер шевелил сухую траву, и Йен почувствовал, как холодный воздух касается его кожи, прежде чем Джованни накинул на него плед.
- Надеюсь, Сальваторе будет не против, - пробормотал он, и в его голосе прокралась редкая нота нежности. Плед пах лавандой и старым дымом - не сигаретным, а тем, что въелся в шерсть от костров и долгих ночей под открытым небом. Йен невольно втянул воздух, и этот запах почему-то напомнил ему что-то давно забытое - может, детство, может, чужой дом, где он когда-то чувствовал себя в безопасности. Рыжий не сопротивлялся, лишь слегка приподнял подбородок, словно проверяя, не споткнётся ли Дон об острые углы своего собственного характера. Сигарета Джованни тлела между пальцев, оранжевый огонёк подрагивал в такт его дыханию. Йен вдруг выхватил её – небрежно, почти дерзко – и прикусил фильтр. Первая затяжка обожгла лёгкие, никотин ударил в голову, заставив мир на секунду поплыть. Он медленно выдохнул, и дым заклубился между ними, как театральный занавес перед главным действием.
- Stai provocando un uomo pronto a tagliare la gola a chiunque in qualsiasi momento? - Дразнишь человека, готового перерезать кому-то горло в любой момент? - голос Джованни был низким, как рокот далёкого грома.
Йен прищурился, чувствуя, как адреналин ударяет в кровь.
- In qualsiasi? - В любой?
Мгновение – и сталь блеснула в лунном свете. Нож появился в руке Джованни будто из ниоткуда, лезвие холодно сверкнуло. Но Йен был быстрее: военная выучка сработала на автомате. Его пальцы сомкнулись на рукояти, и вот уже холодный металл прижат к горлу самого Дона.
Джованни не отпрянул. Напротив – его губы растянулись в улыбке, а в глазах, обычно таких жёстких, вспыхнуло что-то тёплое, почти отеческое.
- Всё-таки дразнишь, - прошептал он.
И тогда, вопреки лезвию у своей яремной вены, Джованни наклонился вперёд - нож дрогнул в руке Йена, но не опустился. Их губы встретились – грубо, но без спешки. Гарау вкусно пах дорогим вином и табаком, его зубы слегка задели нижнюю губу Йена, заставив того вздрогнуть. Сицилиец не торопился. Его ладонь скользнула по шее Йена, пальцы вцепились в волосы у затылка, притягивая его ближе. Дыхание смешалось, став общим, а где-то вдалеке завыл койот, будто напоминая, что мир вокруг них всё ещё существует. Сигарета выпала из пальцев, рассыпав искры на песок. Когда они наконец разошлись, нож уже лежал в траве, забытый.
- Ты... - Йен попытался отдышаться.
- Я, - согласился Джованни, поправляя плед на его плечах.
Возвращаться не хотелось, но пришлось.
Дорога петляла между холмов, погруженных в ночную синеву, и Йен, прислонившись к холодному стеклу, смотрел на его профиль. Лунный свет скользил по его скулам, подчеркивая резкую линию подбородка. Губы, еще недавно обжигающие его собственные, сейчас были сжаты в тонкую полоску - Дон снова стал тем самым непроницаемым Гарау.
Почему он выбрал именно меня?
Вопрос крутился в голове, навязчивый, как жужжание мухи. Вокруг Джованни всегда толпились люди - красивые, уверенные, опасные. Женщины смотрели на него с тем же восхищением, что и мужчины: высокий, с плечами, которые не скрывал даже дорогой костюм, с руками, знающими убийство. Его глаза могли быть ледяными, а могли вдруг вспыхнуть золотистыми искрами, будто в глубине пряталось солнце. А что в нем, Йене? Холодный взгляд, шрамы вместо слов, привычка держать нож под подушкой даже в постели. Он не умел говорить красиво, не умел смеяться просто так, не умел принадлежать.
Что он во мне нашел? Под эти мысли он уснул.
«Приехали», - должно было быть сказано губами Джованни, но, повернув голову, он замер. Йен спал.
Его дыхание было ровным, почти бесшумным, как у солдата, привыкшего не выдавать своего присутствия даже во сне. Ресницы, светлые на кончиках, отбрасывали тени на скулы, делая лицо моложе, уязвимее. Джованни не сводил с него глаз, изучая каждую деталь: как непокорная прядь волос упала на лоб, как пальцы непроизвольно сжались в кулак даже в забытьи, как губы ждали нового поцелуя. Он красивый, - подумал Джованни с неожиданной нежностью. И страшный. Как клинок, который можно любить, даже зная, что однажды он тебя убьет. Он потянулся, чтобы разбудить его, но передумал. Пусть поспит еще минуту. Вышел из машины, стараясь не хлопнуть дверью и услышал - шорох. Пальцы сами нашли рукоять ножа. Джованни двинулся на звук, шаг за шагом, прижимаясь к стене. Сердце билось ровно - он слишком часто стоял на краю смерти, чтобы бояться. За углом стоял Бьянка и двое капо - их пистолеты уже были наготове.
- Finalmente, Giovanni - Наконец-то, Джованни, - Бьянка улыбнулся, но в глазах не было ни тепла, ни уважения. - Mi hai fatto aspettare. Più a lungo di quanto dovrebbe. - Ты заставил меня ждать. Дольше, чем следовало.
- Affare - Дела, - Джованни пожал плечами, но рука на ноже не дрогнула.
- Affare? - Дела? - Бьянка фальшиво рассмеялся. - O forse qualcuno? - Или, может, кто-то?
Он кивнул в сторону машины, где спал Йен.
- La gente sta già sussurrando che don Garau si è riscaldato. Che un ragazzo lo ha messo fuori combattimento - Люди уже шепчут, что Дон Гарау размяк. Что какой-то мальчишка вывел его из строя
Джованни почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Шепчут. Как шептались за его спиной после того, как он впервые пощадил врага - того старика, что напомнил ему отца. Как шепталась Лина, когда он отказался казнить предателя, потому что у того была дочь.
- E tu credi a questi sussurri? - И ты веришь этим шепотам? - голос Джо был тихим, как лезвие перед ударом. Бьянка усмехнулся, но его пальцы сжали пистолет.
- Non importa se ci credo. Importa che loro credono. -Неважно, верю ли я. Важно, что верят они.
Тишина. Где-то вдали завыл ветер. Джованни вспомнил, как однажды ночью в Палермо его отец сказал: "Сила дона - в страхе. Если они перестанут бояться, ты уже мертв".
Сицилиец не ответил. Он видел, как пальцы капо сжимают курки. Глупо, - подумал он. Идти сюда одному. Без охраны. Без плана. Но если это конец - пусть будет так. Он готовился к смерти. Сначала пришло осознание: вот и всё. Никаких последних слов, никаких героических жестов. Как у его брата - тихо, в гараже, с петлей на шее. Никто даже не услышал. Просто пуля, тьма, конец. Потом - странное спокойствие. Он чувствовал вес ножа в руке, Док подарил его после того дела в Неаполе, когда Джованни вытащил его из-под обстрела. "Для следующего раза", - хрипло сказал старик, вытирая кровь с разбитого лица. Он знал, что не успеет, чувствовал холодный ветер на шее, но не дрожал. Даже сердце, казалось, замедлило бег, будто давая ему время запомнить. Запомнить запах ночи - дымный, с горьковатой ноткой полыни. Запомнить вкус на губах -вино и Йен. Запомнить звук дыхания за своей спиной - ровного, спящего. Хорошо, что он не видит, - мелькнуло в голове. Хорошо, что он не пострадает. Бьянка что-то говорил - что-то о слабости, о позоре, о конце династии Гарау, но слова тонули в гуле крови в ушах. Пистолеты поднялись. Дон вдохнул в последний раз. Но боль не пришла. Вместо этого Бьянка широко раскрыл глаза, а из его рта хлынула кровь. Еще один выстрел. Еще. Капо рухнули, как подкошенные. Джованни резко обернулся.
Йен стоял в трех шагах, с дымящимся пистолетом в руке.
Его глаза горели.
- «In qualsiasi momento», - «В любой момент» - тихо сказал он.