Глава 8
За окном начинал свой безудержный танец дуэт из грома и молний: она сверкала, он гремел. Палату заливало ярким светом, и спустя мгновение удар грома перебивал Авнера, забирая его слова себе.
Ставни окон еле сдерживали неумолимую силу природы. Они трещали, дрожали, чуть ли уже не рыдая от напора стихии, но продолжали стойко оберегать внутреннее пространство и пациентов.
После очередного возгласа грома Авнер затих и молча пересел на свою больничную койку. Он взял тонкий плед и завернулся в него.
— Первый раз я оказался в больнице, как говорил ранее, около десяти лет назад. Потом не повезло снова оказаться здесь уже подростком, но всего на пару дней, и вот я снова здесь, и вроде как взрослый, — сказал он, кутаясь ещё сильнее.
— Получается, ты практически вырос здесь? — предположил Эрнест.
— Нет, в сравнении с Марком, я так... — он небрежно махнул рукой, — гость. Временный постоялец.
— А что же Марк?
— Он здесь почти с рождения, с его слов, — Авнер усмехнулся и выглянул в окно.
Ветки соседнего дерева под натиском ветра прижимались к стеклу, каждый листочек прилип к прозрачной поверхности. Ветер остервенело бил их по стеклу, держал, душил, не давая и шанса на освобождение. Ветки никак не могли воспротивиться его воле и молча сносили побои, пока одна из них не выдержала. Треснула и полетела вниз.
Авнер вскочил к подоконнику и взглядом проводил её в последний путь. Тонкая ветка почти достигла земли, но ветер не дал ей упасть. Он подхватил её, закружил, словно марионетку, а затем швырнул в темноту. Авнер нахмурился, первая мысль — он только сегодня мыл окна, но теперь они снова стали грязными от дождя. Однако его больше беспокоило не это, а схожее чувство собственного мироощущения. Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул, в попытке обуздать свои эмоции.
— Нехило разыгрался, — вставил Эрнест, наблюдая за той же картиной, не вставая с пола.
— Ага, — всё еще находясь где-то не здесь, промолвил Авнер.
— Что тебе сделал Марк, что ты так на него реагируешь? — не ожидая честного ответа, спросил Эрн.
— Много чего, тебе в подробностях или обойдешься кратким списком заслуг? — вдруг съязвил он, что совсем не походило на привычную манеру Авнера.
— Ты не хочешь об этом говорить?
— Честно? Я не хочу в принципе с тобой говорить, — его напряжённое лицо и низкий голос только подтверждали неожиданно вспыхнувшую враждебность.
— И всё же... — Эрнест вздохнул и опустил виноватый взгляд на пол. — Я прошу тебя хоть что-то мне разъяснить. Я начинаю утопать в вопросах — к себе, к окружающим. И боюсь, что только ты в силах мне помочь.
— Почему я?! — возмутился Авнер, резко вскинув руки, отчего плед спал с его плеч на пол. — Почему не Марк? Даже нет...
Он истерично усмехнулся, провёл рукой по волосам, глубоко вздохнул и поднял упавший плед. И вновь укутался, закрылся, упал обратно на кровать и прикрыл веки.
— Почему бы не спросить своего лечащего врача? О больнице? О Марке? О том, кто ты? У неё даже в фамилии есть ответ — она же Вероника Шейдмур, — произнёс он, делая акцент на последнем слове.
— После сеанса с ней... мне не по себе, — признался Эрнест.
Он встал с насиженного места и придвинул стул к койке Авнера, так же как иногда делал сам хозяин постели напротив. Эрнест аккуратно сел, на мгновение замялся, затем тихо спросил:
— Что с тобой? Всё в порядке?
— С чего ты взял, что со мной что-то не так? — Авнер приподнял голову и недоверчиво взглянул на него.
— Буквально недавно ты был готов рассказать мне всё, как на духу, а теперь... ты будто готов разрушить здесь всё, лишь бы я тебя не доставал. А я даже не понимаю причин.
— Мне тоже больно об этом всём думать, размышлять, вспоминать, анализировать... Больно, понимаешь? Трудно и тяжело, — голос Авнера дрогнул, но он продолжил, будто боялся, что, если замолчит, уже не решится продолжить: — Десять лет назад... — он повернулся на бок, лицом к стене, и провёл пальцами по её шероховатой поверхности. — Десять лет назад я попал сюда, в Шейдмур, и познакомился с Марком.
Эрнест молча откинулся на спинку стула и взглянул в окно. Ветер наконец стих, но дождь не прекратился — ритмичные капли барабанили по стеклу, задавая необходимый сейчас им двоим темп умиротворения. Отмеряя скрупулезно каждую секунду, минуту и слово, произносимое Авнером. Более никакой гром не смел его перебивать.
— Тогда я думал, что наконец обрёл подобие дома и завёл настоящего друга. Самого лучшего, самого любимого, — Авнер снова повернулся к Эрнесту. Некоторое время он просто изучал его лицо, словно сравнивая его с чьим-то образом из памяти, а затем прошептал: — В тот день тоже лил дождь.