Глава четырнадцатая.
ИЮЛЬ 1990 ГОДА.
Служить Александр Макаров пошел осознанно, в какой-то мере даже ждал этого этапа жизни с нетерпением. Его отец, старший брат и дядюшка так или иначе были связаны с правоохранительными органами, поэтому парень не мог пройти мимо, не мог не продолжить династию. Матушка была человеком военным только по духу; она лишь смогла освоить швейное дело в местном колледже.
К сожалению, армия оказалась не такой, как себе это представлял младший Макаров. Дедовщина сильно подкосила его и даже отбила желание идти дальше. Поступить в престижное заведение ему не удалось, зато в милицию попасть не составило труда. Большой город не принял юношу, и ему ничего не осталось, как вернуться в родной поселок и попробовать построить карьеру там. Правда, за последние четыре года дальше младшего сержанта прыгнуть не удалось.
Вот, если бы он сам мог поймать воров, то звездочка на плече была бы ему обеспечена. Дело могло бы продвигаться быстрее, ежели с Александром все было в порядке, но из-за травмы головы заниматься чем-либо было трудно. Единственное, на что у него хватило сил, так это посетить Романовых, на что его подтолкнуло воспоминание о недавнем разговоре с одним из членов этой семьи. Сидеть на месте он не мог, почему изо-дня в день проводил свое время в отделении, ломал и без того больную голову и резал пальцы об бумагу.
Работать в воскресенье никому не нравилось, особенно Матвееву, который ни на минуту не переставал бубнить, сидя за своим письменным столом. Все вокруг вызывало у него недовольство, начиная с раннего подъема, заканчивая присутствием племянника. Но Макаров не собирался покидать кабинет, все пролистывал личные дела односельчан. Многие из них оставляли желать лучшего, остальная часть не привлекала ничем.
- Дожились…. – нарушил благоприятную для размышлений тишину капитан, хлопая стопкой дел о поверхность стола. – Где это было видано, чтобы главный следователь работал в воскресенье?! Я понимаю, если бы в селе маньяк завелся, а здесь всего лишь мелкое хулиганство, - он глянул в сторону племянника. – Ну, и покушение на убийство.
- Приятно, что о тебе не забывают, - дернул уголком губ Макаров и, отложив фиолетовый карандаш в сторону, откинулся на спинку стула. – Не думаю, что пробуждение серийного маньяка, было бы славной работой. К тому же, похищение ценной иконы не является мелким хулиганством, а наоборот, приличным ограблением.
- Не знаю, не знаю… - покачал головой Матвеев, поднимая на младшего сержанта глаза. - Дело о серийном маньяке принесло бы тебе повышение.
- Жизни людей, куда дороже, чем звезды на плечах.
- Это пока что, - забавно хмыкнул милиционер. – К тридцати годам будешь выть о своей никчемной жизни и делать все, чтобы заслужить хотя бы похвалы в личное дело.
Сашка покачал головой и поднялся из-за стола, что стоял на другом конце комнаты. Он подошел к окну, выглянул наружу, но ничего, кроме одной единственной служебной машины, не заметил. Настроение у самого было не лучшее, а тут еще и капитан со своими звездочками под кожу лез. Послать бы их всех к чертям собачим, да только нельзя, не положено по статусу.
- Ладно, не бери в голову, - подал голос Матвеев, вяло махнув рукой в сторону племянника бумагами. – Понимаешь же, что я ради тебя стараюсь. Брат твой давно в офицерах ходит, а ему только тридцать стукнуло. Сестренка тоже хороша, - в магистратуру поступила. А ты? Ты даже не стараешься. Пойми, мы всей семьей волнуемся за тебя, за твое будущее.
- Я не хочу говорить об этом, дядь Антон, - поспешил закрыть тему младший сержант и развернулся к уполномоченному. – Может, лучше побеседуем о деле? Как прошел вчерашний допрос? Сколько у тебя их было?
- Эх, - тяжело выдохнул Матвеев и скрепил между собой степлером несколько бумаг. – Трое. Утром девчонку, потом парня, а вечером пришлось еще одного по причине неверных показаний.
- И что удалось узнать?
- Ну, скажем, показания Иванова не совпадают с показаниями Белинской и Василюка, - без особого интереса пояснил капитан. – Если честно, у них у всех разные показания, просто противоречащие друг другу. Девчонка приревновала пацана, вот и катила на него бочку, воспользовалась моментов. Цыганенок этот вообще бред какой-то нес, постоянно находил новое оправдание. О приезжем ничего сказать не могу. Он вроде нормальный.
- Цыганенок? - непонимающе похлопал глазами Макаров и присел на подоконник.
- Иванов, - пояснил милиционер и посмотрел на племянника так, точно видел его впервые. Надо ж не знать столь простых вещей! – У него батя цыганом был, полукровкой, а там и кличку за это дали. Ты лучше объясни мне, что за шуры-муры у тебя с дочкой Романова? О чем это вы наедине разговаривали? Я так посмотрел, ты только к ним с ордером ходил. Найти что-то хотел, аль девка понравилась?
- Нет, - сказал, как отрезал, и отрицательно помотал головой голубоглазый. – Я думал, что смогу узнать нападавшего или вспомню что-то при случае, но, как оказалось, голова моя пока на это не способна.
- Это хорошо, что ты не положил на девчонку глаз, - довольно кивнул Матвеев. – Ты же знаешь, кто ее мать. Дураку понятно, что девчонка такая же. Да и наши семьи немного не ладят.
- Немного?- искренне улыбнулся Александр и сложил руки на груди.
- Он мою жену увел, - недовольно пробурчал мужчина, видимо, потому что подобные слова удавались ему с трудом. – Я так понял, что у Романовой ухажер есть уже - Жуковский Данилка. Жаль, хороший парень. Ну, ничего, потом сам все поймет. Сашка, только ты не смей на девчонку смотреть! Знаю я вас, такая красавица глазками похлопает, и вы, молодежь, стразу таите.
- Она слишком молода для меня, - пошел на поводу у дяди Саша, а сам глаза отвел в сторону. – Не до девчонок мне сейчас. Танька вернется из Москвы, тогда и подумаю на этот счет.
- Вот и славно.
Младший сержант соскользнул с подоконника и направился к выходу из кабинета. От этих разговоров у него пересохло в горле, а от духоты голова закружилась. Было неприятно, что дочку историка судили по ее корням, ведь она ему действительно нравилась. Кто знает, может со временем у них что-нибудь и получится, если Татьяна не решит вернуться в родные места.
***
- Рассказывай, что произошло?
Лидия Ивановна села за кухонный стол у самого окна, форточку которого сама же и прикрыла, чтобы лишний раз не простудить поясницу. Рыжие волосы вились крупными локонами по ее плечам и спине, и женщина как и всегда казалась прекрасной. Ее проницательность в очередной раз удивила Романовых, а Каролина при виде неожиданной гостьи, с которой еще вчера болтала по телефону, поняла, что она была бы отличной партией для ее отца. Все-таки не зря их роман продлился около пяти лет, и если бы не некоторые обстоятельства, со временем они могли бы вступить в брак.
- Много чего, - буркнула Романова, проверяя чайник на температуру воды. – За одну кружку чая всего и не расскажешь….
- Попытайся, Каролина, - Владимир Андреевич остановился в проходе и, прислонившись к косяку, сложил руки на груди.
Ромка не знала, стоило ли рассказывать обо всем двум самым близким для нее людям, но держать подобного рода информацию, которая разъедала ее изнутри, было тяжело. Не то, чтобы ей снились кошмары, просто плохие мысли не давали ей долгое время уснуть. С одной стороны хорошо, что она выдаст свои волнения за один рассказ, с другой – плохо, потому что в первую очередь ей стоило обратиться к отцу. Главное, чтобы Матвеева ни о чем не проболталась своему мужу, тогда девчонке точно не жить, а все остальное – пустяки, с которыми она справиться одна.
- Каролина, если обвинения милиции касаются тебя, мы не можем оставаться в неведенье, - Матвеева отложила сумку на соседний стул и вернула руки на стол. – Антон приходит домой злой, как пес голодный. Чаще всего он говорит о тебе. Я знаю, что таким образом он пытается напомнить мне о прошлых ошибках, но я больше, чем уверена, что он говорит правду. Я хочу тебе помочь, дорогая.
- Я бы рада вам все рассказать, но не могу, - не поворачиваясь к взрослым, француженка достала из буфета несколько чайных кружек. – Я знаю достаточно, но не все, и могу дать ложные показания по собственной невнимательности. К тому же, от моего молчания зависят жизни других людей. Я не хочу провести лучшие годы в тюрьме. Когда все уляжется, я сама доведу дело до конца.
- Ты, наверное, шутишь, дочка? – не веря собственным ушам, историк сделал шаг в кухню, не спуская глаз со своего ребенка. – Каролина, ты должна понимать, что все, что происходит сейчас, это не шутки. Кто-то украл очень ценную для нашего поселка икону, чуть не убил сотрудника милиции, и во всем этом обвиняют тебя. Я не верю, что ты можешь быть в этом замешана, но все твои действия говорят об обратном. Скажи, мои бывшие ученики приходили к тебе, чтобы удостовериться в твоем молчании? Я видел Пшеницына, и вышел он от тебя не в самом лучшем состоянии. А разговор с Макаровым? Не думай, что я ничего не понял.
Как оказалось, Владимир Андреевич был не только прекрасным историком, но и гениальным детективом. Не обмолвившись с ней не словом обо всем, что происходило на улицах в последнее время, отец все же смог понять суть дела и сделать свои выводы по двум неожиданным встречам и поведению дочери. Несмотря на прогрессирующую болезнь, голова его работала ясно. И самым страшным было то, что ожидание, волнение и другие негативные эмоции могли закончиться для мужчины плохо.
- Ладно! Я все вам расскажу, но вы должны пообещать мне, что наш разговор не выйдет за рамки этой квартиры, - Каролина развернулась к присутствующим и одарила их разгневанным взглядом. Ей было тяжело, тяжелее чем тем, кто ничего не знал. И продолжать этот разговор она планировала только после того, как родители дадут обещание, что произошло после нескольких секунд переглядывания между собой. – Лидия Ивановна как-то раз дала мне хороший совет, которого я решила придерживаться. Но в один момент все пошло под откос. В тот вечер я не собиралась принимать Их приглашение, но так получилось, что мне не удалось пройти незамеченной мимо Дома культуры. Одному из них все-таки удалось затащить меня в клуб и провести там не больше двух часов. В какой-то момент наша компания разбежалась, и я осталась наедине с тем, с кем недавно у меня произошел небольшой конфликт, - рассказывала она об этом не самым бодрым голосом, но все же тот оставался более-менее ровным. – Мы вышли на улицу, чтобы поговорить, и минутами позже оказались у церкви. Он попросил меня подождать, и я видела, как Он вошел в церковь, где, кажется, были и остальные. Затем появился еще один, который не хотел во всем этом участвовать, но определенные обстоятельства вынудили его пойти на поводу у друзей. Слова этого человека ранили меня, и я решила порвать с ним отношения. Я уже подходила, когда на пути повстречала Макарова, и там под воздействием эмоций намекнула ему на то, что под его носом происходит ограбление. Прямо я ничего говорить не собиралась, - Романова поставила чашки на стол, в две из которых положила по пакетику зеленого чая, а в третий насыпала кофе. – Александр покинул меня так же быстро, как и нашел позже. Я уже заходила в подъезд, когда услышала выстрелы, один за одним, и все частотой в минуту, наверное. Когда прозвучал последний выстрел, меня нагнал один из парней. Он понял, что их заложила я, и между нами завязался конфликт, в результате которого Он вручил мне икону. Не знаю, что подвергло меня к побегу, но, когда Александр увидел меня с этой штукой в руках, я не смогла устоять на месте. Я побежала, в очередном конфликте с тем же человеком рассталась с картиной, а дальше все мутно, - она медленно опустилась на табурет, потерла лицо руками, убирая с него светлые волосы, и тяжело вздохнула. – Почему-то я решила направиться за ними, наверное, хотела довести дело до ручки. Но Макаров к тому времени опередил меня. Он держал на прицеле одного из них, а другого втаптывал в асфальт ногами. Под каким-то эффектом, зарождение которого не могу понять до сих пор, я подняла с пола каменный булыжник, подкралась и… ударила младшего сержанта по голове. Я не хотела этого делать, я хотела, чтобы виновники оказались наказанными, но все вышло из-под контроля. Я бы хотела во всем признаться, да не могу. Они взяли с меня обещание, они заставили меня молчать, - Рома перевела взгляд с одного на другого родителя и в безысходности повела плечами. – Я не могу ничего с этим сделать.
На кухне воцарилась тишина, и только настенные часы не боялись ее нарушать. Лидия задумалась над рассказом почти что дочери и заметила, в каком удрученном состоянии находился ее бывший возлюбленный. У нее язык не поворачивался отругать девушку, и так же она не могла успокоить ее. Оба родителя понимали, что Каролина виновата во всем ровно настолько же, насколько и другие соучастники, но торопиться в своих выводах они не стали.
- Это я во всем виноват, - после достаточно долгого молчания подал голос Владимир Андреевич и медленно опустился на табурет, чувствуя легкое покалывание в сердце и постепенно нарастающую головную боль. – Не нужно было подталкивать тебя к ребятам. Понимаешь, Каролина, я хотел как лучше, а получилось…. Плохо все получилось. Я должен был огородить тебя от плохого общества, но сделал все наоборот. Прости меня, солнышко.
Каролина дернула уголком губ в подобие улыбки, а ее зелено-голубые глаза наполнились слезами. В какой-то степени отец действительно был виноват в том, что произошло, но по большей части эту кашу заварила она. Было больно рассказывать о том, что лежало на сердце, было больно видеть отца таким ошарашенным и печальным одновременно. Но все же стало легче после исповеди, лежащей мертвым грузом на душе юной девы, но тусклый огонек надежды на лучшее все же остался при ней.
***
Настежь открытое окно отлично справлялось с проветриванием комнаты. Благо, крышка небольшого сундука была достаточно тяжелой, чтобы не захлопнуться от создаваемого легким ветерком сквозняка. И лишней бумаги в помещении не находилось, ибо никто с подобными предметами не работал. Наталья Николаевна разве что раз в месяц перед зарплатой садилась за письменный стол, чтобы подсчитать расходы.
Николай аккуратно свернул военную форму, которую матушка успела отстирать и отгладить, и положил ее в сундук, где хранились ценные для его памяти вещи. В основном там были любимые предметы одежды, из которых парень давно вырос, какие-то подарки, потерявшие интерес, но все еще дорогие для памяти, и старые школьные дневники, детские рисунки. Сегодня юноша поместил туда не только форму, но и письма, отправителями которых являлись друзья, родителя и даже бывшая возлюбленная. Он посчитал, что плохие воспоминания тоже имеют место быть в его сундуке, хотя бы в таком маленьком формате.
Что-то маленькое отразилось от искусственного света на дне сундука огоньком. Коля не придал этому особого значения и уже собирался захлопнуть крышку, когда кошка Мурка запрыгнула в ящик. Шатен посмеялся и потянулся за скотиной, которая пыталась вытянуть лапой тот самый огонек. Тогда бывший солдат все же решил проверить источник яркого света и вместе с кошкой вынул из сундука старые отцовские часы.
Половицы позади мальчишки заскрипели, и через несколько секунд в комнату ввалился еле державшийся на ногах мужчина. Его темные, ближе к черному, локоны волос ниспадали на влажный лоб, а черные глаза не выражали ничего. Александр редко появлялся дома, приползал на некоторые праздники повидаться с друзьями-алкашами, а заодно и семью проведать. Наталья Николаевна не желала его видеть, особенно после того, как он бросил ее одну с грудным ребенком. Именно из-за таких встреч каждый праздничный день заканчивался большим скандалом.
Николай сидел за письменным столом и, в попытках игнорировать ругань родителей, решал математику. Упражнения были несложными, но из-за шума сосредоточиться не получалось даже на цифрах. Неудивительно, что на следующий день после всего этого мальчишка принесет двойку, а его маму вызовут в школу из-за того, что на эмоциях он набьет морду одному из своих товарищей. Максим Пшеницын будет обижаться на друга до тех пор, пока синяк под глазом не рассосется.
- Чем ты тут занимаешься, а?- с трудом выплюнул из себя мужчина, склонившись над сыном. Его зловонное дыхание обожгло мальчишку, но тот не подал виду, а только продолжил грызть гранит науки.
Николай ничего не ответил, нажал на карандаш посильнее так, что грифель стал осыпаться. Старший Иванов простоял над сыном с полминуты, затем нажал на его десятилетнюю голову, намереваясь потрепать или погладить, и, пошатнувшись в очередной раз, присел на кровать. Перегар тут же наполнил комнату, и после ухода отца окно в комнате будет открыто на всю ночь.
- Ну, - нарушил молчание мужчина, шумно втягивая носом воздух. – Че ты молчишь? С родным батей поговорить не хочешь? Че, не соскучился, или мать науськала? Сука такая!
- Не говори так о ней! – набравшись смелости, прикрикнул на отца Николай, на что мужчина выпучил глаза в удивлении. Его испачканная и дранная футболка выглядела ни чуть не лучше, чем лицо.
- О, как мы заговорили…. – почти что промурлыкал Туркин и, сжав руку в кулак, прижал ее к лицу сына, надавливая с каждым разом все сильнее. – А твоя мать – реальная сука. А ты, засранец, сукин сын!
- Это ты сука, а не мама! – психанув, мальчишка соскочил с табурета, уронив тот на пол, и набросился на отца с кулаками. Бить такую тушу удавалось с трудом, но обиду выплеснуть помогало, так что через какое-то время младшеклассник обмяк.
Николай хорошо помнил, что чувствовал в тот момент. Обида на отца и душевная боль, накопившееся за несколько таких осознанных встреч наконец-то вышла наружу. Без этих чувств стало даже как-то пусто на душе и неприятно. Холодно, так сказать, но, тем не менее, легче.
Отец тогда сказал ему пару ласковых слов, довел до слез, попытался даже отлупить подобием ремня, но Наталья Николаевна вовремя вошла в комнату сына. Этот же вечер стал последним для их семьи, и Александр больше не появился в их квартире, не то, чтобы в поселке. Позже выяснилось, что он скончался в больнице, умер от передозировки какими-то веществами. Коля помнил, мать долго плакала, а сам он ничего не чувствовал в отношении гнусного человека, разве что ненависть.
В последнюю их встречу вместо нормального подаркаТуркин оставил сыну свои потрепанные жизнью часы. Женщина отдала их мальчику вместе с известиями о смерти, и те были закинуты в сундук, тогда еще новенький. Наручные часы стали основателями плохих воспоминаний, а позже переросли просто в ценные.
В квартире, кроме этого подарка, больше никаких вещей Туркина не было.
Иванов улыбнулся, вспоминая тот вечер, а после и другие, связанные с отцом. Неожиданное тепло расползлось в районе груди, а глаза столь же внезапно увлажнились. Юноша покрутил часы с разных сторон, примерил их, но не оставил. Он закинул их в сундук, захлопнул крышку и, взяв кошку на руки, отправился с ней на кухню.
***
Вместо того, чтобы поджидать товарища из срочной поездки, Максим Пшеницын был вынужден проводить остаток вечера в отделении милиции. Ему пришлось просидеть в ожидании старшего следователя около получаса, затем дать нужные, но безопасны для самого себя показания, и отправиться прямо по коридору в поисках кабинета, где ему предстояло снять отпечатки. Процедура не самая приятная, тем не менее, ничего не значащая для парня. Орудием убийства он не владел, икону тоже не трогал, разве что платок, в который она была завернута, а в церкви он старался ничего не брать, даже когда бежал. Разве что его пальцы могли обнаружить на кресте, который он надежно припрятал, или на картине, которой он запустил в младшего сержанта.
Майор прибыл достаточно быстро по сравнению с Матвеевым. Это был очень высокий и худощавый мужчина, напоминающий густой растительностью под носом персонажа Михаила Александровича Шолохова. Уполномоченный принес свои извинения за ожидание, провел мальчишку в кабинет и принялся шустро подготавливать все необходимое для предстоящей процедуры. Конечно, кому охотно проводить время на работе в единственный выходной?
- Присаживайся, Максим, - впопыхах бросил милиционер, включая дополнительный свет над рабочим столом. – Чай или кофе предложить не могу, извини. Чайник буду греть дольше, чем снимать отпечатки.
- Спасибо, - без особых чувств отозвался Максим, проходя в кабинет и разглядывая его изнутри. – Скажите, а процедура не могла подождать до завтра? Вы что, уже что-то нашли, раз так дергаетесь?
Наверное, больше всех в этой ситуации дергалась его матушка. Ольге Прокопьевне изначально не понравились вести того дня, а уж когда к ним заявилась милиция и перевернула дом с ног на голову, ее и хватил удар. Матушка слегла, благо, не попала в больницу. Отец не то, чтобы пришел в ярость, но в первую очередь постарался разобраться с Артемом, который оказался безнаказанным благодаря старшему брату. А проблемы-то пришли в семью Пшеницыных именно благодаря последнему.
- Честно, ничего мы не нашли, поэтому-то и начали с обысков да отпечатков, - по-доброму усмехнулся уполномоченный, по своей неуклюжести с грохотом выкинув на стол необходимые инструменты. – Нам, вообще-то, не положено рассказывать о судебных делах. Но, я считаю, что нужно было начинать с окружающих домов, а не с ребят. Что они могут сказать? Они ж пьяные все были, навеселе, - задумчиво пожал плечами тот, недовольно покачал головой и махнул в сторону рукой. – Ладно, присаживайся, Максим. Я постараюсь сделать все быстро.
Пшеницын обвел глазами поверхность стола и его содержимое и только после его изучения занял указанное ему место. Майор встал по правую сторону и по нескольким металлическим поверхностям осторожным движением валика распространил черную краску. Неприятный запах коснулся носа юноши и тот отвернул голову в сторону окна, из которого с его места почти ничего не было видно. Чтобы хоть чем-то себя занять, тот стал тихонечко дрыгать ногой под столом, что не ушло от внимания уполномоченного.
- Это называется дактилоскопией, если тебе интересно, - пояснил милиционер, откладывая валик в отведенный для него лоток. – Процесс занимает немного времени, если все делать правильно. Кстати, у тебя нет открытых ран или старых царапин на пальцах?
- Не замечал, - ответил Максим, вновь возвращая свое внимание к майору. На всякий случай он осмотрел свои руки, но ни одной царапины не обнаружил, что было странно, после прожитых приключений. – Это важно?
- Еще как, - кивнул милиционер и вытянул руки юноши ладонями вперед, чтобы удостовериться в его ответе. – Если у подозреваемого на пальцах будут обнаружены ссадины, синяки или что-то в этом роде, дактилоскопию придется отложить до полного заживания конечностей.
Максим поймал себя на мысли, что неплохо было бы прямо сейчас сделать что-нибудь со своими пальцами, но тут же отложил ее, посчитав не самой лучшей. Майор повернул его руки тыльной стороной ладоней к потолку, затем поднес их к стеклянным поверхностям и приказал пройтись подушечками пальцев по краске. Блондин без каких-либо вопросов подчинился и через несколько секунд был обляпан чернилами не с самым лучшим запахом. Больше всего его теперь волновало, как же отмыть после процедуры пальцы, не содрав с них кожу.
- Не волнуйся, – поспешил успокоить подопечного милиционер, заметив его недоверчивый взгляд. – Это типографическая краска. Отмыть ее можно бензином, ну, или же хозяйственным мылом, если терпения хватит. Кстати, бензин или другую едкую жидкость мы тоже выдаем.
Максим кивнул, но ничего не ответил. Он стал наблюдать, как его пальцы поочередно оставляют отпечатки на специальном бланке. Ощущения были не самыми приятными, особенно когда тобой управлял другой человек. Тоже самое проделали и со второй рукой, затем повторили процедуру еще раз, чтобы закрепить результат. Никто ведь не хотел проходить через это снова, а особенно милиция, которой не было дела до простых людей.
- На, вот, держи, - по окончании работы майор отложил бланки на свой рабочий стол, а подопечному протянул ватный диск, смоченный в химическом растворе и потрепанный жизнью кусок тряпки. – Попробуй сначала этим, а после тряпкой. За постом охраны будет уборная, там сможешь смыть остальное.
- Да, дома уж с этим разберусь, - Максим принялся оттирать краску с пальцев, что получилось сделать не сразу, но через несколько секунд упорного труда естественная кожа начала проявляться. – Скажите, а что будет с тем, кто совершил покушение? Его посадят?
К тому времени милиционер успел прибрать место, где проходила дактилоскопия. Он сел за письменный стол, взялся за заполнение свежего бланка, чтобы не оставлять работу на новую неделю, когда поднял из-под очков настороженный взгляд темных глаз на мальчишку.
- Ну, вообще-то, их было несколько, если верить рассказам младшего сержанта Макарова, - не потрудился заметить майор, отложив письменную ручку на поверхность стола. – Вообще-то, за такое воришкам грозит не меньше пяти лет, но, если они возместят ущерб, так еще и картиной, тогда годик им собьют, - пояснил тот, все еще не отрывая глаз от юноши. – А ты, с какой целью интересуешься?
- Из чистого любопытства и чувства патриотизма за Родину, - натянул самую любезную улыбку, какую нашел в своем арсенале, Пшеницын, медленного шагая спиной к двери. – Так сказать, служу Советскому Союзу! – и приподнял крепкий кулак, в котором сжал химозную вату, над головой.
- Отслужил уже свое, - хмыкнул мужчина и поправил очки. – Ладно, беги домой, юнец, а то мать в край изведешь такими прогулками.
- Так точно, товарищ майор, - парень стойко отдал чести. – Разрешите идти?
- Я бы сказал, что даже настаиваю.
Максим незамедлительно покинул кабинет милиционера и поспешил к выходу из участка, в котором задерживаться – только себе вредить. Все прошло не так уж и плохо, как он ожидал. А значит, шансов на спасение у них было больше, чем охоты к делу у старшего следователя.