Психо

Sugar, sugar, sugar, sugar, sugar, sugar
Мы никто друг без друга!
Sugar, sugar, sugar, sugar, sugar, sugar
Мы никто друг без друга!

Burito, Sugar©

Сидя на пятках ниже подушек, Том поглядывал на Оскара и кусал губы. В его голове завелась и крепла одна мысль – скорее желание, - которая не давала покоя, наполняя глаза блеском, а всё существо смятением напополам с взбудораженностью.

- Что? – поинтересовался Шулейман, заметив странноватое внимание Тома.

- Оскар, ты говорил... что делаешь это сам с собой, да? – заминаясь так, как взрослому неприлично, но очаровательно, спросил в ответ Том.

- Ты о мастурбации?

- Да, о ней.

- Ну да, так сказать, активно практикую. Подтяжка отвисшей под тяжестью воздержания мошонки мне не улыбается, так что приходится довольствоваться прелестями самоудовлетворения, как в далёкие девственные времена, - усмехнулся Оскар. – Впрочем, не могу сказать, что я страдаю, секс с тобой, конечно, в разы лучше, но и дрочка занятие приятное. А что?

Том покусал, помусолил закушенные губы, непонятно сверкая взглядом. И сказал:

- Оскар, а... можно посмотреть?

- Ты хочешь посмотреть, как я мастурбирую? – Шулейман вновь, удивлённо усмехнулся.

- Да. Сейчас.

Том сам не верил, что сказал это, но таково его странное, непонятное самому себе желание. Смущение от него затапливало с головой, но очень надо, очень хочется. Оскар так часто упоминал, что прибегает к самоудовлетворению, что Том загорелся желанием увидеть вживую, как он это делает.

- Можно? – добавил Том, выгнув брови домиком. – Можешь... м...

- Скажи уже целиком, нормально, а то складывается такое чувство, что тебе двенадцать, я тебя тут совращаю, но тебе нравится. Давай, Лолита.

- Оскар, я хочу посмотреть, как ты мастурбируешь. Сейчас. Можно? Можешь это сделать? – выдал Том.

- Могу, чего ж нет, - легко отозвался Оскар. – Я о тебе думаю, когда мастурбирую, а тут и воображение включать не надо, ты передо мной.

Вытянув конец ремня из шлёвок, он остановил на Томе выжидательный взгляд. Том сидел в той же позе, прилежно положив ладони на колени, и шевелиться явно не собирался. Надо подтолкнуть.

- Поможешь мне?

- Как? – удивился Том. – Мастурбацией же самостоятельно занимаются?

- Самостоятельно, - с приглушённой усмешкой подтвердил Шулейман. – Но обычно я приступаю к ней уже в взведённом состоянии после встречи с тобой.

Том смотрел на него растерянно и не совсем понимающе, хлопнул ресницами:

- Мне тебе стриптиз станцевать? Или что, сексуально тут покрутиться?

Смутился собственных слов и нашёл их смешными, потому что в попытках соблазнить, по его мнению, выглядел нелепо.

- Хорошая идея, - Оскар улыбнулся-ухмыльнулся. – Но я имел в виду другую помощь. Иди сюда, - поманил к себе Тома, и тот подполз и сел перед ним на пятки, упёршись кулаками в постель. – Помоги мне прийти в нужный настрой, - добавил тише, интимно, плавно вытянувшись к лицу Тома.

- Ты хочешь, чтобы я...? – Том нахмурился, не договорив. – Что?

- Помоги мне возбудиться, - сказал Оскар, глядя ему в глаза и проявляя терпение к несообразительности и безынициативности Тома.

Поскольку это соблазнительная игра – совращение невинного ягнёнка, который на самом деле отнюдь не невинный, а страстный, жадный до удовольствия, но Том часто по-прежнему стеснительный и зажатый. Как в первый раз. Словно вечный девственник с припиской «восхитительно чувственный, разнузданный», если найти к нему подход.

- Ты сам не можешь?

- Могу. Но с тобой интересней, - ответил Шулейман. – Не стесняйся, поцелуй меня, потрогай.

Приятное дежа-вю – в первый их раз точно так же подталкивал Тома к хоть какой-то активности. И Том такой же – то же юное лицо, сколько лет ему ни есть на деле, та же неискушённая стеснительность. Том такой Том – и в этом он очарователен и желанен до простреливающих искр в яйцах, впрочем, как и в образе похотливого демона, забывающего обо всех своих границах.

Том уже и сам понял, что от него требуется, и подался вперёд, к губам Оскара, но не поцеловал. Переключился, решив начать с другого, занёс взволнованно покалываемые ладони над плечами Оскара, но не прикоснулся. Опустил руки:

- Оскар, я хотел посмотреть, а не участвовать. Извини, но это не то, чего я хочу.

Не хотел показаться грубым, капризным эгоистом и обидеть Оскара, но это не то, и Том поступил честно по отношению к себе и к Оскару – сказал об этом.

- Ладно, принято, - кивнул Шулейман и обворожительно широко ухмыльнулся. – Возвращайся в «зрительный зал».

Том отсел обратно к подушкам и направил на Оскара внимательный взгляд в ожидании неизведанного, волнующего зрелища. Держа зрительный контакт, Оскар неторопливо поднял руку, провёл ладонью по шее, вниз, по груди и до середины живота. Обратно вверх, забравшись пальцами под расстёгнутую на три пуговицы рубашку, вскользь, дразня обласкав голую кожу. Снова вниз, ниже, до пупка, и вверх, спиралевидно повышая радиус и градус собственных прикосновений. Том неотрывно, забывая моргать, следил за его рукой и не сразу заметил, что вторая рука Оскара легла на ширинку, поглаживая себя через джинсы. Захотелось закрыть руками глаза, столь непристойно-интимно зрелище, но ни за что бы этого не сделал, потому что хотел смотреть, не хотел пропустить ни единого движения. Только растерялся, не зная, как наблюдать одновременно за обеими руками, у него же глаза не вращаются независимо друг от друга. Но быстро приноровился, расстояние между ними обеспечивало удобный обзор.

Том сглотнул, глядя, как Оскар поглаживает, периодически чуть сжимая, увеличивающийся бугор между ног. У самого глаза тоже чернющие – зрачки возбуждённо расплылись на всю радужку. Шулейман приподнял уголок рта в едва заметной ухмылке, прекрасно видя, с какой пристальностью на грани транса Том ловит каждое его движение, какой эффект на него производит. Глаза Тома в возбуждении – хоть в страсти, хоть в порыве гнева – нет ничего более красивого, более желанного, с такой же силой топящего мозг.

Медленно Шулейман расстегнул пуговицы, оставив застёгнутыми лишь нижние две, развёл полы рубашки, огладил себя по голому торсу. Такой восхитительный контраст – светлая, тонкая, натуральная ткань рубашки и загорелое тело, мощное, мускулистое, горячее. Том обводил его взглядом и чувствовал фантомные ощущения бестелесных прикосновений – всей кожей, кончиками пальцев, ладонями, даже на языке.

Оскар расстегнул ремень, пуговицу на джинсах и потянул язычок молнии вниз. Широко облизнул ладонь и обхватил ствол. Пары движений хватило, чтобы высвобожденный из трусов член каменно окреп, гордо глядя глянцевой головкой в потолок. Тёмной, налитой, лоснящейся головкой. Том вновь сглотнул. Странно, во рту сохло, но вместе с тем слюны выделялось столько, что может потечь. Зачем себя травить? Это как показывать голодному самое аппетитное блюдо. Но зачем-то надо, очень надо. Возможно, это и есть компенсация воздержания, перенаправление энергии. Кто-то смотрит порно, чтобы получить заряд для удовлетворения. А Том смотрел на Оскара, только делать потом ничего не собирался.

Шулейман не спешил. Приспустил штаны с трусами и откинулся назад, опёршись на левую руку, широко развёл бёдра. Прокатывался кулаком по стволу, сжимал под головкой, потом гладил одними пальцами, размазывая капельки выступающей секреторики, и снова захватывал. Планомерно наращивал ритм, сужал захват. Запрокинул голову, с низким стоном прикрыв глаза. Том вздохнул через приоткрытый рот. Кровь пульсировала не только в висках – в глазах. Том редко слышал, как Оскар стонет, потому что сам вёл себя в постели намного громче, и это... Слов не подобрать, чтобы описать ощущения от звуков его удовольствия – неприкрытого, максимально интимного, поскольку нет ничего более личного, чем ласкать себя.

Том следил за кистью Оскара, совершающей возвратно-поступательные движения. Пожирал взглядом его член и оголённые участки тела. Когда Оскар кончал, выплёскиваясь себе в ладонь и парой капель на покрывало, у Тома натурально, резко отвисла челюсть. Только щелчка или ещё какого-то звука не хватало его комичному виду. Посмотрев на него, Шулейман не сдержался и рассмеялся, что совершенно не подходило ситуации.

- Нет, всё-таки твоё лицо – это произведение искусства, твоя мимика неподражаема, - покачав головой, сказал Оскар. – Спасибо твоим родителям, они над тобой очень постарались.

И смешинки в его глазах сменились другим блеском, другим, глубоким выражением. Шулейман подобрался к Тому и повёл ладонями вверх от его колен:

- Твоя очередь.

Том возбудился за просмотром индивидуального представления, что понял позже, чем внимательный Оскар. То, как дыбились штаны у него в паху, от цепкого взгляда Шулеймана не укрылось. Том взглянул на руки Оскара, остановившиеся немного ниже зоны, где прикосновения разбили бы дрожью, на грани неприличия. Хотел ли Том? Однозначно да. Но...

- Оскар, не надо, - Том накрыл ладонью его руку, не поднимая головы. – Это тоже лишнее для меня.

- Понял, трогать не буду, - отозвался Шулейман и мягко опрокинул Тома на спину.

Провёл от шеи Тома вниз, до нижней допустимой линии – резинки штанов гладящим движением. Снова – вжимая ладонь в его тело. Том не понимал, что он задумал. Пытался ухватить мысль, но она всё время ускользала. Шулейман жарко оглаживал и сжимал бёдра Тома с внешней стороны, что практически целомудренно, но, накладываясь на обострённую чувствительность возбуждения, распаляло сильнее и сильнее касаниями и их недостаточностью. И ни единого, даже случайного прикосновения между ног, которые Том неосознанно разводил, ища охлаждения и избавления. Нешироко, и снова сводил, и обратно, подвижностью выражая желание, с которым Оскар играл, не оставляя его в покое и не давая достаточной стимуляции. Желание уходило глубже, угрожая обернуться ноющей болью неудовлетворённости. Теряясь в себе под его руками, Том уже сам не знал, счастлив ли, что остановил Оскара. Или хочет, отодвинув собственные убеждения.

Жарко, томит, на изнанке трусов мокрое пятно. Том прерывисто вздохнул, приоткрыв рот, когда Оскар провёл ладонью по передней стороне его бедра. Если возьмёт немного правее, то его ослепит разноцветным взрывом ощущений, возможно, сразу и кончит от одного только сжатия широкой, горячей ладони, там, между ног. Нет, он должен удержаться... Нет, он хочет, чтобы Оскар сделал... что-то... Том приподнял бёдра, позволяя и помогая себя раздеть, и опустился обратно, полностью нагой ниже пояса. Кусал нижнюю губу, дышал часто, но внутренней дилеммы уже нет. Уже неспособен мыслить и согласен на всё. Пусть даже Оскар возьмёт его прямо сейчас – Том не откажет, и ему будет очень хорошо. Невыносимо хорошо от одной мысли об избавлении от зудящего, пульсирующего голода плоти. Сводит предвкушением мышцы.

Шулейман выдвинул верхний ящик тумбочки, взял вибромассажёр, смазку и антисептик. Флакончики нетронуты, значит, его желание исполнится – будет участником и свидетелем первого нового сексуального опыта Тома. Том споткнулся взглядом об игрушку в его руке:

- Оскар, ты хочешь... - картинка в голове сложилась.

Шулейман вытянулся вперёд и коротко поцеловал Тома, после чего, заглянув ему в глаза, ответил:

- Да. Тебе будет очень хорошо, обещаю, вероятно, так хорошо, как никогда ещё не было, - Оскар усмехнулся, поведя подбородком. – У этой вещицы весьма многообещающие характеристики.

Том смотрел на грушевидный вибратор со смесью страха и – он сейчас не в своём уме – подспудного любопытного интереса. Тем не менее остатки разума собрались и напомнили о важной детали:

- Оскар, я не... - Том закусил губы и кивнул в сторону ванной. – Я не подготовлен.

- Я понимаю, - спокойно сказал Шулейман. – Ничего страшного, игрушку можно помыть, если вдруг испачкается.

- Оскар!.. – в праведном ужасе смущения воскликнул Том и помотал головой. – Я ни за что не стану отмывать её от того, в чём она может испачкаться.

- Я помою, - Оскар был невозмутим и лёгок в данном щекотливом вопросе. – Или можно выбросить и купить новую. Расслабься, не думай он этом, - он мягко надавил на плечо нервно приподнявшегося Тома, укладывая обратно на подушку.

Том послушно лёг, снова и снова кусал, закусывал губы, смотрел на Оскара плывущим и растерянно-настороженным взглядом. Всё-таки не очень-то легко перейти новую для себя черту. Позволить себе то, что относишь едва не к извращению, потому что это для тебя слишком развратно, изощрённо. Секс понятен, а секс с использованием посторонних предметов – это... Это то, что хотел попробовать, но не готов был в этом признаться. Потому что он простой, а это изыски для искушённых пользователей.

- Оскар, может, не надо? Мне от этого как-то очень неловко.

Шулейман склонился к лицу Тома, понизил голос:

- Я исполнил твоё желание. Теперь твоя очередь. Ты согласен? – заглянул в глаза. – Это не секс, руками я тебя трогать не буду, все условия соблюдены.

Том метнул взгляд на чёрную игрушку – и кивнул, соглашаясь на невозможный для себя эксперимент. Уже не мог отказаться, не мог соображать на перспективу, не пожалеет ли потом. В суженном сознании существует только сейчас, а сейчас он хотел.

Оскар предусмотрительно выдворил Малыша в ванную комнату, чтобы не полез на кровать в самый неподходящий момент. И подпёр стулом дверную ручку, поскольку габариты этой меховой кучи позволяли ему легко открыть дверь.

- Оскар, дверь на заперта, - Том жалобно указал взглядом на дверь палаты.

Защёлкнув замок, Шулейман вернулся к Тому на кровать. Немного приподнял его футболку и провёл по нижу живота, по лобку над основанием члена, вжимая ладонь в кожу. Вздрогнув, вздохнув на грани всхлипа, Том схватился за его руку, бездумно потянул, силясь сдвинуть её на член. Шулейман усмехнулся и, дразнясь, убрал руку и тут же возобновил контакт, сдвинул майку Тома выше, пытая лаской. Наблюдал, как подрагивает от перевозбуждения член Тома, как с верхушки тянутся вязкие блестящие нити подтекающей смазки.

- Как ты течёшь. Уже весь мокрый, - низким, грудным голосом проговорил Оскар и кончиками пальцев провёл по влажной головке.

- Да... - простонал Том, натягиваясь всем телом.

Опомнился, испугавшись своей откровенности, и, распахнув глаза, зажал себе рот рукой.

- Расслабься, - Оскар наградил его поцелуем в губы. – Я в восторге.

Действительно в восторге, особенно от вида блестящих капель на животе Тома, выдающих, насколько сильно он хочет. И от всего вида в целом тоже. Эти чёрные глаза с расфокусированным, шалым взглядом, искусанные губы, обнажённые стройные ноги и их фарфорово-белая, идеально гладкая кожа.

- Раздвинь ноги, - сказал Шулейман, обрабатывая обеззараживающим раствором массажёр.

Том медленно исполнил команду.

- Шире, мой хороший, тебе нечего стесняться.

Бархатные, вибрирующие интонации Оскара обволакивали, трогая сердце и подчиняя волю. Забывая стыд, Том под прямым углом раздвинул согнутые в коленях ноги, полностью раскрываясь. Запрокинул голову, зажмурив глаза, сжал в кулаке покрывало. Даже прохлада воздуха там давала стимуляцию. Положив на кровать смазку и массажёр, Шулейман склонился над Томом и долгим мазком слизнул потёк предэякулята с его живота. Том дёрнулся, всхлипнул.

- Тише, - раздражая дыханием воспалённую возбуждением кожу, Оскар надавил на бедро Тома, удерживая его на месте и не позволяя закрыться.

Отогнув двумя пальцами член Тома, Шулейман провёл языком по его лобку. Тома уже начинало неконтролируемо колотить, хныча что-то тихое, бессвязное, он дёрнул бёдрами, пытаясь толкнуться в руку Оскара.

- Нет, - твёрдо одёрнул его Шулейман.

С нажимом повёл рукой вверх по телу Тома и положил ладонь на шею, сжав совсем чуть-чуть. Том громко, с хрипотцой втянул ртом воздух, балансируя на грани экстаза. Да... ему нравилась рука на шее, нравилась угроза, которую она олицетворяла. Сейчас, когда разум заменили голые чувства и желания. Сдвинувшись ниже, Шулейман начал покрывать поцелуями внутреннюю поверхность бёдер Тома, продвигаясь выше.

- Оскар, я не чистился, - испуганно повторил Том.

- Помню. Не беспокойся, я сейчас не собираюсь тебя вылизывать, что ты очень любишь, - свернув взглядом, с ухмылкой ответил Шулейман.

Да, Том любил. Согласился бы на пулю в голову после, если бы Оскар сейчас сделал ему так приятно. Том зажмурился, мучаясь от разгула своих желаний. Шулейман зацеловывал и облизывал натянутые сухожилия между его пахом и бедром. Тома плавило, лихорадило – слишком высок накал ощущений и их всё равно недостаточно. Буквально чувствовал, как сильно течёт, что на животе горячо, мокро, вязко. Приподнявшись, Оскар собрал пальцами смазку с живота Тома и, глядя ему в лицо, сунул их в рот. После чего вытянулся вперёд и поднёс влажно поблёскивающие пальцы к губам Тома. Том послушно, как под гипнозом открыл рот и принял пальцы Оскара в смеси собственного вкуса и его слюны.

- Оскар, что ты... - Том не смог договорить, не смог сформулировать.

- Что я? – поинтересовался в ответ Шулейман.

Том только покачал головой и направил внимательный, пьяный взгляд в его лицо, несколько раз моргнул. Оскар склонял его к тому, что можно назвать извращениями, вводил в порочный мир, и Тому это нравилось, нравилось, что с ним один за другим мог отбрасывать свои пределы, что Оскар неведомым образом освобождал его, раскрывал, когда они оставались только вдвоём.

- Ааааа... - Том выгнулся, когда язык Оскара прошёлся по его промежности.

Так интимно, так запретно.

Отщёлкнув крышку, Шулейман выдавил на пальцы лубрикант. Указательным пальцем обводил по кругу сфинктер, несильно надавливал, разминая мышцы и снова целуя бедро Тома. Мышцы пульсировали, что очень горячо.

- Оскар, не надо пальцами, - попросил Том, смущаясь возможных неприятных последствий. – Не обязательно меня растягивать.

- Не говори ерунду.

- Но...

Шулейман поднял голову:

- Я вставлял в тебя член, зная, что ты ни хера не провёл необходимую гигиену, с чего бы мне брезговать вставить в тебя пальцы?

Тома всегда удивляло, что скрупулёзно чистоплотный Оскар с ним не проявлял никакой брезгливости, и это у него получалось настолько естественно, что подкупало, успокаивало. Том закусил губы и больше не спорил. Совершив ещё одно круговое движение, Шулейман надавил, преодолевая сопротивление сомкнутых мышц. Ввёл палец наполовину, подождал и протолкнул до конца. Вместе с введением второго пальца Оскар совершенно неожиданно для Тома пережал его член у основания. Том запротестовал – это было весьма неприятно, даже больно.

- Оскар! – Том бил его по руке. – Что ты делаешь?!

- Отсрочиваю твой оргазм. Если я тебя не приторможу, ты кончишь слишком быстро.

- Мне больно, - Том ещё раз хлопнул его по руке, обиженно сведя брови.

Преувеличивал на эмоциях, боли не испытывал - просто чертовски неприятно, когда готовое перелиться за край удовольствие вдавливают обратно, это вызывало резкое, разочарованное раздражение.

- В следующий раз воспользуюсь эректильным кольцом, - отбил Оскар.

- Чем?

- Забей. Сейчас тебе эта информация ни к чему.

Смирившись с манипуляцией Оскара за неимением иного выбора, Том откинул голову на подушку. Отметил, что накал возбуждения действительно значительно снизился, даже способность мыслить и связно говорить вернулась. Но ненадолго. Оскар отпустил захват, и движения его пальцев в заднем проходе быстро довели Тома до кондиции, отбрасывая разум в туман. Том жмурил глаза, постанывал и дёргал разведёнными ногами. Когда Оскар присоединил к пальцам язык, снова облизывая, вырисовывая узоры на его напряжённой промежности, Том не сдержал переходящего во вскрик стона. Судорожно схватил Оскара за затылок, вцепился пальцами в волосы.

- Тише, не надо мне делать залысины, - Шулейман аккуратно разжал его пальцы и убрал от себя руку.

Закончив с подготовкой Тома, он отстранился и позволил себе задержаться и насладиться видом. Вид открывался поистине захватывающий – подрагивающая от частого дыхания грудная клетка, склонённый к животу возбуждённый член, истекающий смазкой, разведённые ноги и раскрытая, налитая розово-красным цветом от притока крови промежность. Это единственное место, в котором Том краснел – как алый флаг раскалённого желания. Очаровательно, восхитительно, не оторваться. И ниже призывно блестящая от смазки дырочка. В глазах темнело от такого вида, у самого уже снова стоял колом. Загнать бы туда, в узкое, горячее, скользкое отверстие, подхватив ноги Тома под коленями, и трахать до той черты, за которой мир рассыплется на атомы звёздной пылью. Но сейчас в меню другое основное блюдо. Присмирив хищное желание брать, подчинять, оставляя зубами на тонких ключицах и шее метки принадлежности, Оскар взял ждущий своего часа массажёр, нанёс на него смазку.

Том приоткрыл глаза, блестя масляным взглядом сквозь ресницы. Скользнул взором по Оскару, по его рукам, на которых под загорелой, расписанной яркими чернилами кожей перекатывались мышцы. Поняв по его движению к себе, что сейчас будет то, к чему Оскар его подводил, Том приподнялся на локтях и закусил губы.

- Давай я...

Не завершив фразу, Том перевернулся и встал в коленно-локтевую позу. Потому что лежать с раскинутыми ногами, со всем самым интимным, выставленным на показ, когда в нём будет игрушка, для него слишком. Смущался, стеснялся, не мог быть настолько откровенным.

- Нет. Я хочу видеть всё, - Оскар прижался губами к его пояснице и потянул, укладывая обратно.

Том лёг на спину.

- Ноги, - сказал Шулейман, ведя ладонями по бёдрам Тома до самого верха, раскрывая его, погладил большими пальцами паховые складочки.

Глубоко, шумно вдохнув, Том послушался и раздвинул перед ним ноги. Кусал губы, комкал пальцами покрывало, волнуясь от того неизведанного, что Оскар для него уготовил, что вот-вот произойдёт. Пальцы Оскара вновь мазнули между его ягодиц, добавляя прозрачного геля, обвели по кругу раздражённый растяжкой сфинктер. Том задышал совсем часто, зажмурился.

- Посмотри на меня, - сказал Оскар.

Том открыл глаза, с трудом фокусируя на нём мутящийся взгляд.

- Подними руки за голову и держи там, они будут тебе мешать.

Том не понимал смысла этой команды, но исполнил. Положил руки за голову.

- Можешь держаться за спинку кровати или подушку, за что тебе удобно. Не опускай руки, пока не кончишь.

Не имея способности анализировать, Том развернул кисти и ухватился за низкое изголовье. Поёрзал, сведя ноги.

- Не сдвигай, - Оскар положил ладонь Тому на живот и, вытянувшись к его лицу, лизнул губы. – Дай мне тобой насладиться.

Том дёрнулся под ним, отведя взгляд:

- Оскар, почему ты такой пошлый? Я сейчас ничего не соображаю, но ты всё равно умудряешься меня смутить.

Шулейман взял его за подбородок и повернул к себе, перехватывая взгляд:

- Потому что ты моя главная сексуальная фантазия.

Демонически-кошачья зелень глаз, в которой переливами огня плясали влюблённые черти, затягивала в омут, лишала пробившейся способности думать и смущаться. Потому что такое откровенное обожание – это выше неба. Том сглотнул, не сумев ничего сказать, тонул в его взгляде, который – только для него, его желания – только для него.

- Готов? – спросил Оскар, поглаживая Тома по рёбрам, и тут же приглушённо усмехнулся сам себе, прикрыв глаза ресницами. – Не отвечай. Ты никогда не будешь достаточно готов, но тебе понравится, обещаю. И мне тоже очень понравится. Чувствуешь, как сильно у меня на тебя стоит? – он взял руку Тома и положил себе на член, спрятанный в трусы. – Я очень хочу посмотреть, как ты будешь извиваться от удовольствия, как будешь биться, кончая.

Что же Оскар с ним делает? Том чувствовал себя бескостной горячей массой, алчущей любого прикосновения. Ушедшее в глубину желание жаром распространилось на всё тело. Высшая точка, но выше ещё так много высоты.

- Расслабься, - Шулейман приставил изогнутую игрушку к его входу и поцеловал в бедренную косточку, поглаживая другое бедро Тома. – Выдохни. Он меньше моего члена. Чего ты боишься?

Отвлекая, он лизнул Тома по низу живота и плавно надавил, проталкивая массажёр в его тело на пару сантиметров. Том ахнул, вскинулся, подтянул колени выше, растопыривая пальцы на ногах. Там, на входе, так много чувствительности.

- Тише. Не двигайся. Я и этот малыш всё сделаем, - Оскар снова поцеловал его в выпирающую косточку, вводя игрушку глубже.

Вообще-то не такой уж и малыш – в длину сантиметров пятнадцать, но скромнее в диаметре, в самой широкой части не больше девяти сантиметров в обхвате.

Том чувствовал в себе заполняющее движение. Боги, да, это именно то, чего он хотел – чего-то в себе. В идеале член Оскара, но и замещающий предмет сойдёт. Боже... Воздуха катастрофически не хватало, в глазах плыло. Но движение оборвалось, игрушка остановилась в самой глубокой точке, куда позволял достать её размер.

Шулейман посмотрел на основание плага, прикрывающее заполненный проход, и, не удержавшись, опустился, лизнул рядом. Том прислушался к своим ощущениям: приятно, но мало. Не хватало движения, и размер игрушки не был достаточным, чтобы в нужной степени стимулировать, просто находясь внутри. Оскар надавил на основание, пошатывая игрушку, и Том зашёлся протяжным стоном. Вот теперь хорошо, очень хорошо, очень-очень хорошо.

- Приятно тебе? – с улыбкой спросил Шулейман и провёл языком между бедром и лобком Тома, присосался к нежной коже.

- Даа...

- Чувствуешь? Рифлёной поверхностью по простате.

- Даааа... Там.

Оргазм стремительно приближался, колол нарастающими ощущениями. Забыв об указании, Том порывисто опустил руки, ударив по кровати, судорожно поджал пальцы.

- Руки, - строго напомнил Шулейман.

Том поднял руки за голову. А рука Оскара исчезла, и движение внутри замерло. Том сжимал мышцы, чтобы дать себе стимуляцию, но этого мало, мало, мало. Не хватало, вместо обещания необходимой разрядки игрушка внутри раздражала, доводя до исступления, но не давала перейти черту. Завороженно, выпадая в темноту, Шулейман наблюдал за тем, как движется основание игрушки, как натягиваются мышцы Тома. Как же он хочет кончить. Как кайфует от чего-нибудь в заднице.

- Всё? – Том открыл глаза, непонимающе посмотрел на Оскара. – Если ничего больше не будет, я в обморок упаду. Я не смогу так, Оскар, сделай что-нибудь... - захныкал. – Или вытащи это.

- Ты не забыл о первой части составного названия игрушки? – прищурив глаза, Шулейман интригующе ухмыльнулся.

И включил первую скорость на миниатюрном пульте управления на семь режимов, который незаметно прихватил из коробки из-под массажёра. Теперь его очередь занять место в зрительском зале, что Оскар и сделал, отсев к изножью кровати и удобно устроившись для просмотра шоу.

Игрушка внутри ожила, Том изумлённо поднял брови и округлил глаза. И, прочувствовав ощущения от вибрации, вжался затылком в постель, жмуря глаза, вцепился пальцами в покрывало.

- Руки наверх.

Том исполнил указание, в очередной раз убрал беспокойные руки за голову. Шулеймана не удовлетворял эффект, начальной мощности Тому явно недостаточно, чтобы забыть своё имя. Он переключил на вторую скорость.

- Аааа!.. – то ли стон, то ли крик сорвался с губ Тома.

Вторая скорость куда ощутимее. А третья – размазала сознание. Как же хорошо, как необходимо кончить от невыносимости удовольствия, раскаляющего добела.

- Руки!

Хныча, Том схватился за подушку под головой, чувственно выгибаясь. Пытался потереться об кровать, заставить игрушку проникнуть глубже.

- Не надо. Лежи спокойно.

Том не слышал, не соображал, но неведомым образом ухватил смысл слов и послушался, насколько мог. Ноги всё равно подёргивались, и бёдра, и всё тело, только руки сжимали края подушки, подчиняясь приказу. Это единственное, что осталось в пустой, заполненной горячим паром голове – держаться за подушку.

Пропустив четвёртую скорость, Шулейман сразу переключил на пятую. Как мучительно хорошо, как невыносимо ярко. Том извивался, метался по кровати, кусал подушку, чтобы не орать на весь этаж. Абсолютное наслаждение, парение в темноте открытого космоса, где нет кислорода, но организм справляется без него. Оскар уже не одёргивал его, чтобы не сводил ноги, понимал, что Том не в состоянии. Пусть проходит через чистый кайф, как может.

Волосы липли к покрытому испариной лицу, цеплялись за раскрытые губы, отчаянно хватающие воздух и выдыхающие стоны. Том сцеплял зубы, переставал дышать, душил себя подушкой, но всё равно не мог полностью задавить рвущиеся из груди звуки удовольствия, такого сильного, что сходил с ума, съезжал в безвременье размазанного кайфа. Это так сильно.

Интересно, а что будет, если усилить стимуляцию... Как Тому зайдёт последняя, особая скорость? Шулейман включил ударно-волновой режим. Том закричал, не сумев, не успев сдержаться. Перекатился на бок, сжимая подогнутые ноги, до судорог в кисти сжимал подушку, вцепился в её угол зубами, оставляя мокрые пятна слюны на наволочке. Совершенно бездумно, рефлекторно волнообразно изгибался, опять пытаясь не то вытолкнуть из себя игрушку, не то... Нет, не смог бы ответить даже под страхом смерти. В теле остались одни инстинкты, искрящие сорванными проводами воспалённые нервы.

Шулейман вернул вибрацию и через пять секунд снизил мощность до второй скорости, давай Тому немного остыть и прийти в себя. Том открыл мутные, совершенно шалые глаза, слабо понимая, где он и что он, посмотрел на Оскара. Голова кружилась, даже в темноте закрытых глаза кружилась.

- Готов улететь? – ухмыльнулся Шулейман.

Том открыл рот – и не успел ничего сказать, потому что пульт в руке Оскара послал сигнал. Вернулся волновой режим, пробивал невыносимым удовольствием по самой чувствительной точке. Том вскрикнул, круто, болезненно выгибаясь. Перекатился на живот, встал раком, неосознанно предоставляя себя взору Оскара во всей разнузданной красе происходящего. Упал на бок, извиваясь в агонии безумных ощущений. Стыда нет, разумного сознания нет. Тому наплевать, как он выглядит со стороны, он при всём желании не смог бы задуматься.

Шулейману всё-таки пришлось покинуть наблюдательный пункт и подтолкнуть Тома от края кровати на середину, чтобы не свалился головой вниз. Только Том может покалечиться в пылу страсти. Посмотреть на это, конечно, было бы презабавно, но не сейчас. И ему не надо потом возиться с разбившим лоб Томом, следить, чтобы оперативно зашили, успокаивать, Том и сам даст поводы ухаживать за ним, сомневаться в нём не приходилось, оглядываясь на опыт, не нужно ему помогать невмешательством.

Конвульсивно содрогаясь, Том кончил с высоким, срывающимся выкриком. Забрызгал свою футболку и сбитое покрывало. Шулейман в очередной раз отметил, сколько же в его тщедушном теле вырабатывается семени. Ладно сейчас, когда долго воздерживался, но и при сексе каждый день и несколько раз в день Том кончал обильно. Неудивительно, что он так легко зачал ребёнка. Конечно, количество ничего не значит, важно качество, Оскар понимал, но почему-то казалось, что в случае Тома связь присутствует.

Выключив массажёр, Шулейман подождал, пока скорчившийся в клубок, постанывающий Том немного отойдёт, чтобы не раздражать стимуляцией, что гарантированно его доведёт. Тому потребовалось почти пять минут, чтобы затихнуть и начать дышать ровнее. Не заснул ли? С ним бывает, что бессовестно отключается после яркого оргазма, особенно если он не первый. Оскар перевернул Тома на спину и развёл ему ноги, коснувшись основания плага. Вздрогнув ресницами, Том открыл глаза.

- Я сейчас вытащу, - сказал Шулейман.

- Осторожно... - тихо попросил Том, боясь того, что его попросту разорвёт от новой стимуляции там.

И резко выгнулся, вскрикнув, когда Оскар пошатал игрушку, прежде чем вытащить, вцепился в покрывало, разметавшись на нём с раскинутыми руками и ногами. Насколько силён соблазн подвигать игрушкой, трахнуть Тома ею, чтобы выпал в полнейший экстаз с умоляющими криками, слезами из глаз и слюной по лицу. Но хорошего понемногу, на данный момент с Тома хватит. Вынув игрушку наполовину, Шулейман коснулся губами его бедренной косточки, и полностью вытянул массажёр. Не отказав себе в удовольствии бросить взгляд на раскрасневшийся вход с неплотно сомкнувшимися краями. Не совсем верно, что не отказал, поскольку и не задумывался – взгляд сам собой соскальзывал к самому желанному месту, обманчиво доступному, подготовленному игрушкой, и на самом деле недоступному сейчас. Да, Оскар знал, что сейчас может перевернуть Тома на живот и взять, как ему захочется, разогретый, разомлевший Том не откажет, но воздержался от соблазна и решил честно ждать. Иной вариант и не рассматривался. Он не за тем затеял эту игру, чтобы Том потерял бдительность, не в его правилах получать секс нечестными путями.

Положив вибромассажёр на постель, Оскар отсел обратно к изножью, взирая на Тома, забывающего смутиться и свести восхитительные длинные ноги. Том приподнялся, сел, глядя на Оскара в ответ не до конца осмысленным взглядом. Взглянул вниз, на колонну члена, недвусмысленно выделяющего под трикотажем трусов в разрезе раскрытой ширинки. Стремительным движением подавшись вперёд, Том на четвереньках подполз к Оскару, оттянул его трусы и одним махом заглотил его член до крышесносного упора в горло. Шулейман слегка [нет] удивился, обалдел от такой неожиданной прыти. Том сглотнул, пропуская член в горло. Горячо, влажно, жадно. Оскар запустил пальцы ему в волосы, отметя слабую мысль оттянуть Тома и как хороший мальчик отказаться от этого удовольствия. Ни хера, он не хороший мальчик, особенно если Том хочет побыть плохим.

Оскар сделал ему очень, невероятно приятно, и Том хотел сделать ему хорошо в ответ, видел же, что он снова хочет. В данный момент минет не шёл вразрез с его нынешними убеждениями о необходимости воздержания от секса. Оскару будет приятно, это куда лучше банальной стимуляции рукой. И сам хотел, сам испытал потребность взять в рот его член, чего не осознавал и в чём ни за что не признался бы. Просто чертовски хотел почувствовать член Оскара в себе хоть где-то, и собственное голодное желание, проскочившее ослабшие блоки разума, слилось с желанием доставить удовольствие любимому человеку в мощный порыв. Том сосал с энтузиазмом, жадно, со слюной. Двигал головой и втягивал щёки, крепко держал член у основания, куда не натягивался. Не обращая внимания на свою более чем развратную позу – на коленях головой вниз, кверху голой, влажной задницей.

Дотянувшись до массажёра, Шулейман приставил его к анусу Тома, намереваясь помножить свой кайф надвое, на двоих. Том освободил рот:

- Не надо. Я не смогу себя контролировать и сожму зубы, - проговорил Том, обжигая сорванным дыханием низ живота Оскара и продолжая сжимать в руке его член.

Более чем весомый довод. Почувствовать на самой чувствительной и важной части тела всю мощь сжатия, на какую способны человеческие челюсти, Шулейману не улыбалось, как-никак челюстные мышцы одни из самых сильных. Потому он отбросил игрушку, но от затеи объединить удовольствие не отказался. И, когда Том не теряя времени снова наделся на его член, широко погладил его ягодицу и, устроив кисть запястьем на выпирающих позвонках копчика, погрузил в Тома два пальца. Том шумно, протяжно вдохнул ртом, умудрившись не подавиться занимающим его членом, прекратил движения.

- От пальцев стимуляция куда слабее. Справишься, - с ухмылкой проговорил Шулейман, медленно, слабо, пока лишь дразня двигая пальцами внутри Тома. – Справишься ведь?

Это изощрённая игра. И Том согласился. Точно – не в себе он, съехал крышей от перегрева. С низким, приглушённым, вибрирующим в груди стоном Том натянулся на член глубже, почти до основания. Застонал громче, жалобнее, тем не менее не останавливаясь, когда пальцы Оскара проникли глубже, начали двигаться чаще. Прогнулся в пояснице, сильнее выпячивая зад.

Свободной рукой Шулейман гладил Тома по спине, поощрительно перебирал волосы и массировал голову, ритмично погружая пальцы в потрясающе горячее, скользкое от смазки, разработанное игрушкой отверстие. Мышцы уже совсем расслабились и раскрылись, не препятствуя вторжению. Том держался за его член, как за якорь в ускользающей, опрокидывающейся реальности, ускорялся вместе с тем, как движения пальцев внутри становились резче.

Повернув кисть, Оскар подушечками пальцев помассировал простату, вырвав из Тома такие одуряющие стоны, что сам едва не кончил и от их звуков, и от чувственного сжатия мышц на своих пальцах, и от того, какой сногсшибательной вибрацией в глотке сопровождались его стоны. Том прогибался, покачиваясь навстречу дарящей мучительное наслаждение руке, не забывая упоительно сосать. Наращивал темп параллельно ускорению движений сзади и усилению гула в голове, биения крови в ритме транса. Шулейман развернул кисть в обратную сторону и согнул пальцы, с каждым движением давя костяшками в нужное место.

Предел пройден, так быстро, что не остановиться, не удержаться на краю. Прошитый вторым, более долгим, разливающимся во всём теле оргазмом, Том надрывно стонал. Не успев вдоволь насладиться жаркими сокращениями мышц у него внутри, Шулейман сорвался вслед за Томом. Зашипев сквозь зубы, он схватил Тома за голову, сжал в кулаке волосы, удерживая на месте, чтобы не отстранился в пылу экстаза и не отнял взрывное, выжимающее все соки ощущение тугой глотки, массирующей член движениями мускулатуры и мощной вибрацией от его стонов. В глазах рассыпались звёзды, заслонив весь мир. Не сдержался Оскар, утратил контроль, обошёлся с Томом неласково, пока кончал ему глубоко в горло. На исходе пика пальцы расслабились, отпуская, Шулейман запрокинул голову, часто дыша ртом.

Том поднялся и сел на пятки. Голый снизу, испачканный в смазке и сперме, с всклокоченными волосами и нездорово блестящими глазами, глядящими с очаровательной растерянностью. Его вид полностью соответствовал ситуации, и это его наивное, удивлённо-непонимающее выражение приводило в чистый восторг с угрозой сердечного приступа от переизбытка чувств. Какой он... Идеально неидеальный. Не оставляя Тому возможности подумать, что произошедшее только что было неправильно, унизительно, Шулейман совершенно счастливо улыбнулся и, подавшись к нему, глубоко поцеловал, разделяя с ним свой вкус. Почему-то ему особенно нравилось целовать Тома после минета, неважно, кто кому делал. Наверное, причина крылась в безграничной любви, в которой нет места брезгливости, помноженной на желание показать Тому, что в нём нет ничего грязного. Том же до сих пор не позволял себе потянуться за поцелуем первым после того, как брал в рот.

- Что это было? – после поцелуя спросил Том, имея в виду весь произошедший между ними разнузданный вертеп, в особенности его последнюю часть.

Шулейман усмехнулся:

- Это демонстрация того, что бывает от долгого воздержания.

- Ты говорил, что воздержание при желании вредно для здоровья, - нахмурился Том.

- Если не случается того, что мы сделали, то вредно, - развёрнуто подтвердил Оскар тоном прожжённого в теме эскулапа.

Называется – хотел посмотреть и не участвовать. За всё надо платить и понимать последствия своих желаний, если они с желаниями полностью совпадают. Посмотрел, так посмотрел, что голова никак не придёт в норму и в теле лёгкость.

- Оскар, у меня есть к тебе один вопрос. Почему ты меня постоянно облизываешь, тебе что, это вправду нравится? – спросил Том непонимающе.

- Нравится, даже очень, - бесстыдно отозвался Шулейман.

- Почему?

Оскар подобрался ближе к Тому и приблизился к его лицу:

- Потому что чувства бывают настолько сильными, что человека хочется сожрать. Но сожрать можно всего один раз, потому я выбираю облизывать, - ответил с ухмылкой на губах и блеском в глазах, достойными самого прекрасного демона. – Думаю, тебе это знакомо, ты любишь кусаться.

Да, Тому знакомо желание укусить, лизнуть от невозможности иначе выразить распирающие чувства. Но в исполнении Оскара это приобретало какие-то маниакальные масштабы, весьма приятные для Тома, но всё же.

Считав удивление и обольщённое смущение на лице Тома, Шулейман куснул его в шею и затем коротко лизнул по щеке, подтверждая свои слова. Том вздрогнул, премило фыркнул, посмотрел осуждающе – и довольно-довольно – из-под сведённых бровей.

- Мне надо в душ, - Том оглядел себя и поднялся на ноги.

Шулейман тоже встал:

- Я с тобой.

- Нет! – Том аж подскочил и поднял перед собой руки. – Не надо. Это не закончится, если мы пойдём в душ вместе, - добавил смущённо.

- Признаёшь, значит, что ты тоже охуеть как меня хочешь? – предовольно спросил Оскар, сделав к нему пару вальяжных шагов.

Том открыл рот – и закрыл, ничего не сказав, бочком двинулся к ванной комнате.

- Нет, - Шулейман настиг его и несильно прижал к себе. – Ты никуда не пойдёшь, пока не ответишь.

Предприняв провальную попытку высвободиться из его рук, Том нахмурил брови, дуя губы. И вздохнул, сдавшись:

- Да, хочу.

Оскар тут же отпустил, но напоследок шлёпнул Тома по попе:

- Дуй мыться, пока я не передумал отпускать тебя одного. Я второй в очереди.

Том поспешил послушаться и убежать поближе к очищению от липкости и подальше от искушения. Из-за открытой им двери вырвался Малыш, которому не понравилось быть запертым и не мочь прибежать к хозяину, который чего-то громкие звуки издаёт и, наверное, нуждается в спасении.

- Псина, не подходи ко мне, - застёгиваясь, наказал Шулейман, когда Малыш, убедившись, что хозяин в порядке, посеменил к кровати. – Не собака, а корова какая-то пушистая. Когда ж ты расти перестанешь?..

Освежившись после Тома, Оскар вышел из ванной в одном полотенце. Обычно он всегда одевался после душа, но сейчас захотелось выйти так. В палате как раз находилась медсестра, что принесла таблетки. Увидев Шулеймана, девушка остолбенела, сменив цвет лица, против воли окинула взглядом его тело, соскользнула по мощному торсу до нижней точки повязанного на бёдрах полотенца, под которое убегала дорожка тёмных волос.

- Трубы прорвало, приходится у вас тут мыться, - с убедительным видом съюморил Шулейман и провёл ладонью по влажным волосам.

Поднос в онемевших руках медсестры накренился, полетели на пол стаканчики с таблетками. Сидящий на кровати Том вопросительно приподнял бровь и перевёл взгляд с девушки на Оскара. Медсестра смотрела на преспокойного, не стесняющегося ни наготы при посторонней, ни производимого на неё эффекта, Шулеймана столь ошалевши, словно стала свидетельницей второго пришествия, не иначе. К такому столкновению её жизнь не готовила. Через их клинику проходило много знаменитостей, но никогда – знаменитость уровня «Бог», тем более такой неприкрыто роскошный и раздетый.

Что же будет с этой впечатлительной мадам, если она всё увидит, не буквально прикоснётся к недосягаемому? Эксперименты Шулейман любил и потянулся к узлу, чтобы скинуть полотенце.

- Нет!

На это Том не мог не отреагировать, быстро подошёл к Оскару, придержал его руку от лишних движений. Повернулся к медсестре, обняв Оскара поперёк спины, показывая – мы вместе, это не то, чем могло показаться.

- Тебе обязательно флиртовать со всеми? – повернув голову к Оскару, шипяще прошептал Том.

Об этом и доктор Фрей говорила вначале первой встречи с Оскаром - обязательно ли ему обворожить всех вне зависимости от того, интересен ли ему конкретный человек? Поскольку то, как он себя вёл, попадало под категорию явного флирта, и Оскар заметно не мог понять и принять, что мадам Фрей равнодушна к его сиятельной персоне. Шулейман отрицал - ему глубоко плевать на чужое мнение, кому он нравится, а кому нет. Но его поведение свидетельствовало об обратном. Это скрытый крик: "Я крутой, любите меня все! А я вас любить не буду, это моя месть за то, что когда-то не любили меня".

Том переключил внимание на медсестру, что вернулась в реальность и выглядела до плачевного растерянно, испуганная тем, что сотворила сразу две беды – повела себя катастрофически непрофессионально и несдержанно при виде посетителя пациента и разбросала таблетки, которые пациент должен был принять.

- Спасибо, можете быть свободны. Идите, пожалуйста, - вежливо сказал Том. – Не нужно убирать, просто принесите мне новые таблетки, только через пять минут.

Когда за медработницей закрылась дверь, Том вернулся на кровать, надулся, сложив ноги по-турецки и скрестив руки на груди.

- Зачем? – спросил он хмуро, непонимающе.

- По приколу же, - легко пожал плечами Шулейман, подойдя к нему.

- Мне не прикольно.

Оскар примирительно сел рядом с Томом:

- Я не флиртовал.

Да, осознанно Оскар не флиртовал никогда, прекрасно зная, что ему и без того всё и все дадут. Это всего лишь его жизненный стиль – небрежно обольстить, завоевать всё внимание, которого никогда не будет достаточно, что не мог признать, даже когда его окунали в правду носом. Нужно больше, больше внимания, нужна любовь, на которую не ответит, нужно обожание. Потому что мама не любила и бросила. Потому что папа не видел в нём личность и отверг. Потому что тот, в ком нашёл замещение родительских фигур, кто дал ему безусловные принятие и любовь, тоже бросил. Типичная нарциссическая травма и её проявления. Нет в мире людей шикарнее и обольстительнее, чем нарциссы.

Мадам Фрей отметила, что ситуация вырисовывается весьма интересная. Том – патологический ревнивец; Оскар – патологический повеса. Этим двоим нельзя быть вместе, поскольку они будут друг друга бесконечно истязать. Но они хотят быть вместе, и задача Лизы помочь им сосуществовать более экологично.

***

Придя на психотерапевтический сеанс, Том начал не с того, на чём они остановились в прошлый раз, а с насущного:

- Я не удержался, - говорил серьёзно, с напряжённым лицом. – Мы с Оскаром занялись сексом. То есть секса как такового не было, но между нами было сексуальное взаимодействие, вследствие которого...

Я бурно обкончался, в какой-то момент забыв своё имя? Такое не произнести вслух. Как сказать прилично, без этих правдивых пошлых слов?

- Вы оба получили разрядку? – предположила мадам Фрей, подталкивая Тома продолжать.

Раз Том заговорил об этом, значит, его беспокоит данный эпизод. Значит – они должны это обсудить.

- Да, - Том несколько скованно кивнул. – Дважды. Оба.

- Том, что именно между вами произошло? – мягко спросила доктор, сцепив руки в расслабленный замок.

Том прикусил губу, метания взгляда выдавили внутренние метания. Говорить, нет? Как сказать? Это слишком похабно.

- Я попросил Оскара...

Едва начав, Том замялся, не зная, стоит ли говорить о своём неприличном желании и том, что Оскар его исполнил.

- Том, я тебе не осужу, - напомнила доктор Фрей. – Помни – всё, что происходит между двумя взрослыми людьми по обоюдному желанию, априори нормально. Я взрослая женщина, ты никакими словами не сможешь меня удивить.

- Прям всё нормально? – Том исподволь взглянул на неё.

- Многие сексуальные практики, отличные от принятого за традиционное взаимодействия, могут восприниматься обществам как нечто неправильно, извращённое. Но для конкретной пары людей то, что они делают – нормально, - объясняла мадам Фрей. – И не дело общества и даже самых близких людей, что происходит между двумя людьми в спальне, если их взаимодействие не нарушает уголовный кодекс.

- А здравый смысл?

- С точки зрения здравого смысла никто не хочет быть задушенным, но есть немало людей, кому нравятся игры с асфиксией. Том, человек вправе делать с собой, со своим телом всё, что ему захочется. Запреты начинаются там, где желания одного человека переходят чужие границы – то есть могут причинить вред другому человеку.

Выдержав паузу, в которую Том ничего не сказал в ответ, доктор Фрей спросила:

- Том, ты считаешь ненормальным что-то, что произошло между тобой и Оскаром?

- Да нет, - Том слабо пожал плечами. – Просто...

- Том, расскажи мне, пожалуйста, что тебя тревожит. Без информации я не смогу тебе помочь.

Том мысленно себя пожурил, подстегнул – сам же завёл тему, захотел обсудить, чего сейчас мнётся? Но – а тревожит ли его это? Тревожит, иначе бы не захотел обсуждать это с психотерапевткой.

Вдохнув, стараясь унять смущение, заранее бушующее от грядущей откровенности, Том сказал:

- Я попросил Оскара заняться при мне самоудовлетворением. Я не знаю зачем! – не сдержался, бросился в оправдания, потому что сам себя не мог понять в том своём желании ни тогда, ни тем более теперь. – Просто хотелось посмотреть. Оскар говорил, что делает это, пока мы не можем, и мне захотелось это увидеть.

- Том, тебя тревожит твоё желание?

- Немного, - признался Том. – Это ведь странно, да? В смысле – зачем смотреть, как твой партнёр мастурбирует? Тем более если вы не можете заниматься сексом, и это только раззадоривает. Это вдвойне ненормально и нелогично.

- Том, желание посмотреть на партнёра за мастурбацией – весьма распространённая фантазия, основанная на том, что мастурбация очень личный процесс, более интимный, чем обычное сексуальное взаимодействие, потому совместная мастурбация в большей степени раскрывает чувственность и сближает. Зачастую желание увидеть партнёра мастурбирующим связано с вуайеризмом – тягой подсматривать.

- О нет, - Том крутанул головой, - если бы я стал случайным свидетелем того, как Оскар мастурбирует, и смотрел тайком, я бы на месте сгорел от смущения и промочил трусы.

Том запоздало закусил губы, густо смутившись того, что сказал – признания, что может запросто кончить в трусы. И почему в его воображении, увидев раскинувшегося на кровати Оскара, сжимающего в руке член, не сбежал, оставив его наедине с самым личным процессом, а подсматривал через щёлку приоткрытой двери?

- Том, то, что «правильный мужчина» долго не эякулирует и получает разрядку только от секса – миф, - сказала мадам Фрей, успокаивая стесняющегося себя зашоренного стереотипами парня. – Взято за единственную истину, что мужчины за пределами пубертатного возраста могут достичь эякуляции только при стимуляции полового члена, но это не совсем верно, бывает индивидуальная высокая чувствительность, при которой разрядка может происходить вне полового акта, как ты выразился, в трусы, и это не плохо, не тревожная аномалия, если не связана с проблемами со здоровьем, коих у тебя, насколько мне известно, нет. Женщины способны достигать оргазма без стимуляции гениталий, и это рассматривается как достижение, привлекательная способность, отчего же за то же клеймить мужчину?

- Но вы бы с таким дело иметь не захотели, - скептически заметил Том.

- Том, какая тебе разница, захотела бы я? – мадам Фрей склонила голову чуть набок, внимательно взирая на него. – Я глубоко замужем, у тебя тоже есть постоянный партнёр, и ты выбираешь однополые отношения.

- Я знаю, что у меня и у вас есть. Я не рассматриваю вас как женщину, в смысле как женщину, с которой я могу чего-то такого захотеть, у меня к вам совершенно другое отношение. Просто к слову – если представить, что вы не знаете меня как своего пациента, а вам нужно выбрать партнёра, вы бы не выбрали такого, как я.

Том не сомневался в своей правоте. Говорил спокойно, но непреклонно уверенно, что так и есть.

- Том, долгий секс женщинам не нужен, это тоже миф, вредный, так как часовая пенетрация скорее доставит дискомфорт, а не удовольствие. Куда важнее качественная, достаточно продолжительная прелюдия и умение и желание партнёра делать что-то ещё, кроме возвратно-поступательных движений, - просветила его мадам Фрей.

- Что такое пенетрация? – вынужденно спросил Том, неприятно чувствуя себя непроглядно тупым от своего вопроса, примерно как младшеклассник, который ещё ничего не знает о сексе.

- Проникновение, проникающий секс, - ответила доктор.

Вот опять – какие же сложные, загадочные женщины, страшно иметь с ними дело, чтобы не облажаться до глубочайших комплексов. Подумав-подумав, Том вздохнул:

- Я совершенно не понимаю, что делать с женщинами в постели. Да, я с Оскаром, я предпочитаю отношения с мужчинами, но я ведь не гей, просто так получилось, я нахожу женщин привлекательными. Но я ничего не знаю, не умею, да и выдержки у меня никакой, больше того – я не хочу учиться, что-то менять, мне нравится не напрягаться в постели, я так привык.

- Том, я сейчас не совсем тебя понимаю, ты хочешь уйти от Оскара в гетеро-отношения?

- Нет, - Том снова вздохнул. – Просто я чувствую себя неполноценным от того, что есть так, как есть.

Признался. И почувствовал себя ещё более убогим, чем способно выразить слово «ущербный». Понуро поник, опустив плечи, по-щенячьи взглянул на психотерапевтку.

- Том, из-за чего именно ты чувствуешь себя неполноценным? – уточнила доктор Фрей.

- Из-за того, что я в постели ничего не умею, в основном я просто лежу и получаю удовольствие или нахожусь в какой-то другой позе, суть от этого не меняется. То есть я могу быть активным, с другими партнёрами я не был таким пассивным, как бы с мужчиной несложно, я понимаю, что моему партнёру в любом случае будет приятно. Но я абсолютно ничего не умею в плане ласк, если партнёр изначально меня не хочет и ничего не делает, у нас просто ничего не получится. Ещё меня гнетёт, что мне даже соваться к женщинам страшно, потому что с вами сложнее, а я не умею и не хочу стараться.

- Том, мужчина обязан знать особенности женской физиологии и то, как доставить женщине удовольствие, только если имеет с женщинами дело. Если ты не планируешь иметь сексуальные/романтические отношения с женщинами, то тебе не нужно об этом думать. Есть множество информации, которую мы не знаем, так как она нас не касается, - отвечала мадам Фрей. - Что касается твоей общей неумелости, неактивности в постели, тут ты должен определиться – если ты хочешь изменить текущую ситуацию, я могу помочь тебе как сексолог, проконсультировать, всё остальное придётся делать тебе самому, никто не сможет быть активным за тебя. Если же ты ничего не хочешь менять, то проблемы нет. Том, чего ты хочешь?

- Я не хочу напрягаться, - Том покачал головой. – Меня устраивает всё, как есть, я и не знаю, как иначе. Оскар делает мне приятно, нам обоим делает, и я не хочу по-другому, мне нравится получать удовольствие без усилий.

- В таком случае проблемы нет и решать нечего, - заключила доктор.

- Да, я не хочу ничего решать, - согласился Том.

Мадам Фрей перелистнула исписанную страницу блокнота и, подняв взгляд к парню, произнесла:

- Том, вернёмся к тому, что произошло между тобой и Оскаром. Что было дальше?

Дальше был кошмар – шикарный, разнузданный, восхитительно приятный кошмар.

- Я возбудился, наблюдая, как Оскар это делает, - сознался Том. – Потом, когда он... - как же сложно быть настолько откровенным, - когда он закончил, Оскар занялся мной. До этого Оскар подарил мне вибра... вибромассажёр для...

Прикрыл глаза на секунду, вздохнул, понимая, что придётся говорить, нужно говорить, это в его интересах.

-...Для стимуляции простаты. Оскар уложил меня, обласкал, облизал и... ну... использовал игрушку. Я не очень хорошо помню эти минуты, я чуть умом не тронулся от интенсивности ощущений. Наверное, тронулся, потому что потом я по собственной инициативе сделал Оскару минет. Это даже неподходящее слово, подходящее – жёстко отсосал.

Да, именно так – жёстко, жадно, натягиваясь глоткой на толстый член, который до одури хотел. Том помолчал, закусив губы и опустив взгляд, и сказал:

- На самом деле, я хотел этого, хотел взять в рот. Как вы думаете, это связано с тем, что я вспоминаю подвал и что там у меня был оральный секс? – Том потерянно посмотрел на психотерапевтку.

- Не думаю. Том, будь твоё желание орального секса обусловлено поднятой травмой, ты бы хотел сосать все члены, а не только член Оскара.

Это настолько прямо, что вогнало в краску. Доктор Фрей продолжала:

- Нет ничего плохого, подозрительного в том, чтобы хотеть заняться оральным сексом со своим партнёром.

- Да, но я же... - восклицательно возразил Том, не сказав ничего более.

- Что ты? - поинтересовалась мадам Фрей, цепко не позволяя ему отмолчаться. - Том, что ты хотел сказать?

- Я прохожу терапию, вспоминаю жуткое, болезненное, - борясь с собой, ответил Том. - Это неправильно, что я могу хотеть заняться оральным сексом в роли исполнителя.

- Почему?

Такой простой вопрос, но он самый важный в терапии. Многогратно повторенное "почему?" делает всё простым, разобранным на составные части и очевидным, вскрывает скрытые мотивы и помогает пациенту самому озвучить ответы и тем самым самому прийти к ответам на то, что его мучит.

- Потому что неправильно, - сказал Том. - Неправильно рыдать, вспоминая, как тебя истязали, унижали, и в это же время хотеть и заниматься сексом.

- Почему?

- Потому что, - заметно, что Том раздражился.

Типичная картина. Он не мог дать внятного ответа, отсюда такая реакция. Люди не любят, когда их заставляют логично объяснять то, что они привыкли не анализировать и лелеять, как единственную истину.

- Том, почему ты считаешь сексуальное желание и его реализацию во время психотерапии неправильным? - терпеливо повторила доктор Фрей.

- Да потому что!

Том повысил голос, но злость его была поверхностной и хрупкой, как мыльный пузырь - защитная реакция. Защита своих убеждений, отказавшись от которых придётся измениться.

- Потому что это как если бы я, боясь любых прикосновений и слов о сексе, сделал для Оскара исключение, - добавил Том. - Неправильно это. Какая же это травма, если я могу?

- Разве было не так? Ваша первая близость пришлась на то время, когда ты ещё был голубого травмирован.

- Я был под действием алкоголя и наркотиков, - возразил Том, качая головой. - Я не отдавал себе отчёта в своих действиях. Это вообще другое, в трезвом состоянии я бы никогда не смог нормально быть с Оскаром и получить удовольствие.

- Том, есть немного наркотических веществ, способных полностью исказить сознание. Не думаю, что поступил столь безрассудно и дал тебе что-то из этого списка.

- Это был экстази.

Мадам Фрей слегка кивнула:

- Экстази не меняет личность, а лишь раскрепощает.

- Что вы хотите сказать? – Том нахмурился, напрягся. – Что я себе придумал, что боюсь и не могу, а на самом деле мог?

- Нет, Том, я ни в коем случае не умаляю ужаса того, что ты пережил, и степень твоей травмированности. Я лишь хочу сказать, что многое лишь у нас в голове, - доктор коснулась виска, не теряя зрительного контакта. – Ты испытывал страх перед любой близостью, что естественно для пострадавшего от насилия, и естественная реакция на страх – избегание того, что его вызывает. Но человеческий мозг всегда экономит энергию, если это возможно, оттого человеческая психика работает таким образом, что порой следствие некой причины остаётся, когда причины уже нет. Так, страх чего-либо может уйти, но останется избегание того, что его вызывало. Том, ты смог переспать с Оскаром, поскольку ты его не боялся, Оскар успел завоевать твоё доверие и показать тебе, что не причинит тебе такого вреда, как поступили с тобой насильники, а алкогольное и наркотическое опьянение помогли тебе преодолеть блоки в голове. В противном случае никакой наркотик не помог бы тебе вступить в близость без ужаса, разве что тот, что полностью отключает сознание. Том, я не говорю, что ты этого хотел, тем более не говорю, что ты мог бы вступить в близость с кем угодно, потому что это неправда. Я лишь говорю, что в данном случае твой истинный страх от травмы был слабее вторичного страха, который можно победить при помощи изменяющих сознание препаратов.

- К чему вы это? – Том сидел совершенно растерянный от того, что психотерапевтка ему разложила.

- К тому, чтобы ты увидел, что и в прошлом, будучи глубоко травмированным, при стечении условий ты был способен на близость, и в этом нет ничего зазорно. Сейчас запрет на близость – лишь в твоей голове.

- Я знаю, - как-то слабо отозвался Том уже без сил спорить, его защита пала. – Я хочу и могу, но я чувствую, что не должен. Потому что это всё-таки неправильно... - он покачал головой. – Нельзя рыдать от воспоминаний об изнасиловании и в тот же день заниматься сексом.

- Том, почему ты запрещаешь себе заниматься сексом? – мягко спросила мадам Фрей.

Том открыл рот, закрыл. И через паузу, в которую пытался понять себя, сформулировать, ответил:

- Потому что я не знаю, как иначе. Я потеряюсь в себе, если не буду следовать тому, что чувствую правильным. Я не хочу этого, мне страшно потерять ориентир.

- Том, ты половозрелый, взрослый, здоровый мужчина, частично преодолевший свою травму самостоятельно, у тебя есть сексуальные потребности, и ты имеешь полное право вести сексуальную жизнь вне зависимости ни от чего. Психотерапия – не вся твоя жизнь, а лишь один из её аспектов. Ты можешь заниматься сексом, проходя терапию травмы изнасилования, это не сделает тебя неправильным, не умалит твоих переживаний, не отразится на качестве психотерапевтического процесса.

- Правда могу? – спросил Том растерянно, совсем по-детски наивно.

- Да, Том, можешь, это твоё право и твой выбор, и никто тебя за него не осудит. Но я не призываю тебя заниматься сексом. Важно, чтобы ты делал то, чего хочешь. Что ты считаешь подходящим для тебя. Ты можешь заниматься сексом в клинике, потому что хочешь. А можешь воздержаться от близости до окончания лечения. Тут важнее не действие, а мотив – не «я не буду, потому что это неправильно», а «я могу это делать, но хочу подождать, потому что так мне будет лучше». Чувствуешь разницу? Это твой выбор, Том, а не придуманное правильно/неправильно.

Это откровение. Простое, и сложное, и непонятное. Глубинное. Переосмысление себя, сдвиг изменений – выбора нет, потому что старые устои разбиты. Отпускать привычное страшно, очень непонятно. Это – ответственность за себя, к которой его призывали Оскар и доктор Фрей и с которой у него никак не ладилось. То, о чём говорила психотерапевтка – это твой выбор.