Глава 7
Авнер не отпускал руки Эрнеста, как будто тот был ребенком, которого следовало удерживать, чтобы он не сорвался с места и не убежал. Эрнест же боролся с мыслью, что его тащат к какого-то рода гадалке или экстрасенсу. Они подошли к палате «306», Авнер осторожно постучал и услышал приглашающее:
— Входите.
Дверь открылась, и перед Эрнестом предстала палата Рут. Сначала он не заметил ничего необычного — точно такая же палата, как и у них. Легкий запах аптечных трав, доносившийся изнутри, казался вполне естественным для больничной атмосферы.
Когда Эрнест вошел, он ощутил на себе множество чьих-то невидимых взглядов. Он поёжился, и вдруг разница их палат сразу бросилась в глаза. Внутри пространство оказалось больше и в отличие от сдержанных больничных интерьеров, здесь всё будто излучало тепло. На полу оказалось всё это время лежал ковер, слегка выцветший, но идеально подходивший к мягким приглушенным тонам стен. Вместо белой краски — пастельный сливочный цвет, а свет в комнате исходил не от центральной лампы, а от настольного светильника с приятным золотистым свечением. Он мягко рассеивался по комнате, окутывая пространство, стирая его углы и придавая плавность линиям.
У окна стоял небольшой деревянный стол, а на нём — заварник и три кружки, над которыми кружился пар. Эрнест сразу понял по аромату, что это травяной чай и, кажется, ещё с корицей. Он точно не видел всего этого из коридора, и ощутил сильное замешательство.
— Присаживайся, — сказал Авнер, уже пристроившийся на кровати.
На кровати уже не было привычного больничного пледа, вместо него лежало мягкое покрывало в мелкий горошек. Несколько подушек разных размеров валялись на нем, а на изголовье кровати лежала толстовка, на пару размеров больше самой Рут.
Эрнест снова скользнул взглядом по комнате, пытаясь осмыслить, что заставляло его чувствовать чье-то странное, почти ощутимое присутствие. Это было ощущение, будто сама палата следит за ним, чувствуя каждое его движение.
— Это Рут, — представил девушку Авнер.
— Привет... Энни, она сказала, что на ужин не будет звонка, пришли предупредить, — выдавил из себя Эрнест.
— Привет, как ты? — сразу поинтересовалась Рут, пропустив мимо ушей информацию об ужине.
Эрнест замешкался, разглядывая новую знакомую. Улыбка Рут освещала её лицо, но глаза оставались пустыми, погасшими.
— Давно ли ты плакала? — неожиданно для себя спросил Эрн, мысли вырвались вслух прежде, чем он успел их осмыслить.
— А зачем мне плакать? — весело парировала Рут, слегка склонив голову набок.
— Прости, сам не знаю, зачем спросил... Ты знала, что мы зайдём? — Эрнест указал на чай.
Рут медленно перевела взгляд на стол и отрицательно покачала головой, сжав губы в тонкую линию. Некоторое время она молча смотрела на чашки, а затем тихо спросила:
— Ты любишь чай?
— Да, но... — Эрнест запнулся, не зная, как правильно выразить свои мысли.
— Ты не помнишь? — улыбка не спадала с лица Рут, но она казалась неестественной, от неё становилось неуютно.
Как только Эрнест подумал о том, что улыбка девушки странная и от нее не по себе. Она перестала улыбаться и на секунду отвернулась от Эрнеста.
— Прости... — шепнула она и, встряхнув головой, вернула себе прежнее выражение лица. — Запах трав и корицы... О чём-то напоминает тебе, так ведь?
— Да, — честно ответил Эрнест.
— И о чем же? — Авнер, все это время молча наблюдавший, наконец, вмешался в разговор.
— Точно не знаю, — начал Эрнест, присев на край кровати, — это как расплывчатое воспоминание о девушке, кажется, медсестре. Но каждый раз оно кажется таким далеким. Я не вижу её лица, не слышу голоса... её слова словно сами проникают в моё сознание. Это странно...
Тишина обрушилась на комнату, заглушив всё вокруг. Время замедлилось, и Эрнесту показалось, что даже дыхание Авнера, сидевшего рядом, стало едва заметным. Внезапно воздух заполнился резким запахом цитрусов — терпким и кислым, как если бы кто-то раздавил целую корзину фруктов. Рут замерла, её глаза застыли, уткнувшись в одну точку на стене, будто она увидела нечто скрытое от других.
Эрнест невольно проследил за её взглядом. На белоснежной поверхности действительно проступала маленькая тёмная точка. Сначала крошечная и едва различимая, она начинала расти, поглощая его внимание. Мир вокруг как будто исчезал, оставляя только эту точку, втягивающую в себя свет, звуки и даже мысли. Эрн почувствовал привкус кислоты на языке, а где-то вдалеке послышался тёплый, радостный смех — отголосок чего-то давнего, почти утраченного.
Он хотел оглянуться, хотел увидеть, откуда исходит этот смех, но не мог. Его тело словно замерло, отказавшись подчиняться.
— Ты любишь апельсины? — внезапно раздался голос Рут.
Этот вопрос вырвал его из плена оцепенения. Эрн наконец смог повернуть голову, и всё было, как раньше. Рут сидела, обнимая подушку, Авнер, как ни в чём не бывало сидел рядом, и оба они внимательно наблюдали за ним. Эрн снова посмотрел на стену, но никакой точки больше не было.
— Нет, не то чтобы, — ответил он, ощутив несильное беспокойство. — Нейтрально к ним отношусь.
— Тогда почему?.. — Рут нахмурилась, её лицо выражало явное замешательство. — Апельсины...
Её голос затих, и комната начала дышать вместе с ней, Рут сомневалась, как ей реагировать. Комната тоже колебалась: то во главу вставал травяной аромат, то вновь возвращался цитрусовый. Авнер чуть подался вперёд, будто собираясь что-то сказать, но остановился.
— Моя палата... она отличается от других, — Рут слегка пожала плечами, её голос звучал так, будто она извинялась. — Она отражает не меня, а подстраивается под тех, кто в неё приходит.
— Это место живое? — Эрнест вскинул бровь, вновь пытаясь уловить в её словах хоть крупицу рационального смысла.
Рут посмотрела на него с лёгкой усмешкой.
— Я здесь уже три года, — призналась она. — Сбежала сюда от всего мира. Но я бы не сказала, что Шейдмур — живое существо. Если я буду бить стены, они не почувствуют боли. Скорее у больницы есть своя воля.
— Или душа, — задумчиво добавил Авнер. — В брошюре об этом месте было написано: «Артур Шейдмур душу вложил в больницу».
— То есть, то, что напало на Изабель, — это душа этого места? — Эрн хмыкнул. — Если так, то больницу следует закрыть. Она опасна.
— Если не нравится, всегда можешь уйти, — резко и с обидой в голосе сказала Рут, вставая с места. — Для меня это место стало домом. И если, например, ты видишь, что у соседей течет крыша, ты же не скажешь им съехать и продать дом, нет, ты предложишь им починить крышу. Так и здесь, Шейдмур никогда раньше не нападала на своих пациентов!
— Так с этого и нужно было начинать... — пробормотал Эрн, ошеломленный её напором.
— Никогда раньше... — Рут вздохнула, её голос потеплел, но в нём сквозила грусть. — Но после пожара всё изменилось. Всё перевернулось с ног на голову.
Она замолчала, ненадолго погрузившись в себя, а затем её взгляд перешёл на Авнера.
— И почему, ты, Авнер, сам ему ничего не объяснил?
— Не хотел, — коротко ответил он, избегая её взгляда.
— А если бы я не захотела? — голос Рут дрогнул, но взгляд её оставался твёрдым.
— Тогда бы я сообщил доктору Хартли, что у его пациентки появились успехи, — невозмутимо ответил Авнер, подняв на неё глаза.
— Считаешь, что эта часть меня должна исчезнуть?
— Да, — уверенно ответил он. — Ты можешь и не дожить до заслуженной похвалы или признания. Поэтому стоит, хоть иногда, жить для себя.
Рут опустила голову и поникла, расстеряв весь прежний запал, её пальцы нервно теребили край кофты.
— А если я не хочу? — почти шёпотом спросила она.
— Тогда я точно бы сообщил об этом твоему лечащему врачу, — непривычно жёстко произнёс Авнер.
— Не надо... — Рут вздохнула, отвернувшись от парней. В её голосе прозвучали усталость и горечь. — Пусть это будет платой за услугу. Если хотите понять, что произошло в коридоре, вы должны узнать про Изабель всё. Про прошлое, тревоги, боль. Про всё. А теперь оставьте меня, я хочу побыть одна.
Авнер коротко кивнул и потянул за собой Эрнеста. Когда дверь закрылась за ними, Эрн взглянул на Авнера с явным недоумением.
— Авнер, а ты знаешь ответ?
— Найти бы ответы на свои собственные вопросы, перед тем как отвечать на чужие, — сказал Авнер, внимательно изучая лицо Эрнеста.
— И что тебя тревожит? Может, мы сможем разобраться вместе? — искренне предложил Эрн.
— Боюсь, что именно ты мне помочь и не сможешь, — ответил Авнер с тяжёлым вздохом.
— Почему?
— Ты общаешься с ним? С Марком? — спросил Авнер, его голос звучал настороженно, будто он уже знал ответ, но всё же надеялся на другую правду.
— Иногда, а где его все время носит, кстати?
— Спроси у него, любит ли он апельсины, — Авнер отвёл взгляд. — А потом скажи мне, что он ответит.
— Что с апельсинами не так? — Эрн нахмурился, не понимая, почему всем так резко стал интересен этот фрукт.
— Я их терпеть не могу, но моя тётушка их пришлёт в понедельник, вот и ищу, кому бы их отдать...
— И опять ты лжёшь! — раздалось из-за угла. Вслед за голосом показалась лохматая копна волос Марка, что слегка закрывала глаза, но в них всё же угадывалась лёгкая хитринка.
— Когда я уже успел? — возмутился Эрнест, услышав знакомое и единственное обвинение вменяемое ему в этой больнице.
— Ах, у нас тут собрание лжецов... — голос Марка приобрёл притворно расстроенные нотки.
— Марк? — Авнер широко распахнул глаза, в его голосе послышался страх и непонимание происходящего. — Марк?..
Марк полностью вышел на свет, от его присутствия лампочка дала сбой и пару раз проморгалась. И вновь Эрнест ощутил чей-то взгляд на себе.
— Здравствуй, — с лёгкой насмешкой произнёс Марк, поправляя ворот старой, выцветшей смирительной рубашки. — Давно не виделись. Как поживаешь?
Только сейчас Эрнест обратил внимание на то, что Марк носил такую же белую смирительную рубашку, как и Авнер. Однако, в отличие от торчащих ниток на рукавах у Авни, у Марка рукава были аккуратно заштопаны, а сама рубашка уже успела износиться и стала скорее блекло-серой, чем белоснежно-белой.
Марк всячески избегал взгляда глаза в глаза, мялся на одном месте в ожидании ответа Авнера. Но Авнер молчал и с ужасом разглядывал редко появляющегося в палате соседа. Иногда он бросал короткие взгляды на Эрнеста, но быстро возвращался к Марку.
С каждой секундой молчания руки Марка всё сильнее донимали друг друга, но аккуратно и осторожно — не так, как обычно делал Эрнест. Марк, напротив, не смел себя ранить: ни царапинки не оставил на своих руках, тогда как Эрнест мог содрать ногти в кровь.
Эрнест посмотрел на свои руки и краем глаза заметил, что Марк тоже посмотрел на свои. Этот почти синхронный жест заставил Авнера резко упасть спиной на стену.
— Ты же специально, да? — дрожащим голосом спросил Авнер, в его словах прозвучала тонкая нить надежды, он хотел услышать опровержение.
— Прости меня, — мягко сказал Марк, делая шаг вперёд.
— Не подходи... — хрипло попросил Авнер, сильнее прижавшись к стене.
— Прошу, давай помиримся... Мы же можем, да? — Марк облизнул пересохшие губы и приблизился ещё на шаг.
— Не... не надо... — просил Авнер, его глаза заблестели от подкатывающих слёз.
— Что ты сделал? — резко спросил Эрнест, встав между ними. — Тебе снова скучно? Ты же видишь, что ему страшно.
— Он теперь твой лучший друг? — Марк склонил голову набок, его голос звучал безразлично. — Я тебе больше не нужен? Тебе страшно? Я тебя пугаю? Не смеши! Ты же притворяешься. Как и всегда притворялся. Врал и юлил!
— Я тебе никогда не врал! — выкрикнул Авнер и стёр мелкие капли слёз рукавом.
— Да? А посмотри ему в лицо и скажи, кто в самом деле любит апельсины, — прошипел Марк со злобой. — Ах, и ещё... Ты же сирота. Откуда у тебя тётя появилась, а?!
— Тебе лучше уйти, — Авнер, собравшись с силами, взглянул прямо на Марка. — Ведь тебя может увидеть... сестра Энни.
— А мне плевать! — вскрикнул Марк и разразился звонким смехом, который эхом разнесся по коридору. — Хоть весь Шейдмур!
Он скользнул вперёд, как тень, и вплотную приблизившись к Авнеру, прошептал сквозь стиснутые зубы:
— Я и без тебя, и без твоих ненавистных взглядов знаю, что я самая виноватая сволочь в этом заведении для самых недопонятых добряков. Но не забывай, мы здесь все не в своём уме.
Марк несильно толкнул Авнера в плечо. Его шаги отвлекли от тишины коридора, когда он быстрым шагом пересёк его, лишь на мгновение он остановился у двери палаты «321», перед тем, как исчезнуть за углом.
— Надо же... — Эрнест медленно выдохнул, в попытке прогнать прочь несущуюся на него лавину из противоречивых эмоций, и всё же следующие слова он произнёс с нескрываемым раздражением. — Кажется, ты и так прекрасно осведомлён — любит он апельсины или нет.
— Марк... — Авнер прокашлялся, его плечи слегка дрогнули. — Эрнест, не держи на меня зла. Прошу. — слова прозвучали тихо, почти умоляюще.
— Я не знаю, что между вами произошло и что за чертовщина здесь происходит, — устало отозвался Эрн, качая головой. — Да и думать об этом больше не хочу. Честно, я чертовски устал за сегодня. Но знаешь, в одном он прав. Хватит лжи. Нам хватает и того, что мы каждый день лжём самим себе.
Эрнест коротко усмехнулся и, не дожидаясь ответа, развернулся и направился в общую палату.
Авнер остался стоять в коридоре, прижавшись к холодной стене. С пустотой в глазах и тяжестью в груди. Хотелось кричать, что-нибудь сломать, вырваться из этого удушающего напряжения. В итоге под удар попала собственная рука — он с силой ударил кулаком о стену. Внутренняя тяжесть медленно перетекла на костяшки пальцев, расплываясь острой болью.
Редко позволяя себе проявлять злость, Авнер всё чаще ловил себя на мысли, что однажды его захлеснет едва сдерживаемой волной. Сделав несколько глубоких вдохов, он размял больную руку, пригладил выбившиеся волосы и собрал их в тугой пучок. Открыв дверь палаты, он ожидал увидеть Эрнеста на подоконнике, но вместо этого застал его сидящим на кровати. Эрн монотонно убирал катышки с шерстяного пальто, словно это занятие помогало ему отвлечься от мыслей.
— Что ты хочешь знать? — Авнер, пододвинув стул, сел напротив.
— А ты готов отвечать? — Эрн поднял на него взгляд, в котором читалось явное подозрение.
— Нет, — честно ответил Авнер, опустив плечи. — Я совершенно не готов. И не уверен, стоит ли тебе знать правду. Мне сказали ничего тебе не говорить.
— Кто сказал?
— Главврач и наш лечащий врач — Вероника Флетчер, — выдохнул Авнер, отведя свой взгляд к окну. — Хоть пожар сочли случайностью и быстро ликвидировали, всё же... кое-кто пострадал.
— Да, я знаю, — прервал его Эрн, наконец отложив пальто в сторону. — Ты знаешь, кто погиб в тот день?
Ресницы Авнера чуть дрогнули, он не решался отвечать на заданный вопрос. На его лице виднелись признаки сомнения и недоверия к собственным воспоминаниям. Эрн заметил его замешательство и решил перейти к менее болезненным вопросам.
— Ты знаешь, кто напал на Изабель?
— Меня не было в коридоре, — начал Авнер и резко встал, слегка покачнувшись. Он сделал несколько шагов взад-вперёд, обдумывая ответ. — Страх... Ты должен встретиться с ним лицом к лицу. Это философия госпожи Флетчер. А Шейдмур всегда следует за волей главврача.
— Хочешь сказать, что на неё напал... кошмар?
— Либо ты сам, — на выдохе сказал Авнер, и было видно, что эти слова дались ему с большим трудом. — Эрнест, мне запретили говорить тебе, что ты был здесь в день пожара.
— Что?
Авнер глубоко вдохнул и посмотрел на растерянного Эрнеста, изучая того с ног до головы. Его лицо выражало полную гамму искреннего недоумения. Убедившись в его неподдельной реакции, Авнер выплеснул накопившиеся в нём эмоции и громко затараторил:
— Ты был здесь, но не помнишь ни себя, ни меня, ни время проведенное здесь! Мне запретили говорить тебя напрямую, сказали, что я могу тебя шокировать, но я... — Авнер помедлил и выпалил ещё громче: — Но я не могу больше! Надоело притворяться, не мой конек!
Он отвернулся, его плечи тяжело вздымались. За окном мелькнула молния, а громкий раскат грома словно подытожил его эмоциональный взрыв.
Эрнест опешил от сказанного и тоже встал, дабы попытаться вспомнить хоть что-то. Он начал ходить по палате, отчаянно пытаясь найти в памяти хоть крупицу, отголосок прошлого. Он взмолился своему разуму: «Хоть раз, прошу... хоть сейчас. Помоги мне вспомнить, хоть что-то, дай мне ответ!». Но вместо этого в нос ударил резкий запах цитрусовых. Аромат заполнил лёгкие, смешиваясь с запахами йода и пороха. Горький привкус железа охватил язык, а зубы будто начали хрустеть о мелкие частицы земли.
Эрнест пошатнулся, рухнул на колени и вцепился пальцами в волосы, будто это могло удержать ускользающие воспоминания. Чьи-то руки мягко легли ему на плечи. Возможно это был Авнер? Хотя руки ощущались скорее женскими.
«Кто ты?» — шепнул кто-то нежно и обволакивающие.
«Кто я?» — повторил Эрнест, не понимая, кому задаёт этот вопрос.
«Я запуталась... Спроси у него, может он знает?» — голос звучал тепло и ласково.
Эрнест поднял глаза, дабы увидеть своего собеседника, но встретился лишь с тусклым светом лампы и обеспокоенным Авнером, все также стоявшим, где он стоял.
— Кто я? — сухо, хрипло произнёс Эрнест, прислоняясь к стене и с трудом усаживаясь поудобнее. Он разглядывал свои руки, будто ища на них ответы, но откуда им там взяться?
— Я не знаю, — безнадежно ответил Авнер и опустился рядом. — И боюсь, что даже Шейдмур не знает...
— Как больница может что-то знать? — Эрнест нервно рассмеялся и провёл рукой по волосам, взъерошив их. — Дурдом какой-то!
— Правда? А я и не заметил, — пошутил Авнер, его лицо тронула лёгкая, едва заметная улыбка.
— Но как? Как она может быть живой? — Эрн говорил всё громче, его голос звенел от раздражения. — Ты, Рут — вы как заколдованые этой идеей!
— Я попал в эту больницу около десяти лет назад, потом я ушел в ремиссию на долгие годы, а четыре месяца назад у меня случился срыв и вот я вновь очутился здесь, — сказав это, он приобнял свои колени и уложил на них голову. — В детстве я запомнил её совсем другой. Да, она казалось живой, но была совсем ненавязчивой, как лёгкий весенний ветерок.
— А сейчас? — спросил Эрнест, глядя на него.
— Сейчас... она хочет задушить тебя твоими же страхами. — задумчиво ответил Авнер. — Энни говорит, что прежде чем помогать другим, надо помочь самому себе.
Он замолк, а потом, будто испугавшись собственных мыслей, прошептал:
— А может Шейдмур и вправду не знает, кто ты...
— Вы все любите здесь говорить загадками? — раздраженно спросил Эрнест и с силой обхватил собственное запястье, дабы сдержать нарастающую внутри ярость. — Ладно, у нас времени полно. Рассказывай всё. Начни хоть с детства. Или, наконец, скажи, что связывает тебя с Марком.
— Как хорошо, что это одна история... — тихо и совершенно неестественно засмеявшись, ответил Авнер.