Сапер
Одеяло снова скатилось на пол. И подушка вновь была мокрой от пота. Утро от утра нисколько не менялось. Декорации оставались все те же, сны становились все более реальными.
Открыв глаза, Тамара все еще не ощущала себя вполне собой. Это была она и не она вовсе. А другая. Девушка, которая боялась жить со змеями.
Нужно было от нее отходить.
Опустив ноги на пол, Тата застыла. На ней были надеты джинсы. Влажные. Не от пота. От дождя. Провела пальцами по животу – кожа наткнулась любимый джемпер.
Вспышками молнии в памяти всплывал вчерашний вечер. Ссора с Мишей. Преследователь. Странные сообщения. Полет в никуда. И... Полевской.
От мыслей о Никите у нее всполохом пожаров загорелось что-то внутри. Она приложила пальцы к щекам – и с изумлением поняла, что они горячие. Тут же вскочила с места и подлетела к зеркалу. Ну так и есть. Заболела.
Глаза лихорадочно блестели. Щеки горели нездоровым румянцем, губы были ярко-красные и какие-то припухлые. Смотреть на свои губы было как-то волнительно и неловко.
Она медленно прикоснулась к ним подушечками пальцев – надо же, вчера вечером к ним прикасался Никита. Мысль об этом жаркой волной окатила ее. Она с изумлением вглядывалась в свое отражение, пытаясь найти изменения. Но на нее смотрела все та же Тамара. Такая же красивая. Правда, чуть более счастливая. Вчерашняя Тата не выглядела такой самодовольной. И у нее не было подобного безумного блеска в глазах.
Она тяжело задышала – воспоминания сладкой негой топили ее в себе. Вот запевает сладкий голос Селин Дион, и она почти ощущает себя Розой, а вот Никита ведет ее в танце под дождем, и она точно считает, что нашла своего Джека. А вот он наклоняется к ней и... Тамара потупила глаза. Сладкая и одновременно застенчивая улыбка появилась на ее лице.
Но как она оказалась здесь, в этой комнате? Неужели, когда они вернулись в машину, она заснула? Да, кажется, так оно и было. По крайней мере, Тамара помнила, как ее разморило от тепла – Полевской еще сильнее раскочегарил печку. Кажется, он о чем-то рассказывал ей. Возможно, спрашивал. Она не помнила. Просто в какой-то момент ей стало так тепло, так уютно, что она позволила волнам неги поглотить ее.
А что было дальше? Неужели она уснула там? И как оказалась здесь? Он принес ее сюда? В ее комнату?
Тамара огляделась по сторонам. В общем-то, тут не был свинарник в прямом смысле слова. Просто вещи валялись то там, то здесь. Она густо покраснела. Не так она хотела познакомить Полевского со своим внутренним миром.
Вздохнув, Тамара вышла из комнаты.
На удивление, в рекреационной зоне никого не было. Странно. А она уж думала, что они сговорились поджидать ее тут.
Спустилась на еще два пролета и оказалась на веранде. Да. Так и есть. Все расположились именно здесь. Даня и великолепная четверка расположились за столом. Они пили кофе и о чем-то негромко болтали. На противоположной стороне от них, у окна, сидели Ира и Костя. Они хмурились и упорно делали вид, что никого не замечают. Водова, разнообразия ради, снова была в желтом.
- Ир, - ахнула Тамара, с изумлением глядя на золотой спортивный костюм филолога, который крайне неудачно сочетался с ее рыжими волосами. – Ну ты что, опять решила уехать?
Водова подняла на нее злой взгляд и поджала губы – видимо, так и не простила той выходки с хэштегом. Что ж, не вина Тамары, что идея так быстро завирусилась – это Змейка, Марина и Влад репостнули ее сообщение. В конце концов, ей и так периодически доставалось от читателей блога. Почему-то они считали тот ее пост крайне бессердечным. Ну и пусть.
- Знаешь ли, - все же решила снизойти до ответа Ира, - когда приходится жить с уголовниками, помяни мое слово: любой сигнал о бедствии хорош. А когда эти уголовники еще и мажоры, прикрываемые связами отца... - она закатила глаза и не закончила фразу.
- Уголовники? – непонимающе уточнила Тамара, а потом обернулась на Даню.
Тот ответил ей мрачным, обиженным взглядом. Его губы были сжаты в одну линию. Впервые за все их знакомство он не встал и не начал делать ей кофе. Вместо этого он опустил подбитые глаза и продолжил разговор с Махиным, словно ничего особенного не произошло.
Так. Стоп. Махин!
- Влад? – изумленно уточнила Тамара, глядя на него во все глаза. – Ты?! Тебя выпустили вчера?
Махин посмотрел на нее с насмешкой. На лице читалось плохо скрываемое презрение.
- Как видишь, - растянул он, отдавая шутливый поклон. – Закон признал меня невиновным.
Водова громко цокнула, а потом тяжело вздохнула – видимо, на это у нее была иная точка зрения. Махин с презрением уставился на нее, а потом перевел взгляд на Тамару. В его глазах таился вызов: мол, ну давай, спрашивай.
- Вижу, - осторожно произнесла Тамара, подсаживаясь, - твой день вчера все же прошел хорошо.
Махин хмыкнул.
- Ну, не так хорошо, как твой, но...
Тамара резко подняла на него голову. Влад смотрел с ледяным презрением. Марина – веселой насмешкой. А Миша разглядывал ее так, словно увидел впервые. Что же касается Дани, то он не смотрел на нее овсе. Он в упор глядел в свою чашку с кофе. Но вид у него был такой, словно он разглядывает таракана, которого должен препарировать.
Они знали. Знали, что ее вчера привез Полевской. Но что именно они видели?
Тамара поджала губы. Оправдываться она не собиралась. Да и не в чем ей было! Она ни в чем не была виновата. А Полевской... Он красивый парень, она – красивая девушка. И свободная. В голове тут же злым колокольчиком прогремело его: «А ты бы хотела?». Тогда Тамаре казалось, что она знает ответ. Сейчас она уже не была в этом так уверена. А он?
Она прикусила губу. Конечно, она могла сказать, что потерялась, а Полевской просто решил ее подвезти. Но почему-то говорить об этом и кому-то что-то объяснять не хотелось. Вместо этого она решительно пошла в атаку:
- Почему Ира сказала, что ты – мажор, которого прикрывает отец?
Махин зло сверкнул глазами, но голос его был ровным и спокойным:
- Почему бы тебе не спросить об этом у Водовой?
Тамара хитро ему улыбнулась. Лучшая защита – нападение. Поэтому так просто она от него не отстанет.
- Обязательно, - хмыкнула она. – Только сначала хотела бы услышать твою версию.
Махин мрачно уставился на нее. Весь его вид говорил, что еще немного, и он пошлет Тамару лесом.
- Ты убил профессора?
Губы Влада скривились. И все же он ответил:
- Нет. А ты?
Тамара покачала головой и перевела взгляд на Иру. У той на лице застыло тупое выражение. Она уже сделала вывод и привела приговор к исполнению.
- А я думаю, - провокационно заявил Миша, разглядывающий Тамару так, словно она только что предала его. – Что на самом деле это сделал Коготь. Он кокнул профессора, а потом обстряпал дело так, чтобы на Влада легло подозрение. Уверен, именно так дело и было. Пожалуй, напишу об этом своим подписчикам. Пусть раскрутят это дело.
Костя покраснел. Как и все блондины, налился он как-то неравномерно, пятнами, словно далматин. Его губы дрожали, пальцы сжались в кулаки.
- Я! Я... - заорал он, чуть ли не набрасываясь на Мишу. Назревала новая драка. Очередная. – Да ты! Да с чего бы мне?!
- А с чего Владу? – заорала на него в ответ Марина.
- С того, - за него ответила Ира, - что он – мажор. И привык решать все проблемы исключительно связями. Что, помешал папочке Скрябин – и все? Чик?!
Влад резко встал. Весь его вид говорил, что если он до этого дня, возможно, еще никого не убил, то все может измениться очень быстро. Ира, не разбирая, что хватает, схватила первое, что попало под руку – чашку с чаем, и с угрозой замахнулась.
- Ребята! – окликнула Тамара. Все это начинало выглядеть не очень здоро́во.
Послышался стук двери – и в комнату, стуча каблуками, вошла Змейка. Как никогда вовремя!
- О! Старое доброе смертоубийство! – с восхищением произнесла она, одобрительно оглядывая открывающуюся перед ней картину. – А я уж переживала, что в моем гадюшнике все спокойно!
Тамара с облегчением перевела взгляд на нее – и тут ее сердце начало делать такие кульбиты, что любая скаковая лошадь умерла бы от зависти. Рядом с блогером, опершись о косяк, стоял Никита Полевской. Он с улыбкой смотрел на Тамару, разглядывая ее так, будто никого в мире не то, что прекраснее нет – а просто словно никого в мире больше нет.
На несколько мгновений Тата забыла, как дышать. Хоровод невыраженных мыслей затопили ее сознание. Они, словно бабочки, только что вылупившиеся из кокона, заметались быстро-быстро, бьясь в животе так, словно пытались улететь на огонь. Покраснев, Тамара опустила глаза. Ее пальцы сжали уголок платья.
- Пока еще нет, - зло прошипел Махин, отгоняя магию. Ну надо же. Кроме Тамары и Никиты, оказывается, тоже велась жизнь!
Тата перевела на него взгляд – и похолодела. Глядя на нее в упор, с побелевшим лицом, сидел Даня. Он с обидой уставился на Тамару, а потом перевел такой взгляд на Никиту, что было понятно: да, еще никого не убили, но это не точно.
Полевской, перехватив взгляд Летемина, лениво перевел на него взгляд и зло улыбнулся. Между ними словно был мысленный поединок, где каждый хотел причинить другому максимальный вред. Но почему? Что им было делить?
- Надо поговорить, - цокнула языком Настасья, а потом с презрением уставилась на Водову. – Что, опять решила свалить? Скатертью дорога. Только отступные не забудь вернуть.
Ира закатила глаза, но блогер этого не видела. Ее отвлек Даня.
- Настасья, - мягко произнес он, и Тамара с ужасом заметила, каким нежным может быть его голос. – Неужели действительно нужно кого-то убить, чтобы ты осчастливила нас своим приходом?
Змейка зарделась так, словно в жизни не слышала слов приятнее, Тамара с изумлением уставилась на Даню. А Летемин, кажется, забыл о ее существовании. Он с нежностью смотрел на Настасью и улыбался ей так, будто она была сочным стейком, что лежал недоеденным у него на тарелке.
Марина зловредно захихикала, переводя взгляд со Змейки на Даню, с Дани на Тамару, с Тамары на Мишу – и обратно. Она выглядела такой заинтересованной, такой поглощенной зрелищем, что Тате захотелось дать ей попкорн. Четвергов, видимо, не вполне удовлетворенный сценой, которая разворачивалась у него на глазах, зарезал на своем сидении, а потом, как бы случайно, ткнул чашку Влада, сидящего рядом с Даней.
Кипяток фонтаном брызнул на ничего не подозревающего Летемина, полностью поглощенного видом Змейки. Тамара закричала, пытаясь его предупредить, но поздно – он уже и так все сам понял.
Чертыхаясь, Даня вскочил и начал отряхивать мокрые штаны. На его лице застыло страдальческое выражение.
- Извини! Я случайно! – сказал довольный Четвергов таким тоном, что даже глухой бы понял: нет, не случайно.
- Бедняжечка, - заворковала Настасья, подлетая к Дане и заботливо обтряхивая его штаны салфетками. Потом ее лицо стало хитрым-хитрым, и она, усмехнувшись, добавила: - Совсем не обязательно вариться заживо, чтобы обратить на себя мое внимание. Можно было просто позвонить.
Даня широко улыбнулся и уставился на нее. На лице Миши появилось мрачное, сосредоточенное выражение человека, готовящегося к убийству.
- Кажется, я обварил ноги, - глухо произнес Летемин, глядя на Змейку с почти щенячьим выражением на лице. Сердце Тамары гулко забухало. А он продолжал вбивать гвозди в крышку гроба ее нервной системы: - Но если ты дашь мне свой номер телефона, оно того стоило.
Настасья (О Боже!) зарделась и начала неловко поправлять прическу. Глаза Тамары чуть не выкатывались из орбит. Что здесь происходит? Он что, флиртует с ней? Флиртует со Змейкой, стоя с мокрыми обваренными ногами?!
Где-то рядом захихикала Марина, но Тамаре было на это плевать. Она сейчас изо всех сил старалась осознать то, что видели ее глаза. И ей это не нравилось. Очень не нравилось.
- Уууу, - протянула Настасья, вроде бы, с сочувствием, но это было больше похоже на довольный рык. – Раз ты такой герой, пойдем, я помажу тебе кремом твои обваренные ноги. Заодно и дам свой номер телефона.
Она взяла под локоток Даню, и они медленно пошли наверх. Туда, где на втором этаже располагалась комната Летемина. На Тамару вдруг накатило странное чувство, как в детстве, когда она с разбегу бросилась в воду с трамплина, а потом упала не так, как это делают по телевизору – красиво и свечкой, а неловко, плашмя, животом. Тогда она плыла по воде, и задыхалась, потому что воздух весь вышел из нее, а сделать новый вдох не получалось.
Тата быстро перевела взгляд от удаляющихся спин Дани и Настасьи, а наткнулась на злой, изучающий Махина. Он смотрел на нее так, как смотрят туристы на экспонаты кунсткамеры – с интересом, брезгливо улыбаясь. И что-то черное, мутное, плескалось в его глазах. Тамаре не хотелось на него смотреть – и все же она смотрела.
- Махин! – прервал их зрительный контакт резкий окрик. И Тамара вздрогнула – оказывается, чарующий голос Полевского мог звучать и так: властно, пугающе, не давая права на отказ. – Выйдем. Нам надо поговорить.
В глазах Влада мелькнуло что-то жесткое, лицо побледнело. Он перевел взгляд на Никиту, и его губы непроизвольно сжались. Махин тут же поднялся, не резко, но и без насмешки, как вчера, с полицейскими, и подошел к Полевскому, который смотрел на него так мрачно, что было понятно – без головомойки парню не обойтись.
Никита сделал непроизвольный жест рукой и пошел во внутреннюю часть дома, туда, где их разговор никто не услышит. Он не оборачивался, чтобы проверить идет Влад за ним или нет, словно был уверен, что его приказ Махин не осмелится ослушаться. Оказалось, что так оно и было – парень пошел за меценатом, гордо подняв голову.
Вот они и остались одни: опустошенная Тата, Марина, с блестящими глазами провожающая взглядом парней, злой Миша, увлеченная, даже чрезмерно, своим завтраком Соня, и Ира с Костей, делающие вид, что их ничего не касается.
Первой очнулась Марина. Она зловредно захихикала, словно всю жизнь тренировалась звучать как ведьма из фильмов ужасов, и уставилась на Тамару с провокационным видом:
- И вот они ушли! – торжественным голосом произнесла она, играя бровями. – Скажи, Миша, - тут она перевела взгляд на Четвергова, взяла в руки вилку и пристроила ее ко рту так, будто у нее в руках был микрофон, - что ты думаешь по поводу того, что Змейка решила подняться с Летемиными в его комнату?
- Да пошла ты! – выплюнул Миша. Он выглядел раздосадованным. Его пальцы так крепко сжимали помидор, что он лопнул, окропив красной мякотью зазевавшуюся Пегову и самого Четвергова. К сожалению, добровольцев, кто был бы готов помочь Мише обтереть одежду, не нашлось.
Марина поджала губы, но не выглядела особо расстроенной.
- Сильно сказано, - кивнула она, с насмешкой глядя на то, как красное пятно растекается по футболке Миши. Он, чертыхаясь, пытался его смахнуть, но это все приводило к обратном эффекту – грязи становилось больше. Улыбнувшись, Черновод повернулась к Тате. – А у тебя какое мнение?
Тамара уставилась на ее вилку, призывно повернутую зубчиками к ее лицу. Она осклабилась и опустила лицо ниже, словно реально пододвигалась к микрофону. Ее глаза неотрывно следили за глазами Марины.
- Я думаю, - произнесла она грудным голосом, - что быть ребенком намного проще, чем взрослым: не нужно думать о деньгах и о том, на что жить и как, не нужно решать проблемы. Поэтому единственная радость от того, что ты повзрослел – это то, что ты можешь распоряжаться своей жизнью и принимать свои решения без оглядки на других.
Лицо Марины вытянулось. Что бы она ни ожидала, ожидала она явно не это.
- Даня и Настасья – взрослые люди, - продолжила мысль Тамара, скорее убеждая себя, чем ее, - сами во всем разберутся.
- А ты? – с улыбкой произнесла Марина.
- А я пойду читать книгу, - отрезала она.
Вдруг на нее накатила такая тоска, что стало тошно. Эта любопытная Черновод и психующий Четвергов, обиженная Водова и горделивый Когтевой. А еще затихшая Пегова, какая-то странная, неживая после Ночи костра.
И этот сон про Змеиный цветок. Ведь это странно. У Ажова все про него было другое. По-другому. Да и не у Ажова вовсе...
Неприятная мысль кольнула сердце. Надо же! Как она сразу не догадалась?! Тамара с ужасом уставилась на Водову. Второй филолог. Ее единственный соратник.
Ажов. Не. Писал. Про. Цветок.
Сердце Тамары забилось еще быстрее. В голове, словно накатами, пошли воспоминания: вот Ирка говорит, что Тамара ничего не знает про этот Змеиный цветок, а вот она утверждает, что Ажов про него не писал. Змейка обращается к Скрябину, и тут профессор отвечает: да, мол, так и было, считается, что легенда про цветок, цветок, который ищет Девка, не ажовская, а поздняя вставка. Ее дописал его сын...
- Ира, - с волнением в голосе произнесла она, - а что ты знаешь про Змеиный цветок?
Водова надулась от гордости, а Марина с изумлением уставилась на нее. Весь ее вид говорил: мол, прикольно ты тему решила сменить! Но Тамаре было все равно. Она с напряжением уставилась на Иру, а та с самодовольным видом начала:
- Ну, понимаешь, согласно легенде, Девка...
- Я знаю легенду, - жестко отрезала Тамара. – И знаю, что цветок дает богатство и бла-бла-бла. Я хочу узнать: где конкретно впервые это появилось? Какие есть исследовательские работы?
Водова побелела и поджала губы – она не знала.
- Понятно, - вздохнула Тамара. А жаль. – Тогда я в рекреационную, в библиотеку.
Ирка скривилась. Кажется, ей было обидно, что она чего-то не знала. Но Тамаре было не до ее чувств.
Она сначала поднялась к себе, на четвертый. Комната была в том же беспорядке, в каком ее оставила Тамара. Но ей было плевать. Она подлетела к шкатулке, открыла подложку. Там, скрытое за подложкой, написанное неровным почерком профессора, пряталось его письмо-загадка.
Тата схватила его и с каким-то странным чувством направилась вниз. Это было как наитие: она ничего не понимала, у нее в голове не было ни одной мысли, но вдруг, каким-то странным чувством, она понимала, что если не отгадка, то ее хвост близок.
Она спустилась в библиотеку. Рекреационная зона была пуста и встретила ее прохладой. Тамара тут же бросилась к книгам.
Исследования. Исследователи. Ажов.
Учебных пособий, сказаний, сказок – их было много. Тамара тонула в книгах, захлебывалась в листах. Глаза бегали по содержанию и искали, искали что-то новое.
Но вот что необычно: о Змеином цветке упоминалось редко. И то всего пара слов. Словно тот, кто собирал эти книги, не хотел, чтобы информации о нем было слишком много. Впрочем, возможно, это были лишь ее домыслы. Про Цветок и правда всегда говорилось немного, вскользь. И это было лишь то, что сказала Водова. И это было то, что в корне отличалось от ее сна.
Сны... Тамара усмехнулась. Когда она начала доверять им? Когда стала такой легковерной?
Книжка падала за книжкой. Их набралось уже горы. Но нигде ничего не было даже отдаленно похожим на то, что ей сказал Степан. Что ей во сне сказал Степан.
На Тамару черной пеленой легло отчаяние.
И в этот момент в дверь кто-то легонько постучал. Это был такой мягкий звук, словно кошка прикасалась лапкой к двери.
- Войдите! – позвала Тамара и усмехнулась. Кто у них такой щепетильный, что со стуком входит в общественное место?
Дверь распахнулась. На пороге, в костюме с иголочки, блестя в свете ламп шапкой золотых кудрявых волос, стоял Полевской. Сердце Тамары забилось быстрее, пригоняя кровь к щекам. Дыхание стало рваным. Никита был так красив, так тепло и в то же время бесстыже улыбался, не стесняясь и не скрываясь рассматривая ее всю, открыто любуясь, что ей казалось, что они оба заняты чем-то неприличным. Точнее, занят он, а она этим наслаждалась.
Тамара чувствовала, как горячая кровь, обжигая, бежит по венам, как от этого дерзкого взгляда, охватывающего ее всю, словно иголками бьет по легким воздух. Воспоминание вчерашнего вечера, его нежных губ окатили ее всю. Она судорожно сглотнула.
- Тамара, - нежно произнес Никита и подошел ближе.
Ноги превратились в студень. Тело отказывалось шевелиться. Но это, почему-то, было приятно. Щеки горели, губы судорожно хватали воздух. А она только и могла смотреть на то, как он садится на корточки рядом с ее ногами, нисколько не волнуясь, что может помять дорогой костюм.
Кажется, он заметил ее смущение – и улыбался ему с каким-то странным задором.
Тата с ужасом осознала, что совсем не помнит, как говорить. Слова кашей смешались в голове. Да, она знала, что они встретятся. Знала, что когда-то они пересекутся с Полевским, и догадывалась, что между ними должен состояться разговор. Но как-то не думала, что он произойдет так скоро.
Она вдруг поняла, что и хотела поговорить с ним, и боялась. Боялась, потому что ее пугал его отказ.
«Отказ?» - тут же раненой птицей мелькнула мысль. – «Но в чем?».
Это Тамара боялась сформулировать даже для себя.
А он смотрел на нее как-то странно: ласково и одновременно с таким напряжением на лице, будто ждал чего-то, будто надеялся услышать от нее что-то важное. Но что?
Мысли бились в голове с безумной скоростью, но ничего стоящего не приходило в голову. Словно в игре «Сапер», она боялась сделать неверный шаг.
- Я проснулась сегодня в своей комнате, - наконец произнесла она, с изумлением замечая, как хрипло звучит ее голос. – Я уснула в вашей машине? Вы привезли меня сюда? Спасибо.
Полевской скривился. Его губы сжались в плотную линию, а глаза гневно заблестели. Тамара поняла, что своим первым ходом она тут же наступила на бомбу: что бы он от нее ни ожидал, его догадки не оправдались. Как и ее.
Никита быстро подавил вспышку: его губы расслабились и даже выдали подобие улыбки. Лицо приняло нейтральный вид. Вот только потемневшие глаза все также пылали гневном.
- Мы же договорились, - мягко произнес он, и Тамара снова почувствовала, как попадает во власть его голоса, - что переходим на «ты».
Он внимательно уставился на Тату, и продолжил, когда она нервно кивнула.
- Тем более, что после вчерашнего, - он сделал многозначительную паузу, словно давая Тамаре в подробностях вспомнить их прошлый вечер.
Тата непроизвольно уставилась на его губы, такие мягкие, такие нежные, такие чувственные. Теперь она знала их вкус. Ее грудь начала подниматься слишком быстро. Дыхание прерывалось. Покраснев, Тамара быстро опустила глаза.
- После вчерашнего, - повторил он, и даже не глядя, Тата слышала, как он улыбается, - я думал, это будет очевидно.
- Вчера так много произошло, - выпалила Тамара, все также обращаясь к своим коленкам, чувствуя, как сгорает под его взглядом.
Словно комната вся наэлектризовалась от одного его присутствия, и тонула от звуков его голоса, а вместе с ней в бархатном потоке тонула и она. Ее это пугало. Хотелось остановить магию. Снова быть собой, на привычной земле. Не то, чтобы все эти странные ощущения ей не нравились. Просто они были непривычными и заставляли испытывать то, что она раньше не чувствовала, выводили из зоны комфорта. А Тамаре очень не хотелось ее покидать. Поэтому она продолжила уже совсем другим, формальным голосом, пытаясь сломать волшебство, порождаемое одним взглядом Полевского:
- Махина арестовали.
- Я знаю, - кивнул он, внимательно разглядывая Тамару. Ей вдруг показалось, что он считывает ее мысли, и не желает ей победы. – А потом отпустили. Я созванивался с его отцом. И... с полицией.
Тата резко вскинула на него голову. Он продолжал рассматривать ее – и его черные ресницы, на удивление густые и гибкие, в один тон с бровями, но не волосами, дрожали от ее быстрого дыхания. Они сидели слишком близко.
Какая-то мысль мелькнула в ее голове. Почему-то она была связана с Водовой. Но Тамара отбросила ее как несущественную, залюбовавшись его небольшой родинкой на шее, прямо под ухом.
- У нас тут, - глухо произнесла она, пытаясь сосредоточиться, – все вверх дном. Ирка считает, - ах вот что ей пришло в голову про Водову! Как хорошо, что мозг умеет работать в авиарежиме, - что он преступник. Такое сумасшествие. Все ругаются. Мне кажется, Костя с Ирой захотят уйти.
Он пожал плечами. Кажется, в отличие от Змейки, Полевскому было плевать на количество участников Skazа.
- А ты? – мягко произнес он, внимательно разглядывая ее, даже не скрывая того, что любуется. Вот его глаза остановились на ее губах.
- Что я? – шепотом произнесла она, невольно приоткрывая рот, глядя на то, как его глаза изучают его.
- А ты бы хотела уйти?
- Нет, - прошептала она, уже даже не пытаясь оторвать взгляд от его глаз, бессовестно разглядывающих ее губы. – У меня тут есть дела.
- И какие же? – усмехнулся он, пододвигаясь еще ближе. Его глаза словно покрылись пеленой, взгляд стал тягучим, и Тамара чувствовала, как он, словно в водоворот, утягивает ее волю. Его лицо начало приближаться.
- Что ты знаешь о Змеином цветке? – выпалила она, чувствуя, как его губы мягко прикасаются к ее коже, оставляя нежный след на щеках.
Никита зашипел, словно рассерженный змей, и резко отстранился от нее. Его лицо побледнело, а глаза стали злыми - он смотрел на Тамару почти с ненавистью.
На мгновение ей стало страшно. В гневе Полевской выглядел пугающе.
- Ах вот ты куда метишь, - злобно выплюнул он и отстранился. – Это, пожалуй, без меня.
Он отстранился от нее с каким-то странным, брезгливым видом, будто вляпался в трупик жука-навозника, встал, отряхнул одежду и большими шагами ушел от нее.
Тамара с тоской смотрела ему в след. Почему-то резко стало холодно. Ей казалось, что ее сердце и легкие превратились в стекло. Стекло, которое разбилось изнутри, в крошку разрывая ее тело.
Легенды гласили, что тот, кто найдет Цветок, будет невероятно богат, потому что попадет в милость к Девке. Она вчера сказала ему, что верит в легенды.
Тамара смотрела на его стремительно удаляющуюся спину. Он даже не оборачивался. Ком подступил к горлу – и стало трудно дышать.
Вот Никита подлетел к двери, и она открылась чуть раньше, чем он успел к ней прикоснуться.
На пороге стояли смеющиеся Змейка и Летемин. Настасья с изумлением уставилась на злобного Полевского, а тот, даже не останавливаясь, с силой толкнул Даню в плечо, да так, что тот ударился о косяк, и вылетел вон.
Настасья перевела взгляд на ошарашенную Тамару. Та с ужасом смотрела в проход, за которым скрылся меценат. Он решил, что все, что ее интересует – это золото, которое можно найти с помощью Цветка!
- Слушай, - с уважением произнесла блогер, разглядывая Тамару так, словно увидела впервые. – Я знаю Полевского много лет. И впервые вижу, что он от кого-то уходит в таком осатанении. Обычно сбегают от него.
Тата мрачно уставилась на нее, изо всех сил старалась не разрыдаться.
- Ты че ему сделала?
Даня внимательно разглядывал ее, и его лицо с каждым мгновением становилось светлее. От веселья, с каким он пришел со Змейкой, он переходил к состоянию какого-то странного счастья. Неужели присутствие Настасьи на него так сильно влияет?
- Я спросила его, - стараясь звучать холодно и равнодушно, произнесла Тамара, - о Змеином цветке.
- Ммм, - прошептала Настасья с хитрым видом, - научные беседы.
Весь ее вид говорил, что она ни на йоту не верит, что Тамара с Полевским говорили лишь о творчестве Ажова. Но Тате было все равно. Даня широко улыбался ей, словно считал вопрос и правда стоящим.
А Тамара чувствовала, как внутри, словно ледяная волна прибой, ее затапливает отчаяние. Полевской решил, что ей это все нужно только из-за денег. Что она ищет все только ради золота Полоза. Она разочаровала его, и теперь он больше никогда не захочет говорить с ней.
Чувствуя, как ее затапливает отчаяние, Тамара вышла в беседку, надеясь потихоньку всплакнуть по дороге.
Она села играть в «Сапера» и наступила на все бомбы разом. Ее поле взорвалось, и теперь не было ни единого шанса на победу.
Она вышла грациозно, стараясь не бежать, чтобы никто не понял, как ей тошно. Последнее, что она заметила до того, как слезы застелили ей глаза – как Даня подмигнул ей.