Глава 5
Вот дом, его построил Джек
Из разрухи в голове,
Из насмешек во дворе,
Из осколков детских травм.
Там в подвальном этаже
Тихо плачет человек
И боится умереть
От побоев и от ран.
Louna, Дом-на-крови©
- Том, каким был твой первый насильственный сексуальный опыт? – спросила доктор Фрей.
- Вы сами знаете, вы подтвердили.
- Том, ты не хочешь отвечать? – поинтересовалась доктор.
- Не хочу, - крутанув головой, сказал Том. – Потому что не вижу смысла. Зачем?
- Затем, что мне известны лишь сухие факты, причём не от тебя.
- Фактов вам недостаточно? – Том выгнул бровь.
- Нет. Откуда мне знать, быть может, твой анамнез дал мне недостоверную информацию.
- Меня изнасиловали, вот вам достоверная информация. Довольны?
- Моё удовлетворение играет последнюю роль в наших сеансах, - ответила психотерапевтка, глядя на Тома через стол. – Но если тебе это интересно, то нет, я не удовлетворена.
- Что ещё? – хмуро буркнул Том, искренне не понимая, чего доктор прицепилась к этой теме и чего она от него хочет.
- Твои ощущения.
- Что?!
Слова психотерапевтки так полоснули и возмутили, что Том усмехнулся – остро, совсем не позитивно.
- Вас когда-нибудь насиловали? – спросил он с наездом.
- Нет, мне повезло, - невозмутимо ответила мадам Фрей, не идя на попятную из-за бурной реакции пациента, которую, понимала, она и вызвала.
Намерено вызвала, чтобы вывести Тома из равновесия и спровоцировать на эмоционально подкреплённый контакт.
- Вот и не спрашивайте меня о моих ощущениях, - Том резко крутанул головой и откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди. – Вы ничего не можете об этом знать.
- Да, Том, ты прав, я ничего об этом не знаю. Потому я тебя и спрашиваю о твоих ощущениях. Может быть, всё не настолько плохо, как мне описали.
- Да, не настолько! – воскликнул Том, сорвавшись в эмоции, махнув рукой. – Настолько неплохо, насколько может быть четырнадцатилетнему мальчику, которого много раз подряд насиловали четыре мужика, а потом бросили умирать, - он сверлил психотерапевтку прямым взглядом и гневно дышал. – Таковы мои ощущения.
- Это не ощущения.
У Тома дёрнулся рот, он, широко раскрывая глаза, перечислил:
- Больно, больно, снова больно и ещё больно. И умереть хочется, но не получается.
Том провёл по нижнему веку, стирая слёзы, и, поняв, что сделал, в недоумении уставился на свои пальцы, будто не понимая, откуда на них влага. Действительно не понимая – откуда она взялась в глазах? Он что, плачет? Заплакал? Почему? Мысли столпились, столкнулись и вытеснились другой. Том вскинул к психотерапевтке округлённые, вытаращенные глаза:
- Вы... Вы это специально! – Том тыкал пальцем в женщину.
- Да, специально, - не уходя от ответа, подтвердила та. – Том...
- Замолчите! – Том подскочил из-за стола, держа поднятым палец вытянутой руки и продолжая пучить глаза. – Не разговаривайте со мной. Я больше не желаю это обсуждать.
Он сел обратно в кресло, сплёл руки на груди, спрятав ладони подмышками, нахохлился.
- Том, что именно ты не хочешь обсуждать? – уточнила доктор Фрей.
- Ничего не хочу. Вы мной манипулируете, один раз вам это удалось, но я вас раскусил. Вы потеряли моё доверие. Я больше не буду с вами разговаривать.
- Том, до этого ты мне доверял?
- Нет.
- Тогда как я могла потерять твоё доверие? – поинтересовалась доктор, снова вводя Тома в контакт, чего он не сознавал, отвечая на её вопросы.
Том сильно нахмурился, ломая голову над заданным вопросом, который по своему смыслу абсурден, поскольку да, он не доверял, а значит, не мог потерять доверие, но каким-то образом потерял. Мотнул головой, передумав об этом думать, и посмотрел на психотерапевтку:
- Перестаньте заговаривать мне зубы.
- Разве я это делаю? – вопросом ответила доктор Фрей.
- Да.
- Я так не думаю.
- Вот! – Том снова ткнул пальцем в психотерапевтку. – Вы опять это делаете, хитростью заставляете меня говорить. Но какой вам толк с того, что я говорю и отвечаю на не относящиеся к делу вопросы?
- Никакого. Я бы предпочла, чтобы с моими клиентами и тобой в том числе работа у меня всегда шла гладко, без отхождений от темы, но так бывает только в сказках, а я не фея, чтобы быть её частью.
- Знаете, почему у нас не складывается гладко? – Том вздёрнул брови. – Потому что у меня нет проблемы. Вы пытаетесь лечить меня от того, чего нет. Тогда уж лечите от диссоциативного расстройства идентичности, - он положил ногу на ногу и сложил ладони на колене, - этот диагноз у меня хотя бы точно есть.
- От чего, по твоему мнению, я тебя лечу? – осведомилась доктор.
- Не знаю. От непринятия ребёнка? – предположил Том. – Оскар меня сюда определил, а его это заботит.
- У тебя нет проблем с ребёнком?
- Есть.
- Почему ты сказал, что у тебя нет проблем?
Том открыл рот и закрыл, поняв то, на что указывала психотерапевтка – что он сам себе противоречит через предложение. Но ему было, как это объяснить.
- Я так сказал, потому что вы никак не сможете это исправить, - Том покачал головой. – Я к нему принятием и любовью не проникнусь.
Доктор сделала себе пометку и подняла взгляд к Тому:
- Том, что ты можешь рассказать о своём первом насильственном сексуальном опыте?
Том упёрся, отказывался говорить на эту тему. Мадам Фрей не отступала, на текущем сеансе и на следующем между прочими вопросами снова и снова возвращалась к вопросу об этом трагическом опыте в жизни Тома. На следующей сессии Том спросил в ответ:
- Зачем вы постоянно меня об этом спрашиваете? Зачем вам моё прошлое? – он недоумевал и раздражался. – У меня в настоящем проблемы. Или что, вы считаете, что всё завязано на прошлом? Как, по вашему мнению, то, что я пережил четырнадцать лет назад, связано с тем, что сейчас я не хочу принимать ребёнка как часть жизни Оскара и вместе с тем моей? Нет, - Том твёрдо качнул головой, - никак это не связано. Если вы ищите ответ в прошлом, то зря теряете время, потому что я совсем не тот человек, каким был когда-то. Моё прошлое – часть меня, но оно давно уже не оказывает на меня влияния.
Мадам Фрей внимательно выслушала его и спросила, продолжая тему:
- Том, то, что с тобой сделали, было для тебя травмой?
- Да, очень глубокой и сильной, - тут Том не стал петушиться и уклоняться от ответа. - Я не мог выносить даже простые прикосновения, а от упоминаний секса или близких к нему действий я испытывал ужас и отвращения. Но это в прошлом. У меня активная сексуальная жизнь, не сейчас, пока я здесь. Я люблю секс и получаю огромное удовольствие от всего, что Оскар со мной делает.
Доктор не стала отвлекаться, чтобы написать заметку, но сделала себе пометку мысленную. Ключевые слова «Оскар со мной делает».
- Том, ты проработал эту травму?
- Да, - кивнул Том.
- Ты работал с психотерапевтом?
- Нет. У меня вместо него альтер-личность.
- Так твоя альтер психотерапевт? – с интересом поинтересовалась доктор Фрей.
- Твой, - поправил её Том. – У меня он, Джерри. Мы братья-близнецы, - он посмеялся и затем вскинул руку с поднятым пальцем, уточняя. – Я не сумасшедший. Просто мы во всём одинаковые, кроме характера и способностей, Джерри относится ко мне как к младшему брату, и как-то так повелось, что в какой-то момент я тоже начал говорить, что мы братья, разумеется, не всерьёз, я понимаю, что Джерри не настоящий и он мне не брат, а часто вредитель. Всё чаще...
Том отвёл взгляд к окну, поджав губы, и вернулся к психотерапевтке:
- Но в прошлом он мне на самом деле помогал, он меня спасал и привёл к тому, чтобы я мог полноценно жить, а не быть пуганым зверьком. Джерри не психотерапевт, у него нет диплома, но он выдающийся психолог по жизни. Моя проработка травмы – это объединение, после него подвал перестал быть для меня травмой, поставившей крест на нормальной жизни. Такая проработка лучше любой психотерапии, - со знанием дела и уверенностью подметил Том. – Так что можете оставить этот вопрос, с тем, что со мной сделали, у меня всё в порядке, я это успешно пережил.
- Том, ты проходил психотерапию? – повторила вопрос доктор Фрей.
- Нет, - ответил Том в непроходящем фоновом раздражении от того, что они зачем-то топчутся вокруг одного места. – Я проходил терапию, но не по поводу подвала, в центре никого не волновали мои чувства, а спустя много лет я проходил психотерапию по другому поводу, который волновал меня. Я же сказал – я проработал травму из-за подвала другим способом, куда более действенным, чем психотерапия.
Психотерапия – пф, смешно. Том не верил в исцеляющую силу психотерапии, на которую многие уповали и шли к специалистам в данной области как к панацее от всех бед. Какая психотерапия, если его психика сама себя исцелила? Счёт не в пользу психотерапии, которая может и ошибиться, и просто не помочь.
Мадам Фрей взяла в руку ручку и дважды едва слышно стукнула кончиком по странице раскрытого блокнота.
- Том, какой бы невероятно умной и полезной ни была твоя альтер-личность, он – механизм защиты твоей психики. Джерри – побочный продукт твоей личности и не может сделать ничего, что выходит за пределы твоей психики.
Выйдя из раздражения в тихое, непонимающее удивление, Том пару раз хлопнул ресницами и спросил:
- Что вы хотите сказать?
Не понимал. Но внутренне напрягся, не головой – телом и тем, что не подчиняется контролю разума. Не осознавая того.
- Том, - доктор Фрей намеренно начала при каждом обращении повторять его имя. – Джерри – не отдельный человек, он не может сделать ничего, чего не мог бы ты. То, как он проработал твою травму, на самом деле не проработка, а – адаптация в рамках твоих способностей выживания. Человек может самостоятельно успешно преодолеть травму, но это будет выздоровление в рамках себя, собственных знаний, взглядов, установок, в том числе работающих из подсознания, и тому подобного. Даже высококлассный психотерапевт не может сам себя проработать и должен обратиться к другому специалисту в случае необходимости, так как он ограничен собой и не может рассуждать непредвзято. Поэтому важно работать с травмой на психотерапии. Понимаешь?
Том сидел несколько оглушённый, неосознанно хмурящийся, осмысливая информацию, изложенную ему кирпичик за кирпичиком, максимально доступно для понимания.
- Вы не правы, - Том качнул головой, вцепившись в чувство отрицания и молниеносно поверив в его правоту. – Я проработал свою травму, пережил, я нормальный. То, что я заплакал, это из-за того, что я очень сильно вспомнил, я же понимаю, что это ужасный опыт, это нормально, ненормально было бы, если бы он не вызывал во мне никаких эмоций. Просто вы не понимаете мою с Джерри ситуацию, у меня уникальный случай.
Вовсе не эмоции Тома и слёзы на его глазах натолкнули доктора Фрей к озвученным выводам. Отказавшись от спора и прямого переубеждения, она сказала будто бы невпопад, будто не ему:
- Жертва не может планировать, для неё не существует отдалённого будущего, так как её единственная задача выжить с наименьшим ущербом здесь и сейчас, для неё есть только сегодняшний день и цель – пережить его. Поведение жертвы может казаться нелогичным и вредящим ей самой, но только со стороны – для жертвы её поведение логично и правильно, она делает всё, чтобы выжить с наименьшим ущербом сейчас, а о будущем не задумывается, человек в состоянии затяжного стресса из-за угрозы жизни и здоровью теряет способность мыслить на перспективу, - методично, как на лекции, рассказывала мадам Фрей. – Жертва легко говорит и делает что угодно, чтобы спастись в текущий момент, и не несёт ответственности за свои обещания, поскольку даёт их необдуманно, опять же, из-за блокировки способности к планированию и прогнозированию, в том числе собственного поведения. Жертва реактивна, её поведение обуславливает не собственное «Я», а внешние факторы, на которые она реагирует так, чтобы, как ей кажется, не пострадать, потому её поведение часто выглядит непоследовательным и глупым. Жертва утрачивает высшие человеческие потребности, потому как человеку, не находящемуся в безопасности, не до социальных контактов, самоуважения, развития, самореализации.
Доктор отказалась от предпочитаемого термина «пострадавшая сторона», поскольку вела речь не о событии, а о состоянии, которое слово «жертва» точнее характеризует.
С Тома сошло лицо. Покинули мысли. Только сердце глухо тукало. Казалось, он стал ещё бледнее, чем обычно. Этого не может быть... не может... В каждом предложении психотерапевтки Том слышал себя. Того себя, которого считал выздоровевшим, нормальным, успешно преодолевшим всё, но... Получается, что... Внутри бурей поднялось страшнейшее отрицание, сопротивление, но они уже не могли вырубить посаженное в подготовленную почву зерно прозрения.
Получается, что... Доктор сказала... Взгляд расширенных глаз стекленел, размазывался фокус. В голове что-то сдвинулось. Чувство, будто его, разгорячённого домашним теплом, голым бросили в снег. Ожёг, холод, организм ещё борется с ним, не пропуская внутрь.
Доктор Фрей видела, что её слова попали в точку и произвели нужный эффект. Выдержав достаточную паузу, она внимательно вглядывалась в меняющееся лицо Тома и вкрадчиво спросила:
- Том, у тебя проблемы с долговременным планированием, верно?
Том в оглушении кивнул, не имея сил сопротивляться правде, вне усилий разума осознавая то, что всегда было внутри и управляло им. В этом, именно в этом кроется причина того, что противился близким контактам с Оскаром – в неспособности планировать. Том не мог составить план, не видел будущего за стенами клиники, потому неосознанно выбрал избегающую стратегию удерживания дистанции между ними. Потому что близость причинит бо́льшие страдания, если не получится.
Жертва нелогична и часто объективно глупа, она выбирает путь наименьшего ущерба в своём ограниченном мире и известных ей действиях.
- Том, ты не держишь обещания?
- Да...
- Том, ты тревожный человек, но был таким не всегда?
- Да...
Всё о нём. Разве так бывает? Разве...
- Том, когда всё хорошо, ты боишься, что это ненадолго?
А это... Как она узнала?
- Да, - подтвердил Том.
- Том, ты непоследовательный человек и часто делаешь то, что при других обстоятельствах не сделал бы?
- Да...
- Том, ты позволяешь Оскару поднять на тебя руку?
Неприятно признавать, не её это дело. Но...
- Да...
- Том, ты не испытываешь потребности ни учиться, ни работать?
- Да.
- Том, ты хочешь, чтобы тебя опекали?
- Да.
Мерзко, тошно. Нет, что-то похожее, но не то. Том никогда не чувствовал ничего подобного.
Доктор Фрей облокотилась на стол, перехватывая дезориентированный взгляд Тома:
- Том, ты не выздоровел, - произнесла она, как страшный диагноз и приговор.
Как удар в гонг внутри головы, подводящий черту между до и после. Прежним уже не быть, процесс уже запущен. Только Джерри может как обычно впитать в себя всё, как губка, и избавить Тома от разрушающей правды. Но для того Том должен убежать, а он физически и психически пригвождён к месту этой беседой.
- Скажите честно, - умоляюще, ломким голосом попросил Том, - это всё обо мне вам Оскар рассказал?
- Только о тревоге. Но и её я отметила как твоё качество не со слов Оскара, а убедившись в ходе сессий, что ты склонен к тревоге. Всё остальное я выявила самостоятельно. Я ни в чём не ошиблась, верно?
Доктор Фрей была честна, как Том и попросил. Она самостоятельно «прочла» его посредством наблюдения и бесед, что обещало эффективную терапию. Она уже эффективна, поскольку мадам Фрей удалось расколоть защиты Тома и счистить с него все слои реактивно-приспособленческого поведения, оставив его открытым, восприимчивым к вмешательству.
Том поверил, чувствовал искренность психотерапевтки. Не ответил на вопрос, но ответ и не требовался, ответы Том уже озвучил, они написаны на его лице, мадам Фрей задала вопрос для закрепления эффекта.
- Это всё то... - Том не узнал свой севший, срывающийся шёпотом голос. – Из-за того?
Из-за подвала. Неужели он по-прежнему его жертва? Приспособившаяся, поверившая в себя жертва.
- Не только, - ответила доктор. – Пережитое тобой непролеченное – основа, на которую на которую наложились последующие травмирующие обстоятельства. Том, ты слишком долго был жертвой, чтобы уметь жить иначе, отсюда твои проблемы.
- О чём вы? Я больше не был жертвой, - Том покачал головой. – Вернее, был один раз, в двадцать четыре года меня снова изнасиловали, с извращениями, но ту травму я проработал со специалистом.
- Том, твоя жизнь лет до... - доктор Фрей просчитала в уме рамки, основываясь на имеющихся знаниях о жизненных этапах Тома, - двадцати пяти проходила в постоянной травматизации и состоянии жертвы.
- Вы не правы, - Том не готов был признать, что половина его жизни травма, он так не считал. – Да, до двадцати трёх лет я был жертвой, но я в моей жизни было не так уж много травм.
Мадам Фрей вновь не стала его переубеждать, за неё это сделают факты и способность приводить клиента к самостоятельному осознанию и признанию её правоты.
- Том, - доктор соединила пальцы домиком, - когда ты узнал, что тебя выписывают из центра, тебе не было страшно? Ты не боялся, что останешься совсем один, без денег и возможности обеспечить себя элементарными жизненными благами?
- Нет, я об этом не думал, - Том покачал головой. - Тогда я был очень наивным, по уму я был ребёнком и не задумывался, как буду выживать, я не знал, как много всего нужно для жизни.
- Том, что ты чувствовал, когда узнал о выписке? Опиши, пожалуйста.
Том вздохнул, погружаясь в те далёкие воспоминания, что непросто, те моменты он никогда не вспоминал.
- Я обрадовался, что меня выписывают, потому что очень хотел этого, мне было плохо в центре, я не понимал их жестоких порядков, и вообще, я хотел на волю, - начал рассказывать Том. – Сначала я воспрял духом, потом...
Внутри дрогнуло. Дрогнули веки в пробивающемся на поверхность осознании, что на самом деле был не так уж беспечен.
- Потом... Потом я подумал, что мне некуда идти, у меня больше нет отца, нет дома, мы его арендовали, нет никаких сбережений, Феликс ничего не накопил.
Том смотрел в сторону – в себя – ресницы так и подрагивали.
- Я понимал, что останусь на улице, потому что у меня нет дома, нет родных и нет места, которое я мог бы назвать домом...
Поднятие архивов памяти, погружение, осознание, проработка.
- Я... Да, я был в тихом отчаянии. Сейчас я знаю, что я мог обратиться в социальный центр, и мне бы помогли, не бросили выживать на улице без возможности это делать, но тогда я не знал, - Том грустно-грустно улыбнулся и покачал головой. – Я понятия не имел ни о каких программах поддержки, а в центре мне о них почему-то никто не сказал, наверное, не знали, что можно быть настолько оторванным от реальной жизни, как я. Я...
Губы дрогнули. Том закусил их и через короткую паузу продолжил:
- Да, я боялся, но я не попросил остаться, я этого не хотел. Я остался в подвешенном состоянии...
Озарение. Вспышка в голове. Преследующее его по жизни подвешенного состояния, которого боялся, от которого бежал хоть к какой определённости, брало начало там – в тот день оно случилось впервые.
- Я не осознавал в полной мере бедственность своего положения, тогда я не понимал ценности денег, к тому моменту я держал их в руках раз в жизни, просто знал, что они нужны. Но я боялся...
Как заклинило. Том повторял «я боялся», не замечая того за собой. Замечала доктор Фрей, считала, подмечала, после каких слов и перед какими Том употреблял данную фразу.
Том боялся. Не знал, что дальше и как жить. Не имел маломальского плана и не видел будущего. Видел, если попытаться представить образно, как выходит из центра, и его поглощает, стирая, белый свет. Конец фильма. Только это не кино. Он не умеет жить, его жизнь просто затеряется и пропадёт на улицах большого города. Том не представлял, как будет страдать, прозябая и погибая на улице, не умел мыслить такими трагичными понятиями, но детскость мышления не уменьшала страха остаться совсем одному в огромном мире. А не одному уже не получится.
А потом пришёл Оскар и протянул ему спасительную руку помощи, предложив сделку. И Том решил, что, чем остаться одному, лучше поехать со своим странным, неприятным доктором. Его Том хотя бы знал.
Мой странный, неприятный доктор... Формулировка собственной памяти неприятно резануло, всколыхнула что-то в груди и затем сжала.
- Потом Оскар предложил мне поехать с ним, работать по дому взамен на то, что я буду у него жить, и я согласился. У меня и выбора другого не было. Вернее, был, - Том опустил взгляд, потерев большим пальцем тыльную сторону левой ладони, - но я не знал, как иначе, я не знал, как жить, если обо мне никто не...
Том запнулся, расширив глаза. Судя по лицу, его посетил инсайт. Так и было.
- Никто не... Никто не...
Том часто моргал, распахивая глаза в истовом изумлении пришедшими словами.
- Никто не...
Том никак не мог вымолвить то, что вылезло изнутри, из глубины, наглухо запечатанной до этого часа.
- Никто не? – подтолкнула его мадам Фрей.
- Никто не заботится... - понизившимися голосом сказал Том и замолчал, хлопая ресницами на психотерапевтку. – Что это значит? Я пошёл с Оскаром из-за того, что увидел в нём потенциального опекуна? Опекуна? – сам себя переспросил Том, его глаза полезли на лоб ещё больше под натиском нового озарения. – Господи...
Том откинулся на спинку кресла, положив руки на подлокотники, и отвернулся, дыша ртом. Положил ладонь на грудь под горлом.
Опекуном...
- Опекуном... - вторя бьющейся мысли, сам собой работал язык. – Но Оскар не был мне опекуном, - Том посмотрел на психотерапевтку, будто она выдвинула это предположение и должна объяснить его и опровергнуть. – Я на него работал, и он обращался со мной совсем не так, как мне бы хотелось.
- Том, - произнесла доктор, катая между указательным и большим пальцем ручку в металлическом корпусе, - как складывались ваши материальные отношения?
- В смысле? – не понял Том.
- Оскар покупал тебе что-то?
- Да, - кивнул Том, это ему не пришлось вспоминать с трудом. – Оскар покупал мне одежду и еду. Вернее, еду покупал я, но за его деньги и ел те же продукты, отдельно себе я ничего не брал.
- Оскар платил тебе зарплату?
Том отрицательно покачал головой, понимая, что это как-то неправильно. Дело не в том, что любая работа должна оплачиваться, а в том, что их отношения, те, начальные, приобретали какой-то очень странный вид.
- Нет.
- Том, если работа не оплачивается – это не работа, - сказала мадам Фрей. – То, что ты описал – это неофициальная опека, содержание в обмен на определённые услуги с твоей стороны.
- А потом без услуг... - негромко проговорил Том, вспоминая второе сожительство с Оскаром, вновь отвернувшись в сторону. Вернулся к психотерапевтке. – Вы думаете, что я воспринимал Оскара как опекуна?
- Том, я не называла Оскара твоим опекуном. Это ты сказал. Только ты можешь ответить, кого видел в Оскаре.
- Я не... Я... - у Тома взгляд бегал. – Наверное, да... - произнёс, опустив плечи.
Очень интересный разговор, интересные факты всплывают. Но отношения Тома с Оскаром – побочная тема, конечная.
- Том, ты не возражаешь, если мы вернёмся к теме, которую обсуждали? – спросила мадам Фрей, тактично оставляя за ним право высказаться сейчас.
Том не хотел высказываться, он выплеснулся открытиями и дальше пока не дозрел. Он отрицательно покачал головой, показывая, что не возражает. Но, прежде чем психотерапевтка успела задать вопрос, Том зацепился за её слова, оставшиеся в памяти, и спросил первым:
- Вы сказали, что я был жертвой и после подвала, то есть с Оскаром. Где я тут жертва? Я наоборот хорошо устроился. Да, я старался и очень уставал, но работал так себе, потому что ничего не умел, я сжигал еду, косячил с уборкой и бежал к Оскару, а он прощал мои ошибки, терпел меня, и я жил на полном обеспечении. Да, Оскар не платил мне, но в этом моя вина, если бы я сказал, что мне нужна зарплата, он бы платил. Я мог и сам снимать деньги с его карт, Оскар бы не заметил, он сам так сказал, просто я был слишком наивным, чтобы додуматься до такой хитрости. Мог покупать себе, что захочу, я не делал этого по той же причине. Я мог попросить Оскара об образовании, работе – всём, чего бы захотел, он бы помог, ему не жалко. Чья вина, что я был глупым и не знающим, что можно к чему-то стремиться? Только моя, - Том пожал плечами.
- Том, на каких правах ты проживал в доме Оскара?
- Эм... Ну... - Том не сразу нашёл, что сказать. – Я у него работал.
- Ты не был официально трудоустроен, соответственно, прав и гарантий наёмного работника не имел. Том, на каких правах ты жил у Оскара? – повторила доктор Фрей.
Том открыл рот, издав звук натужной мыслительной деятельности и мозгового затора. Он не мог объяснить, на каких правах жил у Оскара. Потому что прав не имел никаких. Мадам Фрей верно истолковала потерянное молчание Тома, в отличие от него, она наперёд знала, что они придут к отсутствию прав.
- Том, - доктор Фрей взяла ручку двумя руками, за кончики. – Отсутствие прав и гарантий исключает защищённость. Это опять – отсутствие безопасности – второй базовой человеческой потребности после физиологических потребностей.
Рука сама потянулась ко рту, Том начал грызть ноготь на указательном пальце.
- Ты жил на полном обеспечении, но оно могло закончиться в любой момент, - продолжала доктор, внимательно отслеживая реакции Тома. – Ты не имел уверенности в завтрашнем дне, верно?
- Да... - Том сам себя едва расслышал.
- Ты не имел денег, которые мог откладывать, раз жил за счёт Оскара, чтобы быть спокойным, что в любом случае не пропадёшь, даже если Оскар тебя выгонит. Твоё благополучие – полностью зависело от Оскара, от его милости, настроения. От Оскара зависела твоя жизнь, так как ты не знал, как выживать самостоятельно и не умел этого делать. Ты боялся, что Оскар может тебя выгнать, может тебя обидеть, ударить, сделать что угодно, и никто тебя не защитит?
Больно. Больно. Глаза и нос покраснели, брови изломились. Том зажал ладонью рот, отвернулся, раскачиваясь вперёд-назад. Психотерапевтка вскрыла его без ножа. Вскрыла то, чего о себе не знал, потому что привык думать иначе – так, как легче, чтобы жизнь в позитивном ключе. Так и было – не имел никакой уверенности и боялся. Не осознавал того, не думал: «Оскар может меня выгнать, и я пропаду», но на своём примитивном уровне ощущал угрозу, страх. Каждый день мог стать последним.
Незащищённость. Новый уровень осознания, выжигающий изнутри.
Том вспомнил, как Оскар его выгнал, всего на пару часов, но он того не знал. И Том не ушёл, сел под дверью и... Просто сел, ничего не ждал, но не знал, куда ещё можно пойти, его единственным ориентиром и точкой опоры в мире был Оскар, Оскар был единственным... ответственным за него, потому что сам за себя отвечать не мог.
Том закрыл глаза – по левой щеке пробежала слеза – зажмурился.
- Том, что было во второй раз, когда ты жил у Оскара? – в темноту проник голос психотерапевтки. – Как ты вернулся к нему?
Чужая рука копается внутри, перебирает внутренности, выбирая то, что вытащить на свет и обработать.
- Том, тебе нужна пауза? – спросила доктор Фрей.
Том отрицательно покачал головой.
- Ответь, пожалуйста, на вопрос, - сказала доктор. – Как ты вернулся к Оскару?
Том открыл мокрые глаза:
- Я... Это случилось после провала моей попытки стать частью родной семьи. Я сбежал от них в морозную финскую ночь, без куртки, в тапках. Я очень сильно замёрз, очень-очень, когда мне стало больно от холода, я хотел куда-то зайти погреться, но заведения были закрыты, канун Рождества. Я понял, что ещё немного, и я уже не смогу идти, упаду и замёрзну насмерть. Я даже хотел этого, потому что смерть положит конец всем мукам, нужно лишь немного потерпеть... Я смирился, но... Но, когда угроза смерти стала по-настоящему реальной, я испугался, я понял, что не хочу умирать. Но и возвращаться к семье я не хотел. Я выпросил у прохожих мелочи и хотел позвонить человеку, который сказал, что я могу к нему обратиться, если мне понадобится помощь, но я не помнил его номера. Я знал наизусть только один номер, номер Оскара. Я позвонил ему и попросил спасти меня, забрать оттуда. Оскар забрал, и я снова начал жить у него. Я до сих пор не знаю, что побудило Оскара откликнуться, а не послать меня или просто бросить трубку.
Доктор Фрей сделала быструю пометку и подняла взгляд к Тому:
- Том, я правильно тебя поняла, ты просто жил у Оскара?
- Да, мы не были ни друзьями, ни любовниками, тогда бы меня это убило, я просто жил у него. Оскар взял меня с собой на отдых и один раз выгнал из квартиры за то, что я разбил телевизор.
- Том, - доктор положила ручку и сложила ладони на столе, - во второй раз ситуация повторилась, ты не имел ни прав, ни гарантий, ни уверенности. Только ты больше не мог успокаиваться тем, что работаешь на Оскара. Ты мог держаться лишь за то, что Оскар тебе помог, но помощь – единовременная акция, она не влечёт за собой никаких обязательств.
Момент, когда Оскар выкинул его за дверь, кровавым выжжен в сознании идеальной иллюстрацией правоты психотерапевтки. И как пустил обратно – как притихшее, поджавшее хвост животное, промокшее под холодным дождём злой ночи, в которую его выбросили в наказание.
- Ты снова не чувствовал себя защищённым, ты не был в безопасности. Это третий слой твоей травматизации.
Мадам Фрей позволяла себе утверждать, поскольку работала в направлении директивной психотерапии, предполагающей главенствующую роль психотерапевта и ведение им пациента за собой. Она уже сделала выводы и спросила о втором этапе совместной жизни лишь для того, чтобы Том вернулся в то время и увидел то, что видела она.
Том вновь зажал ладонью рот, зажмурился, замотал головой.
- Том, ты не чувствовал себя в безопасности на протяжении многих лет, более десяти, если быть точнее, - доктор продолжала забивать в него раскалённые гвозди. – Тебе приходилось выживать, потому что ты всегда был чего-то лишён. Ты голодал в подвале, что породило в тебе компенсаторное переедание, это нормальная реакция тех, кто пережил голод, но, живя с Оскаром, ты не был уверен в том, что пища не закончится, так как Оскар мог запретить тебе брать еду, мог тебя выгнать, что усилило твою травму. В подвале твоя жизнь зависела от твоих истязателей, а потом ты возложил ответственность за свою жизнь на Оскара. В подвале твоя жизнь была под угрозой, потом ты тоже не был в безопасности. Тебе всё время приходилось приспосабливаться, выживать в стрессовых условиях, как умел, интуитивно.
В груди пылает, сердце надсадно бьётся, отдавая в виски. Как дышать?
- Зачем вы это делаете? – Том посмотрел на психотерапевтку мокрыми, воспалёнными, больными глазами. – Зачем вы делаете мне больно?
- Том, я не имею цели причинить тебе боль, - чётко ответила доктор. – Я лишь хочу, чтобы ты посмотрел правду в глаза, потому что, если ты этого не сделаешь, ты так и останешься пленником своих травм. В их клетке.
В клетке – триггер и вместе с тем что-то ещё, вызывающее бурную реакцию сродни химическому взрыву с фонтаном обжигающих искр и едким дымом. Лицо изломилось гримасой. Том снова зажмурился, замотал головой в бьющемся внутри отрицании, которого уже нет. В борьбе и противовольном сживании с тем, что, воздействую снаружи, изнутри перебивает кости. Остался один хребет, дышащий на ладан.
Что-то внутри сломалось. Хруст, боль, смещение позвонков под тяжестью непосильного груза. Сыплется костная пыль на пол прахом. Из праха воскреснуть?
Он в клетке себя. Он в клетке... Он... Невозможно дышать. Поверхностные вздохи, которые хватал губами. Ощутимое напряжение мышц, снизу вверх – грудная клетка, шея, лицо. Лицо покрасневшее, как от запредельной натуги – невидаль, впервые в его жизни.
Мадам Фрей ни на секунду не испугалась, что перегнула, перегрузила Тома и причинит ему вред вместо помощи. Не в первый раз на её сессиях клиента корёжило. Действенная психотерапия иногда похожа на экзорцизм – это и слёзы, и крики, и рвота, и даже конвульсии – каждый освобождается по-своему. Того, что включится Джерри как защита Тома от правды, от которой он столько лет бежал, Лиза тоже не боялась. Джерри с его опасным послужным списком её нисколько не пугал, а терапию можно провести и через альтер-личность. Она проводила.
- Том? – позвала доктор Фрей, наклонившись немного вперёд. – Том, посмотри на меня, пожалуйста.
Том исполнил просьбу.
- Том, - произнесла доктор, устанавливая зрительный контакт. – Всё это давно закончилось. У тебя есть собственное жильё, есть деньги, есть профессия, есть отношения, предполагающие определённые обязательства. Тебе больше не нужно выживать.
Том распахнула глаза.
- Правда? – спросил удивлённо, по-детски изломив брови домиком.
- Да. Том, ты взрослый, дееспособный, самодостаточный человек, чья жизнь не зависит от кого-то ещё, кроме тебя самого, - говорила доктор, глядя ему в глаза. – Тебе не нужно беспокоиться о том, как ты будешь выживать завтра, потому что тебе не надо выживать. Ты в любом случае, даже если случится что-то плохое, не останешься на улице, ты не будешь бедствовать и голодать. Том, твои отношения с Оскаром – это романтические отношения двух людей, а не вся твоя жизнь и то, без чего ты пропадёшь. Полагаю, Оскар тебя содержит, но – ты от него не зависишь, если ваши пути разойдутся, твои жизнь, здоровье, благополучие не будут под угрозой, ты сам располагаешь всем, чтобы благополучно жить. Тебе не нужно рассматривать ребёнка, как угрозу твоему благополучию, потому как оно давно не зависит от Оскара.
Том закусил губы, отвернулся, часто моргая, разгоняя слёзы. Прикусил сгиб большого кольца, повернулся к психотерапевтке, открыл и закрыл рот, не сумев ничего сказать. Снова отвернул голову, часто обмахиваясь рукой у лица, закрыл ладонью рот, продолжая бить влажными ресницами.
- Правда? – тонким, ломким от подступивших к горлу слёз повторил Том, посмотрев на мадам Фрей.
- Правда, - сказала доктор. – Том, ты в безопасности.
Слова психотерапевтки – как свет, расколовший тьму. И из разлома прорвало.
Том сходу и взахлёб разревелся, обливаясь горячим, обильным потоком слёз, дёргаясь от всхлипов, искривив приоткрытый рот, обнажая зубы. Жмуря глаза.
Это самая потаённая, потаённая от самого себя правда – что видит в ребёнке угрозу. Неосознанно боится, что это другой займёт его место, и он окажется больше не нужен Оскару и выброшен.
Мадам Фрей молча придвинула к Тому коробочку с бумажными носовыми платками, не мешая ему разряжаться и проживать этот момент. Он должен быть пройден до конца. Том вытянул из упаковки платок и громко, забыв о стеснениях, высморкался, вздрагивая от непрекращающихся рыданий. Рыдал, комкая в руках новые и новые чистые и использованные платки, не пытался вытирать ни руками, ни бумажками слёзы, скатывающиеся уже по шее за шиворот.
Пять минут без остановки он плакал. К пятой минуте Тома начало попускать, он закрыл рот, более обстоятельно высмаркивался и чаще шмыгал носом. С последними слезами пришло просветление, пробуждение, такое мощное, что пробило в голову, встрепенуло, выбросив из состояния распада.
- Как... Как вы это сделали? – Том в шоке уставился на психотерапевтку, ничего не понимая, будто столкнулся с настоящим колдовством. – Вы это всё... Как? – распахнул глаза ещё шире.
Доктор Фрей немного игриво улыбнулась:
- Я всего лишь показала тебе, на что способна психотерапия. Неплохо для того, что «хуже Джерри»?
Том покачал головой:
- Ну вы... Как? Я в шоке, - он припал вперёд, облокотившись на стол, взялся за голову, ладонями зачесав назад волосы.
Выпрямился в прежнее положение, глядя на психотерапевтку со смесью истового, лишившего мыслей изумления и восхищения от того, что она с ним сделала. Из него душу вынули, перетряхнули и втолкнули на место. Это разрывающий сознание подъём. Это приход. Том улыбался, вопрошая – как? Глаза горели этим взрывом в голове.
Том был в шоке и никак не мог уложить в голове, как так вышло – они разговаривали, разговаривали, и вдруг, просто словами, психотерапевтка зацепила его крюками, повела за собой, вывернула наизнанку и разобрала по косточкам, и он уже не смог остановиться. Как так, что он такое узнал о себе, такое испытал и испытывает. Это полнейшее... он слова подобрать не мог, это выход за пределы сознания и ощущение нахождения в расширенном сознании, в котором обломались несущие балки, но оно не обрушилось. Оно воспарило. Оно... Том качал головой, огромными глазами пялясь на психотерапевтку.
Мадам Фрей не беспокоило, что Том из сокрушения и слёз вышел в позитивное состояние. После мощного выплеска перемена настроения и подъём нормальны, он испытал катарсис и сейчас на адреналине. Скоро пойдёт спад, и его состояние выровняется.
- Том, хочешь воды? – предложила доктор.
- Да, пожалуйста, - согласился Том.
Ёмкость с питьевой водой – обязательный элемент в психотерапевтических кабинетах. Поскольку вода, во-первых, восстанавливает водный баланс после плача, во-вторых, успокаивает, в-третьих, даёт заполненную паузу. Но здесь клиника элитная, потому вместо графина или кулера кабинет каждого психотерапевта был снабжён мини-холодильником с водой знаменитой французской марки экстра-класса, поддерживающим постоянную температуру десять градусов по Цельсию, оптимальную для принятия воды внутрь.
Доктор Фрей передала Тому стеклянную бутылочку и один из стаканов, хранящихся в шкафчике над холодильником. Не всем же нравится пить из бутылки, в их клинике и это учитывалось. Том хлебал воду, поглядывая на психотерапевтку поверх стакана. Выпил две порции и поставил стакан на стол, облизнул губы. Пока он пил, мадам Фрей сверила время. Она освободила под Тома четыре часа, так как планировала, что именно сегодня они начнут серьёзную работу. Осталось чуть больше полутора часов.
Как она и прогнозировала, ещё через пять минут у Тома пошёл откат. Он перестал улыбаться, его взгляд перестал маниакально гореть, Том выдохнул и откинулся на спинку кресла, положив руки на подлокотники. Полностью открытая поза – хорошо.
- Том, - обратилась к нему доктор, - тебе нужно что-нибудь ещё обсудить по нашей беседе?
Том отрицательно покачал головой:
- Нет.
Что обсуждать? Он всё слышал, всё понял. Том чувствовал себя уставшим и опустошённым.
- Том, - мадам Фрей снова держала ручку, - у нас остался час. Ты готов продолжить работу, или перенесём продолжение на следующий раз?
- Я готов, но... - сказал Том, не видя в себе невозможности продолжать сеанс. – Я бы не хотел продолжать сейчас.
После всех скачек настроения – и самоощущения, инсайтов, пиковых состояний и выплесков сил нет никаких.
- Как скажешь, - ответила доктор и спросила: - Том, ты не забудешь, к чему мы сегодня пришли?
Том покачал головой:
- Не забуду.
Странно, но даже не хотел забыть.
- Хорошо, - кивнула мадам Фрей. – Мы закончили. Отдыхай и приходи ко мне завтра. И не думай слишком много о том, что мы сегодня обсуждали.
Доктор Фрей немного опасалась, что если Том будет массировано обдумывать содержание сегодняшней сессии, то найдёт сотню оправданий и снова уйдёт в отрицание и оборону, что, конечно, не поставит крест на терапии, но замедлит процесс, придётся заново устанавливать терапевтический контакт, раскрывать его. Это обычная ситуация – они не проработали проблемы, а только вытянули их наружу, и у Тома вполне может включиться защита.
Том тоже кивнул, соглашаясь не перегружать себя, и встал из кресла, попрощался.
- Том?
Том обернулся от двери.
- Ты в порядке? – спросила доктор, внимательно глядя на него, изучая на предмет потребности в помощи. – Провести тебя до палаты?
- Не надо. Я просто... - Том повёл кистью в воздухе, - чувствую себя немного уставшим. До палаты я точно дойду, не потеряюсь.
- Это нормально, ты сегодня проделал непростую работу, - пояснила мадам Фрей. – Отдыхай.
Том как сомнамбула дошёл до палаты, сел на край кровати, положив руки на бёдра. В палате ни звука, тотальная тишина – всё для комфорта и покоя пациентов.
Сегодня Оскар не пришёл, и Том этому радовался. Не хотел и не был готов притворяться, что всё в порядке, ничего не изменилось, а не притворяться, по-настоящему... не мог. Изменилось без преувеличения всё. То, во что верил, что считал за правду, что думал о себе, поставлено под сомнение.
Том удивился, поняв, что с какого-то момента психотерапевтического сеанса ни разу не вспомнил об Оскаре. Ни о ком и ни о чём не вспоминал и не думал, кроме себя. Вспомнил только сейчас. В голове снова и снова всплывали, курсировали по кругу пришедшие сегодня слова.
Мой странный, неприятный доктор... Опекун...
Неужели их история ложь? Ложь его отношение и чувства к Оскару, у которых совсем другая основа, и потому они не настоящие? Они схлопнутся и спадут с глаз пеленой. Шелухой.
Тишина как в склепе. Том потёр переносицу, потёр виски. Нехорошо бежать от мыслей, забивать эфир, но если он будет думать, то изведёт себя до основания, изнеможения и нежелания жить. С психотерапевткой будет копаться и разбираться в себе, а самому не надо, это чревато. Том лёг на бок поперёк кровати и, подперев голову кулаком, включил подвешенный на стене телевизор. Щёлкал каналы и тупо смотрел в экран в поисках того, чем себя занять.
***
- Я хочу задать один вопрос, - сказал Том на следующем сеансе.
- Задавай.
- Вы сказали, что Джерри может сделать только то, что могу я сам, поэтому он не может проработать мои травмы, но есть кое-что, что Джерри сделал независимо от меня. Джерри скрыл от меня информацию о ребёнке, я бы так никогда не поступил, потому что это сделало мне только хуже. Я бы предпочёл узнал правду тогда, это бы избавило меня от многих проблем. Как так, это не доказательство, что мы с Джерри всё-таки не совсем одно?
- Том, - мадам Фрей переплела пальцы, положив руки на стол. – Поставь себя на место Джерри. Представь, что ты узнал о ребёнке тогда... когда? – она вопросительно приподняла брови и взяла паузу, давая Тому возможность внести конкретную информацию.
- В январе два года назад, - сказал Том.
- Ты узнал о ребёнке в январе два года назад, когда о нём узнал Джерри, - тут же продолжила доктор, - что бы ты выбрал: забыть о нём или знать?
Тому не пришлось задумываться, он сразу узнал свой ответ, и он ему не понравился. Не понравилось, что, будь у него тот выбор, предпочёл бы навсегда забыть правду, не вписывающуюся в его жизнь, что делало заданный им вопрос глупым и пустым. Том отвернулся, не озвучив то, о чём думал. Озвучить это унизительно. Очевидно же, что предпочёл бы не знать, но нет, оказалось, не очевидно, пока ему, слепому дураку, не разжуют и пальцем не укажут на простую истину. Так бывает, что самому никак не прозреть, нужен второй человек, в разговоре с которым родится истина.
- Том, ты считаешь, что предпочёл бы правду, потому что ты уже знаешь, что последствия неведения для тебя негативны, - произнесла доктор Фрей, подтверждая его мысли. – Но в тот момент ты бы предпочёл не знать, потому Джерри и выбрал скрыть от тебя информацию о ребёнке.
Том не повернулся на её голос, смотрел в сторону, упрямо сжимая исподволь дующиеся губы в нежелании признавать вслух свою глупость. И вздорность. Это же вздорность – хотеть не знать, пострадать, заявить, что кто-то другой виноват, и кардинально изменить своё мнение, утверждая окружающим и себе, что хотел бы узнать правду раньше.
И ещё кое-что, вытекающее из своего глупого вопроса и ответа на него...
Том посмотрел на психотерапевтку, хмуря брови в сложном недоумении.
- Получается, Джерри принимает только те решения, которые принял бы я? – спросил он. – Как же это... - внутри ширилась растерянность, в уголке у которой дрожал подспудный страх нового осознания, ставящего под сомнение привычные истины, которые считал незыблемыми. – Что же, то, что делал Джерри... делал на самом деле я?
Плохое предположение, очень неприятное. Потому что Джерри хоть и шикарный, выдающийся, но немного психопат и маньяк.
- Том, альтер-личность не может взять ничего, чего нет в психическом пространстве, кроме навыков, механизм их проявления у альтер до сих пор не изучен достаточно, чтобы что-либо утверждать. В рамках своей личности ты бы не поступил так, как поступал Джерри, но Джерри – отражение того, что не входит в твою основную личность, но есть в тебе. Ты считал себя слабым, поскольку не смог себя защитить, потому Джерри сильный и убивает, его никто не может обидеть, не пожалев о том.
Том опустил взгляд к ребру стола, снова, слабее, хмуря брови, грустнея и раздумывая над тревожащим его вопроса, который когда-то давно уже посещал, но ушёл без ответа, как бы не оставив следа, и который сейчас уже подумал, не в вопросительной форме.
- Том, тебя что-то беспокоит? – участливо осведомилась мадам Фрей, видя, что это так.
Том закусил губы, думая, говорить или нет, и поднял к прихотерапевтке взгляд:
- Я немного переживаю, что если я и Джерри одно целое, то в глубине я такой же, просто оно не проявляется ярко. Джерри же... ну, психопат, не совсем, но в нём есть эти качества. Во мне тоже есть?
Если есть, то это ответ на вопрос, любит ли он на самом деле Оскара. Он не умеет любить.
- Да, Том, если какие-то качества есть в Джерри, то они есть и в тебе, - ответила доктор. – Но могу тебя успокоить – психопатические предпосылки – не приговор. Они основа, из которой либо вырастает расстройство, либо нет, всё зависит от жизненных обстоятельств человека, его пути взросления. Органические и психические психопатические предпосылки есть у куда большего количества людей, чем в мире живёт психопатов. Предпосылки можно перекрыть при взрослении, и тогда никто не догадается, что они у человека есть, без сложной, направленной диагностики. Я не изучала твой мозг на предмет наличия таковых, но...
- Мозг? – переспросил Том.
- Да. На снимках МРТ психопатов можно обнаружить характерные изменения в мозгу, потому говорят об органической природе возникновения заболевания...
Мадам Фрей не останавливала Тома, не направляла их обратно к главной теме, которой они сегодня основательно и не коснулись. Спектр проблем Тома широк и многогранен, разумнее позволить ему говорить и объяснять тревожащие его моменты, даже если это отодвинет переход к основной работе.
Изменения в мозгу? Это что же, он от рождения бракованный на голову? С ужасом думал Том. Стало страшно, что у него в мозгу есть какие-то там органические изменения, с этим ведь ничего не поделать.
- Но, как я уже обозначила, предпосылки не гарантируют наличия патологии в клиническом её понимании, - продолжала доктор Фрей, попав в точку того, о чём думал Том, наполовину опровергнув и послабив его опасения.
Том частично расслабился, что не больной неизлечимо. По крайней мере, не точно.
- Станут ли предпосылки диагнозом или останутся незаметными особенностями определяют детство и юность человека. Здоровая семейная атмосфера и всестороннее развитие ребёнка препятствуют развитию патологии, - тем временем сказала доктор.
Едва оставившее напряжение вернулось с удвоенной силой, ударило в грудь и взяло за горло. Надежды упали на дно.
- Но у меня же... - выговорил Том дрогнувшим голосом, - было не очень нормальное детство. Я никак не развивался, я ничего не видел и не знал жизни за пределами нашего с папой мирка.
- Да, Том, твоё детство большой фактор риска развития разнообразных психических патологий, в частности и в особенности психопатии, - доктор Фрей не стала смягчать углы. – Немало известных психопатов имели в той или иной мере схожий с твоим путь взросления.
Том закрыл ладонью рот, в ужасе осознавая свой приговор. Между бровей залёг глубокий залом, лоб тоже пошёл складками.
- Но, - добавила доктор, - я не вижу у тебя психопатии. Я не располагаю достаточными диагностическими сведениями, чтобы утверждать, но твоё поведение и мышление не соответствуют таковым у больного-психопата.
Том покачал головой:
- Вы меня совсем не знаете. Откуда вам знать, как я мыслю?
- Это заметно, Том, - спокойно сказала мадам Фрей. – Я не думаю, что ты настолько хорошо притворяешься.
Том не мог с ней не согласиться, он не притворялся. Прикусил большой палец в нервозности скачущих раздумий, закусил губы, опустив руку. Метался, очень метался внутри себя, не находя покоя.
- Можно мне пройти это исследование, МРТ? – спросил Том.
- Конечно, - мадам Фрей слегка склонила голову в кивке. – Сейчас я узнаю, есть ли свободная запись.
- Можно сейчас? – попросил Том у потянувшейся к телефону женщины.
Понимал, что это никак не относится к делу, к их работе, но уже не мог переключиться. Не мог не узнать ответ, пусть отчасти и боялся этого.
- Я узнаю, - без обещаний ответила мадам Фрей и набрала номер, приложив трубку внутреннего больничного телефона к уху.
Проведя разговор, она сказала:
- Можно провести обследование через сорок минут.
- Хорошо, - кивнул Том, неосознанно теребя пальцы. Добавил: - Извините, но я не могу сейчас продолжать сеанс.
Вправду раскаивался и чувствовал вину перед психотерапевткой, что его как обычно сорвало в сторону, но иначе не мог. Не хотел оставаться с неведением, на которое никто не даст ему точного ответа, кроме аппарата и опровергающего или подтверждающего заключения специалиста. Он ведь задавался этим вопросом когда-то... Задавался. Пришло время узнать ответ.
- Я понимаю, всё в порядке, - сказала доктор и в свою очередь задала важный вопрос: - Том, ты не страдаешь клаустрофобией?
- Нет.
Том посмотрел на часы на столе психотерапевтки. Кажется, прошли две минуты после звонка. Осталось тридцать восемь.
- А мы можем подождать около того кабинета? – с просительными интонациями спросил Том.
- Можем, - ответила мадам Фрей, с пониманием относясь к тому, что он сейчас очень нервничает, и встала из-за стола.
- Вы пойдёте со мной? – Том тоже поднялся со своего места.
- Да, Том.
Они прошли к кабинету МРТ и сели в зоне ожидания. Как ни пытался сидеть спокойно, Том заламывал пальцы и мусолил губы. Нервное напряжение зашкаливало. Не то, в котором хочется кричать и биться, а то, в котором ничего не можешь сделать, кроме как ждать. И в нём совсем не хотелось убежать.
- Сколько длится обследование?
- Ты никогда не проходил МРТ? – в ответ спросила доктор Фрей, внутренне удивившись.
Пациент с психическим расстройством обязательно должен проходить данное обследования для выявления/исключения органических поражений, а также опухолей и прочих мозговых нарушений, которые могут давать психические отклонения.
Том покачал головой:
- Никогда.
К ответственности бы привлечь всех тех, кто когда-либо занимался лечением Тома, подумала доктор Фрей. Что за безответственность и наплевательство? Любой студент знает, что, прежде чем лечить психическое заболевание, нужно исключить органику и то, что заболевание является вторичным, симптомом. Но мадам Фрей оставалось только мысленно вздыхать и отпустить тем медикам грехи. Не имеет большого смысла ворошить прошлое десятилетней давности. Задача обследовать Тома выпала ей.
На самом деле, Джерри проводили МРТ обследование ещё в центре в шестнадцать и затем повторно в семнадцать лет, но Том о том не вспомнил.
- Процедура длится разное время в зависимости от области обследования, - ответила доктор на заданный ей вопрос. – Если ты не возражаешь, я бы хотела провести полное обследование. Оно длится от сорока минут до часа.
Том качнул головой:
- Я не возражаю.
Какая разница – больше, меньше? Он и различий-то не понимал.
- А вы пойдёте со мной? – чуть позже спросил Том.
Для него это новый опыт, нервный и страшноватый. Важный шаг. Том нуждался в том, чтобы кто-то держал его за руку, пусть и фигурально.
- Да, Том, я пойду с тобой, - сказала мадам Фрей.
Подошло их время. Кабинет с аппаратом МРТ в центре походил на отсек космического корабля.
- Добрый день, месье Каулиц. Переоденьтесь в халат и присядьте на платформу.
Том обернулся к полной женщине, указавшей ему на аккуратно сложенный комплект одежды.
- У вас там есть камеры? – спросил он, чувствуя себя неуютно от мысли, что за ним, возможно, будут наблюдать неизвестные, невидимые ему люди, заседающие в соседнем помещении этого же кабинета.
- Не беспокойтесь, никто не будет наблюдать, как вы переодеваетесь, - ответила ему медработница и открыла дверь, чтобы выйти.
Том вытянул шею, пытаясь углядеть в проёме открывшейся двери мадам Фрей, ему сейчас был необходим кто-то знакомый, способный поддержать рядом, а знал только её, ей доверился, обнажившись эмоционально, потому за неё зацепился всеми фокусами внимания. Но не увидел психотерапевтку. Дверь закрылась, оставив его наедине с поставленной задачей и футуристической белизной кабинета.
Неуютно перемявшись с ноги на ногу, Том разоблачился, стараясь не думать о том, что, возможно, камеры здесь всё-таки стоят. Переоделся в специальный халат, больше напоминающий недлинное платье, и сел на край выдвинутой платформы, сцепив руки между голых колен.
- Месье Каулиц, вы готовы? – прозвучал голос из динамиков.
Том машинально метнулся взглядом по пространству в поисках говорящего и ответил:
- Готов.
Женщина из динамика провела понятный инструктаж касательно поведения в капсуле аппарата и, удостоверившись, что пациент понял правила, ещё раз осведомилась о его готовности начать обследование и сказала:
- Лягте на платформу на спину.
Том исполнил указание, подвинувшись вверх, чтобы ноги не свисали с края платформы. Платформа прохладная, не настолько, чтобы это вызывало дискомфорт.
- Сейчас платформа заедет в тоннель. Внутри есть динамики, мы сможем слышать вас, как и вы нас. После сигнала о начале обследования сохраняйте полную неподвижность, - напомнила медработница.
Том кивнул, забыв о том, что его не видят. Или видят, это так и осталось непонятным. Платформа под ним пришла в движение и плавно заехала внутрь капсулы. Оказавшись внутри, Том сглотнул становящуюся вязкой слюну. Бегал взглядом, которым ни за что не зацепиться, перед глазами только белизна внутренней части капсулы. Как гроб. И тишина. Как в гробу...
Том нервно облизнул губы, позвал:
- Меня кто-нибудь слышит?
Оказалось, у него не клаустрофобия, но тоже страх. Страх от этого давяще замкнутого пространства, страх страха, который испытает, если застрянет здесь, как будет отчаянно пытаться выбраться отсюда, обламывая ногти и отбивая локти об гладкие своды... Мысли не получалось пресекать, они плодились с ужасающей скоростью.
- Да, - ответили ему.
Да... Не успокоило. Том чувствовал, как пульс набирает скорость, разгоняясь в сторону паники.
- Доктор Фрей? – плюнув на самоуважение и то, что о нём подумают, жалобно позвал Том. – Вы здесь?
- Да, Том, я здесь, - ответил динамиком голосом психотерапевтки.
- Вы не уйдёте?
- Нет, не уйду.
- А вы можете со мной разговаривать? – попросил Том.
- Да, я это и собираюсь делать, - сказала доктор Фрей. – Я буду тебя вести.
Том молчал недолго, его дёргало беспокойство.
- А если отключат электричество, я здесь застряну? – спросил он, не в силах победить свои тревоги и новые страхи.
- Нет, Том, в случае отключения электричества аппарат продолжит работу от автономного генератора.
Ровно на две секунды хватило успокоения от ответа доктора Фрей.
- А если аппарат сломается, заклинит?
Представил, и глаза полезли на лоб. Как же ему выползти отсюда, если поломка техники замурует? Можно сейчас выбраться? Надо сейчас, пока не...
- Вероятность поломки аппарата в процессе эксплуатации стремится к нулю, - терпеливо отвечала мадам Фрей. – Но даже при поломке части системы не блокируются, мы выдвинем платформу механически.
Том выдохнул. По крайней мере, желание кричать: «Выпустите меня!» и немедленно рваться к выходу из капсулы его покинуло. Поступила команда о начале обследования, и Том напряжённо замер, прислушиваясь к издаваемым аппаратом щелчкам, окружающей обстановке и себе на всякий случай.
- Том, расслабься.
- Откуда вы знаете, что я нервничаю? – нахмурился в ответ Том.
- Я вижу твой мозг в прямом эфире, - ответила доктор Фрей, - и мы видим тебя по внутренней камере. Положи руки вдоль тела и выпрями ноги.
Только после слов доктора Том заметил, что подёргивал ногами, приподнимая и опуская колени. Усилием воли остановил это движение и вытянул руки вдоль тела.
- Том, не ворочай головой. В ходе обследования я буду давать тебе команды, отвечать на мои реплики не нужно. Ты должен лежать неподвижно, иначе картинка не получится точной.
- Я понял.
Понять-то понял, но сделать намного сложнее. Лежать бездвижным тяжело, в разы тяжелее, чем мог бы подумать. Снова, мимо разума нога дёрнулась, сгибаясь в колене.
- Том, расслабься, пожалуйста, - напомнила и попросила доктор Фрей. – Если ты будешь возбуждён, обследование не даст достоверных результатов.
Тем временем доктор Рах, рентгенолог, смотрел в монитор, подперев кулаком челюсть, и думал, что Том один из самых сложных пациентов на его памяти среди адекватных. Может быть, он неадекватный? У него фобия? Нет, просто сниженный самоконтроль.
Том вроде бы затих физически, но проекция его мозга на мониторе отображала едва не предельное беспокойство, страх, что не дело.
- Том, ты слышишь меня? Успокойся. Делай вдох на мой счёт. Раз, - чётким, глубоким голосом говорила доктор Фрей. – Два...
Между каждым счётом она отсчитывала паузу в пять секунд. После «раз» Том едва выдержал до «два», не хватало воздуха, возбуждённый организм требовал больше кислорода и более частого дыхания. После «три» начал сливаться с задаваемым извне ритмом дыхания, тело остывало, мышцы расслаблялись, повинуясь действию обратной связи мерного дыхания. Внимание сконцентрировалось на голосе психотерапевтки, а не своих переживаниях. К счёту «десять» Том совсем успокоился, сам продолжал дышать в том ритме.
Добившись «спокойной картинки», доктор Фрей подала знак коллеге и всмотрелась в монитор. Выносить единоличное заключение она не имела права, но для себя могла сделать выводы, квалификация позволяла. Новообразований в мозгу Тома не наблюдалось.
- Том, подумай о чём-нибудь, что доставляет тебе удовольствие, - сказала доктор Фрей.
Первым на ум Тому пришёл секс. С Оскаром. Он вдумался в эту мысль и нахмурился – нет, не то, сейчас он не хотел. Том начал думать дальше и после недолгого выбора решил думать о торте – сладкого в стенах клиники ему по-прежнему не хватало. Нафантазированный торт выглядел очень аппетитно – большой, шоколадный, с клубничным кремом...
Зона удовольствия в его мозгу вспыхнула активностью. Слишком сильной активностью.
- Том, подумай о чём-то неприятном.
Том скосил набок рот, теряясь в мыслях. Придумать что-то лично для него неприятное – удивительно непростая задача. Раньше он бы справился с ней с лёгкостью, представив крысу и впав в отравленное ужасов отвращение. Но сейчас... На ум ничего не шло, то, что общественно навскидку считается неприятным, не вызывало в нём особых эмоций.
Доктор Фрей на мониторе видела, что Том указание явно не выполнил. Но также видела, что, хоть он и отвлёкся от предыдущей задачи, его центр удовольствия сохранил активность.
- Том, представь фекалии на тарелке, - подсказала доктор, чтобы увидеть более полную и информативную картину.
Как сам не догадался до такой пошло-примитивной вещи? Том непроизвольно скривился от картинки в голове, порождённой словами психотерапевтки.
Мадам Фрей отметила изменения в его мозговой активности. Сейчас он испытывал отвращение, мозг не может лгать, но – центр удовольствия по-прежнему показывал активность, более бледную в сравнении с первым опытом, но заметную.
- Том, подумай о чём-нибудь нейтральном.
С нейтральным представлением у Тома тоже возникли проблемы. Потратив на выбор больше, чем хотелось бы, он остановился на асфальте, обычный серый, ровный асфальт не вызывал в нём никаких эмоций.
Выводы по патологической активности той или иной зоны мозга не делаются без скрупулёзного сравнения снимка с предполагаемой патологией со снимком доказанной нормы. Но для себя доктор Фрей могла их сделать, и выводы эти неумолимы. Первое – активность зоны удовольствия в мозгу Тома превышала нормальные значения. Второе – на протяжении всех проб, должных погасить активность зоны удовольствия, включив иные, соответствующие задачам мозговые зоны, активность в центре удовольствия сохранялась. Что говорит об отсутствии торможения. Говорящая, характерная картина. Современная наука определяет психопатов прежде всего гиперреактивной дофаминовой системой вознаграждения, их зона удовольствия активнее, чем у обычных людей, и это положительное гиперподкрепление порождает в психопатах зависимость от удовольствия. В сочетании с непониманием риска поиск удовольствия даёт поведение, опасное для самого человека и/или для общества. Также людей с психопатическими мозговыми особенностями отличает патологически сниженное или вовсе отсутствующее торможение. Проще говоря – обычный человек может исполнить или не исполнить своё желание, а психопат, захотев чего-то, что сулит ему удовольствие, уже не может остановиться. В силу этого психопаты часто совершают импульсивные поступки, могут проявить физическую агрессию или другое антисоциальное поведение просто потому, что в этот момент испытали такой порыв, а сниженное торможение и непонимание рисков не позволяют задуматься о своём поведении и понять его негативные последствия.
- Том, представь, что ты видишь человека, которому больно, - сказала доктор Фрей, чтобы проверить другие особенности.
Странно – активность на мониторе показала сопереживание, эмпатию, Том чувствовал чужую боль, как свою, что противоречило парадигме психопатической личности. Как и эмоциональность, что в Томе и не позволяло мадам Фрей назвать его психопатом. Она нахмурилась, вглядываясь в монитор, и дала новое задание:
- Том, представь, что тебе нужно ударить ножом человека.
И... ничего. Никакой активности, кроме мерцания в зоне готовности. То есть Том готов ударить ножом случайного, не обозначенного человека, даже без объяснений, почему он должен это сделать. Очень странно. Том не просто неэмоциональный – он подчёркнуто, на разрыв эмоциональный и чувствительный, что противоречит картине клинического психопата. Но его мозг работает именно так – гиперактивность в зоне удовольствия и отсутствие торможения, что доказательные особенности психопатического склада. Том чувствует и понимает боль – свою и, главное, чужую, что отличает его от полных психопатов, которые жестоки не потому, что плохие, а потому, что их мозг работает иначе, не позволяя понимать, что больно может быть не только им. Но в то же время у Тома нет естественного для обычного человека торможения перед причинением опасных действий другому человеку. Том готов сделать то, что уже делал – убить. Как увязать между собой эти противоречивые характеристики? Мадам Фрей быстро выписала на лист выясненные параметры, чтобы позже проанализировать. Навскидку подтверждалась её гипотеза – у Тома есть психопатические предпосылки, но его нельзя считать психопатом в клиническом понимании данного термина.
От полного обследования доктор Фрей отказалась, так как Том уже провёл в капсуле полчаса, ему может быть тяжело находиться в аппарате ещё минимум столько же. Спросив, не беспокоит ли Тома что-то в теле и получив отрицательный ответ, мадам Фрей сказала, что они закончили, и выключила связь.
- Доктор Фрей, вам нужно заключение по обследованию? – спросил у неё коллега.
- Да, доктор Рах.
Тот достал типовой бланк расшифровки показателей МРТ обследования.
- У него нездоровый мозг, - между прочим сказал доктор Рах, начав заполнять бланк.
- Я знаю, - ответила доктор Фрей, глядя в монитор, где застыла последняя проекция мозга Тома.
Тем временем Том, вызволенный из капсулы, переоделся обратно в свою одежду.
- Вы знаете порядок действий, - сказал доктор Рах, протянув мадам Фрей папку с распечатками снимков и расшифровкой.
- Знаю. Спасибо.
Мадам Фрей забрала папку и зашла к Тому, позвала его обратно в своей кабинет. Нужно ли теперь продолжать начатую ей психотерапевтическую линию? На данный момент Лиза в этом сомневалась. Отсутствие ответственности за свои слова и поступки, непоследовательность Тома (та же импульсивность), которые она определила как последствия тройничной травматизации и проявления поведения выживающей жертвы, объяснялись также и особенностями работы его мозга. Возможно, предпосылки были всегда, но что-то их сдерживало, а продолжительная травматизация и раскрепощение объединением, давшим Тому мнимое исцеление, и переходом из статуса «никто» в статус любимого партнёра и затем супруга в отношениях с Оскаром, позволили им проявиться. В более раннем анамнезе Тома, до двадцати трёх-двадцати четырёх лет, доктор Фрей не находила таких ярких проявлений психопатического поведения, какие появились после, что говорило в пользу её версии.
- Что у меня? – расположившись в кресле, спросил Том. – Да? Или...?
В глазах его и на лице тревога, потаённый страх и вместе с тем надежда на ответ, который раз и навсегда положит конец опасениям насчёт себя. Доктор Фрей положила ладони на папку, в которой скрывался секрет, который сейчас интересовал Тома больше всего на свете.
- Том, я предлагаю два пути. – сказала доктор. – Либо я передаю результаты твоего обследование коллегам, они составляют заключение, и тогда я или твой лечащий доктор сообщим его тебе. Либо я нарушаю правила и оглашаю тебе свой вывод по результатам обследования сейчас, потом передаю материалы коллегам, и они подтвердят или опровергнут мои выводы.
- Сейчас, - без раздумий ответил Том. – Да? – добавил, уже не пытаясь скрывать того, как сильно нервничает. – Нет?
Да или нет? В голове пульсом тикает таймер. Доктор Фрей перекрестила сложенные на папке ладони:
- Том, твой мозг обладает психопатическими особенностями.
Время вышло. Том готовился к худшему, но оказался не готов услышать этот приговор. Твердь земли обрушилась. И небеса, чернея и полнясь громом, треснули. И надежды разбились на полной скорости, развеявшись по ветру. Это ответ на все вопросы. Он не умеет любить. Ему никогда не стать как нормальный человек, как ни пытайся. У него мозг с изъяном. Он изъян.
- То есть я... психопат?
Одно воспоминание во многих эпизодах. Одно воспоминание, и холод по спине. Том вспомнил, как, держа в руках нож, испытывал приходящее непонятно откуда, зудящее желание применить его к... Оскару. Порезать, сделать что-то ужасное, о чём сейчас даже думать жутко. Ничего конкретного. Просто желание, без всякого повода, когда всё между ними было хорошо. Неужели он вправду такой? А если он однажды просто возьмёт и сделает, ударит Оскара ножом? Или убьёт ребёнка? Не потому, что он плохой, а потому, что у него мозг с психопатическим изъяном. Лучше быть плохим, потому что человек может измениться, если очень, очень захочет, а мозг не исправишь, это единственный орган, который невозможно пересадить. Том холодел от собственных мыслей, они шевелили и ставили дыбом волосы.
- Нет, - неожиданно сказала доктор. – Диагноза «психопат» в официальной психиатрии нет. Есть только диссоциальное расстройство личности, но его у тебя нет. Том, у тебя есть определённые психопатические особенности, но ты не обладаешь другими качествами, без которых говорить о психопатии нельзя. А именно – ты эмоциональный, чего лишены психопаты, ты умеешь сопереживать. Поправь меня, если я не права.
- Да, вы правы, - кивнул Том, путаясь в мыслях. – Я очень эмоциональный и я... определённо не бесчувственный. Я скорее страдаю от переизбытка чувств, меня перекрывает эмоциями, я часто на них действую.
Мадам Фрей также кивнула, слова Тома подтверждали то, что она думала.
- Том, как я и предполагала до обследования, в твоём случае можно говорить о предпосылках расстройства, но не диагнозе, - сказала доктор Фрей и открыла папку, начиная показывать снимки. – Это твоя импульсивность. Твоя безответственность. Твоя неверность...
Том смотрел в распечатки, не понимая, как так? Как просто снимки мозга могут столько рассказать? Но они рассказывают, всю правду.
- Твоя зона удовольствия гиперактивна, что, как и у других людей с такими особенностями, даёт зависимость от удовольствия посредством гиперреактивной дофаминовой системы вознаграждения. Говоря простым языком – ты получаешь больше удовольствия, чем средний человек. Также у тебя снижено торможение – захотев чего-то, ты уже не можешь переключиться, твоя зона удовольствия остаётся активной и требует выполнения того, что принесёт тебе удовлетворение.
Том удивился: да, это про него. Он не понимает слова «нет» и, если чего-то хочет, добивается желаемого во что бы то ни стало, честными и нечестными путями.
- Так работает твой мозг, - подытожила доктор Фрей.
- Но я не психопат? – уточнил Том.
- Нет. В тебе есть лишь половина качеств, которые определяются как психопатия.
Том подался вперёд, ухватившись за пришедшую мысль, которая дала светлую надежду.
- Доктор Фрей, может быть так, что вторая половина у Джерри? Что мы как бы поделили эти особенности.
- Вероятно, так и есть, - сказала психотерапевтка, ничуть не удивившись вопросу, поскольку сама об этом думала. – По отдельности ни тебя, ни твою альтер-личность нельзя назвать психопатом, но, если вас соединить, получится полный портрет психопатического расстройства.
А ведь он именно в объединении испытывал то, странное и страшное побуждение с ножом в руках... В объединении он изменял, не задумываясь о чувствах Оскара. Просто потому, что ему так хотелось, в тот момент хотелось, и больше ничего его не заботило. В объединении он сомневался в своих чувствах, чувствовал как-то не так, неполноценно.
- Пожалуйста, не ведите меня к объединению, не лечите в этом направлении, - серьёзно попросил Том, покачав головой. – Я не хочу быть психопатом, не хочу быть с искажёнными чувствами и способным причинить боль близким людям.
Лучше навсегда остаться больной жертвой. Намного лучше. Это непростое, но взвешенное решение. Тому было, что терять – себя и всё, что считает важным, и он очень не хотел это потерять. Лучше остановиться и никогда не выздороветь. Никогда не выздороветь в ту, более больную сторону. Психопат опасен для общества, намного опаснее, чем он с одним своим диссоциативным расстройством идентичности.
- Это твой выбор, Том, - произнесла мадам Фрей. – Если ты уверен, что не хочешь, я постараюсь избегать работы, которая может привести тебя к слиянию. Но я должна сказать, что это не обязательно. Психопатические отклонения успешно поддаются коррекции.
- Да? Что мне делать?
Том не ожидал, что есть какой-то выход, он думал, что те треклятые психопатические особенности – приговор.
- Прежде всего не скучать, - сказала доктор. – Отсутствие деятельности на большинство людей действует негативно, но для людей с психопатическими особенностями оно особенно вредно. При отсутствии деятельности мозг человека с указанными особенностями толкает его на поиск удовольствия, чаще всего деструктивными способами, такими как алкоголизм, наркомания, азартные игры, антиобщественные действия, в худших вариантах – насилие, криминал, убийства.
- Оскар тоже говорил об этом, - сказал Том в некоторой растерянности. – Он говорил, что мне обязательно нужно чем-то заниматься, хоть улицы мести, иначе я схожу с ума.
- Это так, Том, - подтвердила мадам Фрей. – Если у тебя уже есть некое желание, например, негативное, деятельность его не перекроет. Но если ты найдёшь дело, которое будет приносить тебе удовольствие на постоянной основе, то сможешь перенаправить свои особенности в позитивное русло. Люди с психопатическими отклонениями зачастую становятся выдающимися профессионалами в своей области, если вовремя выходят на продуктивный путь, именно за счёт гиперподкрепления, толкающего их делать ещё и ещё, лучше и лучше.
Первым, что пришло Тому на ум, опять был секс. Секс прекрасный источник гарантированного удовольствия. Но просто секса мало. Что, мало? Том сам себе мысленно удивился. Просто секс? Это как понять? Том мотнул головой, отгоняя эту мысль, которая уводила не туда. Решил как-нибудь потом об этом подумать, сейчас о другом надо.
- Важно, чтобы твоя деятельность включала в себя победы, так как именно они источник удовольствия, - тем временем добавила мадам Фрей. – И желательно, чтобы приносящая удовольствие деятельность была не одна. Основная может быть одна, но наличие разных направлений реализации твоей потребности даст наилучший результат. С этим не должно возникнуть проблем, не думаю, что ты делаешь только то, что тебе не нравится, люди всегда тянутся к тому, что приносит им удовольствие.
Том задумался в поисках того, какое занятие может избрать для получения удовольствия и удовлетворения. И спросил:
- А успешная фотоссесия считается за победу?
- Том, ты должен ответить на этот вопрос. Ты считаешь успешно проведённую фотосессию победой?
- Да, - немного подумав, сказал Том, вспоминая то чувство подъёма на пике творческого процесса и по его завершению, и после, когда обрабатывает снимки и видит конечный результат, которым хочется поделиться с миром.
Доктор Фрей слегка улыбнулась:
- Ты ответил на свой вопрос. Пусть это будет работа с камерой.
Том и сам думал об этом, он имел множество идей и желание их реализовывать. Но потом они с Оскаром начали встречаться, и всё остальное стало неважным, кроме их отношений. Потом они съехались. Потом... В какой-то момент забыл, что в его жизни может быть что-то кроме Оскара. Его мир вновь замкнулся на одном человеке.
Психотерапию сегодня они так и не продолжили, Том не мог собраться и переключиться с того, что узнал, и того, что оно означало и меняло в его жизни. Всё меняло. Или ничего?
Вернувшись в палату, Том сел на кровать. Вчера узнал, что травма подвала до сих пор определяет его жизнь и что он как был, так и остался жертвой, просто очень хорошо приспособившейся. Сегодня узнал, что от роду ему написано быть не таким как все, что не конченный и невоспитанный, а у него мозги с изъяном. Что дальше? Новый сеанс, на котором может вскрыться что угодно, пугал, но всё равно почему-то не хотелось остановиться и убежать от терапии, заставляющей заглянуть в себя. Мол, он маленький и глупый и ничего не хочет, он в домике. Нет, он не в домике. Его домик – эта клиника.
Хотелось поговорить с Оскаром, рассказать ему о том, что узнал о себе. И не хотелось. И не знал как. И не был уверен, надо ли. Но Оскар и сегодня не приехал. Оно, наверное, к лучшему. Сначала нужно в себе разобраться, а потом уже с кем-то и думать, как и куда дальше идти.
Том спросил психотерапевтку, расскажет ли она Оскару о его психопатии, и попросил не рассказывать. Мадам Фрей обещала оставить это между ними. Честно ли это? Нет, нечестно. Пусть Оскар сам обманул его, скрыл важное, но это очень разные вещи и уровни ответственности. По-хорошему, ребёнок касается только Оскара. А его, Тома, психопатические отклонения могут коснуться и Оскара, и ребёнка. Но Том был не готов говорить. Опять же, испытывал нужду разобраться сначала в себе, наедине с собой решить это новое.