"ЗАПАХ КОРИЦЫ"
*****
Одинокий человек стоит у подъезда, глядя на свет чужого окна. Запах корицы и смех из кухни манят его, но он знает: этот уют - не для него. Осознанный выбор одиночества или неизбежная плата за свободу? Короткая история о тоске, тепле и цене, которую мы платим за право остаться собой...
*****
Поздний вечер опустился на тихий двор пятиэтажки, окутывая уснувшие дома прохладной дымкой.
Застенчивый ветер неслышно шевелил листву деревьев, словно пытаясь разбудить тишину, но тщетно.
Все окна многоквартирного дома, словно глаза, сомкнулись в темноте, храня чужие сны.
Лишь одно окно на третьем этаже светилось мягким, янтарным светом, маня и одновременно отталкивая.
Открытая форточка тихо скрипела, как будто и она замерла, слушая.
У самого подъезда, словно приросший к асфальту, стоял человек. Неясная фигура в темной куртке, с опущенными в карманы руками, неподвижная, как памятник собственному одиночеству.
Его взгляд был прикован к этому единственному светящемуся окну.
Изнутри лился свет - мягкий, теплый, золотой.
На кухне женщина лепила котлеты.
Он не видел её лица, только силуэт в домашнем халате и волосы, небрежно заколотые шпилькой.
Мужчина за столом неторопливо чистил зелень, и их приглушенные голоса доносились до улицы приглушённым, уютным гулом.
Они смеялись над чем-то своим, понятным лишь им двоим, перебрасывались словами, полными легкости и взаимного доверия.
В сковороде аппетитно шипело масло, и тонкий аромат жареного мяса потянулся в ночной воздух.
В одну сторону - к теплому свету, в другую - к тени, неподвижно стоящей у подъезда. Он знал этот запах.
Нет, не потому что когда-то сам его чувствовал - а потому что когда-то, в далеком детстве, так пахла кухня его бабушки.
Она пекла ему пироги с яблоками по воскресеньям, и этот аромат навсегда впечатался в память как символ безвозвратно ушедшего тепла.
Его родители никогда так не готовили.
Их разговоры были другими - резкими, отстраненными, без этой легкой искорки взаимопонимания, которую он видел сейчас, в чужом окне.
Он узнал это движение - толкушка в руках, кастрюля на огне. Скоро будет пюре ...
Следом на столе появились свежие овощи.
Огурцы, помидоры, пучок укропа, который мужчина тщательно промывал под струей воды.
А из духовки доносился едва уловимый сладковатый аромат - наверное, пеклись те самые бисквитики к вечернему чаю.
И какао уже тихонько булькало в небольшой кастрюльке на плите, наполняя воздух нежным запахом корицы.
Смех из окна снова скользнул в ночь, и ветер, будто завистливый дух, тут же подхватил его и унес прочь, растворив в тишине.
В груди что-то болезненно сжалось от осознания: этот уют, это тепло, эта простая человеческая близость - всё это было не для него.
Никогда не будет.
Нога сама приподнялась, сделала неуверенный шаг вперёд - к подъезду, к свету, к этим приглушенным голосам.
На мгновение ему показалось, что стоит лишь постучать в дверь, и он мог бы стать другим.
... Но кем? Раствориться в чужом тепле, в их смехе, в их жизни? Цена слишком высока ...
Форточка резко захлопнулась от порыва ветра, и он замер.
Смех внутри оборвался на полуслове, будто кто-то на секунду почувствовал его чужое присутствие у окна.
Сердце глухо ударило в грудь - не от страха быть замеченным, а от острого стыда за собственное желание прикоснуться к чужой жизни.
Он не имел права вторгаться.
Ни в их дом, ни в их уютный мир.
В тусклом свете фонаря у подъезда блестела небольшая лужа после недавнего дождя.
Он опустил взгляд и увидел в ней дрожащее отражение светящегося окна.
Наклонился чуть ниже - и вместо своего лица различил лишь расплывчатое темное пятно, словно ночь уже начала стирать его самого из этого мира.
Внезапный порыв ветра зашуршал опавшей листвой, напоминая о холодной и безучастной реальности за пределами этого манящего тепла.
Фигура медленно оторвалась от подъезда.
Шаги ...
Глухие ...
Одинокие ...
Шелест листвы поглотил их.
Будто и не было никого.
Он развернулся и пошел прочь, погружаясь в темноту двора, не подозревая, что не был единственным наблюдателем в этой ночной сцене.
В одном из окон первого этажа вспыхнул свет. В его прямоугольнике возник силуэт девушки.
Она стояла неподвижно, слегка наклонив голову, и смотрела вслед уходящей фигуре с холодным любопытством, будто запоминая тень, которую ночь уже начала стирать.
Каждый его шаг в темноту был монетой, брошенной в пустоту - платой за право остаться собой.
Свет в окне на третьем этаже продолжал гореть, излучая свое уютное, домашнее тепло в пустую ночь.