Топорок.

2 часть.

Когда они вернулись домой, мать Виктора сразу пошла ложиться спать. А вот сам Виктор не хотел этого делать, уже зная, что ему снова приснится тот же самый кошмар.

Из-за этого он просто лежал на своей скрипучей кровати, устремив взгляд в деревянный потолок. Тени, отбрасываемые деревьями за окном, медленно двигались, словно живые, создавая странные узоры. Время тянулось бесконечно, пока наконец не наступили предрассветные часы — где-то около пяти утра хотя нет все таки чятыри. его глаза были расплывчиты из-за не досыпа по этому не до конца видел что было на часах.

Вскорее Виктор начал слышать странные звуки. Сначала он подумал, что это снова игра его воображения. «Галлюцинации», — устало подумал он, закрывая глаза. Но тут, повернув голову к окну, он чуть не свалился с кровати.

За окном, освещённый тусклым светом уличного фонаря, стоял Дамиен. Его глаза, зелёные, как июльский лес, смотрели прямо на Виктора, будто проникая в самую глубину души.

Виктор поспешно вскочил с кровати и направился к окну. Открыв его, он вдохнул ночной воздух Парижа, пропитанный запахом дождя, асфальта и едва уловимым ароматом багетов, доносящимся с boulangerie на соседней улице.

— Mon Dieu, Дамьен, что ты здесь делаешь? Твоя мать убьёт тебя! — воскликнул Виктор, не понимая, что его кузен мог делать у него в чятыри часов утра. На улице было темно, и только редкие огоньки уличных фонарей мягко освещали фасады старинных домов.

— Как ты вообще сюда попал?— спросил Виктор, но Дамьен молчал, глядя на него как на сумасшедшего. Лишь его улыбка постепенно изменилась, став грустной, а взгляд потускнел, будто устремился в пустоту.

Виктор схватил кузена за плечи и начал трясти: — Да что с тобой, черт возьми, не так?!

Его крики нарушили ночную тишину. Из соседнего дома прямо с балкона кто-то крикнул: — Avec qui vous parlez à cette heure, jeune homme? (С кем вы разговариваете в такой час, молодой человек?) — Женщина лет тридцати выглянула из окна, пытаясь разглядеть, что происходит.

Виктор в страхе посмотрел на неё, а затем снова повернулся к Дамьену. Но тот... исчез. Вместо лица на его лице была лишь пустая гладкая поверхность.

Тут Виктор услышал тихое мяуканье за своей спиной. Он обернулся и увидел белую кошку. Но что она здесь делала?

— Мяу. Мяу. Мяу, — раздавалось снова и снова. Кошка будто пыталась свести Виктора с ума! Тогда он не выдержал. Он выбежал в коридор, схватил топор и замахнулся на бедное животное. Раз! Голова кошки упала на пол. Её язык торчал наружу, глаза вот-вот готовы были выкатитса, а белая шерсть окрасилась в место красный а розовой кровью.

Когда Виктор оглянулся назад, он снова увидел Дамьена. Тот стоял без лица. Тогда Виктор, охваченный паникой, бросился на него с топором, но вдруг потерял сознание.

Когда он проснулся, то увидел, как к их дому подъехала скорая помощь. Соседи смотрели на него, как на мертвеца, а сам Виктор не понимал, что происходит вокруг. Рядом с ним сидела его родная мать, рыдая навзрыд.

С другой стороны находился Дамиен с той самой лисьей улыбкой. — Ну что же. Может, ещё раз? — сказал он, вытаскивая топор из своего сердце где размахнулся ранее виктор.

Виктор испугался, но, увидев, что на груди ничего нет, выдохнул с облегчением. Затем он ужаснулся во второй раз, когда кошка, которую он обезглавил, медленно и скользко ползла в его сторону. Виктор не испугался, а только сморщился.

И тут случился третий шок: кошка изменила свою форму, превратившись в ту самую девочку. Виктор медленно поднялся с кровати, полз к ней, а затем упал на колени, смотря на неё, как на ангела. Её руки были такими же холодными, как у него самого. Она спрятала его ладони в свои, прежде чем медленно поднять его с пола и потащить за собой к большому зеркалу, стоящему в коридоре.

Когда Виктор посмотрелся в него, он был весь чёрным — от волос до глаз. Всё тело и одежда были покрыто чем та черным, будто бездонной тьмой. Не успел он задать вопрос, как девочка столкнула его вниз в зеркало, прыгая за ним следом.

Падение было стремительным и захватывающим. Виктор смеялся, как безумец, пока не проснулся весь в поту. На его лбу лежало мокрое полотенце. На кухне он увидел мать, готовящую кашу. Когда Виктор посмотрел на будильник, было уже 7 часов утра. Его сердце колотилось, как бешеное, а он всё ещё не понимал, что это было: сон или почти сон может что-то на подобие сна?

— Виктор, ты проснулся... — спросила мать, подбегая к сыну и крепко прижимая его потную голову к своей груди. — Мам... — прошептал Виктор, обнимая её обратно. И тут он увидел мёртвую обезглавленную крысу в коридоре. Виктор побледнел, пытаясь понять, что было сном, а что — явью. Какая часть его опыта была реальностью, а какая — полным абсурдом?

Виктор ничего не понял и смотрел на неё с болезненным недоумением. — Как с окна упал? В смысле с окна упал? — Да вот. В около пяти утра кто-то стучится в дверь, встаю! А там муж соседки, тебя на руках домой принёс вместе с топором! Я сначала подумала, тебя убили! Потом оказалось, его жена видела, как ты подошёл к окну, смотрел в пустоту открытыми глазами и размахивал топором! Топором! повторила она это слова дважды чуть ли не в истерике расказывая сыну я событиях.

Она закричала, обнимая его крепче к себе. Всхлипывая, она села рядом с ним и продолжила: — Наш сосед уложил тебя в кровать, сказав, что никаких ранений у тебя, слава Господу, нет!

Виктор с широко открытыми глазами смотрел то на мёртвую крысу, то на окно, то обратно на мать. — Это из-за бессонницы... мне глюки мерещились... — сказал вдруг Виктор, из-за чего мать разозлилась. — Ах, глюки мерещились? Из-за бессонницы? А кто тебе говорил не спать трое суток?! — закричала она, встав и уходя обратно на кухню, чтобы выключить плиту. — Ты у меня теперь в 9 вечера ложиться будешь!

Она продолжала ворчать себе под нос, пока Виктор смотрел, как чёрные мухи садились на мёртвую крысу. Посмотрев ещё раз на будильник, Виктор понял, что у него ещё есть время, поэтому решил быстро заштопать школьную форму, пока мать убиралась и готовила завтрак.

Он пошёл в комнату родителей, где начал искать нитки и иголки. Иголки он нашёл, но подходящего цвета ниток не было. Поняв, что в школу его в рваной одежде не пустят, он решил прогулять школу и вместо этого пойти в магазин за новыми нитками.

Сбережений у него было немного, но на нитки точно хватало. После завтрака и ещё пары ласковых слов от матери он вышел на улицу и столкнулся с Дамиеном.

— Я всё слышал, — сказал вдруг Дамиен

. — Что слышал? 

— Как ты этим утром топором махал и орал во всё горло, как псих!

Дамиен засмеялся, зля Виктора. Тот хотел пойти обратно за топором и вмазать ему, как во сне, но воздержался, лишь слегка посмеиваясь над собой вместе с Дамиеном из-за собственных нервав.

— Тебе что, от нечего делать совсем голову снесло? Ты чего, посреди утра из окна вылезая, топором машешься?!

— Да вот... жить надоело, решил что-то новое попробовать... — пробормотал Виктор.

 — А чего школьной формы-то на тебе нет? — спросил Дамиен, указывая на простую домашнюю одежду Виктора. 

— Я... сегодня не смогу прийти, я всю одежду вчера порвал.

Из этих слов Дамиен снова разразился смехом. — У тебя приключений больше, чем у Маленького принца! Как? Ну как тебя угораздило? 

— Да вот ключи я вчера потерял... искал-искал, не нашёл... зато кое-что о новой девочке узнал... — сказал Виктор, видя удивлённое лицо Дамиена.

— Знаешь, — сказал Дамиен, посмотрев на свои ручные часы, а затем снова на Виктора, — я до школы всё равно уже не успею, так что пойду с тобой уроки прогуливать. 

— Тебя мать удушит, а меня зарежет. Потом расскажет моей маме, и будет всё по кругу, только наоборот! — сказал Виктор. 

— Если узнает.

Поняв, что Дамиена не уговорить, Виктор просто смирился, и, кивнув головой, они оба пошли в сторону магазина, где Виктор собирался купить нитки.

— Кстати, твоя мама не заметила, что ты без школьной формы из дома вышел? 

— Она по четвергам на работу всегда раньше уходит. Говорит, у неё такой график. Хотя я так и не понял ее планировку.

 — Ну понятно. Ключи-то хоть взял? — спросил Дамиен, и Виктор замер.

Дамиен, поняв, что к чему, снова засмеялся, хлопая Виктора по спине. — Придётся нам ещё и к ключнику зайти!

Путь обоих был недалёким и, казалось, без особых приключений, пока Виктор не заметил, как взгляд Дамиена устремился на сад цветов их соседа — пожилого мужчины 69 лет, бывшего лейтенанта, участника Второй мировой войны.

— Даже не думай, — резко сказал Виктор, чувствуя уважение к старику и не желая тревожить его душу, наполненную трагедиями.

— Ещё чего! — огрызнулся Дамиен, явно не слушая. — Он распускает слухи про моего покойного отца, а я что, должен стоять и молчать?

С этими словами он направился к соседскому забору, легко перелез через него и начал топтать лилии — цветы, которые лейтенант особенно любил. Виктор не знал, как остановить это безобразие, и только молча наблюдал, недовольно сжав губы. Дамиен, словно нарочно, запачкал свои дорогие ботинки в земле, не обращая внимания на последствия.

— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ, ЩЕНОК?! — внезапно раздался громкий крик из окна. — ОСТАВЬ МОИ ЛИЛИИ В ПОКОЕ!

Сосед, разозлённый до предела, схватил ружьё. Завидев это, Дамиен поспешно отступил, перепрыгнул через забор и бросился наутёк. Виктор бежал следом, раздражённый, но тоже не желая остаться под выстрелами.

— Вроде сын бизнесмена, а ведёт себя как полный глупец, — подумал Виктор, пока Дамиен, схватив его за сиреневый свитер, чуть не порвал его.

Сосед пытался догнать их, выстреливая в воздух, но в своём возрасте, да ещё в тапочках и халате, это ему давалось тяжело. После нескольких минут погони оба мальчика оказались в винограднике, сами не понимая, как туда добрались.

Дамиен, обессиленный, упал на колени, уткнувшись лбом в ствол виноградной лазы.

— Ты бессовестный... — выдохнул Виктор, тяжело дыша.

Дамиен лишь глупо улыбался, прекрасно осознавая, что поступил неправильно, но находя в этом своё странное удовлетворение. Виктор хотел продолжить читать ему лекцию, но их перебила пожилая женщина — местная бабушка Моня.

— Прогуливаетесь? — спросила она добродушно, держа корзину с виноградом.

— Да что вы! Мы спасали свои жизни! — с наполовину правдой ответил Дамиен.

— Ну-ну. А что такое случилось? Расскажите, почему вы так убегали?

— Скорее, от кого, — поправил Виктор пажелую быбушку, всё ещё злясь на кузена.

— Да вот наш сосед, бывший лейтенант, совсем с ума сошёл! Ровно в 8:17 атаковал двоих беззащитных парней настоящим ружьём! Ай-ай-ай... — Дамиен драматично развёл руками, чем только больше разозлил Виктора.

Тот уже готов был накричать на него, чтобы он перестал нести чушь, но бабушка Монон строго посмотрела на Виктора, давая понять, что ссоры не нужны.

— А за что он так с вами, внучек? — спросила она, угощая обоих виноградом.

— Да его любимые лилии... случайно растоптал, — пробормотал Дамиен.

— Ага, случайно, — с сарказмом вставил Виктор, бросив взгляд на кузена.

— Подумать только, цветы какие-то!

 Ай-ай-ай! — вдруг закричал Дамиен, когда бабушка потянула его за ухо.

Виктор едва сдержал смех.

— Эти лилии значат для него многое, — строго сказала бабушка Моня. — Они напоминают ему о погибших солдатах, бестолочь ты!

— А то, что он слухи про моего покойного отца распускает, это нормально?! — возразил Дамиен.

— После его смерти все только и говорили, что он педофил! А он не такой! Это неправда! С чего вообще это взяли?! А всё из-за этого старика... — начал он, но бабушка вновь потянула его за ухо.

— О старших плохо говорить нельзя! Угомонись и рассказывай о своих страданиях без оскорблений врага. А то виноватым окажешься ты, а не он, — строго сказала она.

Виктор молчал, не зная, как реагировать. О слухах про отца Дамиена он тоже слышал, но не придавал им значения. Теперь же он вдруг задумался, какой траур испытывал Дамиен, потеряв отца и терпя грязные слухи о нём.

Когда Виктор, устав, опустился на землю, Дамиен сразу подал ему руку, чтобы помочь встать.

— Простите, бабушка Моня, но я его ненавижу, — сказал Дамиен, намекая на соседа. Схватив Виктора за руку, он повёл его за собой.

Бабушка Моня тяжело вздохнула, понимая, как трудно приходится этим двоим. Один живёт в бедности и переживает душевные травмы, другой — в богатстве, но с полным непониманием со стороны матери. Покачав головой, бабушка тихо помолилась за них и продолжила собирать виноград.

В это же время Виктор и Дамиен зашли в магазин за нитками, которые так срочно были нужны Виктору. Просторное помещение со множеством товаров слегка сбивало его с толку, и он начал бесцельно бродить между полок, вызывая у кассирши заметное недовольство котороя до этого читала классику у себя на кассе.

— Неужели нельзя попросить а помощи? — фыркнула она раздражённо, направляясь к Виктору.
— Вам нужна помощь? Что вы ищете? А где вы уже смотрели? А что вам вообще нужно? — тараторила она, что начинало всерьёз раздражать мальчика.

Виктор был готов прикрикнуть на женщину лет двацыти-пяти:
— ОТСТАНЬТЕ ОТ МЕНЯ, МАДАМ!

Но сдержался. Ведь его мать не так его воспитывала. Сжав зубы, он выбрал первые попавшиеся нитки, бросил их на прилавок, заплатил и вышел на улицу, где его уже ждал Дамиен, который с явным удовольствием уплетал карамелизированные орешки.

— Ты чего такой кислый? — спросил кузен, грызя орешки, словно белка.
— Ничего, идём давай...

— Виктор! — окликнул его Дамиен, но тот не ответил.
— Витя! — снова повторил он, уже громче.
— ВИТЯЯЯЯ!
— ДА ЧЕГО ТЕБЕ?! — взорвался Виктор, резко оборачиваясь к кузену.

— Ты зачем купил красные и жёлтые нитки, если тебе нужны были белые и тёмно-синие?

Виктор растерянно посмотрел на нитки в своих руках, потом перевёл взгляд на Дамиена, а затем вновь на нитки. Ошибка осознания выбила его из равновесия. Он понял, что в спешке взял совсем не то, что ему нужно. Возвращаться обратно к кассирше ему вовсе не хотелось, и денег на вторую покупку у него тоже не было.

Сначала он хотел выбросить нитки, но потом передумал. «Может, пригодятся», — подумал он и спрятал их в карман.

— Орешки будешь? — предложил Дамиен.
— Не хочется...

Не дожидаясь ответа, кузен выбросил оставшиеся орешки в ближайшую урну.

— Ты что творишь? Это же еда! Зачем сразу выбрасывать? — укоризненно спросил Виктор.
— А зачем они мне, если больше не хочется? — пожал плечами Дамиен.
— Ну ты и балбес, — с досадой сказал Виктор. — Балбес и бессовестный человек!

Дамиен промолчал, изобразив равнодушие, хотя внутри это его задело.

— Ладно, я пошёл. Нитки у мадам Руссо попрошу. Надеюсь, она даст, — сказал Виктор, направляясь в сторону соседского дома направляясь ктой самой мадам чей муж прошлой ночью принес его самого на руках.

Дамиен лишь кивнул в ответ, оставаясь стоять на месте. Он не знал, куда идти дальше. До окончания школьных занятий оставалось ещё четыре часа, и появляться раньше времени было нельзя. Оглядев свои руки, он вдруг ощутил странную лёгкость.

— ПОРТФЕЛЬ! — воскликнул он, хлопнув себя по лбу.

Не теряя ни секунды, он бросился обратно в магазин, где они с Виктором только что были.
— У вас тут случайно не оставался портфель? — быстро спросил он у кассирши.

— Нету, — сухо ответила женщина, сидя за прилавком и листая очередной томик классики а именна «451 градус по Фаренгейту».

От этого ответа по спине Дамиена пробежали мурашки. Оставалось проверить ещё два места.

Сначала он отправился в виноградник, где работала бабушка Моня. Она как раз поливала лозы, напевая себе под нос какую-то старую французскую песенку а если точьнее Стихи Шарля Бодлера («Цветы зла»).

— Бабушка Монон, вы случайно мой портфель не видели? — спросил он с надеждой в голосе.

— Нет, внучек, не видела, — ответила она, поманив его рукой поближе. — А что, потерял?

— Потерял... Портфель дорогой! Кожаный, чёрный. Мама меня убьёт!

— Ах, mon pauvre enfant (мой бедный ребёнок), — покачала она головой, слегка ухмыляясь. — Ты бы о маме раньше думал, прежде чем такие вещи терять.

Слова старушки больно ударили по самолюбию Дамиена, и его лицо стало серьёзным при одном только упоминании матери.

Попрощавшись с бабушкой Моней, он направился к дому соседа-лейтенанта.

Как только Дамиен увидел соседа-лейтенанта, державшего в руках его чёрный кожаный портфель, сердце мальчика замерло. Казалось, лейтенант ждал его, сдержанно улыбаясь, но в этом взгляде угадывалась злая насмешка.

— Bonjour, petit (Добрый день, малыш), — произнёс он с легкой издёвкой, медленно доставая из кармана халата небольшой нож.

Дамиен был готов застрелить деда из его же ружья, но пока такой возможности у него не было. Поэтому он оставил эту мысль на будущее, медленно отдаляясь от дома.

— Вы, лейтенант, слишком уж строги по отношению к мальчику,— сказала бабушка Моня, с грустью глядя на Дамиена, которого знала почти всю его недолгую жизнь. Ей было жаль 14-летнего парня, зная, через что ему пришлось пройти.

— Мой сын, знаете ли, тоже был ни в чем не виноват. Но жизнь обошлась с ним жестоко. Теперь он в могиле, — ответил лейтенант, нервно покусывая губу, почти до крови. Гнев и ненависть к семье Дамиена пылали в его глазах.

Бабушка Моня покачала головой, смотря на потертый портфель мальчика. Она в очередной раз поняла, как несправедлива может быть жизнь. Настолько, что добрые, непонятые люди становятся злодеями, а окружающие их знакомые — пособниками.

— Вы слишком уж добры, мадам, — сказал лейтенант, презрительно оглядывая её.

— А как же иначе быть, мсье? Хоть кто-то из вас, balourds*, должен выслушивать людей. Или вы думаете, что каждый из нас родился с этим clé под счастье? — с болью в голосе ответила она, переживая не только за своих близких, но и за всех тех, кого жизнь ломала безжалостно.

Самому же Дамиену в это время уже было нечего делать, поэтому он решил вернуться в особняк, надеясь, что его мать будет спать. Она была в основном ночной бабочкой в своем собственном видении.

Зайдя через большие черные ворота, которые открыл ему швейцар, он направился ко вторым дверям дома.

По пути он помахал рукой темнакожей девочке, младшей Дамиена на 5 лет, которая занималась садоводством во дворе, помогая садовникам поливать красивые красные розы, которые так любила мать Дамиена.

Сами двери уже открыл ему верный слуга Жамал.

— Вы сегодня рано, молодой господин... — сказал он, но сам Дамиен его проигнорировал.

— Мама спит? — спросил он коротко и ясно, чувствуя себя немного нервным.

— Нет, не сплю, — ответила ему мать, выходя на поверхность белой лестницы и направляясь в разные помещения.

— Скажи мне, дорогой сын, где ты был? Где тебя носила судьба? Что за внешний вид? Что за поведение? Что за позор? — спросила она спокойным тоном, её длинное ярка-красное платье из шелка как будто кричало о её гневе к сыну, полностью разочарованному в нём.

Сам же Дамиен понял, что врать бессмысленно, да и толком не мог.

— Прогуливал... — пробормотал он, опустив глаза вниз.

— Ах, прогуливал... Прогуливал, он знает ли! Все ли он знает? — сказала она, сначала спокойно, а потом слегка повышая тон.

— Где твой кожаный черный портфель? — вдруг заметила она, и Дамиен вздрогнул.

— Собаки отобрали... — соврал он.

— Да, за тобой сами собаки и гонялись! — сказала она нервно, оглядывая его.

— Она продолжала трогать свои кудрявые рыжие длинные  волосы уложенные вкросивый пучек, поправляя их, не прекращая этого нервного тика.

— Смотри в глаза, когда с тобой говорят! — произнесла она, и его взгляд медленно поднялся на неё.

— Ну и зачем я тебя такого воспитала?! Люди потом будут говорить, какая я бессовестная мать! — продолжала она, почти не закатывая истерику, сильно зависимая от мнения общества.

— Иди в свою комнату. Переоденься, выгляди прилично и будь готов к урокам на рояле, — сказала она, и Дамиен покачал головой в знак согласия.

— Бог создал тебе язык, чтобы болтать, а не голову, чтобы кивать, — подметила она, ещё больше раздражая сына.

Дамиен ничего не ответил, медленно шагая к своей комнате. Как только дверь лёгко захлопнулась, он прыгнул на кровать, оря на свою подушку, как обезумевший, пытаясь избавиться от своих трудно контролируемых чувств. Хотя для её матери это было слабостью.

— ЖАМАЛ! — вдруг воскликнул он, и его слуга, как по мгновению, оказался рядом.

— Да, молодой господин? — спросил он.

— Приготовь мне одежду. У меня уроки по роялю скоро начинаются... — сказал Дамиен, с трудом сохраняя спокойный голос.

Жамал быстро кивнул и вышел из комнаты, передав просьбу горничным.

— Бедный мальчик... — говорил он, мило общаясь с горничными, которые с пониманием относились к частой агрессии мальчика.

— Мадмуазель слишком жестока к своему сыну, — сказала одна из горничных, сама являясь матерью той самой восьмилетней девочки.

Тем временем Дамиен был у себя в туалете, смотрел в зеркало и укладывал свои русые волосы достойным образом. Он был одет в белую рубашку с галстуком, черные брюки высокого качества и начищенные ботинки. Вся его одежда говорила о высоком статусе.

Во время он зашел в музыкальную комнату, где его также ждали большие старинные картины, скульптуры и сам учитель.
— Опаздываете, — сказал он грозно, смотря в мальчика, чуть ли не в душу.
— Я вовремя, — сказал он с уверенностью, садясь за рояль.
— Потом эта женщина с меня деньги срежет, — произнес он про себя с недовольствием, смотря на мальчика, который уже разогревал пальцы, после его слов резко приостановившихся.
— Эта так называемая женщина срезает с вас деньги только в том случае, если вы плохо меня обучаете, — сказал дамьен через зубы. Играя акорд с7
— И если она делает это часто, может, вам стоит задуматься, что вы за учитель?
Из-за слов мальчика глаза учителя чуть ли не затреслись от гнева. После чего прозвучал акорд D7♯9
— Может, вы не так хороши, как думаете? — продолжал Дамиен, не останавливаясь. Играя акорд Bdim
Сам учитель сделал вдох, прежде чем ответить:
— Вы совершенно правы, молодой господин.
Дамиен не сразу понял, что имел в виду учитель, пока не почувствовал это. Учитель не мог давать физически никакого беспокойства, что было на руку Дамиану, но психологически...ему все же сходила с рук.
— Возможно, настало время поменять технику обучения, — сказал он твердо.
Мальчик заметил, как время занятий удлинилось: если изначально урок должен был длиться только час, то он уже продлился на целых три. Прошел всего час из этих трех, но для Дамиена это была целая вечность! Заново и заново он проигрывал те же композиции, которые играл, когда только начинал играть на рояле. Голова уже болела от этой повторяющейся мелодии, пальцы сильно числились, и Дамиен ощущал сильное желание сыграть что-нибудь посложнее и побыстрее.
Прошли все три часа мучений, играя композициию Сонатины Клементи или Кулау
Дамиен поспешно вышел из комнаты, направляясь в свою собственную, чувствуя злую, довольную ухмылку учителя.
Он сразу упал на кровать, имея уже нервный тик от этой композиции. Он перестал играть её чятыри минут назад, но в голове у него всё так же крутились те же проклятые ноты.
Снова и снова! Снова и снова! До мажор (C) → C - E - G Соль мажор (G) → G - B - D До мажор (C) → C - E – G До мажор (C) → C - G - C Соль мажор (G) → G - D – G До мажор (C) → C - G – C ОТ ЭТОГО МОЖНА БЫЛА СОЙТИ С УМА!

После чего он услышал открывающуюся дверь и увидел свою мать, в этот раз в темна-фиолетовом длинном платье производя в печетления зогадочной женщины.
— Ты ведь знаешь, что всё, что я делаю, я делаю ради тебя? — произнесла она, те же самые слова, которые должны были дать понять сыну, какой он ничтожество, который уже разочаровал её.
— Да, мама. Я знаю, — мог только ответить он.
— Тогда почему... ты это делаешь? Почему ты не можешь быть обычным мальчиком, который просто ходит в школу, учится на отлично, имеет друзей высокого общества, идет домой с уверенной улыбкой на лице, показывая, что он стоит чего-то?!
— ПОЧЕМУ Я ЭТОГО НЕ ВИЖУ?! НЕ УЖЕЛИ Я НЕ ДОСТОЙНА ЭТОГО?!
Она закричала на него, из-за чего он только вздрогнул.
— Почему ты делаешь мне больно?!
Она спрашивала его, с слезами на глазах.
— Неужели я настолько ужасная мать?! Я ведь всё делаю — я ночами работаю, поддерживаю семейный бизнес, плачу за твою школу и за школу Виктора, как ТЫ меня попросил, и устроила тебе уроки рояле, как ТЫ меня просил. Одежду покупаю самую лучшую, зная, что мой СЫН  достоин лучшего, так почему же я не могу получить от тебя обратного?
Бормотала она с усталым голосом, с синими кругами под глазами от бессонных ночей.
— Мальчик мой... — сказала она, обнимая своего сына.
— Прости меня, мать свою родную... — сказала она, слегка покачиваясь, смотрела в потолок, рыдая. После вытряхнула слёзы платком, а затем шмыгнула носом и продолжила.
— Я поговорила с твоим учителем по роялю.
Из-за этих слов зрачки Дамиена чуть ли не исчезли из его глаз.
— Я дала ему своё законное разрешение на физичиское строгое обучение тебя. Это для твоего же блага, — сказала она, вставая на свои каблуки.
— Всё будет хорошо, не переживай, — сказала она, держа его лицо в обеих ладонях.
— Ты будешь лучше! — сказала она, после чего чмокнула его в волосы и вышла из его комнаты.
У Дамиена не было выражения на лице. Глаза смотрели в пустоту, а рот, казалось, был пришит нитками.

Уже перед сном он принимал ванну, смотря в потолок. Вода снимала напряжение, раздражавшее его тело, но не успокаивала разбитую душу. На руках слегка щипали раны от порезов которые остовляли ему другие учителя других предметав, а мокрые ресницы всё больше клонили его ко сну.

— Молодой господин, — вдруг раздался голос Жамаля, постучавшего в дверь. — С вами всё в порядке? Вы не выходите оттуда уже полтора часа!

— Полтора часа... — пробормотал себе под нос Дамиен, не понимая, почему в музыкальной комнате время тянется так медленно, а когда ему нужно исцелить свою израненную душу, оно пролетает, как по щелчку пальцев.

После слов слуги он завернулся в белое полотенце, которое тут же испачкалось его собственной кровью. Одетый, он вышел из ванной и приказал Жамалю сжечь полотенце как будта приказал избовитса от его ран. Затем Дамиен отправился в свою большую кровать, крепко обнял одеяло, пытаясь насытиться его теплом — тем самым, которого ему так не хватало от родной матери.

Но чувство было одинаковым. Ненастоящим. Неискренним, каким ему хотелось бы его ощущать.

Так прошёл его день, пока он не потерялся в своих снах.