Дорога первоцветов

— Что за бред? Я точно не хотел кончать с собой, зачем это мне? Просто... Просто... Решил искупаться! Поплавать захотелось, жарко стало.

— Значит, идиот, — и прежде, чем Ал успел возмутиться, парень добавил. — Впрочем, я тоже. Может, подружимся, раз уж мы оба идиоты?

— Да ты меня и вытащил из воды, наверное, только затем, чтобы поиздеваться! Тем более, я не дружу с идиотами!

— Оно и видно, ты явно сам с собой не ладишь, — парень сокрушенно покачал головой.

Алу казалось, кровь в его жилах вскипела. Никогда на его памяти не было такого, чтобы он отталкивал человека так грубо, как только мог — а тот пропускал бы все мимо ушей, прилипнув, точно репей. Ал уже не чувствовал холода, да и собственное тело больше не казалось тяжелым и слабым. Вскочив на ноги, он направился прочь.

— Подожди-подожди! Где ты живешь? Давай провожу, а то мало ли, где ты еще решишь поплавать.

"Ага, разбежался! Точно маньяк какой-то! — Ал ускорил шаг. — Привязался на мою голову". Он вспомнил вчерашние мамино предостережение: о том, что подарок или доброе дело может обернуться вымогательством. И если прекрасная девочка-дух не имела ничего общего с этими словами, то вот теперь Ал, похоже, влип. "Куда только смотрят стражи порядка? Нас, значит, голодных мальчишек с левого берега, постоянно гоняют, стоит только сунуться на ту сторону реки. Попробуй прогуляться возле поместья какого-нибудь знатного господина — тут же накинутся, пинками погонят. Лучше бы вместо этого за такими вот ненормальными следили!"

Ненормальный идиот-маньяк-спаситель-вымогатель, между тем, ни на шаг не отставал. Несмотря на быстрый темп, он умудрялся ступать вальяжно. Закинув руки за голову, подставил лицо солнечным лучам и довольно щурился, словно объевшийся сметаной кот.

— Если ты и дальше будешь тащиться за мной, закричу! — предупредил Ал, но парень пропустил его слова мимо ушей, лишь фыркнул насмешливо.

Ал вознамерился было привести угрозу в исполнение, тем более, они как раз свернули на людную улицу. Но стоило ему собраться с духом, как он заметил нечто странное, покоробившее его до глубины души. Отчего-то шедшие напротив люди менялись в лице, стоило им приблизиться. Они морщились, будто наступили босой ногой на слизняка, и спешили поскорее отойти подальше.

По спине у Ала пробежали мурашки. А вдруг следовавший за ним парень и правда маньяк? Ал горько пожалел, что прежде не обращал внимания на таблички, увешанные объявлениями и портретами разыскиваемых преступников. Наверняка он нашел бы среди них знакомое изображение...

Очередной прохожий рванул на другую сторону улицы, и парень расхохотался. Звонко и мелодично. "Вот падла! И чем это он так доволен?" Ал цепким взглядом принялся осматривать стены домов и стволы деревьев, мимо которых проходил — вдруг где попадется табличка с портретами? Но тут гулявший по улице легкий ветерок стих, и Ал вдруг понял, что так пугало прохожих.

Запах! Точнее, нестерпимая вонь, которая... Которая... Ал замер, поднес рукав к лицу, принюхался — и тут же закашлялся. Как же он раньше не заметил, что так сильно воняет? Пораженный, он обернулся к парню. Тот, кажется, удивился такой внезапной реакции, развел руки в стороны:

— Ну так я же сказал, что ты плыл в куче мусора. Объедков всяких. Ну и, наверное, ночные горшки тоже кто-то выплеснул.

— Заткнись! — из глаз Ала брызнули слезы, желудок снова скрутило, но рвать уже было нечем. — И что же, ты увидел такую мерзость и все равно решил меня вытащить? Такой добренький что ли?

— А, не надо было? Хорошо, пойдем, верну тебя обратно! — ненормальный идиот-маньяк-спаситель крепко ухватил Ала под локоть и потянул обратно.

— Да что с тобой не так? Хватит издеваться. Ну пожалуйста, ну правда, хватит.

Ал подумал, что хуже, наверное, быть уже не может. Он никогда не был настолько жалким: ни когда страдал от голода, делая вид, что сыт, чтобы больной маме больше досталось. Ни когда терпел побои и издевательства от Невина и насмешки других бывших друзей. Ни когда клянчил работу или отчаянно торговался за то, что и так было слишком дешево, ранясь о равнодушие и презрение. Ни даже когда в детстве просыпался после кошмаров с мокрыми штанами. Ал воскликнул в сердцах:

— Если я встречу кого-то из знакомых или, — Ал проглотил "или ее", имея в виду девочку-духа с кукольным личиком. — Тогда точно веди меня обратно и возвращай, откуда выловил.

— Согласен. Но если все же не хочешь, чтобы это произошло, скажи где живешь. Не волнуйся, я неплохо знаю кварталы, такими путями тебя проведу, что точно ни одна живая душа не проследит.

Поколебавшись, Ал все же назвал адрес. Кивнув, маньяк-спаситель тут же свернул в ближайший переулок, затем повел Ала по дворам Сигнальных Костров, мимо палисадников и колыхавшихся на бельевых веревках простыней. Они прошли даже краем небольшого поля, непонятно откуда взявшегося в черте города. После шестого или седьмого поворота Ал перестал рисовать в уме карту и поневоле задумался о том, что почти всю свою жизнь ходил одними и теми же дорогами, не выискивая другие пути. Только с бывшими друзьями они могли просто послоняться по улицам, но чаще всего забредали в тупики или зловонные переулки — и после этого долго выбирали только привычные места.

— Кстати, ты мне кое-что должен, — вдруг сказал парень.

Ал быстро стянул с себя плащ, надеясь, что речь шла именно о нем — но не тут-то было.

— Я не про это. На тебе висит еще другой долг.

— Какой такой долг?

"Ну вот, началось, — обреченно подумал Ал, приготовившись, что парень назовет кругленькую сумму. — Все же, не стоило называть свой адрес".

— Ну как же, я ведь тебе жизнь спас. Не помнишь разве, сколько воды из тебя вытекло?.. В общем, такой это долг, серьезный. Нельзя просто закрыть на него глаза.

Вообще-то, как ни тяжело было признавать, но это имело смысл. Даже в легендах говорилось, что спасенный со спасителем навсегда связаны прочной невидимой нитью. Ведь когда человек становится близок к смерти, духи подготавливают для него лодку, чтобы пустить по небесной реке, когда придет час, планируют испытания. Духи с неимоверным усердием подходят к делу, поэтому их очень злит, когда кто-нибудь в последний момент выдергивает человека из смертельных тисков. Оставшись ни с чем, духи могут начать мстить, посылая спасителю несчастья или отбирая у него годы жизни. Чтобы хоть как-то компенсировать это, спасенный должен обязательно хорошо заплатить спасителю.

В разных преданиях встречались истории о людях, которые проводили вместе долгие годы, потому что однажды их связал такой долг. Спасенный следовал за спасителем, чтобы подставить ему плечо, когда тот оступится, поднять, если упадет, оградить от ран и согреть, если тот замерзнет.

Сейчас вряд ли кто-то отнесся бы к такому долгу всерьез, но все же постарался бы отплатить за спасение дорогими вещами. Так что как ни посмотри, маньяк-спаситель-вымогатель был вправе что-либо требовать, и это нервировало больше всего.

— У меня совсем нет денег, — сказал Ал угрюмо. — И в ближайшее время они вряд ли появятся.

— А кто сказал, что мне нужны твои деньги? — хохотнул парень.

— А чего тогда?

— Дай-ка подумать... Как насчет того, чтобы составить мне компанию? Я буду ждать тебя на выходных и в среду на мосту Иссопа, это в десяти кварталах.

— Так далеко! И вообще, что ты собираешься делать?

— Учить тебя плавать, конечно. Чтобы в следующий раз, свалившись в реку, ты без труда смог бы из нее выбраться, — посмотрев на ошарашенное лицо Ала, парень ткнул пальцем между его бровей. — Можем, конечно, встречаться где-нибудь поближе. Но только учти, тогда я в воду не полезу, буду подсказывать тебе с берега. Палку какую-нибудь найдем, чтобы ты случайно не потонул.

Ал все еще пребывал в растерянности и не мог собрать спутавшиеся мысли. С огромным трудом он выдавил:

— Почему не полезешь?

— Ну, видишь ли, мне не очень хочется благоухать так, как сегодня. Но если тебе пришлось это по душе...

— Замолчи, что за бред?! Кому вообще понравится...

— Ладно, ладно, успокойся. Мост Иссопа перекинут через приток выше по течению. Вдоль него совсем мало хозяйств и других построек, поэтому он довольно чистый. Ну и течение там не такое обманчиво-свирепое, управится даже новичок, — парень примирительно похлопал Ала по плечу. — Расслабься немного. Я очень люблю плавать, а еще из меня хороший учитель.

"Надеюсь, тела твоих предыдущих учеников не дрейфуют в сторону океана?" — подумал Ал, но вслух ничего не сказал. Они сделали еще несколько поворотов, прошли дворами, и Ал, наконец, распознал местность. Его дом находился рядом, через несколько улиц.

Отвязаться от парня оказалось неожиданно легко. Условившись о времени следующей встречи, они разошлись. Прощаться не стали, лишь коротко кивнули друг другу.

Перед дверью в комнату Ал остановился, напряженно прислушиваясь, но за ней была тишина. В душе шевельнулся страх: наверное, впервые в жизни Ал подумал, что не знает, как теперь вести себя с мамой, что делать и что говорить. Он все еще злился на нее за выброшенный хлеб. Но злость подутихла, смешалась с беспокойством: ведь Ала всю ночь и добрую половину дня не было дома, мама наверняка волновалась.

Глубоко вздохнув, Ал толкнул дверь.

Мама сидела у окна с ровной напряженной спиной и очень бледным лицом. Но не успел Ал моргнуть, она тут же оказалась рядом, заключила его в крепкие объятия. Смутившись, Ал поерзал, сказал тихо:

— Не нужно, ты испачкаешься.

Но мама лишь сильнее сжала руки и уткнулась лбом в его плечо. Поняв, что мама не собирается отстраняться, Ал осторожно обнял ее в ответ. Они отпустили друг друга лишь спустя долгое время. Уголки маминых глаз были слегка покрасневшими, но в остальном, не считая сероватого оттенка кожи, все было в порядке.

Окончательно вернув своему лицу собранное, строгое выражение, она придирчиво оглядела Ала. Казалось, только теперь до нее дошло, как выглядит сын, какой запах исходит от его одежды и тела. Ошарашенно помолчав, она сказала:

— ...пожалуй, я не хочу ни о чем тебя спрашивать. Приводи себя в порядок, обедай и садись за книги, а то совершенно учебу забросил. Как ты выбьешься в люди, если останешься с соломой вместо мозгов? Ну, что застыл, шевелись. А я пока подремлю, а то полночи обходила округу, потом ждала здесь тебя.

Услышав эти слова, Ал испытал неимоверное облегчение. Он чувствовал, что не в силах обсуждать тему, которая привела вчера к скандалу, и вряд ли сможет толково объяснить ночное приключение. Скользнув за ширму, он принялся сдирать одежду, которая уже почти высохла и неприятно прилипла к телу. Окунув грубое полотенце в небольшую лохань с холодной водой, Ал растер кожу до красноты. После разогрел на кухне воду и повторил процедуру.

Когда он, уже отмытый и с приподнятым настроением, переодевался в чистую одежду, мама сказала:

— Завтра я возвращаюсь на работу. Будем надеяться, что здоровье не подведет.

— Постарайся впредь не простужаться, — посоветовал Ал. — Одевайся теплее. Ешь побольше, не бери лишнюю работу, если устала.

— Эй, эй, не яйцу курицу учить! Давай-ка за книги, нечего отлынивать!

Ал очень любил кошек, и они горячо любили его в ответ. Стоило ему выйти посидеть на ступеньках, как к нему, гордо подняв хвосты, приходили Цукат, Нуга, Лакрица, почти одинаковые Ватрушка с Коврижкой и несколько незнакомых котов. Ал любил давать им имена в честь сладостей, которые пробовал однажды, но которые теперь были для него слишком дороги. В лучшие времена, когда они с мамой ели вдоволь, он частенько выносил кусочки мяса своим пушистым друзьям. Они благодарно терлись о ноги и мурлыкали, заглядывая в глаза.

Однажды в одной из книг Ал вычитал, что когда пришедшие в этот мир боги принялись вероломно изгонять духов, далеко не все успели скрыться в пещере. Часть из них отказалась покидать места, которые были рождены хранить — леса, реки, камни, цветочные луга. А совсем маленьким духам попросту не хватало сил, чтобы отправиться в далекое путешествие к спасению. Такие, как они, могли ютиться в крошечном листочке, в капле росы, что скатилась по нему холодным туманным утром, в кувшинке, в бородавке лягушки, в оставленной пауком паутине, в опустевшем коконе, в сброшенной змеиной шкурке.

Строго говоря, богам тоже почти не было дела до таких слабых малышей. Но когда они изгнали с лица земли всех сильных духов и разродились потомками, наградив их крупицами своей силы, люди осмелели. Если прежде они жили разобщенно, небольшими поселениями, то теперь их деревни разрастались и превращались в города, между ними прокладывались дороги. Леса вырубались, реки осушались, камни ложились в фундаменты многочисленных домов, а луга засеевались, превращаясь в пашенные поля.

Лишившись домов, маленькие духи растерянно метались по улицам тогда еще древних городов, мерцали в темноте, пугая суеверных прохожих. И если случалось духам столкнуться друг с другом, они больше ни за что не хотели разлучаться. Так и получилось, что в какой-то момент они слиплись в большие комки, слишком тяжелые для того, чтобы продолжить парить над землей.

Осев на землю, они постепенно научились жить как один организм, отрастили лапы и хвосты и со временем превратились в кошек. Кошки сплавлены из множества духов, поэтому их нрав переменчив, а глаза сверкают в темноте, завораживая. И стоит кошке привязаться к какому-нибудь месту, она будет ревностно оберегать его от крыс, и преданность эту пронесет через всю свою жизнь.

Мама ворчала, стоило ей увидеть Ала с очередным грязным котом на коленях. Однако ни разу она не заставила его сбросить животное, отряхнуться. Иногда в теплые дни мама открывала окно нараспашку и долго не закрывала ставен, позволяя бродячим кошкам забираться внутрь, ходить по комнате.

В такие дни Ал просыпался и обнаруживал, что он не один в кровати: в его ногах калачиком свернулись Ватрушка с Коврижкой, а рядом, на самом краю, примостился одноухий Цукат. На полу в пятне солнечного света отдыхали другие коты. Глядя на них, Ал представлял, что он тоже дух, которому повезло с кем-то столкнуться, слипнуться — и теперь одиночества больше никогда не будет.

Минувшее лето выдалось ветренным, поэтому мама редко оставляла ставни надолго открытыми. Однако сегодня, собираясь на работу, она это сделала. Видимо, все еще переживала, что они с Алом накануне поссорились, и хотела таким образом порадовать.

Ал проснулся, потому что на грудь что-то давило, затрудняя дыхание. Приподняв тяжелые веки, он встретился взглядом с желтыми глазами. Лакрица, черная с белым воротничком на грудке и белыми сапожками, изобразила на морде такое удивление, будто это Ал забрался в ее жилище. Развернувшись и пощекотав щеки Ала хвостом, Лакрица начала тщательно вылизываться.

Ал аккуратно ссадил ее на кровать, спустил ноги на пол. Что же, купание в реке не прошло бесследно: тело налилось тяжестью, руки и ноги ощущались словно чужие, двигались с трудом. Хорошо хоть, жара не было.

Алу далеко не сразу удалось соскрести себя с кровати. Он кое-как добрался до окна и закрыл ставни; затем взгляд его упал на стол, точнее, на тарелку, накрытую салфеткой. В ней обнаружились уже остывшие остатки картофеля. Ал заставил себя съесть их.

Он пробовал поучиться, но строки двоились в глазах, приходилось по нескольку раз перечитывать одну и ту же страницу, чтобы понять смысл. Еще и разыгравшаяся Лакрица мешала: запрыгнув на стол, она принялась приставать к Алу, пытаясь усесться прямо на книгу, бодая руку, вылизывая щеки и нос.

Окончательно сдавшись, Ал вернулся в постель и тут же погрузился в глубокий, но беспокойный сон. В нем девочка-дух ласково улыбалась и протягивала ароматный хлеб. Но лишь стоило Алу обрадоваться новой встрече, из-за поворота вынырнул Невин с компанией, принялся издеваться.

— Это что, твоя невеста? В каком борделе она работает? Обязательно загляну туда на днях, — голос Невина сочился язвительной насмешкой.

— Милочка, не надейся на него. Он ведь вор, знаешь? Он не только не сможет о тебе позаботиться, так еще и обворует! Последнюю ценность заберет, — поддакнул Чибис и зашелся лающим шакальим смехом.

Девочка-дух опустила голову, позволив золотистым волосам полностью скрыть свое лицо. Сердце Ала прошила боль. Не помня себя от ярости, он бросился на обидчиков, стал драться, словно в последний раз в жизни. Наносил удары руками и ногами, царапался, кусался. Даже когда Донни скрутил его, придавив к земле, Ал продолжил отчаянно вырываться.

— Ладно, убедил. У нее ты не станешь воровать, — произнес Невин, и Ала тут же отпустили. — Но если она вдруг попадет в беду, ты не моргнув и глазом украдешь что-нибудь у других. Ни перед чем не остановишься.

— Не правда! Я никогда так не поступлю! — Ал вскинул голову, и его тут же ослепило поднявшееся над крышей солнце, слишком яркое, гораздо ярче, чем в обычной жизни.

Из глаз тут же хлынули слезы. Словно извиняясь за причиненную боль, лучи согрели лоб и щеки Ала — словно кожу погладила ласковая ладонь. Ал немного растерялся, поэтому не сразу понял, что чья-то рука действительно прикасается к его лицу. Распахнув глаза и кое-как сморгнув слезы, Ал увидел Рута. Совсем не такого, каким он был теперь, а Рута-из-прошлого. Того мальчика, что стоя на самом краю крыши, опьяненный своим первым вином, клялся, что однажды построит крепкие дома всем, кто без крыши, вылечит больных, а голодных накормит. Тот наивный и честный дурак.

— Пожалуйста, скажи мне, — его голос звучал музыкой, переливами самого совершенного музыкального инструмента. Однако лицо Рута скривилось, брови остро изломились, словно ему было больно произносить слова. От края губ потекла струйка слюны. — То, что произошло со мной, хоть как-то помогло тебе?

Ал собрался было ответить, но тут Рут завизжал:

— А-а-ау!

Ал крупно задрожал, но вскоре понял, что дрожит не он, а Рут. И, казалось, вместе с ним дрожал весь остальной мир. Секунда, другая — этот мир вдруг рассыпался на части, упал под ноги. Опустив голову, Ал увидел рядом с ботинками хлебные крошки, укрывшие дорогу. Растерянно обернувшись, он встретился взглядом с девочкой-духом. Руки ее были теперь пусты.

— Мр-р-ряу!

— Да что ты вопишь? Иду я, иду!

Наконец, Ал сбросил с себя плотную пелену сна, резко сел в кровати. Он увидел, как Лакрица истошно орет и царапает ставни. Вернувшаяся с работы мама прикрикнула на нее и едва разувшись, поспешила открыть окно. Раздраженно дернув хвостом, кошка нырнула в розовые сумерки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила мама.

— Хорошо. Просто отлично, — Ал улыбнулся вполне искренне.

Но спина его покрылась мурашками, а руки, спрятанные под тонким одеялом, нервно подергивались.