Змеиная ночь
Тяжелое платье шелком струится по телу, облегая тонкую, словно ножка цветка, талию. Ткань дорогая, и страшно подумать, откуда ее привезли.
«Из Санкт-Петербурга», - завистливо шептали девки, глядя на него со смесью зависти и разочарования.
Конечно, ведь это они хотели быть в нем. Это им казалось, что они достойны Золотого Полоза, а не она, приехавшая из ниоткуда. Но Тамара их почти не слышит, задумчиво разглядывая кружева, обтянувшие руки. Она уверена: платье прибыло к ней не из столицы. Из другого, более далекого – или близкого, как посмотреть, места.
Оно не темно-зеленое, как бы ей хотелось, под цвет глаз, но кипенно-белое. Наряд невесты. А внизу, у самой кромки, прошита золотая нить – чтобы никто не сомневался, кто жених.
Тамара крепко сжимала губы, а женщины, напевая ритуальные песни, наряжали ее. В их словах были пожелания счастливой супружеской жизни, детей и довольствия.
Тамару это не удивляло: от этого брака зависело благополучие всей деревни. Не удивительно, что они теперь решили быть добрыми. Впрочем, не им же теперь жить со змеями.
Она задумчиво, словно со стороны, будто это и не с ней происходит, будто это и не ее касается вовсе, смотрела на то, как в красивую прическу складывают ее шелковистые волосы, как подносят к ней малахитовую шкатулку – дар жениха.
Она открыла подарок и достала из него кольцо, бусы и серьги. К ним больше никто не имел права прикасаться. Таков закон. Это ее дар Полоза.
Знакомым движением она быстро натянула на себя дары. Они привычным теплом отозвались на коже. Серьги были все также легки, бусы – красивы.
- Как куколка! – всплакнула мать.
И женщины согласно зашумели. Кто-то сказал, что украшения выглядят так, будто были созданы специально для Тамары. И она не сомневалась, что так оно и было.
С тяжелым сердцем она поднялась и в последний раз посмотрела в зеркало.
Из темноты на нее взирало испуганное лицо. Огромные темно-зеленые глаза смотрели испуганно и настороженно, губы были плотно сжаты. Да уж! Невеста – всем невестам невеста. С таким лицом не на свадьбу – на плаху идут.
Тамара поморщилась от неприятного предчувствия. Дернула плечом и уставилась на зеркало долгим, немигающим взглядом. Она пыталась заставить себя выглядеть расслабленной, равнодушной. Никто не должен видеть ее страх.
Вот ее губы расслабились, лицо стало не счастливым, но холодным. Эдакая маска. В который раз Тамара поймала себя на мысли, что необычайно красива. Как жаль, что эта-то красота ей несчастье и принесла. Она была уверена: если Полоз и решил на ней жениться, то только из-за внешности.
Тяжело вздохнув, она вышла из комнаты.
Теперь ей нужно было пройти Змеиной тропой – выйти из дома, где собралась вся деревня провожать ее, и пойти в лес.
Что будет дальше – ни она, ни соседи не знали. В эту ночь никому не позволялось заходить в лес. Никому, кроме невесты. Иначе духи очень разозлятся.
Тамара с ужасом представляла себе, как где-то недалеко, в сумеречной мгле, на лесной поляне дожидается ее принц змей. И уже не сбежать от него, не спастись.
Шагая твердо, она вышла из дома.
Толпа приветствовала ее торжествующими возгласами. Улыбались все. Даже те девушки, что были ее конкурентками. Так было положено. Даже если они не были согласны с решением Полоза. Даже если они хотели оказаться на ее месте, они должны были радоваться.
«- Я должна радоваться», - подумала Тамара, но счастья не испытала. Наоборот, какое-то странное, глухое раздражение. Возможно, страх.
Ее глаза медленно перебегали с одного человека на другого. И вдруг зацепились за Степана. Он был бледен, волосы топорщились в разные стороны. Но выражение на лице было крайне решительным. Он был сосредоточенным.
Вот он поймал ее взгляд и начал пробиваться сквозь толпу. Вид у него был решительный. Он наступал на пятки – и не извинялся. Он толкал людей – и не видел этого. Его глаза были уставлены на Тамару.
Наконец он подошел к ней, схватил за локоть. Кто-то попытался шикнуть на него, призвать к ответу, но Степан больно пнул его – и советчик исчез.
- Тамара, - страстно прошептал он, и глаза его зажглись каким-то страшным, неестественным блеском, - я сделал это.
Он немного распахнул рубаху – и Тамара с изумлением восторга увидела за ним лилию. Ее любимый цветок. Она была как живая, если не считать того, что вся была зеленой, с белыми прожилками. Это был малахитовый цветок.
Она с восторгом уставилась на Степана. Без сомнения, это был венец его творения. Он устало ей улыбнулся.
- Сегодня, - прошептал он, - ты будешь свободна.
Сердце Тамары сжалось. Степан собирался подарить ей слишком дорогой подарок.
- Подожди, - прошептала она и схватила его за рукав. Парень с надеждой уставился на нее. – Не надо.
Он нахмурился. Его губы сжались. В глазах полыхнула обида.
- Знаешь, какая цена у этого будет? – прошептала Тамара. Ей было важно, чтобы он понял.
- Да, - помертвевшими губами произнес он. – И я на это согласен. Ради тебя.
Тамара вздохнула. Как же ему объяснить. Из толпы она перехватила взгляд Аси – встревоженный, напуганный. Ее лицо было таким же белым, как у Степана. И смотрела она только на него.
На секунду у Тамары мелькнула странная, глупая мысль. Она вдруг вспомнила, как шептались раньше девки о том, что, мол Ася-то всегда была влюблена в Степана, а он к ней сватов не заводил. Тогда Тамара думала, что они просто завидуют. Ведь Ася со Степаном знали друг друга с детства. Но действительно ли они завидовали?
Она перевела взгляд на парня. Он смотрел на нее долгим, тяжелым, мутным взглядом. Его глаза светились, когда он ловил ее улыбку. Как же она могла быть такой слепой? Неужели он..? Неужели он тоже, как и те парни, был влюблен в нее?
Тамара с грустью посмотрела на него. Добрый, заботливый друг. Она вполне могла полюбить его. Однажды. Когда-нибудь потом. Когда разглядела бы лучше. Могла бы. Если бы не... ОН. Полоз. Теперь с ним все по-другому. Из-за него по-другому. И жизнь уже никогда не потечет по возможной колее. Но как это объяснить другу?
- Степан, - строго произнесла она. Ей вдруг все стало казаться неправильным. – Ты не должен погибать из-за меня. Ты должен жить. И деревня – жить. А я уйду. И у всех все будет хорошо. Позаботься об Асе. Она должна быть счастлива. Ты должен быть счастлив.
Степан нахмурился. Ему совсем не нравились ее слова. Он сплюнул:
- Нет. Ты заслуживаешь того, чтобы и у тебя все было хорошо. Ты будешь жить. Тоже.
Он развернулся и пошел. В лес. Тамара с ужасом смотрела ему в след. Там была короткая дорога к Живой речке. Речке, которая разделяла их лес, владения Великого Полоза, и весь остальной мир. Ходили легенды, что эта река в Змеиную ночь могла многое. Даже оживить мертвого. Поэтому ее и называли «Живой».
Жаль только, что проверить наверняка никто не мог – в Змеиную ночь никому не позволялось заходить в леса. Никому, кроме невесты.
Тамара поджала губы. Она должна была зайти в лес. И обычно считалось, что с противоположной стороны Живой речки. Потому что это было вежливо – идти туда, где со всех сторон были владения покровителя будущего супруга.
Люди, допев песни, разошлись по домам. Дальше Тамара должна была идти одна. Никто не контролировал ее – она не должна была сбежать. Ведь ей была оказана такая честь.
Тамара обняла себя руками. Всю неделю она находилась в окружении толпы, а теперь, вдруг, осталась одна. Одна тогда, когда ей нужна была помощь. Или совет. Или и то, и другое.
Где-то в лесу ее ждал ее жених, ее судьба. А она стояла здесь и не знала, как поступить.
Тошнота волнами подкатывала к горлу. Степан. Он готов был пожертвовать всем, чтобы спасти ее. Неужели она... не поможет ему?
Приняв решение, Тамара пошла вслед за ним. Она уже решила, что если ей по дороге кто-то попадется, что было весьма маловероятно, то просто скажет ему, что идет к жениху. В конце концов, она просто попасть к жениху. Никто не говорил, куда именно она должна заходить.
Лес встретил ее приветливо. Мягкий ветерок, словно лаская ее, обдул кожу. Луна светила ярко, показывая ей каждую тропку – путь было легко найти.
Тамара чувствовала себя почти предательницей, когда шла за Степаном, уходила от своего жениха. Но она утешала себя тем, что уходит не навсегда. Что деревня не пострадает из-за ее решения. Что все будет хорошо.
Просто надо найти друга, вернуть его, образумить. Но... где он?
Вот, вдалеке, перед поворотом, она увидела широкую спину. Его спину? Тамара окликнула Степана, но он не обернулся, не ответил ей. Наверное, не слышал.
Задыхаясь, Тамара побежала за ним. Длинное платье путалось под ногами, тонкая ткань то и дело попадала под ступни, мешала двигаться быстро – и девушка с ужасом осознала, что слышит, как рвется ткань.
Потом. Она подумает об этом потом. А сейчас нужно бежать. Бежать, бежать, бежать. И пусть лес уже слипся в одно большое зеленое пятно. И пусть луна светит не так ярко.
Она должна бежать, чтобы остановить Степана, чтобы в это ночь не произошло что-то непоправимое.
Где-то вдалеке она услышала крик. Кто-то звал ее, окликал. Мужчина. Полоз. Он кричал ее имя, и оно гулом разносилось по долине. Он искал ее. Понял, что что-то пошло не так? Или она слишком долго была в лесу?
Тамаре хотелось ответить ему, откликнуться, но она знала, что не должна этого делать. Ему вряд ли понравится то, что Степан оказался в лесу. И он точно не одобрит его затею. Полоз не поможет ей. Нужно решать все самой.
Она сделала последний шаг – и резко остановилась. Перед ней стояла рогатая береза – странное дерево, которое с середины росло двумя кронами. Тамара хорошо знала ее – за ней начинался обрыв. Странно. Она же шла другой дорогой. Как она оказалась здесь?
Девушка медленно подошла к дереву, крепко ухватилась за него и взглянула вниз. Там, переливаясь в лунном свету, быстрым потоком журчала Живая речка. У ее берега расположился Степан. Он осторожно подходил к камням, боясь поскользнуться. Его рука осторожно полезла за шиворот.
Где-то в лесу, значительно ближе, послышался крик Полоза. Он звал ее, просил откликнуться, почти умолял вернуться. Тамара слышала нотки паники в его голосе.
Ее сердце сжималось. Для нее и для деревни это все могло закончиться плохо. Она исправит это. Должна исправить. Но сначала нужно решить проблему с цветком.
- Степан! – закричала она, переминаясь с ноги на ногу. Мелкий камушек попал под ее туфли и со свистом полетел вниз.
Степан поднял голову и улыбнулся. Он достал свою ценность – цветок. Малахитовая лилия, как живая, блестела в отражении лунной воды.
- Я спасу тебя, - тихонько произнес он, и его голос эхом разнесся по долине.
- Не надо! – почти плакала она.
Но он ее не слушал. Совсем рядом снова раздался крик Полоза. Требовательный и одновременно испуганный. Он звал ее. И ей хотелось откликнуться. Позже. Она сделает это чуть позже.
Тамара вздохнула, покрепче схватилась за березу, и подошла к краю обрыва. Если быть человеком достаточно ловким, можно быстро спуститься вниз. Если не быть... Не стоило думать об этом.
Она сделала шаг, потом второй, потом третий, и отпустила березу, ее единственную опору. Степан с тревогой наблюдал за ней.
- Тамара, - жестким голосом произнес он, но за этой резкостью скрывался страх. – Не надо. Тут слишком скользко. Ты можешь...
Что пошло не так? Тамара не знала. Вот, вроде, все было хорошо. Она прошла уже середину. Степан что-то говорил ей, но она не слышала его – его голос сливался с криком Полоза, который слишком близко звал ее по имени.
Вдруг ее нога подвернулась, и Тамара внезапно почувствовала, что лишилась опоры. Она не успела ничего подумать, даже понять. Просто только что ее ноги были на земле, а вот она – под водой. И ледяная речка стальными пальцами утягивала ее на дно.
Подвенечное платье, такое тяжелое, змеей оплелось вокруг ног, сковывало движения, мешало двигаться. Впрочем, она и не пыталась – просто даже не пришло в голову это сделать.
Сдвоенный крик – Полоза и Степана – разорвал ее уши, но ее, почему-то, это уже не волновало. Ведь над головой, так красиво, светила луна.
- Очнись! – через толщу воды словно доносился до нее вопль жениха. – Двигайся! Плыви!
И она, подчиняясь его приказу, попыталась плыть. Сознание, ушедшее от нее на время, вернулось к ней, словно зажегся свет. И она пришла в себя. Вместе с этим пришла и боль. Тело начало трепыхаться.
Воздух выбивался из легких быстрее, чем она успевала сделать вдох. На одно дыхание - два выхода из горла. Хрипящего горла. Как неприятно.
Она попыталась пошевелить рукой или ногой, но поняла, что не может этого сделать – тело не повиновалось. Но что еще страшнее, так это то, что она вдруг начала задыхаться. Тонуть.
Ледяная вода тысячью иголок вонзилась в кожу. Она пыталась закричать – из легких вырвался лишь жуткий хрип, осел на губах, кровавым цветком всплыл на поверхность.
- Тамара! – услышала она голос Полоза, совсем рядом, кажется, почти над ней. Она хотела откликнуться, но хрип не желал превращаться в крик. Оставалось только сипеть и надеяться, что он, повторяющий ее имя, услышит. А он продолжал кричать: – Тамара!
Ей было холодно. Ужасно холодно. А потом стало все равно. Опять. Под толщей воды мир казался иллюзорным. И жизнь ее – тоже иллюзорной. Она тонула, но страшно уже не было. Стало хорошо.
Вода вокруг загорелась яркими вспышками, словно золото раскалилось до предела. Стало горячо, но не жарко, а так, как надо – комфортно, тепло.
- Тамара! – голос окликал ее. Но это был другой голос, чужой. Не Полоза. Степана.
А потом рядом с головой прошипел снова он, снова тот, что звал ее в лесу. Тот, на чей зов она хотела откликнуться. Хотела, но не могла:
- Тамара!
От воды шел пар, ее становилось все меньше. Тяжелое платье уже не утягивало на дно, потому что дно уже было достигнуто. Но воды там не было – только воздух.
На живот легло что-то теплое. Что-то, что согревало все ее тело, позволяло дышать.
- Тамара, - такой грустный голос, разрывающий сердце. Полоз. Он рядом – она чувствовала его дыхание на себе. Он нашел ее. Конечно, нашел. И не злился. Не обиделся за то, что она убежала. Он понимал. Конечно, он все понял.
Ей вдруг так захотелось его утешить. Но как? Она даже не могла пошевелиться. Даже не могла повернуть голову, чтобы увидеть его.
– Не бросай меня, Тамара, - произнес он так серьезно, что это разбивало ее сердце. Причиняло боль сильнее, чем та, что пульсировала у нее в затылке. - Я этого не переживу.
Она усмехнулась. Ей хотелось сказать, что все хорошо, хотя знала, что это неправда. Все кончалось. Она чувствовала, что конец близко. Как глупо. Ей хотелось уверить его, что ее смерть – ничто, что с ним все будет хорошо, но из горла раздавался только хрип.
Он заплакал – она слышала, как он рыдал, чувствовала, как он пытается обнять ее тело. Ей хотелось сказать ему, что уже поздно. Что она умирает. Заверить, что умирать не страшно, но из горла вырвались лишь стоны.
- Ты не умрешь, - шепчет он, словно читая ее мысли. А ей так грустно от того, что она так и не увидела своего жениха. Так и не узнала его. Кажется, он был неплохим парнем. Что-то с силой надавило на грудь, сжало сердце. Он все еще бился за нее. Бился за них двоих. – Ты не оставишь меня, - уверенно шептал он ей в ухо, в самую душу.
- Тамара, - а это уже другой голос, мужской, почти мальчишеский, смутно знакомый. Она пытается вспомнить – но в затылке, лежащем на дне реки, реки, которой уже нет, все взрывается болью. – Тамара, я сделал это. Я создал его. Ты спасена.
«- Степан», - как-то тупо бьет мысль. Догадки хватает только чтобы узнать его. Но о чем он говорит? Чего хочет? Это ведь было уже не важно. Уже ничего не важно.
Она чувствует, как в ее руке появляется что-то тонкое и холодное, приятно леденя кожу.
Цветок. Степанов цветок. Змеиный цветок. Как неправильно. Тамара чувствует смущение и вину перед женихом. Ее последнее предательство.
Пальцы пытаются разжаться, отпустить дар Степана – последнее, что она может сделать для Полоза, но руки уже не слушаются.
А он, кажется, не замечает ничего. Его голос суров и похож на шипение. Неужели он не видит, что у нее в руках?
- Горы, реки, земля и леса, - шипит его голос, и Тамара чувствует, как жар, жар, которым он испарил реку, поднимается в ней. – Вы мне свидетели. Сила моя, что течет во мне, кровь моя, что пульсирует в жилах, я отдаю их тебе. Я отдаю их тебе, Тамара, и связываю нас. Ты не умрешь, пока живу я. А я живу, пока живут эти горы. Клянусь рекой этой, - шепчет он, - пусть вода станет камнем. И пусть он унесет твою боль.
Жар достиг сердца, а под спиной возникло что-то острое. Камни. Там, где раньше была вода, из-под земли начали вырастать камни. Настоящие валуны.
Где-то сбоку что-то дернулось. Небольшое движение. Тамара повернула голову. Боль резко отдалась во всем теле. Но все же она смогла сделать это движение.
В гуще леса кто-то был. Лицо. Белое и испуганное. Они уставились друг другу в глаза – все, что могла себе позволить Тамара. Ася. Она здесь. Ее лицо испуганное, в глазах стоят слезы. Ее пальцы теребят верх платья.
Тамара невольно отводит от нее взгляд. Теперь она видит Степана. Он тоже бледный. Почти мертвый. В его глазах застыл такой ужас, словно прямо сейчас он переживал самую страшную минуту своей жизни.
Как со стороны, она смотрела на него. И с удивлением замечала растрепанные волосы и мокрую одежду. Что-то каплями блестело около его груди.
Она прищурилась. Почему-то прямо сейчас ей было важно разглядеть это. Цветок. Неумело выбитый малахитовый цветок. То ли ромашка, то ли клевер – так и не разобрать. Плохая работа. Сам Степан такое бы не сделал.
Сквозь боль она улыбнулась. Ася. Подруга поймала ее несколько дней назад и серьезно сказала, что если Тамара не собирается останавливать Степана, то она возьмет дело в свои руки. Вот как она взяла! Тоже попыталась сделать Змеиный цветок. Интересно, получилось ли?
Мысль была путанной и неоформленной. По сути, для Тамары это уже не имело значение. Ее дыхание становилось неровным.
Где-то вдалеке раздался треск. Она медленно перевела взгляд. Чуть дальше Аси, за деревьями, прятался кто-то еще. Какой-то парень. Тамара щурилась, но не могла разглядеть его лица. Она морщилась, с отвращением думая, что эта загадка – загадка четвертого человека, станет последней в ее жизни.
Но вот он неловко взмахнул рукой – и она с радостью опознала его. Иван. Скрябов сын. Жених Аси. Наверное, он увидел, что она идет в лес, и пошел за ней. Славный малый. И любит Асю. Все у них будет хорошо.
Мысли путались. Полоз что-то продолжал шептать над ней, но было плохо слышно.
Она с силой сжала холодное – цветок, что вложили ей в руку. По щеке катилась слеза. Влага стекала из глаз и камнем падала с щек.
Воздух перестал поступать в легкие. Она захрипела.
- Тамара! – заорал над ней Полоз, тяжестью наваливаясь на грудь. – Тамара!
Ей хотелось откликнуться, хотелось что-то сказать, как-то утешить его, но губы уже не слушались. Вдруг стало легко и светло. А потом чернота поглотила ее.