Мы могли это сделать
Полиция приехала быстро. Либо тут больше не было происшествий, либо Skaz был достаточно известным местом, либо профессор – большой шишкой, либо же человек, которому звонила Змейка (Тамара подозревала, что это был Полевской), смог оперативно всех поднять на ноги.
Возможно, на дело повлияло то, что Махин, вспомнив о том, что он ежедневно должен выкладывать контент, слил на свою страницу видео о том, как они нашли тело профессора.
Его комментарии (достаточно едкие) и опрос участников вкупе с детализированным видео (как потом Тамара узнала, Влад снимал стрим – то есть сразу все выкладывал в Интернет), привели к тому, что в местных новостях о теле заговорили практически сразу после того, как группа его обнаружила.
Ролик Махина завирусился и сразу распространился в Сети, чем он был чрезвычайно доволен. Змейка от этого была в бешенстве. Она вопила, что это – токсичный контент, что это может убить Skaz. Ее раздражение, кажется, еще больше веселило Влада.
В любом случае, полиция приехала быстро. Ее прибытие (два человека) Махин тоже начал сливать в Сеть. Начал, потому что ему быстро и вежливо намекнули, что так делать не надо.
Никто не стал огораживать место преступления (к тихой печали Тамары, которая вместе с родителями часто смотрела детективы). Их даже опрашивать-то толком не стали.
Казалось, все было и так понятно: просто профессор пришел проверить место и упал. Камни острые. Несчастный случай. Так бывает.
- Вы серьезно? – не удержалась Тамара, когда заметила, как полицейский, сделав несколько фотографий, подал знак дежурившим врачам – они тут же начали убирать тело в черный мешок. – Он сам?
- Так бывает, - авторитетно ответил старший в паре. Он со скучающим видом уставился на то, как тело убирают на носилках. Это было рутиной. Как и Тамара – рутиной. Но она с этим была не согласна.
- У него улыбка на лице.
- Так бывает.
- Разве когда падаешь, не должен кричать от ужаса?
Полицейский устало уставился на нее. В его взгляде читалось: «Ну вот, еще одна любительница частного сыска Дарья Васильева». Но все же милостиво ответил:
- Иногда так бывает, когда человек... не осознает, что с ним происходит. Возможно, он был пьян.
- У него в руках камни, - не отставала Тамара, невольно подмечая, как ее исподтишка снимает Махин. Полицейский, кажется, этого не видел.
- Так тоже бывает. Люди часто держат в руках разные вещи.
- На них кровь!
- У него и под головой кровь. Так бывает, когда падаешь с высоты. Могли капли попасть и на камни.
- Не могли, - голова шла кругом. Тамару тошнило. Ну как он не понимает?! – Если бы кровь брызнула после его смерти, его рука была бы в крови. И оттуда бы кровь попала на камни. Но тут на камнях есть кровь, а на руке – нет!
Полицейский уставился на нее пронзительным взглядом. Его губа задергалась.
- Что вы хотите сказать?
- Его убили. Это же очевидно.
Полицейский нахмурился, полицейский снова уставился на нее мрачным взглядом. Наконец он произнес:
- А вы, собственно, говоря, кто?
- Тамара Ящерова. Я участница Ажов.Skazа.
- Вот и участвуйте! А в расследование лезть не стоит.
Тамара с раздражением уставилась на него. Как он не понимает?! Это было важно. Ведь важно же, как человек умирает: сам или ему помогают? Почему он не хочет выслушать ее?
К важному полицейскому подошел второй, попроще. Он что-то прошептал ему на ухо, и оба с отвращением уставились на Махина.
- А ну-ка вырубай шарманку! – заорал главный. – Вырубай, я сказал!
Влад, видимо, понявший, что его разоблачили, саркастично улыбнулся – так, как умел только он. Демонстративно достал телефон и начал снимать открыто полицейского. Тот взревел раненым слоном.
- Я вижу, - цедя слова, начал кривляться Махин, - вы нормальные ребята, - с его рук соскользнула ткань кофты, обнажая шрамы разной степени застарелости. Тамара и полицейские тут же уставились на рубцы, а потом – на костяшки его пальцев, красные, с едва засохшими корочками крови. – Поэтому рамситься я с вами не буду. Так и быть, выключу, - с этими словами он нажал на кнопку, убрал телефон в карман и демонстративно показал свободные руки.
Полицейский взревел. Пегова с недоумением уставилась на Влада. Честно говоря, Тамара тоже ошалела от такой наглости.
Вот теперь все стало по-взрослому. Старший полицейский уведомил Настасью, что теперь они все – подозреваемые, что им нужно провести допрос, и что ребята должны подписать подписку о невыезде.
Настасья задумчиво кивала, временами бросая злые взгляды на Махина. Тот же, ввергнув лагерь в цейтнот, видимо, наконец обрел покой. Выглядел он мирно и даже дружелюбно.
- Вот ты козел, - выразил общее мнение поступку Влада Четвергов, когда полицейский сообщил, что теперь им всем нужно проехать в участок.
Махин лишь поднял одну бровь, сладко улыбнулся, а потом произнес:
- Всегда пожалуйста, - и первым пошел за представителем закона.
- Я ни в чем не виноват, - тут же заканючил Костя, вцепившись в другого полицейского. – Я вообще этого профессора только несколько раз видел. Это Махин все, Махин! Он, между прочим, у меня одежду украл!
- Ма-хин, Ма-хин, - передразнила его Марина, корча рожи. – Что ты тут из себя строишь? Небось, сам одежду спрятал, а теперь на нас гонишь...
Костя уставился на нее с выражением оскорбленной невинности, он открыл было рот, чтобы вступиться за свою честь, как тут яркий поток вспышек ослепил него.
На поляне, где недавно проходили их съемки, расположился целый сонм журналистов. Представители закона не пускали их к месту преступления, но это не означало, что они не могли быть здесь. К профессионалам подтягивались зеваки. Простые жители и блогеры.
- Кто это сделал?!
- Это убийство?!
- К этом причастен Skaz?!
Вопросы лились рекой с разных сторон. Их было много – целое людское море. Соня застыла, Тамара с интересом разглядывала толпу.
- Нет, нет и еще раз нет! – это уже сориентировалась Змейка. Она вышла к людям, широко расставив руки, словно пытаясь защитить Skaz. – Дело идет. Но, конечно, Skaz к этому не причастен. Мы создаем убийственный контент, а не убиваем людей!
Представитель власти был более суров: он важно толкнул какого-то особо мешающего ему журналиста, заявил, что пока не может дать комментарии, а потом повел гуськом своих подопечных.
Следующие пару часов жизни Тамары были не из приятных.
Не то, чтобы в прокуратуре было страшно или противно – в конце концов, она преступницей не была. Да и никто из них не был, пока их вина не была доказана. Но просто это было... ужасно скучно.
Во-первых, их разделили. Каждого допрашивал свой представитель закона. Во-вторых, следователь (не тот пухляш, с которым повздорила Тамара, и слава Богу!) был невероятно нудным.
Наверное, не он сам – нудной была его работа. Он из раза в раз задавал одни и те же вопросы, скучные по сути, на которые она давала одни и те же ответы.
Нет, она не знала профессора до того, как попала в Ажов.Skaz. Да, она знает, что он был консультантом. Нет, она с ним не общалась. Да, в последний раз она видела его тогда, когда это было показано на видео (когда он успел посмотреть видео?). В Skaz она попала после того, как отправила заявку. Заявку она отправила, потому что любит творчество Ажова. Нет, на Урале она раньше не была. Нет, никакого Ивана Скрябина она не знает. Как? Так звали профессора? Она не знала. Нет, его работы по творчеству Ажова она не читала. Да, она филолог. Да, так бывает. Нет, она не заметила вражды между участниками. Нет, никто косо не смотрел на профессора. Нет, никто не упоминал, что его знает.
Все это переспрашивалось несколько раз, тщательно, внимательно, постоянно записываясь в компьютерный файл, который, разумеется, Тамара не видела.
Потом пошли личные вопросы. Да, ее зовут Тамара. Она же сразу представилась. Да, она студентка. Где она живет? В лагере Ажов.Skazа. Как и все.
Да, она первая обнаружила тело. Что она делала? Стояла и смотрела. Долго? Не знаю. Почему не побежала за помощью? Потому что стояла и смотрела. Кого-то еще видела? Только змею. Какую? Огромную. К делу не относится? Ладно.
Кто вызвал помощь? Даня Летемин. Кто такой? Тоже участник Skazа. Почему он пришел туда? Потому что они друзья и Даня беспокоился, что ее долго нет. Она так думает.
Почему решила пойти именно в это место? Потому что было скучно. Почему скучно? Потому что Водова нудная, а остальные снимали видео или занимались своими делами. Да, даже Даня. Он собирал цветы. Да, те самые, что обнаружены рядом с местом преступления. Для чего собирал? Наверное, чтобы ей подарить. Почему? У него спросите.
Не нравился ли ей профессор? Она не знала. Она его вообще не знала. Как он к ней относился? Да как ко всем – никак.
Как выглядело его тело? Как мертвое. Почему она решила, что его убили? Потому что на камнях была кровь. Она когда-нибудь работала детективом? Нет, но смотрела сериалы про Джессику Флетчер и читала книги про Харри Холе. Кто такой Харри Холе и убил ли он профессора? Точно не убил. Он живет в Норвегии и вообще вымышленный персонаж.
Вопросы, одни и те же вопросы, из раза в раз одни и те же. Когда допрос закончился, Тамаре казалось, что она прожила долгую и очень нудную жизнь. Свои показания, распечатанные детективом, впрочем, она прочитала внимательно и только после поставила подпись. Как и в подписке о невыезде.
Она думала, что в Skazе ей будет проще, но когда приехала, оказалось, что самое трудное впереди.
В лагере царила гнетущая атмосфера. Никто не хотел заходить внутрь. Все сидели на улице, у костра.
Ирина Водова громогласно возмущалась. Ей не нравилось, что ее увезли в тюрьму, как преступницу. Миша Четвергов со знанием дела пояснял, что это – не тюрьма, а всего лишь прокуратура. Что в беседе нет ничего страшного, что это – просто опрос свидетелей. Тамара с сомнением смотрела на него: откуда такие познания?
Соня Пегова, обняв себя руками, качалась из стороны и пустыми глазами смотрела на костер. Рядом с ней расположился Махин, пожевывающий какую-то травинку. Костя Когтевой стенал о том, что его заявление о краже одежды не приняли, а Марина, закатив на это глаза, начала со смехом рассказывать о состоянии уборной в участке: туалеты, конечно, норм, но вы заметили, что там написано? «Если промахнулся – сделай 20 отжиманий. Если промахнулась – сделай 20 приседаний». Вот умора!
Все только мрачно посмотрели в ответ – кажется, больше никто не зашел в уборную.
Тамара прошла мимо них, уселась между Пеговой и Летеминой и уставилась на костер. Плечи тут же начала пробивать дрожь – было холодно.
- Ты замерзла? – заботливо уточнил Даня, тут же, не дожидаясь ответа, стягивая с себя теплую кофту и накидывая ее на Тату. На нее пахнуло чем-то пряным и... солнечным, как от сена, долго пролежавшего летом на свету. Это было приятно и действовало успокаивающе, Тамара тут же завернулась в кофту глубже.
- Спасибо, - прошептала Тамара. – Мне это было нужно.
Даня кивнул, потом встал и начал чем-то греметь на веранде. Махин уставился на нее и немигающим взглядом уставился на кофту на плечах Чернота его глаз словно начала расплываться, и на поверхность вылезло что-то человеческое. Он прищурился – от костра отходил ярки свет, потом повернулся к замерзшей Пеговой, обнимающей себя руками, усмехнулся – не сардонически, как обычно, а мягко и, даже, тепло. Затем стянул с себя кожаную куртку и заботливо накинул на плечи Сони.
Девушка вздрогнула, словно отошла от транса и с недоумением уставилась на него. Лицо Влада стало серьезным, а в голосе даже начали пробиваться мягкие нотки, когда он ей только и сказал:
- Тут холодно. Потом отдашь.
Соня открыла было рот, но так ничего и не сказала, в то время как Махин, почти завороженно смотрел на ее губы. Что это? Игра света? Соня кивнула и снова отвернулась к костру. Влад нахмурился, на его лице снова появилась злая ухмылка Мефистофеля. Очарование исчезло также быстро, как и появилось.
- Пей, - послышался над головой голос Дани. Тамара повернулась и увидела, как он протягивает ей в руки кружку. Чай. Горячий. С лимоном. Как хорошо. Как теперь хорошо.
- Спасибо, - прошептала она, а потом, не сдержавшись, добавила. – Сегодня там было не очень.
Она не стала уточнять, где именно было не очень – в лесу, где они нашли тело, или же в прокуратуре, где их допрашивали по поводу тела. Но эти слова словно прорвали плотину.
Марина вздрогнула и уставилась на нее так, словно видела впервые. Вся ее веселость стерлась словно мел с доски, обнажая то, что было на самом деле: худощавую девушку с заплаканными каре-зелеными глазами и слишком бледной кожей. Она была напугана и растеряна. И Тамара ее не винила – все они были такими. Ну, почти все.
Сама она не чувствовала страха (да и чего ей бояться, если профессора она не убивала?) или растерянности (ее жизнь измениться не должна была: все терки с профессором – проблемы Змейки и Skazа, а не ее). Все, что поглощало ее – это усталость.
- Да как они могли! – наконец выразила общую мысль Водова, стукнув по полену, на котором она сидела. – Допрашивать нас, да и вообще! Что это такое?! Почему – труп? И кто его убил?!
- Хороший вопрос, - усмехнулся Махин, незаметно доставая телефон. Собрался записывать новый стрим? Решил стать звездой Интернета?
- Кто бы его ни убил, - ровным голосом произнесла Соня слова, от которых стало плохо всем, - он среди нас.
- Что?! – ахнула Марина. Остальные уставились на нее так, словно впервые увидели. Это было сродни тому, как если бы Пегова просто лопнула у них на глазах. – Да с чего ты...
- Они взяли с меня подписку о невыезде, - еле слышно прошептала Соня, все так же не отрывая взгляда от костра, словно он был единственной реальной реальностью здесь. – Зачем им брать, как если не тогда, когда подозревают?
И вот тут начался настоящий галдеж:
- Да как они смеют?! – заорала Водова.
- Убийца среди нас! – поддал панике Когтевой.
- Я хочу домой! – добавила свою лепту Марина.
- Хватит истерить! – это уже внес мудрость Даня. – Никто нас не подозревает.
- С чего ты взял? – тут же зашипела Ира. – Самый умный, что ли?
- С того, - с достоинством произнес Даня, - что у нас нет мотива! Мы этого мужика увидели впервые здесь, в Skazе. И никто с ним ни о чем не разговаривал. Зачем нам это?
- Тогда почему..?- не унималась Ира, но Даня не дал ей договорить.
- Потому что так положено. Мы – свидетели. Мы нашли тело.
Ира фыркнула. Она хотела было открыть рот, чтобы еще что-то сказать, но в этот момент в лагерь вошла Змейка, а вместе с ней – еще один мужчина. Невысокий, завернутый в пальто. Операторов рядом с ними не было.
- Вы здесь! – вместо приветствия заявила блогер, и даже по тону ее голоса было понятно: общение с законом счастья ей не прибавило.
- Я хочу домой! – тут же заорала ей Водова, найдя новую жертву.
- Мне не нужно находиться в одном доме с маньяком! – капризно вторила ей Марина.
- У меня украли одежду! – словно поставил точку, заявил Костя.
Настасья уставилась на них так, словно еще одно слово – и на один труп в Skazе станет больше.
- С чего бы это? – прошипела она, сверкая глазами. Намечалась драка.
- С того, что у нас тут тело, знаешь ли, - надула губы Марина. – Мне вот так тут не надо!
- Как это так? – чувствовалось, что Настасья на взводе. Что еще немного – и она слетит с тормозов.
- Тут у-би-ва-ют, - по слогам произнесла Марина, глядя на нее, как на чокнутую. Водова заголосила в ответ.
- Молчать! – заорала Змейка. Ее трясло. – Ты контракт читала? Про неустойки знаешь? Хочешь валить – вали. Но вот что я тебе скажу: тебя все равно вернут сюда, на Урал. Потому что ты, моя дорогая, подписала подписку о невыезде. Вот только здесь тебе жить никто не даст.
Наступило мрачное молчание. Все обмозговывали услышанное. И оно им, судя по выражению лиц, не нравилось.
- А это кто? – наконец прервала всеобщие размышления Тамара, кивая в сторону пришедшего мужчины.
Губы Настасьи расплылись в едкой ухмылке: то ли она злорадствовала, то ли радовалась, что смогла так легко подавить бунт.
- А это Иван Скрябин, наш консультант.
Мужчина подошел ближе к костру, поклонился и испытывающе уставился на них. Что-то в его облике казалось знакомым, но Тамара никак не могла понять что.
- Скрябин? – задумчиво повторила она. – Как...
- Верно, - кивнул мужчина и повернулся к ней. С этого ракурса он стал напоминать погибшего профессора. Только поухоженнее и помоложе. – Иван Иванович Скрябин, сын профессора, - толпа ахнула, а он вежливо, даже можно сказать, изящно, поклонился, впрочем, не отрывая глаз от Тамары. – Буду вашим консультантом вместо отца. А вы – Тамара Ящерова?
Тамара кивнула, внимательно разглядывая вновь пришедшего. Змейка (Змейка ли?) быстро работала. Раз – и у них уже новый консультант. Два – и он из семьи предыдущего. Три – и бунт подавлен.
- Это вы нашли моего отца? – тихо проговорил мужчина, продолжая разглядывать Тамару так, словно видел картину, ожившую из снов.
- Верно, - без всякого удовольствия подтвердила Тата.
- Я могу с вами поговорить?
Это было предложение – Тамара сразу поняла это. Предложение, от которого она могла отказаться. Это было видно по умоляющему лицу другого профессора, по хмурому взгляду Змейки, которая не мешала, но и не настаивала. По сжавшимся в кулак ладоням Дани.
Но она была не против. В конце концов, этот человек только что потерял родителя. А она была последней, кто его видел. Почему бы и да?
Она кивнула, вскочила на ноги и пошла вперед. Скрябин с облегчением перевел дух и пошел за ней.
Они отошли на достаточное расстояние от лагеря, чтобы остальные участники не могли их слышать, дошли почти до самого леса, но профессор молчал.
- Вы о чем-то хотели поговорить со мной? – наконец напомнила Тата.
Он вздрогнул и кивнул.
- Да, - тихо проговорил мужчина и снова мрачно уставился на нее. – Простите, - наконец встрепенулся он. – Это сложно.
Тамара кивнула. Это не было сложным для нее. Но, наверное, он был более впечатлительной натурой.
- Вы хотели бы узнать, как я его нашла? – тихо спросила она. – Или как он выглядел?
- Я, - тяжело сглотнул Скрябин и уставился ей в переносицу, чуть выше глаз. – Знаю. Я... видел.
Тамара мрачно уставилась в забор. Махин и его стрим! Вот блин. И что теперь? Что он хочет от нее услышать?
- Мне... жаль, - наконец произнесла она, когда стало понятно, что профессор больше ничего не скажет.
- Да, - он вздохнул. – Отец был... сложным человеком. Трудным. Но он был отец.
Тамара кивнула, не зная, что точно должна сказать. Да и что тут скажешь?
- Он не брал трубку несколько дней. Я волновался, очень обрадовался, что вы собрались к Речке. Думал, что увижу его там. На видео, конечно...
И снова неприлично долгая пауза.
- Мне жаль, - вновь повторила Тамара, начиная скучать. День был тяжелый. А ей еще нужно написать пост (иначе Змейка ее точно выпрет!), а он тут слюни разводит.
- Я... это из-за Девки, - наконец выдавил Скрябин.
- Девки? – не поняла Тата. – У вашего отца была любовница? – и зачем ей знать эту информацию?
Скрябин тряхнул головой – словно лошадь отгоняет овода.
- Каменная Девка, - пояснил он. – Мммм... У нас в семье есть легенда...
И снова тишина. Но вот Тамаре уже спать не хотелось.
- У нас есть легенда, - повторил Иван Иванович, - что наш далекий предок – не просто тот, кто рассказал Ажову истории о деревне. Что он был свидетелем... Смерти Девки.
Брови Тамары поползли вверх.
- Но ведь это всего лишь... легенда? – то ли спросила, то ли уточнила она.
- Мда, - кивнул Скрябин и нахмурился. – И все же в нашей семье в это верят. От отца к сыну у нас рассказывалось, как наш далекий предок видел, как Полоз превращает воду в камень, как умирала она, а из ее глаз капали слезы. Капали и превращались в камни. Вот! – он засунул руку в карман, а потом достал оттуда пригоршню камней. Маленьких, плоских, в форме слезинок. Малахитовых камней.
- Как у профессора, - невольно прошептала Тамара. Это были те же камни, что она видела у его тела. Но как? Неужели полиция отдала?
- Мы из-за этого, - словно не видя ее смущения, продолжил мужчина, - так увлекались Ажовым и его сказками. Хотели узнать больше. Отец был заворожен Девкой. Верил, что... а, впрочем, неважно!
Тамара хмыкнула. К чему он это все говорит?
- Я благодарен вам, Тамара, - наконец произнес он. – Что вы... Знаете, самоубийство – страшный грех. Страшный. Мне бы не хотелось, чтобы про отца... так думали, - снова пауза. – А вы... Полиция теперь хотя бы начнет...
Тамара кивнула. Понятно. Благодарность. Что ж. Она это понимает. Но что вы, не стоит. Это ведь всего лишь наблюдательность.
- Я... - не давая ей ничего сказать, продолжил мужчина. – Эти камни – мои. Их поделили. Еще давно. У отца было немного, он отдал дедовы мне. Мы так передаем из поколения в поколения. Мужчины. Я тоже передам... сыну, когда он вырастет. Когда... мне отдадут в полиции...
Тамара кивнула. Часть загадки решилась сама собой. У него не те камушки, с которыми умер профессор. Из той же серии, но не те. Понятно.
- Мои предки верили, что с помощью слез можно, - сглатывая, произнес он, дрожащими руками перебирая камни. – Пробудить Девку, задобрить Полоза...
И снова неприлично долгая пауза. Он словно собирался с силами.
- Тамара, увидеть Девку не к добру. Она несет зло. Тем, кто является ей недругом, плохо. Но и тем, кому она является другом, она тоже счастья не принесет. И все же... Вы помогли отцу. Эти камни, - он начал перебирать малахит, играя с ним пальцами, - наша семейная реликвия. Они дороги Скрябиным. И я хочу... я хочу подарить одну слезинку вам. На счастье. И на память.
С этими словами он убрал все камни обратно в карман. Все, кроме одной слезинки – самой крупной, с тонкими прожилками.
- Дед... очень дорожил ею. Говорил, что она – самая первая, та, с которой началось превращение, - он помолчал немного, потом взял в ладонь, шершавую и немного влажную ладонь, руку Тамары, пальцем раскрыл ее кулак и вложил камешек.
Он был легким и теплым, словно живым. Тата тут же уставилась на подарок. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но профессор перебил ее:
- Не стоит благодарить, не стоит.
Он весь как-то сжался, словно дар выпил из него силы, сморщился и даже несколько сгорбился. Запахнулся в плащ, словно ему резко стало холодно и развернулся, уходя не прощаясь.
Тамара еще несколько минут смотрела ему в след, пока он вовсе не ушел, а потом, пожав плечами, развернулась и пошла в дом.
У костра уже никого не было. Даже Даня ее не ждал. Судя по свету в окнах на втором и четвертом этажах, все разбрелись по своим комнатам. Никто не занял третий этаж – рекреационную зону.
Тамара пожала плечами и пошла к себе. Приближалась полночь, а это значило, что ей нужно было написать собственный текст, рассказывающий о сегодняшнем дне.
Не то, чтобы для кого-то случившееся было новостью (спасибо Махину), но контракт есть контракт. Она включила компьютер и, не глядя, не раздумывая, вбила текст:
«Маленькое сообщество умеет хранить секреты: поверхностные знакомства и тайные перешептывания, слежка за страницами и перечитывание чужих сообщений не могут вытащить скелеты из шкафов. Фальшивые улыбки и натянутые на лица маски лишь запрятывают их глубже.
Вы думаете, что что-то может встряхнуть его? Напрасно. Любое событие может потревожить улей только в той степени, в которой касается лично каждого участника.
Любое. Абсолютно любое. Даже смерть. Если она, конечно, не ваша.
Но и ваша смерть не затронет никого. Да. Никого. Ни вас, потому что вам будет уже все равно. И уж точно ни окружающих. Ведь какое им дело до вас, если есть они?
Они дышат. Страх, вызванный первыми переживаниями, прошел. Их жизнь продолжается. И ведь нужно так много успеть: сделать фотографию тела, написать сообщение в блог. И обязательно придумать Историю. Ведь реальность так скучна.
Да. Вы не ошиблись. Ваши глаза не съели пару строчек, они не съехали в бок. Вы все прочитали верно. Смерть УЖАСНО СКУЧНА. Именно так.
Нет никаких сигнальных желтых лент, за которые нельзя заходить. Нет орущих в мегафон полицейских. А есть только тело, которое накрывают какой-то убогой клеенкой, что используют при медосмотре. И легкое чувство разочарования.
Я знаю это. Потому что я была там. Я видела это. Я видела труп. И я видела вспышки телефонов, которые пытались сфотографировать его. И это было скучно».
Не перечитывая, она нажала на кнопку «отправить». Не Бог весть какой текст. Даже с точки зрения редактуры. Но, согласно контракту, она должна была каждый день что-то выкладывать в блог. День закончится через 7 минут и вряд ли она придумает что-то более стоящее.
Тем более, что сегодня, действительно, устала.
Конечно, Настасья будет ругаться. И, наверное, фолловеры сочтут ее бесчувственной. Наверняка завтра утром она прочтет кучу негативных комментов о том, что она – бездушная сволочь, что не то, де, тело прикопали в лесу, и целую кучу советов о том, как бы она могла закончить свое бренное существование.
Наверняка Настасья просто изведется от этого. Тамара на секунду представила, как краснеет лицо ее... боса? Она до сих пор не могла определиться с тем, кем именно ей приходится популярный блогер.
А потом равнодушно фыркнула. В конце концов, работа с аудиторией и ее привлечение – работа Настасьи, а не ее. Ее дело – раз в день выпускать контент.
И уж лучше она сегодня выпустит то, что есть, и завтра выслушает нотации, чем вместо завтрака начнет паковать чемоданы, потому что не выполнила условия контракта.
Телефон противно тренькнул – это значило, что кто-то отреагировал на ее сообщение и дал обратную связь. На секунду Тамара задумалась над тем, чтобы посмотреть коммент. Он вполне мог быть безобидным и поддерживающим (например, если кто-то из ее команды тоже оттянул исполнение дедлайна до последнего момента и прочитал ее пост), мог быть полусочувственным от какого-нибудь психа, возомнившего себя Ганнибалом Лектором уральского разлива, а могло бы быть и что похуже...
Тамара тяжело вздохнула, а потом перевернула смартфон, даже не заглянув в оповещения. В конце концов, если там было что-то в достаточной мере едкое, завтра Настасья с удовольствием и в лицах, в присущей ей ехидной манере, вывалит все на нее.
Тамара убрала телефон и забралась в кровать. Сон, на удивление, не шел. Хотя ей казалось, что голова ее разламывается на тысячу разных Тамар. И все же...
Она лежала в темноте, сжимая в руках слезинку, такую теплую, такую родную на ощупь, и никак не могла уснуть. В голове, против воли, била одна мысль, которую, как она полагала, в той или иной мере думали все: «Мы могли это сделать. Один из нас мог это сделать. Убить профессора».
Это была История. Их История – то, что казалось больше реальности.
Но потом она отбрасывала эту мысль: как они могли? Если они не знали его имени, не знали, куда он направится? Даже номер телефона не знали. Да и зачем? И если да, то когда? Они ведь почти всегда находились под камерами. Да и зачем?
Все этим мысли плавно перекатывались в ее голове, пальцы невольно сжимали слезинку. Все крепче и крепче, словно это было что-то единственно реальное в этом ирреальном мире.
Тамара все продолжала думать. Все продолжала думать о том, что кто-то из них мог бы убить профессора, если бы захотел.
«Мы могли это сделать», - красной нитью била мысль.
Тамара засыпала и не знала, что эта ночь изменит ее сильнее, чем смерть профессора, что убийство – это только начало, что профессор умер из-за того, что она скоро узнает. И знание это невозможно будет засунуть обратно, спрятать в шкаф, как невозможно будет оживить профессора. И нужно ли это делать? Кто знал? И кому оно было нужно?