Глава XI.
Приятного чтения, господа и дамы!
★★★
Мое тело покрывалось гусиной кожей, и легкая дрожь пробивала, от чего я тряслась, как осиновый лист. Боязнь перед публикой - это ужасно, тем более, если из тебя актриса никакая.
– Ну же, чего ждете?
‡—‡—‡
Эрнест с самого утра твердил мне, что его план идеален. Он пытался доказать мне, что нет совершенно ни одного изъяна, и мы в легкую его выполним. Я до сих пор была неуверена. Как это возможно осуществить? И если дело касалось сцены, то в горле пересыхало, а руки легонько тряслись.
Попасть в театральный коллектив и, с помощью доверия этих «коллег», вытащить информацию об Фридрихе Вильгельме кого-то-там. Проще простого. Легче паренной репы. Легче и быть не может, конечно. Превосходный план, Эрнест. Только один промах... Если и я там буду (а я там абсолютно точно буду), то на чудесную игру актера и не надейтесь.
Этот страх развился, когда я играла... Кх... Лису на одном из рождественских праздников среди детей в детском доме. Получилось не очень... Да что там! В самый ответственный момент я наступила на длинный, рыжий хвост и с криками упала на деревянный пол. С тех пор, я думаю, что все зрители просто смеются над игрой актеров и над их эмоциями, во время показа спектакля.
Чтобы помочь графу в деле с пропажей родственника Виктории, мне нужно перебороть собственный страх, которого я сторонюсь, как грома и молний.
Прошло уже четыре дня, после нашей встречи с королевой. Мари тихо всхлипывала, размахивая платком. Уильям и Коллин грустно повесили голову. А Фредерик с улыбкой махал нам рукой, тем самым показывая, что поместье будет в полном порядке, даже после нашего приезда. Если мы точно также не пропадем без вести. От этого по позвоночнику проходил неприятный холодок.
Даже сейчас, сидя в экипаже, когда пути уже назад нет, меня не покидает чувство страха. Сам Эрнест сменил одежду на более «земную»: свою обожаемую белую рубашку он заменил грязной и помятой майкой, при этом убрав сюртук. Снял элегантные, приятные для взгляда, черные штаны, надев брюки цвета хаки, которые были даже порваны в некоторых местах.
Мне - неприметной служанке - пришлось тоже переодеться. Фредерик всучил мне серое платье, которое падало волнами до пола. Рукавов не было, заместо них - широкие брительки, норовившее так и упасть с плеча. А Мари отдала, похожие на балетки, туфли без каблуков и особых украшений.
Видимо, даже в XIX веке не было хороших дорог, из-за которых карету качнуло из стороны в сторону, и я упала рядом с Эрнестом.
– Скоро будем,- проговорил тот, отодвигая занавеску и смотря на пейзаж за окном.
Остановились мы, естественно, чуть поодаль от театра, где не было кучи народу. Было бы крайне странно, что такие ободранцы вылезают из шикарной кареты. Эрнест вышел первым, подавая мне руку, чтобы я с легкостью спустилась.
Вкладывая свою ладонь в его, я быстро посмотрела направо и налево. Никого.
– Повернем за угол - и сразу же увидим театр "Болави",- сказал Эрнест, идя около меня.
– Как Вы себе это представляете, милорд?,- спросила я. – "Здравствуйте, мы из бедной семьи, не могли бы вы взять нас к себе?"
– Вы, женщины, все слишком усложняете. Я же говорил...
– "...Мой план идеален",- пародируя и чуть кривясь, ответила я.
Эрнест хмыкнул. Мы завернули за угол и, как и обещал, идущий рядом, театр стоял напротив. Нам оставалось лишь перейти дорогу, которая особой преграды не представляла.
Юркнув на противоположную сторону, я осмотрела театр "Болави". Большое (нет, огромное!), белоснежное здание очень сильно выделялось среди серых и скучных домов, стоящих позади. Сомкнув свои ряды, они окружили театр с боковых и задней сторон. Изящные, резные колонны поддерживали крышу над главным входом. Окна с забавными завитушками сверху и снизу от рамы. А массивные двери ничуть не скрипнули, когда Эрнест их толкнул, пропуская вперед меня.
Внутри все оказалось намного красочней: темно-бордовые ковры, постеленные на пол, и такого же цвета шторы, украшающие и без того безупречные окна. Потолок, казалось, выше неба, с забавными переплетенными растениями, похожими на плющ, который обычно рос на стене какого-нибудь дома. А среди этой «белоснежной растительности» всевозможные маленькие зверьки. И только сейчас я осознала, как мы выделяемся среди всей этой вычурной красоты.
Эрнест дернул меня за руку, безмолвно приказывая идти за ним. Мы уже достаточно долго шли по темным коридорам, а черноволосый слишком уверенно вел меня за собой, будто уже наизусть знает все ходы, выходы и повороты. Я не решалась спросить. Да и сейчас это неважно. Главное, чтоб мы пришли туда, куда надо.
Мы в последний раз повернули направо и оказались в огромном зале, который мог посоревноваться с нашим стадионом, находившемся напротив университета. Как я и ожидала. С потолка свисала люстра размеров, которых я даже не могу предположить. Но с уверенностью скажу, что такую люстру я не видела нигде. Даже та «лампочка», что висит у нас в театре в XXI веке не сравнится с габаритами этой. Ею можно было полностью осветить небольшой городок.
Зажмурившись от непривычно яркого света, я с полузакрытыми глазами продолжала идти за Эрнестом, лавируя между кресел.
Черноволосый с уверенностью поднялся на сцену. Я с недоверием уставилась на него.
– План, Куколка,- протянул он с усмешкой. Я дернула плечами и вслед за ним запрыгнула на сцену. Парень рукой отодвинул красный занавес из плотной ткани, впуская меня.
– Коллин, мы уж думали, что ты не явишься! - проговорил какой-то полный мужчина, протягивая руку. Эрнест ответил на рукопожатие.
– Как и обещал, я пришел с девушкой, которая тоже хочет попасть к вам,- с улыбкой сказал черноволосый. Они уставились на меня, а я растерянно переводила взгляд с одного на другого. "Коллин"? "Обещал"? "Хочет попасть"?! Да эта девушка сейчас бы с радостью ринулась прочь из «Бермудского» театра, что говорить о вступлении в этот довольно таинственный коллектив!
Взяв себя в руки под пристальным взглядом Эрнеста, который так и говорил: "Сейчас же войди в роль", с кривой улыбкой кивнула.
– Д-да, меня зовут Лизетта. И как уже говорил Коллин,- здесь я с усмешкой посмотрела на графа. – Я очень сильно хочу попасть к вам в театр вместе с ним.
Черноволосый заметно расслабился. А полный мужчина в задумчивости почесал затылок, при этом забавно дернув пушистыми усами.
– Я вас так просто не приму, придется показывать свои навыки,- сердце куда-то укатилось, также, как и мои надежды на то, что все пройдет гладко. Что нам придется делать? Сочинить маленькую театральную пьесу? Или разыграть ее?
Как только мы стали продвигаться обратно, к сцене, в моей голове зарождалось все больше ругательств. И ни одно из них не было приличным.
Полный мужчина сел в первый ряд, сразу развалившись на двух сиденьях. Подлокотников не было.
– Показывайте любой отрывок, любого произведения,- скрестив руки на груди, произнес усатый.
Мое тело покрывалось гусиной кожей, и легкая дрожь пробивала, от чего я тряслась, как осиновый лист. Боязнь перед публикой - это ужасно, тем более, если из тебя актриса никакая.
– Ну же, чего ждете?
Я с испугом посмотрела на Эрнеста, мол, прости, но я сматываю удочки. Тот ободряюще кивнул головой. Понимая, что начинать нужно мне, в моем горле предательски запершило.
Хотя, с другой стороны, чего мне бояться? Здесь нет детей, которые смеются над глупыми падениями, или рыжего хвоста, наступившим на которого можно переломать все косточки. Да и не Рождество сейчас. А в зале я, Эрнест и полный мужчина, теряющий терпение.
– Во... Во всяком случае, м-мы должны щадить мальчика - боюсь, что ему не суждено жить среди нас... Да по его лицу видно, что он чахоточный,- с маской сожаления на лице сказала я, надеясь, что «Ночь ошибок» в
XIX веке уже была написана. Это единственное, что я помню еще с начала университетской жизни.
– Несомненно, если чрезмерная толщина - один из признаков чахотки,- подхватил Эрнест, делая насмешливое лицо, какое и должно быть у Хардкасла.
– Он иногда покашливает,- миссис Хардкасл не уступает. А полный мужчина с интересом уставился на нас.
– Да, если виски попадает ему не в то горло,- как же здорово Эрнест играет! Он полностью вошел в роль, как и подобает хорошим актерам.
– Я вправду опасаюсь за его легкие.
– Я тоже, уверяю вас; ведь он порою горланит, как иерихонская труба.
Слово за словом, реплика за репликой мы вживались в роль. Я даже ненадолго позабыла о страхах и о том усатом мужчине. Может, это подействовало присутствие Эрнеста, и я уже не дрожу, как кролик перед удавом на сцене.
Тем временем из-за кулис уже подтянулись еще пятеро людей. Все они были достаточно молоды на вид.
Девушка с черными длинными волосами, которые спадали с ее плеч, как волны. Она грациозно сидела на крае сиденья в первом ряду и с интересом смотрела на нас.
Другой, мужчина, был старше ее на вид. На его лице особо выделялся бледно-розовый шрам, тянувшийся через бровь и весь глаз.
На коленях мужчины сидела крохотная девочка, которой от силы было лет шесть. Она с интересом смотрела на нас, а ее светлый, высокий хвостик забавно подпрыгивал, когда она поворачивала голову то на меня, то на Эрнеста.
А двое других - близнецы. Абсолютно одинаковые два парня, лет пятнадцати. Отличались они только выражением лиц: у одного улыбка тянулась от уха до уха, а другой скучающе рассматривал красные кулисы, позади нас с Эрнестом.
В конце выступления, все зааплодировали, а я скромно улыбнулась.
– Потрясающе! Наш театр не может потерять столь чудесных актеров. Вы приняты, мои поздравления.