Дорога первоцветов

Три тысячи лет назад

Живя в лесу, Раска и не подозревал, насколько огромный и разнообразный на самом деле мир. Конечно, Гату и маленькие духи рассказывали ему о горах, вершины которых всегда укрыты снегом, даже если внизу, на склонах, царит удушливое лето. Залезая на высокие деревья, устраиваясь среди ветвей, Раска вглядывался в смутные очертания гор на горизонте.

Говорили духи и о морях, где все свирепо: свирепы ветра, свирепы течения и особенно свирепы глубоководные чудовища. О бескрайних степях, о раскаленных пустынях, об озерах, красных, точно кровь ("Там живет полчище рачков, едва видимых глазу" — пищал один из маленьких духов, проворно плетя себе шапочку из паутинки). Раска хорошо запомнил все эти истории. Покидая родной лес, он полагал, будто хорошо понимает, как в мире все устроено.

Но он ошибался. Если бы рядом не было мудрого и сильного Роши, Раска не продержался бы и месяца. Роши и прежде многому его учил: например, охоте и ловле рыбы, показывал съедобные ягоды и коренья. Но теперь уроков стало больше — или вернее сказать, вся жизнь превратилась в один нескончаемый, сложный, но очень занимательный урок.

Роши объяснял, на каких духов не стоит обращать внимания, ведь их угрозы — пустая ложь; с кем лучше договориться, а от кого придется бежать без оглядки. "Не суди ни по размеру, ни по внешнему виду. Крошечный дух, кажущийся безобидным, может просочиться под кожу и разорвать жилы, перевязать их по-новому. А крупный и ужасный на вид, наоборот, все тебе разрешит — только приласкай его в особо чувствительном месте, да поговори по душам".

Раска старался быть хорошим учеником и во многом преуспел. Однако на их пути часто встречались духи, которые в лучшем случае делали вид, будто Раски не существует, а в худшем — пытались его съесть. В то же время, с Роши они были кротки и ласковы. В такие моменты Раска сильно тосковал по своему лесу, где все его любили просто потому, что он есть.

Но по-настоящему душа его была не на месте, когда они заходили в селеня. Люди жались друг ко другу, завидев Роши; их лица бледнели от ужаса. Так происходило даже в деревнях, за которыми присматривали духи-покровители. Эти миролюбивые существа жили подле людей и заступались, если какой-нибудь другой дух начинал вредить: рушил дома, насылал болезни, запугивал, запрещая ступать на свою территорию. Но несмотря на помощь и защиту, духи-покровители все же соблюдали дистанцию, не спешили раскрывать перед людьми душу, не делились сокровенным. И люди понимали: если однажды к ним заявится сильный противник, с которым сложно будет совладать, дух-покровитель предпочтет спастись сам, а их просто бросит на растерзание.

В человеческих глазах Раска не видел и проблеска надежды. Много усилий уходило на то, чтобы объяснить людям, что Роши и цыпленка не обидит, что они — отец и сын, пусть и не родные по крови, и что им всего-навсего хочется отдохнуть под крышей, выпить парного молока, немного пообщаться. Когда ему удавалось, наконец, сломить стену страха и недоверия, люди словно преображались: на щеках появлялся румянец, на губах — улыбки. С восторженным изумлением они смотрели на то, как Роши играл с их детьми, словно дворовый пес.

Сам Раска, закатав рукава, принимался за помощь: чинил дома, возделывал землю, ухаживал за скотом. А еще в благодарность за кров, еду и вещи он рассказывал, какие земли лежат окрест и какие духи там водятся. Многое из услышанного удивляло людей, заставляло их недоуменно переглядываться и задаваться вопросами.

Так, однажды приютившая их с Роши семья узнала, что всего в половине дня пути на запад находится еще одна деревня, где часто рождаются тучные телята. Ни у этой семьи, ни у других сельчан со скотом не ладилось, животные были чахлыми — а вот урожаи радовали.

— Вы можете обмениваться, помогать друг другу, — сказал Раска.

— Мы в ту сторону и смотреть боимся! — запричитала сестра хозяина дома. — Там сыздавна непроходимые топи и злой дух: он насылает густой ядовитый туман, а еще зовет голосами близких тебе людей. И глазом моргнуть не успеешь, как тебя затянет в трясину!

— В детстве нашего отца задрал медведь на охоте, а мама соврала, будто бы он ушел за волшебным цветком. Она не виновата, она хотела как лучше, а мы маленькие были и глупые, — подхватил хозяин дома. — А еще у нас был брат, на пару лет старше. И мы решили отыскать папу, верили, что сможем его догнать. Пока мама работала в поле, мы обходили деревню и каждый раз отдалялись от нее все сильнее. И однажды...

Мужчина выглядел так, словно что-то мешало ему говорить дальше, а глаза блестели от непролитых слез. А у его сестры, наоборот, глаза были сухими, но от наполнившей их пустоты Раске стало не по себе. Вздохнув едва слышно, женщина продолжила ровным тоном:

— Однажды мы услышали папин голос. Он смеялся где-то вдалеке и звал нас — ненастоящими именами, а теми, которые мы однажды придумали друг для друга в одной игре. Смешные прозвища, клички, такие иногда животным дают. Мы называли так друг друга, когда хотели посмеяться, и никто кроме членов семьи об этом не знал. Услышав отца, мы бросились к нему — но на пути попался овражек, я неудачно упала и сломала ногу. Братья не хотели оставлять меня одну, решили разделиться: старший пошел к отцу, сказал, что приведет подмогу. А он вот — остался.

Повисла тяжелая, гнетущая тишина. Не выдержав, брат все же потер лицо большими ладонями, стирая слезы, а сестра опустила голову; руки ее вяло висели вдоль тела, из-за чего у Раски создалось впечатление, будто перед ним тряпичная кукла, а не человек.

— Что случилось дальше? — осторожно уточнил он.

Раска понимал, какой ответ услышит. Проходя через топь, он видел черепа, сорную траву, растущую из пустых глазниц, белые осколки костей, которые разломили, чтобы высосать оттуда все соки. Он знал ответ: но часто, глядя на людей, Раска ловил себя на мысли, что для них важно рассказать свою историю до конца.

— Брат скрылся из виду, прошел еще немного — а затем стал истошно кричать, а вот голос отца прервался. Мы заплакали, стали звать брата, и он... Тогда он крикнул, что угодил в топь, и что нам надо бежать, пока не поздно. После снова закричал, и его крик оборвался. Ну а мы побежали, и я даже не чувствовала боли в сломанной ноге.

Женщина хромала. Ее брат казался стариком, хотя еще не перешагнул порог старости. Но глядя на них, Раска видел двух перепуганных детей, чьи судьбы оказались навсегда искалечены из-за довольно слабого, дурного духа.

На днях они с Роши проходили через эту топь; псу-гончей туман был нипочем, а вот Раску дурманил: голова казалась легкой, словно после хмельной браги — напитка, который он отведал в одной из деревень. Иногда туман рассеивался, становились отчетливо видны дорогие сердцу места, оставшиеся далеко, в родном лесу, а до ушей доносилось ворчание Гату.

— Сильным духам не тр-р-ребуется столько мир-р-ражей, — прорычал Роши. — Постар-р-райся ни о чем не думать. Или займи все мысли какой-нибудь ер-р-рундой.

Подумав немного, Раска бодро запел пахабную песню, мотив которой плотно засел в голове. Песня была веселой и дурной, Раска любил напевать ее себе под нос, а Роши, едва заслышав, тут же толкал пасынка на землю большими лапами, прихватывал зубами за ворот и хорошенько вываливал в пыли. И теперь он зло глянул на Раску, но тот лишь захлопал глазами, изображая невинность, точно говоря: "Ну, ты же сам сказал думать о ерунде!"

Вскоре туман совсем перестал дурманить, а проглядывавшийся сквозь него лес не казался похожим на место, где Раска вырос. Ноги увязали в мутной жиже, на пути то и дело вырастали кривые деревья с черными, точно раздутыми стволами, а неведомый дух никак не мог определиться, чьим же голосом ему зазывать путников, поэтому то пищал, то басил, то шепелявил, а в конце и вовсе начал мычать, мяукать, кукарекать, трещать, словно дрозд.

— Стыд, да и только, — проворчал Роши, а Раска, раззадорившись, начал воображать, как все, что он видит вокруг, охватывает пламя, как жижа вспучивается пузырями, шипит, превращаясь в пар, уродливые деревья пеплом разлетаются открест. Прошло совсем немного времени, и туман совсем рассеялся, даже идти стало как будто легче. Роши повел носом в воздухе. — Пахнет стр-р-р-рахом. О чем ты только что думал?

— Я лишь припугнул его немного, — пожав плечами, Раска рассказал, какую картину представил.

— Он навер-р-р-рняка забился в самую глубокую нор-р-ру, — усмехнулся Роши. — Тр-р-рус.

Так они беспрепятственно прошли через топь и совсем скоро оказались в деревне. Теперь, выслушав историю приютивших их с Роши людей, Раска чувствовал стыд за свою прежнюю веселость. Позже он передал свой опыт мужчинам из деревни и даже провел их несколько раз через топь, подсказывая, куда лучше ступить, чтобы не провалиться по пояс, о чем подумать. В награду ему пошили новую одежду, собрали продуктов в несколько больших корзин.

Так они с Роши странствовали, перебираясь с места на место. Зимы сменялись веснами, за спиной оставалось все больше деревень. Из мальчишки Раска превратился в рослого и сильного парня. Когда в очередном селении Раске случалось заглядываться на девушек с нежной кожей, яркими глазами и звонким смехом, Роши спрашивал:

— Может, ты хочешь остаться где-нибудь, завести дом, семью? Для вас, людей, бр-р-родячая жизнь — тяжкое испытание.

Раска всегда отказывался, и отказ давался ему легко. Он, воспитанный духом-гончей, чувствовал себя не вполне человеком. Но и сила, которой обладают духи, была ему недоступна. Он не мог, как Роши, увеличиться в размере, заострить зубы и удлинить когти, встретив опасность. Но и представить себя почтенным жителем какой-нибудь маленькой деревушки, крепко привязанным к земле и дому, Раска тоже не мог.

Всего раз он был близок к тому, чтобы ответить на вопрос Роши по-другому.

Тогда они остановились в селении, расположенном на склоне горы. Это было красивейшее место, полное душистых трав и захватывающих видов. Едва Раска вышел из домика, выделенного местным старостой, к нему подбежала пожилая женщина. Бледная и печальная, она обратилась к Раске:

— Ваша слава бежит впереди вас, обгоняя, кажется, даже гончих, что толкают лапами землю, — услышав такие слова, Роши бешено завилял хвостом и вылизал руки женщины, заставив ту слабо улыбнуться. Улыбка на секунду преобразила ее, и Роши показалось, что морщины — лишь маска, за которой спрятано прекрасное юное личико. Но улыбка почти сразу угасла, и женщина продолжила. — С моей дочерью беда, ее прокляли духи. Месяц назад она как обычно ушла пасти скот спозаранку, а днем не вернулась. Все всполошились, заметив, что коровы разбрелись кто куда. Мою девочку нашли, она бродила по окрестностям и никого не узнавала, даже своего имени не помнила.

— За месяц ничего не изменилось? Как ваша дочь сейчас себя чувствует? — уточнил Раска, перебирая в памяти известных ему духов.

— Она сильно похудела, косточки... торчат во все стороны, — женщина едва не захлебнулась в рыданиях.

Раска и Роши не стали ни о чем больше расспрашивать, позволив ей выплакаться, лишь попросили проводить до своего дома. Это оказалась небольшая хижина на отшибе, вдали от других деревенских построек. Раска толкнул дверь, и его взору открылась довольно просторное, неразделенное стенами помещение. Обстановка была бедная, предметы обихода казались совсем ветхими. В центре, за длинным столом, сидели трое мальчишек восьми-девяти лет, сосредоточенно вырезали фигурки из деревянных брусочков. В подвешенной к потолку люльке гулил младенец. Увидев высокого незнакомца с хорошо развитым телом, мальчишки заулыбались и принялись перешептываться, а младенец, то ли почувствовав перемену атмосферы, то ли ощутив сквозняк, зашелся плачем.

Больную девушку Раска заметил не сразу. Закутанная в одеяла, со свесившейся на бок головой и упавшими на лицо волосами, она сидела в дальнем углу и невидящим взглядом смотрела прямо перед собой. Когда Раска протянул руку, чтобы убрать волосы с ее лица, складки одеяла пришли в движение, из-под них с мерзким писком вывернулась лохматая крыса, бросилась наутек.

Гавкнув, чем еще больше перепугал младенца, Роши в два прыжка поймал крысу, перекусил пополам. Женщина и мальчишки испуганно вскрикнули, а девушка даже не вздрогнула, не повернула головы. Раска попробовал заговорить с ней — лишь улыбнулась, слегка приподняв уголки губ, но ничего не ответила.

— Вы не думайте, пожалуйста, что мы ее совсем бросили, — залепетала женщина, справившись, наконец, с младенцем. — Крысы у нас расплодились, спасу от них нет!.. Я постоянно говорю с моей Литтой, но от нее и слова в ответ не дождешься. Она лишь улыбается вот так, да еще головой иногда качает. Хорошо хоть, послушная, ест, когда кормлю ее, и шагает, когда вывожу на прогулку. Правда, спотыкается постоянно...

— Вы говорили о крысах, — остановил Раска поток слов. — Их стало много до или после того, как с вашей Литтой случилось несчастье?

— После... наверное, — женщина отвела взгляд.

— После, после крысюки весь дом заполонили! — звонко крикнул один из мальчишек — До этого Литта здорово их гоняла!

Младенец снова заплакал, женщина принялась его успокаивать. Почувствовав, что расспрашивать дальше бесполезно, Раска осторожно выпутал девушку из одеял, нахмурился, пройдясь пальцами по обтянутым кожей ребрам, по выпирающему хребту. Девушка очень быстро теряла силы.

— Кр-ры-ысы, мстительные твар-р-ри, — прорычал Роши. — Не удивлюсь, если это они ее пр-р-рокляли!

И правда: обычные крысы были на редкость вредными существами, а уж крысиные духи отличались особенной подлостью. Их стая разрослась бы до невиданных размеров, если бы не ввязывалась постоянно в драки. Из-за отчаянной дерзости, кружившей голову, крысиные духи не разбирали, на кого бросаться; поговаривали, однажды они схлестнулись даже со свитой Баронга, решив хорошенько ее обворовать, за что были перемолоты в кровавую кашу. Лишь немногие сумели выжить, но это ничему их не научило; крысы продолжили мелко гадить тем, кто был во стократ сильнее их.

О, не посчастливится поселению или иному злачному месту! Крысиные духи налетят, словно туча саранчи на согретые солнцем поля и за день вычистят все, стебелька не оставят. Обглодают древесину домов, слижут смолу, скрепляющую крыши, стены и полы. Если же дух-покровитель места погонит их прочь, крысы могут исхитриться и прежде чем уйти отравят воду или пищу, нашлют лихорадку или ужасную боль в животе.

— На духов-крыс непохоже: все же, поселение не страдает от нехватки еды, да и дома у остальных жителей крепкие. Хотя может, кто-то отделился от стаи, как и ты в свое время, прикинулся обычной крысой, — задумчиво произнес Раска.

— Р-р-раф, не смей ср-р-равнивать меня с этими гадами!

Рык Роши заглушил громкий смех: повскакивав из-за стола и побросав деревяшки, мальчишки принялись гоняться друг за другом. "А ну быстро на улицу", — попробовала приструнить их женщина, но те не обратили на нее внимания. Окончательно осмелев, один из мальчишек дернул Роши за хвост, а другой, приметив на поясе у Раски большой нож, попытался вынуть его из ножен.

— А ну угомонились! — рявкнул Раска, схватил мальчишек и выволок их на улицу. Оглядевшись по сторонам, он заметил несколько грядок, поросших сорняками. — Быстро взяли тяпки и отправились приводить тут все в порядок!

Убедившись, что дети принялись за работу, Раска вернулся в дом и только теперь обратил внимание на кислый, неприятный запах.

— Ваши щенки плохо воспитаны, р-р-р! — не сдержался Роши, женщина забормотала извинения. — А где же ваш муж, почему он не р-р-растит их, как надо!

— Он... он... — она снова залилась слезами, и притихший было ребенок в очередной раз разрыдался.

Из того дома Раска выходил раздраженный, с тяжелой головой. Он редко встречал настолько неопрятные жилища и настолько странных людей. За больной девушкой явно плохо ухаживали: сама она была вымыта и расчесана, но одеяла и одежда давно нуждались в стирке. Вещи остальных домочадцев выглядели не лучше: видимо, никто в этой семье не умел следить за порядком. Об этом свидетельствовали и грязные полы, все в следах от башмаков, и слой пыли на мебели, и покрытые копотью стены.

Последней каплей стали те самые мальчишки, вернувшиеся с огорода. Перемазанные землей так, словно не хозяйством занимались, а выцарапывали себе путь из могил, они улыбались и тянулись потрепать хвост Роши. Выйдя во двор, Раска обомлел: грядки были растерзаны, перекопаны так, что представляли собой сплошное месиво. Завершали печальную картину выпущенные из загона хрюшки, топчущиеся по огороду.

— Да как они так живут? — Роши рычал, все никак не мог успокоиться.

Насколько же приятно было отправиться потом в чистый и уютный дом местного старосты! Хозяева накрыли для них стол и за едой внимательно слушали истории о странствиях Раски и Роши. Когда же речь зашла о заболевшей девушке и ее семье, проснулась птица-хранитель этой деревни. Большая, с охряными перьями, она любила отдыхать под куполообразным потолком, покачиваясь на жерди из темного дуба. Расправив крылья, она плавно спустилась на стол, произнесла, нахохлившись:

— Мать этой девочки — гнилая кость! Она родилась в другой деревне, что на южной стороне горы, и быстро прослыла первой красавицей. Ох, и устала я разгонять парней! Эти птенцы желторотые все норовили побросать работу. Представляете, поголовно отправлялись подглядывать за этой пигалицей, по кустам шарахались, после ходили как одурманенные.

Посторонний не смог бы различить слова в клекоте духа-птицы, но местные привыкли к ее речи за годы совместной жизни. Раска же вырос среди духов, поэтому без труда все понимал. Жена старосты едва заметно вздохнула и бросила взгляд на мужа. Тот, пожал плечами и виновато опустил голову. Птица-хранитель, между тем, продолжала:

— Я сразу говорила, ничего в ней не было особенного, обычная пичуга! А наши орлы давай за ней гоняться! Ох, сколько бед она нам принесла, сколько драк из-за нее...

Улыбнувшись, жена старосты щедро насыпала на стол зерна, и дух-птица тут же замолчала: все же, разговоры разговорами, а вот еда — более важное дело. Когда отголоски клекота затихли, женщина сказала:

— Ну, она неплохой человек. Просто родители ей с детства твердили, что выдадут замуж за местного богача. Юг-то у нас изобильный, там земля прогретая, много еды дает. Вот и говорили девочке, что ничего по хозяйству ей делать не надо, ничему не учили — все боялись, что тяжелой работой испортит свою фигурку да белые ручки. Но она влюбилась совсем не в богача, а в здешнего парня, с ним и сбежала в наш поселок. Ох и скандал был...

— Скандал, скандал! — заголосила птица, покончив с зерном. — Сколько мы увещевали их обоих, молили одуматься! Но эти упрямые птенцы решили сделать все по-своему, все по-своему!

На этот раз жена старосты ловко подсунула птице плошку с водой. Попив немного, та влезла в нее и принялась плескаться, разбрызгивая капли по столу.

— В конце концов, нам всем пришлось смириться с выбором, — вступил в разговор староста, который до этого сосредоточенно жевал кусок пирога и все также не поднимал глаз. — Ну и стали они жить, а она ведь ничего не умеет! За что ни возьмется — все не ладится. Ну худо-бедно за домом следить выучилась, и то счастье.

"Не выучилась", — подумал Раска.

— Ну муж ее сам все и делал. У нас вообще парни и девчонки толковые, не то, что на южной стороне, — подхватила жена старосты. — А потом дочь у них народилась, умная девочка, быстро все схватывала. На них двоих, на отце с дочкой, хозяйство и держалось. А вскоре после рождения тройнят он заболел и вскорости угас.

— Откуда тогда появился еще один младенец?

— Это ребенок его сестры. Ее и ее мужа этим летом забрали духи.

Здесь, в горах, духов было особенно много: они населяли обрывы и ущелья, резвились на перевалах, устраивали камнепады и землетрясения, насылали ветра и снежные бури. Птица-хранитель не смогла бы совладать с ними, однако сумела договориться.

Раз в несколько лет в селении устраивали особый праздник. Разодетые в нарядные одежды из шкур и перьев, с венками в волосах и разукрашенными лицами, жители деревни от мала до велика собирались на склоне. Они разжигали костры, играли на музыкальных инструментах, танцевали. Отдавшись музыке и движению, вечерней прохладе и треску костров, а еще порядком захмелев, люди почти не замечали, когда к ним присоединялись незнакомцы. То были духи, что присматривали себе жертв. Выбрав человека, они уводили его, и никогда не возвращали обратно.

Оставшиеся верили, что их родные в порядке, просто теперь служат духам — но у духов другое понятие времени, поэтому служба может растянуться и на сто, и на тысячу лет. Укладывая детей спать, они рассказывали им об исчезнувшем родственнике, который живет теперь на самой вершине и разговаривает с ветрами, сеет травы по весне и дает своему духу-хозяину мудрые советы. Это были трогательные истории, которые обязательно заканчивались хорошо — но Раска знал, что все они лгут. Прислужники-люди мало кому нужны и мало на что годны. Обычно их убивали сразу: выпивали кровь и съедали плоть. Некоторые счастливчики могли прожить чуть дольше, неделю, месяц или даже год: если духи были не голодны, они откладывали трапезу.

Эта печальная традиция была широко распространена. Когда Раска узнал о ней, то был в ужасе. Однажды он в сердцах заявил Роши: "Если ты когда-то захочешь съесть меня полностью или забрать какую-то часть, я не буду против".

Тогда они пытались договориться с каверзным речным духом, который требовал отдать ему ногу Раски в обмен на переправу. Роши поначалу пытался запугивать духа, но тот оказался наглым. Пришлось торговаться. И Раске, который только узнал о страшной традиции и не мог уложить ее в голове, пришлось слушать, как приемный отец деловито торгуется, предлагая духу части его тела. В итоге им удалось сговориться на несколько капель крови, срезанные волосы и ногти.

Оказавшись на другом берегу, Раска протянул Роши окровавленную ладонь и с издевкой спросил, не голоден ли он. Приемный отец пораженно воскликнул: "Неужели ты и пр-р-равда считаешь, что я р-р-растил тебя только для того, чтобы р-р-рядом было, чем пр-р-рекусить?"

"Если остальные духи так поступают — то с чего тебе быть другим?"

Конечно, Раска говорил так от обиды: даже не на Роши, а на великий круговорот, где сильный пожирает слабого, и где на любую силу найдется еще большая сила.

Подняв голову, Роши взвыл. Тревожный, печальный звук разнесся по округе и вернулся к ним в виде эха — а может, то откликнулись волки.

"Видимо, плохой из меня отец, раз ты так думаешь. Судьбы людей и духов, да и вообще всех существ на свете не сводятся к тому, чтобы съесть или быть съеденными. Многие из нас хорошо относятся к людям".

С того дня пес-гончая стал чаще заводить Раску в поселения, которые оберегали духи-хранители. Знакомил он его и с другими духами, что относились к людям дружелюбно, интересовались их укладом и помыслами.

"А теперь ты что об этом думаешь?" — спустя время Роши вернулся к разговору. Раска решил ответить честно: "Не всегда дело в возможном голоде. Просто некоторые духи не хотят быть одинокими, им нужна стая. А из людей стаю собрать проще всего. Для этого не нужно отстаивать свое право быть главным, доказывать, что ты достаточно сильный, чтобы тебя слушали. Даже слабый дух намного сильнее человека — поэтому если предложить людям покровительство и защиту, они будут благодарны и послушны".

Роши принял этот ответ, хотя Раска видел, что он ему не понравился. И тут надо было промолчать, но Раска вдруг выпалил: "Это словно завести себе животное, но не для мяса, молока или других нужд. Для того, чтобы оно просто было, чтобы любить его, гладить, когда тебе плохо. Я видел, в некоторых поселениях для этого держат кошек, даже если те ленятся ловить мышей. И собак, что совсем не умеют охранять и радостно виляют хвостом, даже если в дом залез вор. Вот и люди для духов — такие же существа".

Роши чуть не подавился костью и пробормотал: "Пожалуй, не буду ни о чем тебя больше спрашивать".

Теперь, слушая старосту с женой — те предавались воспоминаниям и размышляли, как бы сложилась жизнь красавицы при ином раскладе — Раска невольно задался вопросом, изменилось ли за прошедшие годы его суждение. Впрочем, он редко задумывался о чем-то сложном и непрактичном. На философствования нет времени, когда ты все время занят. Нет, размышления о том, как было на самом деле и как должно было быть — удел тех, кто живет подолгу на одном месте, находится под чужим покровительством и не подозревает, насколько мир на самом деле огромен и опасен.

— Она не справляется, — Раска резко прервал болтовню. — У нее в доме ужасно пахнет, пыль по углам, дети ничему толком не обучены. Я полагал, люди сбиваются в стаи, чтобы жить было легче. Но если вы не помогаете друг другу, если каждый из вас справляется в одиночку, то какой смысл жить вместе?

Повисло молчание. Староста с женой переглядывались, поддерживая безмолвный диалог. Птица внимательно рассматривала Раску то одним глазом, то, повернув голову, другим.

— Не стоит считать нас плохими людьми, — наконец, отозвалась жена старосты. Тон ее больше не был добродушным. — Мы не раз предлагали помощь. Но она лишь улыбалась и отвечала, что все в порядке.

— Но вы же все время говорите об этой женщине с пренебрежением. Она, наверное, до сих пор думает, что неприятна вам всем из-за того стародавнего случая. Иначе обратилась бы она к первому встречному, стояла бы полночи у крыльца гостевого домика?

Они еще какое-то время обменивались фразами, словно дети, играющие в "горячую картошку": поскорее отпихни ее от себя, иначе обожжешься. Раска подумал: людям сложно дается мысль о том, что они неправы, что их могут посчитать плохими.

Духи же куда проще относятся к своим ошибкам, списывая их на судьбу. Они-то знают: сколько не стремись поступать правильно, всё сложится именно так, как суждено. Колесо времени не повернешь в другую сторону. Вот и птица, закончив плескаться и подкрепившись еще раз зерном, вспорхнула со стола и умостилась на жердь под куполом, прикрыла головку крылом.