Зона приматов
Дальше - приматы. Шум, визг, суета.
- Самое сложное - приматы, - говорила она. - И по характеру, и по запаху. Но умные, как черти. Эта обезьяна, вот, пару раз вытаскивала ключи у смотрителя.
- Как её зовут?
- Алина. Не спрашивай, почему. Это не я называла. Но подходит.
Обезьяна, кажется, узнала её. Забарабанила по прутьям, защебетала. Она подошла и, как старому другу, произнесла:
- Здравствуй, Алина. Сегодня без шалостей, ладно?
Шум, будто цирк развернулся в клетках. Капуцины скакали, бросали шкурку от апельсина в угол. Один мальчик смотрел, заворожённо повторяя их движения. Его отец снимал видео - «вот, скажем, у нас в офисе точно так же!» - и смеялся.
Рядом - молодая пара, парень держал девушку за плечи, она - за стаканчик кофе. Улыбались. Одна макака пыталась ухватить висящий на клетке рюкзак - чуть не доставала. Мальчик в кедах кричал:
- Мама! У него мозг как у меня!
Скамейка под орехом - на ней сидели подростки, ели хот-доги. Один говорил:
- Глянь, павиан грустный, как будто в разлуке.
Второй:
- Может, он просто философ.
Пауза.
- Или программист.
Над зоной - запах поджаренной булки, кофе и пыли. Крики, смех, вспышки камер.
Зона птиц
Мы вышли в просторный вольер с сеткой сверху. Жара. Запах пыли и перьев.
Возле пруда с фламинго - палатка с сахарной ватой. Рядом - мама кормила малыша с ложечки, а сам малыш хлопал в ладоши и тыкал пальцем на розовых птиц.
- Мам, у них ноги, как у папы!
Фламинго, как леденцы на ножках. Павлин, лениво распахивающий хвост.
- Фламинго красят добавками в еду, - сказала она, - чтобы ярче были.
- Они бы и серыми были красивы.
- Ага, но людей серым не заманишь.
Совы - в тени. Здесь - тишина. Пожилая женщина в тёмных очках читала книжку, не обращая внимания на пернатых. Один из совят чуть поворачивал голову - медленно, плавно, как стрелка часов.
Павлины ходили прямо по дорожке. Один мальчик, решив показать храбрость, протянул ему крекер. Павлин надменно отошёл. Девочка рядом рисовала его мелками на асфальте - хвост получался больше её самой.
У лавочек в углу - молодые ребята в футболках с принтами птиц. Один из них держал под мышкой папку: "Орнитология". Они вели жаркий спор о журавлях, пока их не перебивал продавец с передвижным автоматом: "Кукуруза, свежая, сладкая, горячая!"
Террариум и океанариум
Переход в тенистое здание - и будто попадаешь в другой мир. Шум улицы глохнет. Свет приглушён, прохладно. Люди говорили шёпотом, как в музее.
Внутри было прохладно. Тени, аквариумы, зелёный свет.
У стекла с питоном - семья с двумя детьми. Один мальчик показывал пальцем:
- Он настоящий?
- Ещё как, - говорил папа. - Он тебя услышал.
Змеи лежали, как ожившие верёвки. Один варан лениво моргал, не двигаясь.
- Это Гриша, - указала она. - По паспорту, конечно, иначе. Но тут все так.
В террариуме с хамелеоном - тишина. Кто-то из взрослых тихо спорил: "Вот же он, видишь? Нет, это листочек..." И тут он дышал, двигался - и люди ахали. Маленькое чудо.
В темноте кто-то присел на корточки перед аквариумом. Рыбы - как летающие мечты, медленно скользили в воде.
Медуза медленно плыла - вокруг неё - полукруг людей, затаивших дыхание. Маленькая девочка смотрела на неё, прижав руки к стеклу, будто медуза покажет ей тайну.
- Рыбы самые молчаливые, - прошептала она. - И самые терпеливые.
У выхода из помещения - стенд с мокрыми фотографиями: "Жители океана". Кто-то обсуждал, что было бы неплохо тут остаться подольше. Кто-то шёл пить кофе. Кто-то - на батут за территорией зоопарка.
После зоопарка мы шли молча. Шумный день уходил в тень. Солнце отступало за крыши, и город начинал звучать тише - глухо, глубже.
Она свернула к театру - ХАТОБ.
Справа - неприметный спуск, почти не замечаемый прохожими.
Табличка: "Галерея. Вход свободный."
Внутри - полутемно и прохладно. Побеленные стены. Тишина. И картины.
Картины.
Я шёл медленно, как будто листал чужой альбом. Она шла рядом. Не комментировала. Только дышала. Присутствовала. Этого было достаточно.
• Комната с окном на поле. Там было пусто и светло. Открытая книга, чашка, и за окном - горизонт.
• Лиса, поедающая часы. Грубые мазки. Небо - как пепел. Лиса смотрела в зрителя.
• Мать и сын в зеркале. В отражении они были другими. Моложе. Или старше.
• Квартира №3. Пара тапочек и засохший фикус. В коридоре лампа.
• Медведь на льду. Под ним - аквариум с рыбками.
• Три окна. Три силуэта. В третьем - пусто.
• Гусеница и ракета. Детская акварель. Гусеница ползёт по крылу.
• Август. Поле. Мальчик. Спина. Трава. Молчание.
• Сова и балет. В движении - балерина и сова. Идеальный синхрон.
Мы остановились у десятой.
• Покой. Женщина в чёрном. На плече - птица. Глаза женщины были закрыты. А у птицы - раскрыты. Картина дышала, как тишина.
- Её рисовал парень, пока ухаживал за матерью. Последняя - уже после, - сказала она.
Мы постояли.
Потом перешли в следующую комнату.
• "Аминь!"
Картина висела одна. Свет падал прямо на холст.
Подросток. Гавайская рубашка. Белые брюки. Очки. Тонкие пальцы, как струны.
Он стоял чуть вглубь, а рука - вытянута вперёд. Ладонь открыта. Не "стоп".
"Идём."
Я замер. Это был я. Но другой...
Я, который уже что-то понял. Я, который уже готов.
В этих глазах было то, что я ещё не мог назвать, но уже чувствовал.
Как будто кто-то нарисовал мою будущую память.
- Ты знала про неё? - спросил я.
- Нет, - тихо ответила знакомая. - Но, похоже, она тебя и ждала.
Кулиничи
Мы вышли, город уже плавно вечерел.
- Надо поесть.
- Согласен.
Киоск был знакомым: свет, стекло, запах сдобы.
Я заказал себе: чебурек, слойку с мясом, пончик с кремом и американо.
Она взяла: булочку с корицей, слойку с сырной начинкой и зелёный чай с жасмином.
Сели на лавку у стены. Жевали тесто, пили молча.
Булочка с корицей пахла детством. Пончик был нелепо сладкий, но я доел. Американо бодрил.
Мы сидели, как двое уставших путешественников, прошедших свой маршрут - без карты, но с ощущением, что пришли туда, куда надо.
Я посмотрел на часы - 19:00.
- Пора домой. День был насыщенным, - сказала она, поправив очки и смотря куда-то вдаль.
Я кивнул.
Мы скрылись в тоннелях метро...
*****
Тот день остался со мной навсегда, не просто как воспоминание, но как незримая строка в каждой моей истории. Годы спустя, когда я сам сидел за столом, пытаясь поймать мимолетное мгновение, я часто вспоминал её слова: «Ты обязательно допиши это. Там живёт кто-то настоящий».
И я знал, что часть этой подлинности живёт в том, далёком летнем дне, проведенном среди клеток и шёпота со зверями.
Иногда день - это не события.
Иногда - просто чья-то ладонь, в которой тебе не дали упасть.
Иногда - булка с маком на скамейке возле театра, где ты увидел себя таким, каким ещё не был.
Просто день... Просто жизнь...
Просто - "аминь".