Топорок.

Франия Париж 1955 год

1 часть.

Взгляд Виктора упал на топор, который остался ему от умершего отца. Он стоял в углу коридора, и тень от него всё увеличивалась и увеличивалась, будто он вот-вот оживёт и нанесёт удар самому Виктору.

Семнадцатилетний мальчик проснулся весь в поту после того, как ему приснился тот же коридор, тот же топор в углу и те же самые тёмные, навязчивые мысли. Он встал раньше будильника, аж на час!

Своей ладонью он оттолкнул кудрявые волосы, прилипшие ко лбу от пота, и медленно встал с кровати, которая издала знакомый скрип — звук, сливающийся с тихими звуками пробуждающегося Парижа за окном.

Мечта любого школьника — спать столько, сколько позволяют каникулы, но мечта Виктора — проснуться как можно раньше, покинуть свою холодную постель, где его преследовали страшные сны, и отправиться на кухню. В это время он либо увидит тени, танцующие на стенах под светом уличного фонаря, либо свою любимую мать, которая тихо сидела бы в углу, рыдая в свой глубокий синий платок. Этот платок, привезённый ещё из Прованса, был таким же глубоким, как горе его матери, потерявшей мужа полтора года назад.

Виктор часто задавал себе один и тот же вопрос: что хуже? Видеть один и тот же кошмар на протяжении полугода или наблюдать, как его мать утирает свои горькие слёзы в одиночестве?

На этот раз, когда он проснулся, к его облегчению, мама ещё спала. Значит, когда она проснётся, будет бодрой и готовой начать новый день. Она вновь выйдет в их крошечный дворик, чтобы поприветствовать соседей, которые жили так близко, что их разговоры можно было слышать даже через тонкие стены. Старый дом, оставшийся им после войны, едва стоял на своих перекошенных балках, но мама Виктора категорически отказывалась продать его, несмотря на заманчивые предложения. Этот дом был её последним связующим звеном с прошлым, с воспоминаниями о счастье и боли.

Когда Виктор вошёл на маленькую кухню с деревянным столом и покрытым трещинами кафелем, он налил себе стакан холодной воды. Не желая будить мать, он решил не рисковать и не стал варить себе крепкий кофе. Вместо этого он сел на низкую табуретку у окна, где часто сидела мама, и задумался. За окном сияла луна, медленно скрываясь за горизонтом. Её серебристые лучи падали на брусчатку улицы, создавая иллюзию танца теней, которые Виктор наблюдал с детства.

Засмотревшись на эту картину, он не сразу заметил, что мама уже проснулась. Она стояла в дверях, опираясь на косяк, и молча смотрела на сына. Затем она тихо подошла к шкафчику, чтобы заварить себе утренний чай.

— Надеюсь, это не я тебя разбудил, — пробормотал Виктор, отводя взгляд от окна. Его голос звучал устало, словно принадлежал взрослому мужчине, а не подростку.

— Вообще-то уже семь утра, мой день давно начался, — улыбнулась мама, заливая кипятком листы чая из жестяной коробки с надписью Mariage Frères. — А ты бы ещё почасика бы поспал. Почему не спишь? Голубей, что ли, считаешь? Даже они ещё отдыхают в своих гнёздах.

Её голос был мягким, но бодрым, а улыбка скрывала ту боль, которую она носила в себе.

— Да вот... не спится, — ответил Виктор, уставившись на лучи солнца, пробивающиеся сквозь узкие шторы.

Снаружи уже слышались первые шаги прохожих и звон колокольчика булочной за углом. Париж, словно оживая, начинал новый день.
— Ну раз уж у тебя есть ещё целые пол часа, так не будем его тратить напрасно! — сказала мать Виктора, стараясь использовать каждую минуту с пользой. Она всегда стремилась сделать всё возможное для их маленькой семьи, столкнувшейся с финансовыми трудностями.

— Я вот тесто приготовила ещё с вечера, оно как следует отдохнуло! Сейчас будем лепить круассаны. Среда ведь, не как обычно! — продолжила она, решительно выгоняя сына с деревянной табуретки.
Виктор наблюдал, как мать ловко залезла на табуретку, чтобы достать из верхнего шкафа миску с тестом, прикрытую клетчатым бело-красным платком. Увидев, что табуретка начала шататься, он тут же подбежал и поддержал мать за талию, помогая ей аккуратно спуститься.

Рассыпав на стол муку щедрым слоем, чтобы тесто не прилипало, она отошла к зеркалу. Рыжие кудри выбились из пучка и мешали ей работать. Виктор заметил шпильку, лежащую на краю стола, и закрепил ей свою чёлку, чтобы волосы не лезли в лицо. Мать, в свою очередь, завязала волосы ярким жёлтым платком в белый горошек — подарок её покойного мужа. Теперь они могли начать лепить.

Их руки уже давно привыкли к этой работе, но в доме каждый круассан был на вес золота. Пока мать разделывала тесто, будильник Виктора внезапно зазвенел, заставив обоих вздрогнуть. Сын быстро стряхнул муку с рук и побежал выключать его, чтобы не нарушать утреннюю тишину.

— Ну иди готовься, а то в школу опоздаешь! — сказала мать, откладывая лепку на второй план, чтобы приготовить Виктору завтрак.

Сам Виктор тем временем одел белую рубашку с облемай его школы, которую мать погладила с вечера, используя горячую сковородку вместо утюга которую она прадала еще неделю назад что бы хоть как та пракормить себя и своего сына. К рубашке он подобрал тёмно-синие штаны и свои единственные чёрные кожаные ботинки, которые прекрасно сочетались с простым чёрным ремнём.

На кухне уже пахло горячим молоком. Мать быстро подогрела его, добавив немного соли, и раскрошила туда черствый хлеб. Этот простой суп был обычным завтраком для бедных семей Парижа. Виктор съел его молча, но быстро, так как времени оставалось совсем мало.

Перед тем как выйти из дома, он взглянул в зеркало, чтобы поправить каштановые волосы. Но его взгляд снова упал на топор в углу коридора, который неизменно стоял на своём месте. Будто тяжёлый символ прошлого, он словно смотрел прямо на Виктора. Мальчик отступил на шаг, затем другой, стараясь избавиться от тяжёлых мыслей.

— Хватит об этом, — пробормотал он самаму себе тревожным голосом которому явна не хватало воздуха, потянувшись к дверной ручке. дверь, будто издеваясь, заедала. После нескольких попыток Виктор, наконец, открыл её, чуть не упав на пороге.

Тёплый мартовский воздух Парижа ударил в лицо, словно обнимая и успокаивая. Виктор сделал несколько шагов, как вдруг услышал голос матери:
— Виктор! Ты опять свои ключи забыл! А ну вернись!

Он поспешно вернулся, и мать, отдавая ключи, обняла сына крепко-крепко, не отпуская несколько мгновений.
— Как ты вырос... Уже последний год в школе, а там, глядишь, и университет! — сказала она с теплотой, чмокнув сына в лоб.

— Кстати, не забудь, что сегодня после школы ты должен сразу прийти ко мне в кафе помочь, — напомнила она.
Виктор кивнул, взял ключи и свой старенький коричневый портфель, крепко держа его в руке, чтобы не уронить. Затем он направился по улице, сжимая ключи в левой руке и задумчиво глядя на уже оживший город.

Пока Виктор шагал по тротуару, задумчиво поглядывая то на погоду, то на портфель, то на ключи, а иногда и на свою собственную тень, он вдруг услышал, как кто-то окликнул его имя.

— Bonjour, Виктор! — раздался бодрый голос.

К нему сзади приближался его кузен Дамьен, на три года младше, но, как всегда, энергичный и оживленный. На правой руке у него висел аккуратный черный кожонный портфель, а левой он прикрывал глаза от солнца, лучи которого золотили его русые, волнистые, идеально уложенные волосы.

На лице Дамьена играла его фирменная "лисячья" улыбка — та самая, к которой Виктор не мог привыкнуть уже полтора года. Их семьи были связаны больше, чем просто кровным родством: оба мальчика потеряли своих отцов в один и тот же день.

Дамьен, благодаря своему изысканному виду и манерам, всегда был воплощением высшего класса: его речь отличалась утонченным французским акцентом, а одежда — безукоризненной элегантностью. Это был настоящий jeune homme из хорошей семьи, где деньги и статус играли ключевую роль. Виктор же, в своей простой белой рубашке, аккуратно заправленной в темно-синие брюки, и старых, но начищенных черных ботинках, выглядел гораздо скромнее, напоминая о своей принадлежности к среднему классу.

— Bonjour, — пробормотал Виктор в ответ, стараясь скрыть раздражение от того, как его спокойное утро внезапно превратилось в болтовню.

Они продолжили идти вместе. Дамьен, болтая без умолку, пинал мелкие камешки под ногами. Он говорил обо всём на свете: о погоде, о школе, о сплетнях, которые подружки шептали ему на ухо с явным удовольствием.

— Знаешь, что я заметил? — вдруг сказал Дамьен, сделав паузу и повернув голову к Виктору с любопытством, явно намереваясь привлечь его внимание.

— И что же? — неохотно отозвался Виктор, понимая, что разговор явно будет долгим.

— То, что ты вообще никогда толком не разговариваешь! У тебя же язык вроде есть? И голова для размышлений, certainement. А вот слов... прям ni-ni! Даже со мной, твоим родным кузеном, ты и то не произносишь лишнего слова!

Дамьен говорил с изрядной долей драматизма, вытягивая слова своим богатым парижским акцентом.

— Может, у тебя времени нету? — спросил он весело, решив позабавиться.

— А может, ты и прав, — неожиданно серьёзным голосом ответил Виктор. — Может, у меня и вправду нет времени? Может, оно течёт так быстро, что я просто не успеваю за ним?

Дамьен замолчал, поражённый такой неожиданной глубиной слов своего кузена.

— Знаешь, впервые ты говоришь что-то, над чем я могу по-настоящему задуматься, — проговорил виктор, немного сбавив свой и так сонный от не досыпа тон.

Виктор ускорил шаги, явно желая закончить разговор и поскорее добраться до школы. Дамьен, не отставая, задумчиво пробормотал сам себе:

— Как человек может не успевать за временем?..

Уже подходя к большим кованым воротам школы, за которыми возвышалось величественное здание с историческим фасадом, Виктор сделал глубокий вдох. Это была школа с давними традициями, и её статус ощущался во всём: от высоких потолков до строгих правил.

Дамьен, бросив последний взгляд на своего кузена, с лёгкой улыбкой поправил портфель и пробормотал:

— Всё-таки ты загадка, Виктор.

Но Виктор не ответил — он уже мысленно готовился к ещё одному дню, который обещал быть таким же непростым, как и все предыдущие

За дверью школы стояли дежурные учителя с блокнотами, где чётко и ясно записывались имена нарушителей, не соблюдающих этикет. Виктор и Дамьен, как и подобает, спокойно и с достоинством прошли внутрь этого величественного здания, и их путь продолжался.

— Bon, je vais y aller (Ну что ж, я пошёл), — хотел сказать Дамьен, обращаясь к Виктору, который уже торопился в свою аудиторию. Хотя до звонка оставалось ещё 10 минут, сам Дамьен не спешил. Спокойно, с уверенностью, он направился в свой 8-й класс.

По дороге, которая была не слишком длинной, Дамьен успел поздороваться с ребятами своего статуса, приветствуя каждого с лёгкостью, присущей лишь тем, кто рождён в высших кругах. Приветствие было без лишней помпы, но всегда с таким благородным акцентом, который невозможно было не заметить.

В своей аудитории Дамьен держал голову высоко, отвечал на вопросы учителей с безупречным знанием, указывая на то, что он учится каждый день, не покладая рук. Лишь один предмет приносил ему трудности — литература. И не из-за сложных писателей, чьи имена нужно было запомнить. Нет, дело было в том, чтобы выразить чувства, которые эти писатели пытались передать в своих произведениях, и выразить их так, чтобы каждый слог на бумаге был искусством.

Вот и началась перемена. Это было очевидно, когда учитель звонил в свой ручной колокольчик. Динь! Динь! Динь! — прозвучало три удара. Перемена длилась 10 минут, но за это время можно было увидеть, как ребята обсуждают различные темы: кто-то торопился в библиотеку, другие шептали друг другу сплетни. Вскоре все расходились так быстро, что глазам не успевать следить — и вот уже все знают о всех новостях школы. Это было удивительно, ведь для кого-то слухи были ужасом, а для кого-то — развлечением, ведь тут же, в этих стенах, статус школьника зависел от каждого слова и каждого взгляда.

Хотя Дамьен и казался человеком, который может просто болтать, у него были свои принципы. Он не верил слухам, пока сам не увидит  на собственные глаза. Поэтому каждую сплетню, которую он слышал, он воспринимал как нечто важное, как корабельный якорь в шторме, за который нужно держаться до последнего.

Тем временем Виктор, задумчиво смотря в окно, пытался осмыслить всё, что произошло в тот тёмный день. Он всё ещё не понимал, почему это случилось, и что за этим стояло. Его мысли прервали хихиканье одноклассников, которые что-то обсуждали за его спиной.

— Слышала? В 8-м классе появилась новенькая. Говорят, она как ангел! Хотя, как мне кажется, она просто белая ведьма, — сказала одна из девочек, сидящих рядом, с насмешливой улыбкой.

— Слышала? Это вроде внучка нашей соседки, да? Той самой бабушки, которая винограды на рынке продаёт? Откуда у них вообще деньги на такую школу? — поинтересовалась другая, удивлённо подняв брови.

— Говорят, какая-то богатая дама оплачивает её обучение просто из жалости к её болезни, — добавила первая, с завистливой улыбкой.

Виктор не мог не почувствовать, как его сердце сжалось от этих слов. Как бы он хотел скрыться от этого мира, от этих сплетен! Но не мог. Он повернул взгляд обратно на окно, пытаясь разгадать, кто же эта таинственная новенькая. Местную бабушку Манон знали все, даже Виктор. Но чтобы у неё была внучка? Это было новостью для него. Он даже никогда не слышал, чтобы кто-то говорил о её семье.

Звонок прозвенел. В аудиторию вошли ученики, и урок литературы начался. Виктор не мог точно выразить свои мысли словами, но ему не было труда передать их на бумаге. Каждая его буква была как произведение искусства, старательно написанное на листке.

Прошёл первый час, затем второй. Урок литературы давно закончился, но Виктор всё писал и писал. Он аккуратно скрывал свои записи, не желая, чтобы другие учителя заметили, что он пишет в их время. Даже на перемене он продолжал скрывать то, что писал, стараясь не показывать свои работы одноклассникам, которые, как и всегда, любили подшутить над ним, доставляя лишние беспокойства.

К концу учебного дня Дамиен и Виктор снова встретились у выхода из школы, чтобы направиться домой. Дамиена ждал его слуга жамаль с расписанием его дальнейшего дня, который он так терпеть не мог, а Виктора — его мама, но уже в их семейном маленьком кафе, продолжая раскручивать их бизнес.

— К нам в аудиторию сегодня новенькая девочка пришла, — сказал вдруг Дамиен, как всегда болтая без умысла и открывая свою бутылку воды.

— Она белая? — спросил Виктор первым, заставив Дамиена чуть не поперхнуться первым же глотком воды. Он чуть не разразился смехом.

— Разве можно ТАКОЕ спрашивать первым? — сказал Дамиен, все так же легко посмеиваясь. Виктор не удержался и ухмыльнулся над собой.

— Да, ты прав... и всё же, — сказал Виктор, слегка заинтересованный этой девочкой. Нет, он не был странным типом, как их директор школы, который постоянно гонялся за маленькими девочками. Хоть и многие знали об этом, но из-за его хороших связей в высших кругах Парижа никто не мог с ним ничего сделать.

— Просто слухи ходят о ней... Ну ты сам знаешь, — сказал Виктор, глядя на Дамиена, который выглядел немного разочарованным. Он хотел быть первым, кто расскажет о слухах.

— Ну да... Мне ли не знать? Говорят, она — внучка нашей местной бабушки Монон, что торгует виноградом. Кстати, очень вкусный виноград, как истинный гурман подтверждаю! — сказал Дамиен, закрывая бутылку.

— Уже всякие слухи о ней ходят. Говорят, её бабушка как-то связана с этим директором. Шепчут, что девочка, когда школа закрывается, ходит в его кабинет и делает с ним всякие непристойные вещи.

Виктор удивился, не ожидая таких слухов. В их школе было много разговоров, но такие грязные?

— Хотя, как по мне, она довольно мила. Тихая, как белая мышка. Сидит в самом углу класса. Правда, забавно наблюдать, как она иногда гримасы делает... — сказал Дамиен с лёгкой улыбкой.

— А чего она белая, кстати? — в конце концов спросил Виктор, не понимая.

— Чего её все белой обзывают? Болеет что ли? — продолжил он, уже слегка не сдержанный от любопытства.

— Да, альбинос она. Альбино. Волосы белые, как облака. Ты меня не суди, но мне вот прям хотелось потрогать её белые кудри! — сказал Дамиен, смеясь.

— Девочку жалко, — сказал вдруг Виктор, из-за чего Дамиен сразу перестал смеяться.

— М-да, ты прав. Знаешь, я этим слухам хоть и не верю, но всё равно очень интересно, как она здесь учится. —

— Точно не так, как я, — сказал Виктор, перебивая Дамиена, немного нервничая. Ведь за его обучение здесь платит его тётя. Мать Дамиена. Знатная женщина в окрестностях Парижа. Её бизнес достался ей от погибшего мужа, а сам бизнес славился балетными залами по всей Франции, из-за чего их семья получала значительный доход и уважение. Плюс, у них были договора с цветочными бутиками, с которыми Виктор, если честно, не любил иметь дело. У него была аллергия на цветы. Он всегда думал, что они отравлены ядами, но обвинить без доказательств не мог. Да и за такие слова его вполне могли отправить в санаторий, приняв за сумасшедшего.

Дамиен, видя, что Виктор немного напряжён, решил помолчать. Он знал, что у каждого человека есть свои достоинства. И хотя виктор был благодарен своей тёте за обучение, ведь раньше учился в государственной школе, ему всё же было немного неловко, что такие большие деньги уходили на его образование. Он чувствовал себя виноватым, понимая, что тётя хотела этого, и не принимала отказа от Виктора... Да и от его мамы.

В конце концов их пути разошлись. Дамиен направился к своему особняку, а Виктор отправился к слегка разваленному своему дому. По дороге туда он думал, как сделает домашнее задание, вечером заданное учителями, а потом как следует отдохнёт.

И вот по дороге туда он обходил мимо темных улиц, Господу известно, чем люди могли только заниматься там, и то Виктора это никак не касалось.

Как только он зашел во внутренний двор, он протянулся за ключами из кармана, но понял, что они просто случайно выпали по дороге. В итоге он оставил свой школьный портфель прямо у порога своего дома и со всей скоростью пошёл искать ключи. По темным переулкам он заметил девочку с длинными белыми кудрявыми волосами, кормящую кошку из миски, в которой была вода и немного черствого хлеба.

Из красных щёк и сыпи на горле девочки он подумал, что у неё была аллергия на это милое создание, из-за чего Виктор только улыбнулся этому моменту, умиляясь. Её темно-синее платье с эмблемой той же школы, где учится он, сразу показалось ему очень знакомым. Долго думать не пришлось, чтобы понять, что это та самая новая девочка, про которую грязные слухи ходят, хотя, по мнению Виктора, она выглядела очень чистой и невинной. Даже если концы платья были слегка загрязнены пылью.

Решив не пугать ни её, ни кошку, он пошёл дальше искать ключи, пока не начался дождь. Скривив недовольное лицо, он ускорил шаги, пока не споткнулся о какой-то большой камень и не упал вниз, разорвав калени своих брюк, что было очень не кстати, так как запасных брюк на завтра в школу у него не было, есть ли у них дома нитки — он не знал. Шёл дождь, а ключи он так и не мог найти. В итоге он плюнул на всё это дело, встал и, грязными шагами, начал идти обратно домой, не заметив, как та же девочка засмотрелась на него сзади, скрываясь за своим синим зонтом, будто скрываясь от общества.

Посмотрев на белую кошку, а потом опять на мальчика, девочка взяла кошечку к себе на руки, прежде чем идти к себе домой, который был по пути к дому Виктора.

Там девочка увидела, как мальчик долбился в дверь своими плечами старого дома, весь злой и мокрый. Девочка сначала подумала: "Вор!". Но, увидев на обломах его промокрой рубашки школы, в которую ходит и она сама, и его портфель, поняла, что, возможно, это просто школьник. Но зачем тогда так врываться в свой же дом?

Виктор, не зная, что делать, пытался зайти в нутрь своего дома, уже весь вспыхнувший. Вроде сильно долбиться не хотел, так как сносить дверь, и так уже старого дома, было не лучшей идеей. Но и оставаться тут промокать... Или возвращаться обратно в кафе, где его мама, скорее всего, засмеёт его за ключи, да и, в принципе, за внешний вид ему тоже не хотелось. И вот гнев становился всё сильнее и сильнее, пока он опять же не подскользнулся, в этот раз упав в лужу, выглядел крайне жалким.

В это же время девочке стало очень жаль мальчика, и она решила ему помочь. Она подошла сзади, наклонив свой синий зонтик к нему.

— Вы пытаетесь взломать дом? — первым делом спросила она, хотела быть уверенной, что перед ней стоит не вор, насколько бы смешно это ни звучало.

Когда Виктор поднял голову, увидев сначала зонт, а потом встал и обернулся, увидев ту же девочку из темного переулка, он тихо пошатал головой, говоря:

— Нет.

— Подержите, пожалуйста... — сказала девочка, дав ему свой зонт и кошку.

Виктор в недоумении смотрел на девочку с возрастом Дамиена, которая взяла шпильку своих кудрявых волос, чтобы держать длинную челку от лица. Он не сразу понял, как она это сделала, но просто просунув шпильку в скважину двери и покрутив ею пару раз, ей удалось открыть эту старую дверь.

Тогда Виктор ужаснулся, поняв, как легко взламывать двери. И не дай Бог, если как-то туда проникнет вор! Хотя и не факт, что захочет... так как дом и правда в ужасном состоянии.

Ещё пару минут Виктор постоял, посмотрел, потом поблагодарил девочку.

— Спасибо, но как? — спросил Виктор в недоумении.

— Девичий секретик, — ответила девочка с лёгкой улыбкой на лице, когда она забрала кошку и зонт обратно, потом, чуть наклонив голову, посмотрела прямо на Виктора.

— Если хотите, я могу её забрать? — вдруг сказал Виктор, из-за чего девочка так приоткрыла глаза.

— А-э... зачем ещё это?

— Ну у вас же аллергия.

— Да нет... нет у меня ничего, — отрицала девочка, отводя глаза, не хотея признавать его слова.

— Ну как же? Все щёки красные, да и горло в сыпи. Ясно же, что аллергия? — сказал Виктор, поспорив с девочкой.

— Ну, может, это так и есть... — она в конце концов согласилась.

— А вы о ней точно сможете позаботиться? — спросила девочка, не сильно доверяя человеку, который живёт в таком доме! Хоть и сильно осуждать не хотелось, зная, что она сама постоянно осуждается в обществе из-за своей болезни. Но дело шло о живом существе, о котором она явно переживала.

— У моей семьи кафе есть. Там я её и пристрою. Она нам мышей ловить будет, а мы её молоком поить будем! — сказал Виктор.

Девочка после этих его слов долго думать не стала и согласилась.

— Но знайте, что я приду, чтобы увидеть мою девочку! Как ваше кафе называется? — спросила она, не доверяя, из-за чего Виктор только улыбнулся, взяв кошку обратно в свои объятия. Он сказал ей адрес, после чего она ушла.

Сам он зашёл внутрь своего дома, где из всех углов истекала вода. Он скорее и туда и сюда, и налево, и направо, с кошкой в руках, которая так и царапала плечи Виктора, лишь бы вырваться на свободу.

С парой непристойных слов и грязным видом он более-менее смог прикрыть углы дома разными тряпками да и тазиками.

Плюхнувшись на свою скрипящую кровать, отдыхая, он смотрел, как кошка гоняется по всему дому, где бы лишь бы ей укрыться поудобней.

Виктор тогда и подумал, какая же неблагодарная эта кошка, так как она уже находится в укрытом помещении.

Вдохнув по глубже, он пошёл переодеваться, чтобы как можно быстрее пойти помогать своей маме... Утром ещё было солнечно...

— Проболтал он, смотря из маленького окна, как идёт уже более-менее лёгкий дождь.

После чего он одел на себя серый старый свитер и новые черные брюки. Посмотрев на свою школьную одежду, всю помятую, грязную, да и рваную, он подумал, как бы ему скрыть это от мамы, чтобы она не заметила. Расстроится ведь женщина?

В итоге он решил, что завтра он встанет рано-рано утром и заштопает себе вещи, не уверенный, есть ли нитки нужного цвета или нет, да и есть ли нитки вообще.

После чего он пошёл в коридор, чтобы посмотреться в зеркало и исправить свой внешний вид перед выходом.

После чего его взгляд опять упал на топор, стоящий в углу. Потом на кошку, которая пряталась в другом углу, слегка шипя на Виктора. И вот Виктор осмелел и взял топор в руки, смотря на кошку, дыша с трудом, будто ему воздуха не хватало. Держал он топор неуверенно, руки дрожали, сердце колотилось, мысли как в тумане, сам он был будто в бездне. Смотрел треснувшими глазами на животное, на топор, потом на большое зеркало, смотрящее на него, будто он тут злодей. И своих мыслей. И его дальнейших движений. Его будто электризовало, все волосы стали дыбом, Он был похож на кошку, которая тоже вздыбилась. Момент был напряжённым. Пока кошка не накинулась на лицо Виктора, который, припав вниз, уронил топор отца. Упав на пол и сильно ударившись головой о деревянный пол, его как будто переклинило на мгновение.

Пару секунд он смотрел на потолок, из-за чего почувствовал жжение на щеке. Когда его рука медленно и всё ещё дрожа потянулась к щеке, он увидел красную кровь, стекающую с его пальцев. Капая на топор, который он так и не использовал.

Посмотрев ещё раз на зеркала, он подумал: "Всё же в цветы точно добавляют яд, а дела не как в моей аллергии."

После этого он встал, обошёл топор. Он пошёл на кухню, взял старую корзину, положил туда разные тряпки и насильно запихнул туда кошку, которая, наконец, успокоилась.

С раной на щеке и кошкой в корзине, крепко спящей, он вышел из дома, закрыв дверь плотно. Пошёл в свой путь.

По пути в кафе он пытался не замечать взгляды прохожих на его бесцеремонное лицо с кошкой в корзине и кровью на кончиках пальцев. Не понимая выражение лиц прохожих, как и их самих, он наконец-то добрался до кафе, где его мать так долго ждала своего сына, также в недоумении, глядя на него, как и все остальные прохожие.

— Виктор! Что за вид? Что за рана? Что за лицо, будто ты кого-то убил?! — спросила она, шокированная злостным видом сына. После этого она быстро выхватила корзину из его рук и увидела кошку, которая быстро выпрыгнула из неё, облизывая свою шерстку.

Мать Виктора всё ещё не могла понять, откуда эта кошка вообще могла взяться, да и внешний вид сына её пугал. Вдруг мать Виктора вздрогнула, поняв, о чём она вообще подумала. В один миг ей показалось, что это создание было мёртвым из рук её собственного сына...

Она схватилась за сердце и присела на стул, пытаясь прийти в себя от собственных мыслей. Ещё раз посмотрев на кошку, она решила не спрашивать Виктора ни о чём, сама немного побоявшись, и решила оставить эту милую кошечку у себя.

Тем временем Виктор уже был занят обслуживанием клиентов, игнорируя свою собственную мать. Пока, в один момент, во время обслуживания, его сознание не «открылось», и он начал нервно дышать.

— Вы в порядке? — спросил один из посетителей, смотря на Виктора, который был поглощён взглядом клиента. Тот заставил его нервно вздрогнуть в один момент.

После чего Виктор покачал головой и быстро извинился, чтобы отлучиться на секунду. Склонясь у раковины кухни, он умыл лицо холодной водой, радостно ощущая, как свежий воздух приходил в его тело.

Мать Виктора наблюдала за этим, тревожась, не понимая, что с ним происходит, но всё же не осмеливалась подойти к нему. После этого Виктор продолжил обслуживать посетителей с доброй улыбкой, удивив свою мать своим переменчивым настроением.

Её сын, ещё с детства был спокойным мальчиком. И вдруг! Он заходит в кафе, весь без эмоций, будто это не спокойствие, а пустота. Взгляд, который пронзал человека насквозь, убивая его душу.

Но вот он вдруг начинает легко улыбаться всем подряд, заставляя людей чувствовать различные эмоции. Никто не мог понять: это была фальшивка или настоящая радость жизни, которую он сейчас ощущал. Своими двумя эмоциями он успел напугать свою радную мать дважды, заставив её чувствовать непонятные ей чувства, о которых она сама не знала. То ли ей хотелось горевать вместе с ним, то ли спрятаться где-то в углу кафе, как пятилетняя девочка, то ли смеяться в ответ Виктору, когда он начинал улыбаться.

Толи сдерживать себя от двух вопросов: настоящая ли была его улыбка, и даже если настоящая, то почему он вдруг начал так улыбаться.

Для матери это всё было запутанно и непонятно, но в итоге она решила хоть как-то избавиться от этих мыслей, продолжая обслуживать посетителей до конца самого дня, пока этот день не закончился.

Мать и сын мелкими шагами шли обратно домой в темноте, оставив кошку в кафе. Хоть и путь не был далёким, для матери это казалось целой вечностью.

— Мам, — вдруг она услышала, вздрогнув от того, как позвал её собственный сын.

— Я хорошо выгляжу? —спросил Виктор, от чего его мать удивилась.

— А то люди на меня смотрят как на убийцу, — сказал он, и его мама в этот момент почувствовала себя виноватой, потому что как она вообще могла подумать, что её сын способен на подобное.

— Нет. Нет! Нет, конечно, нет! — сказала она трижды. Сначала отрицая мысли, потом отвечая на вопрос сына, и третьим с уверенность, заставляя обоих думать об обратном.

— Откуда у тебя вообще такие мысли о себе? — спросила она, будто сама об этом не думала.

— Потому что ты сама на меня смотрела, как все, — сказал он, из-за чего его мама ещё больше замкнулась в себе на минуту.

Молчание длилось долго, но для них оно прошло очень быстро.

— Скажи, если я стану убийцей, ты будешь смотреть на меня, как все? — вдруг спросил он, и его мать просто застыла на месте, смотря на своего сына в недоумении.

— ОЙ.Виктор! Не спрашивай меня глупости, и так дел по горло! — ответила она резко, давая подзатыльник сыну, который слегка ухмыльнулся.

И правда. Вопрос был глуп. Но вполне правдоподобный. Ведь а вдруг? В один день?