Глава двенадцатая.
В последнее время солнце перестало так сильно жарить, и погода переменилась в лучшую сторону. На улицу стало выходить намного приятнее, не считая того, что произошло пару десятков часов назад. Некоторые граждане отнеслись к происшествию чересчур беспокойно, по их просьбе ввели даже комендантский час и патрулирование поселка среди белого дня. Оставалось только разгонять людей по домам после одиннадцати ночи и штрафовать тех, кто проснулся раньше остальных.
Каролина открыла глаза не в самом лучшем настроении, в каком могла быть после суточного сна. Второе утро подряд она ощущала себя некомфортно в собственном теле. Кожа на руках казалась скользкой и липкой, будто снова и снова окунутая в кровь убитого ею Макарова. Мышцы ее время от времени содрогались, все еще пытаясь отойти от истерики и панической атаки, а сонливость не давала спуститься с постели.
Состояние было убитым. Романова чувствовала себя выжитым лимоном, из которого соки жадно высасывали ядовитыми клыками. Когда она начинала приходить в себя, очередная волна настигала ее вновь, накрывала с головой. Хорошо, что отец был понимающим, заглядывал пару раз в комнату, но ни разу ее не спрашивал.
Ромка перевернулась на другой бок и поджала одеяло под себя. Ее красные от слез глаза скользнули по комнате и наткнулись на завернутую в платки икону, края которой были окрашены в красный цвет. В груди тут же защемило, легкие обожгло подобием кислоты, а гортань предательски дернулась. Пришлось накрыться одеялом и отвернуться к стенке, чтобы не видеть гнойного сувенира от новых товарищей.
Момент, когда ей вручили украденную икону, перевернул ее жизнь на «до» и «после». Тогда она превратилась в соучастницу страшного преступления, просто потому что решила поступить правильно, а потом все испортила из-за собственной трусости. Тогда она подписала договор чужой кровью, а вместе с тем развелась с нормальной жизнью, но обрела союзников. Правда, не самых хороших, о каких можно было мечтать.
Над телом Александра они простояли недолго, ушли почти в ту же секунду, как Герман рассказал историю их времяпровождения на случай, если в скором времени их будут допрашивать. Жуковский проводил ее до дома, но словом они не обмолвились, даже не попрощались на лестничной площадке. Это было даже в какой-то степени хорошо, потому что им обоим было не до разговоров, особенно ей. Обидно только то, что он не посмел поддержать ее, сказать хотя бы слово, в то время как она спасла жизнь его друзьям.
Пшеницын же наоборот, смягчился после их довольно громкой ссоры, в результате которой они друг друга чуть не загрызли. Может, что в какой-то степени он и был ей благодарен за свое спасение, но это не внушало француженке доверия. Домой они возвращались вместе, так как жили не далеко друг от друга, но Максим тоже не проронил слова, только обменялся с ней кровавым рукопожатием у места преступления и тихо извинился перед ней так, чтобы этого никто из его друзей не смог расслышать. Пожалуй, это был его второй положительный поступок по отношению к ней, после их встречи в электричке.
Вместе с тем Иванов не сыграл в этом эпизоде никакого значения. Казалось бы, он должен был первым выступить в защиту подруги, но он предпочел оставаться в тени. Нет, он не был напуган, каким мог быть в этой ситуации, но испытывал явное замешательство в своих чувствах. Его интересовала только икона, чем он себя и выдал перед их расходом.
Александров же произвел на Каролину сильное впечатление как морально, так и физически. Он почти никогда не обращался к ней по имени, а тем вечером его манера разговора по отношению к ней показалась настолько приятной, что девушка могла и смягчиться, будь они в более приятной обстановке. Парень не прикасался к ней ранее, не хотел марать руки, как кричали они в детстве, но тогда он даже позволил себе ее погладить, кротко приобнять, успокоить.
Неужели столь жуткая ситуация смогла показать давно знакомых ребят с другой стороны?
Вернувшись домой, Романова тихо прошла в свою комнату, поставила икону в угол и завалилась в постель, не разуваясь. Остаток ночи она провела в слезах, тихо всхлипывая в подушку, чтобы отец не смог услышать ее через стенку. Когда на улице стало совсем светло, она направилась в ванную комнату, где долго отмывала руку от чужой крови, а там и тело от остальной грязи. Последующие двенадцать часов она провела во сне, какой не включал в себя каких-либо ярких картинок, а только густую темноту, изредка сменявшуюся воспоминаниями неприятной ночи.
Милиция не разыскивала ребят, в этом Рома была уверена, зато младший сержант оказался живым и проводил свое время в больнице, где приходил в себя от сотрясения и слегка проломанного черепа. Об этом девушка узнала от соседки, которая приходила днем ранее к Владимиру Андреевичу, чтобы убедиться, что с его дочуркой ничего плохого на улицах Пушкинского не произошло. Из этого же разговора было выяснено, а слышно тех двоих было хорошо даже из спальни, что на милиционера напали те же, кто навел хаос в церкви и вынес оттуда ценную для их поселка икону. Также поговаривали, что милиционер, пришедший в себя после нескольких часов реабилитации, не помнил лиц нападавших и ничего не мог сказать, что могло бы помочь следствию.
Это было хорошо, потому что таким образом у пятерых ребят оставался шанс на нормальную жизнь и даже время на то, чтобы покинуть поселок, не привлекая к себе особого внимания властей. По крайней мере, это затишье могло длиться до тех пор, пока к Александру не вернется память. Тогда уже всем будет обо всем известно, и обратной дороги в Пушкинское уже не будет. Их начнут искать не только в районе, но и в области, а там и до страны могли дойти, если икона имела действительно большую ценность.
Каролина перевернулась на спину и глубоко вздохнула. Из кухни доносился приятный запах чего-то мучного, и это было странно, потому что Владимир Андреевич не умел печь ничего, кроме блинов, оладий и драников. Из радио, которое переехало из коридора вслед за учителем истории, доносилась песня группы Ласковый май «Белые розы». И все медленно и даже странно стало приходить в норму.
Откинув одеяло, Романова поднялась с постели и схватила икону. Подобной улике, а точнее главной улике, нельзя было находиться в ее доме, ведь в любой момент к ней могла нагрянуть милиция и перевернуть всю квартиру. Картину нужно было перепрятать, еще лучше сжечь, но разумным вариантом все еще оставалось чистосердечное признание.
Часы пробили обед, а сорок вторая квартира осталась неприкосновенной.
***
Взглянув на руки человека, ты сможешь понять его истинное лицо. Если они чистые, то дело говорит само за себя, - он опрятен и даже свеж душой. Можно посмотреть на это с другой стороны: если его руки чисты и никогда не были замечены испачканными, это означает, что он никогда не занимался чем-то стоящим в своей жизни.
Судить о грязных руках можно было так же.
Каролина, глядя на свои руки, относила себя к тем людям, кого можно было судить по внешнему виду. Ее конечности были испачканы в земле, потому что она закапывала улику, следствие по которой велось по сей день. Ей пришлось идти через весь поселок и не обращать внимания на косые взгляды в свою сторону. Конечно, ведь выглядела девчонка вполне себе опрятно, если не учитывать пренебрежение некоторыми утренними процедурами, но ее ладони… оставались чумазыми.
Земля оказалась сыроватой, и Романовой пришлось подождать, когда ее руки подсохнуть, чтобы стряхнуть с них основной слой грязи. На полпути к дому она уже смогла спрятать их в карманы любимой олимпийки, чему была очень рада. Прохладный ветерок остужал голову, а вместе с тем и раздувал тревожные мысли. Остаток дня обещал пройти без суматохи, а Владимир Андреевич ожидал объяснений.
Ромка остановилась на перекрестке перед самым домом, поглядела по сторонам на наличие автомобилей или велосипедистов, после чего поспешила перейти через дорогу. Позади раздались быстрые шаги, но она не придала этому внимания, пока некто не поравнялся с ней. Белинская приветливо улыбнулась, а француженка не смогла не ответить на этот жест кроткой улыбкой. И это было так странно, потому что они никогда не были в одной компании, а уж тем более не общались в обычной обстановке, за исключением шахматного кружка, на который ходили вместе в детстве.
- Уже неделю слушаю о тебе разговоры, но сама лично так ни разу и не застала, - довольно приветливо отозвалась Ирина и сунула руки в карманы своих заниженных джинсов. Слишком заниженных, чтобы выходить в них на улицу, но такова была уж мода. – Как тебе у нас, нравится? Многое за два года изменилось, правда?
- Как будто и не уезжала, - отозвалась Каролина, не до конца понимая, каким боком бывшая Иванова обратила на нее внимание. – Думаю, что опровергать слухи бесполезно. Ты хотела узнать что-то конкретное или так, из любопытства? Прости, мы никогда с тобой не общались, поэтому для меня странно разговаривать с тобой вот так по-дружески.
- О, я уж подумала, что до тебя будет доходить туго, - самодовольно заявила Белинская, на что ее собеседница только повела бровью. – Я, конечно, все понимаю, но может быть хватит уводить чужих парней? Ты только приехала, а уже соблазнила большую часть мужского населения. Скажи, тебе ни капельки не стыдно?
Они подошли к подъезду. Благо, метеозависимые старушки оставались в своих квартирках, а то к вечеру о нагнетающем конфликте между двумя блондинками знал бы весь поселок. Только ребятишки, проходящие отработку или проводящие время в летнем лагере, изредка поворачивали головы в сторону пятиэтажного дома напротив их школы.
- Если честно, не совсем понимаю, о чем ты говоришь, - Каролина остановилась около подъезда, но дверь потянуть не поспешила. Ей было очень даже интересно, на что способна ревнивая бывшая одного из ее новых товарищей.
- Не прикидывайся, - лицо Ирины тут же стало серьезным. – Недовольных много, но конкретно я пришла говорить насчет Иванова. Что у тебя с ним?
- У меня? – усмехнулась Романова, тыкая себя в грудь. Ей хотелось от души рассмеяться. – Ничего. Мы просто попали в одну компанию, вот и все.
- Неужели? – не поверила словам дочери историка Белинская, скрестив руки на груди, которую еле прикрывала майка, хоть там и особо не на что было смотреть. – Говорят, вы подружились. Я видела, как вы уходили из клуба вдвоем. Чем закончился ваш вечер?
Практически все претензии блондинки вызывали у Ромы насмешку и даже забаву, но последний вопрос заставил ее прикусить язык и даже слегка поменяться в лице. Ей следовало перевести тему и быть очень осторожной. Любая мелочь могла сыграть против нее, особенно если показания будет давать невзлюбивший ее человек.
- Он проводил меня до дома, и больше я ничего не знаю, - довольно убедительно соврала девушка, кутаясь в олимпийку от прохлады улицы. Глядя почти что на полуголую подругу, ей хотелось залезть под зимнее одеяло. – Мне не нравится наш разговор. С чего ты вообще решила, что между нами что-то есть?
- По вам видно, - Ирина почесала короткими ногтями плечо так, что кожа на нем покраснела. - Видно, как он на тебя смотрит, а ты ему отвечаешь.
- Формальная вежливость.
- Нет, когда его глаза горят! – резко отозвалась Белинская. – Мало того, что за тобой закрепился Жуковский…
- Он не участок.
- … так тебе еще подавай его товарищей. Колька мой, понятно? – перешла на угрожающий тон Ира. – Если Пшеница бегает от одной девки к другой, то ваша разлука ничего не будет значить для него. Вот с Германом тебе придется повозиться. Дианка его никому не отдаст, да и он от нее не уйдет.
- Больно мне нужны богатенькие зазнайки, - фыркнула Каролина и даже закатила глаза. Просто немыслимо, какие люди бывают отбитыми!
- Слушай сюда, подстилка иностранная, - это было сказано так смело, что у «подстилки» глаза на лоб полезли. – Если я еще раз увижу тебя рядом с Колькой, поверь, лучше тебе заранее собрать чемодан. Я тебе такую жизнь утрою, мама не горюй. Хотя, я думаю, твоя мамаша особо не горюет по тебе.
Кровь начала закипать, и Романова стала прекрасно понимать, что чувствуют парни за подобными разговорами с ней. Нет, себя-то она могла оправдать тем, что говорила правду и всегда приводила аргументы, доказательства, а Белинская несла чушь, которую можно было назвать местным современным фольклором. Услышала звон, а знать не знает, где он.
- Это все, конечно, очень забавно, и я не помню, когда меня так в последний раз веселили, но, Белинская, закрой рот, - устав слушать чушь, Ромка решила покончить с этой беседой. – Иванов твой мне даром не сдался. Если тебя бросили, это только твои проблемы, и не надо винить в них других. Шалавой в итоге оказалась ты, а не я, причем местной, а на этом далеко не уедешь. Докучай своей несерьезной болтавней подружек, а лучше прямиком ступай к Иванову. Уж он-то тебе покажет, who’s who, - утвердительно кивнула и напоследок мило улыбнулась. – С вашего позволения, мадмуазель Белинская.
Каролина даже сделала прощальный книксен, чтобы у Ирины точно отвалилась челюсть, и она хотя бы ненадолго замолчала. Это помогло, и дочка историка спокойно вошла в подъезд своего дома, где с победной улыбкой, не спеша, поднялась к сорок второй квартире.
Свести ее с Ивановым! Вот чего не хватало в без того веселой жизни Ромы.
***
- Я рад, что ты решила выйти из своей комнаты впервые за два дня и просто посидеть с отцом.
Владимир Андреевич сидел на сложенном диване и, покручивая пульт из стороны в сторону, смотрел телевизор. Один из советских излюбленных фильмов сменился рекламой, оповещающей о выходе некой новой техники, что была не интересна ни дочери, ни отцу. Легкий ветерок проникал через приоткрытую форточку, почему Каролина забралась под предложенный мужчиной клетчатый плед. Они не разговаривали, разве что изредка перекидывались комментариями по просмотренным эпизодам, а во время перерывов наслаждались обществом друг друга.
- С этими ночными мероприятиями мой режим совсем сбился, - отозвалась Романова, находясь на другом конце дивана, то и дело наматывая на пальцы ниточки от пледа. – Решила заняться его восстановлением, и, по-моему, у меня это получилось. Голова только немного побаливает.
- Это не удивительно, - хмыкнул мужчина, наблюдая за действиями дочери. – Надеюсь, что тебя не постигнет генетика моей семьи в плане здоровья. Знаешь, у меня тоже начиналось все с головной боли, а со временем пришли и другие симптомы. Какие-либо препараты перестали мне помогать, поэтому и приходится спасаться более доступными успокоительными веществами.
- На твоих успокоительных веществах далеко не уедешь, а только откроешь более короткую дорогу к летальному исходу, - заметила Ромка, поднимая взгляд на собеседника. – Тебе просто нужны деньги на более сильные препараты и качественное обследование где-нибудь в Москве, а может и заграницей. Как только будет известно о моем поступлении, там же я стану думать о заработке. Если будет нужно, пойду на кастинг.
- Лучше подумай о себе, солнышко, - попытался успокоить дочь одной улыбкой Романов. – Ты когда, кстати, в Тюмень собираешься?
- Думаю, на следующей неделе, - повела плечами француженка. – Утром сяду на электричку, а вечером буду уже дома, если не раньше. Не хочу задерживаться в незнакомом городе.
- Не такой уж он для тебя и незнакомый.
- Все равно мне больше по душе маленькие поселения.
Окончание рекламы отвлекло отца и дочь от разговора, и они оба перевели внимание на экран. Каролина не могла лгать Владимиру Андреевичу, но ради его спокойствия она была готова перешагнуть через собственные принципы. Она знала, что отец смог бы понять ее и даже что-то посоветовать, но огорчить его у нее не хватало духу. Рано или поздно правда все равно выплывет наружу, а пока, ничего не подозревая, в их семье сохранялась идиллия.
Раздался протяжный звонок в дверь, и отец и дочь переглянулись между собой. У обоих не было догадок, кто бы мог навестить их в такой день. Ни звонка, ни пригласительного письма они никому не посылали, а уж тем более не ждали гостей. Романовы бы проигнорировали этот звонок, если бы он не раздался снова.
- Наверное, соседка пришла с новыми новостями о случившемся, - качнул головой учитель истории и приподнялся с дивана. – Она думает, если я преподаю, то знаю всю молодежь в округе. Пойду открою, пока она дверь не вынесла.
- У нас нет лишних денег на новую, так что поторопись, - не упустила возможности подколоть отца Романова, на что тот только тихо посмялся.
Роме захотелось послушать, с каким же новостями на этот раз к ним пожаловала соседка, тем более, что они напрямую касались ее. Она откинула плед в сторону и поспешила следом за отцом, ступая чуть ли не по его следам, прямо как в детстве, когда она была его хвостиком. Это воспоминание вызвало у нее легкую улыбку, но неожиданные гости тут же стерли ее с лица и даже заставили отшатнуться назад, встретившись спиной с косяком. Пожалуй, милиционеры точно вынесли бы двери, если бы никто из Романовых не пренебрег просмотром фильма.
- Старший следователь Матвеев, - высокий мужчина с суровыми глазами предъявил свое удостоверение не менее удивленному хозяину квартиры, чем его дочь. – Разрешите пройти? У нас ордер на обыск вашей квартиры, - следом за удостоверением он показал другой документ.
- Конечно… - немного неуверенно отозвался учитель истории, после чего уступил дорогу, и в прихожую ввалились трое милиционеров, а за ними и главный пострадавший.
Девушка потеряла дар речи, когда за спинами милиционеров показался Макаров. Выглядел он неважно: голова его была перебинтована, сам по себе казался вялым и бледным. В сторону молодой хозяйки он не обратил никакого внимания, словно между ними два дня назад не произошло ничего, словно не было ни разговора, ни украденной иконы в ее руках.
- Здравствуйте, - сама того не осознавая, Каролина открыла рот, когда Александр проходил мимо нее.
- Добрый день, гражданка Романова, - замешкавшись на секунду, младший сержант все же поприветствовал блондинку и, задержав ненадолго на ней взгляд, последовал за остальными уполномоченными.
- Скажите, а по какому поводу милиция обыскивает нашу квартиру? – поинтересовался Владимир Андреевич довольно спокойно при возникшей ситуации и остановился рядом с дочерью.
- Вы не волнуйтесь, Владимир Андреевич, - отозвался Матвеев, который питал легкую неприязнь к тому, кто когда-то попытался увести его жену, и махнул в сторону учителя рукой. – Понимаете, мы составили список тех, кто присутствовал на недавней дискотеки. Вашу дочь видели в числе веселившихся ребят.
- И что? – Романов недовольно повел бровью и сложил руки на груди, в то время как его дочь не могла отвести встревоженных глаз от Макарова.
- А то, Владимир Андреевич, что мы должны учесть все факты, касающиеся нашего дела, чтобы найти нападавших, - с усмешкой отозвался Матвеев, пока двое его подчиненных переворачивали с ног на голову комнаты проживающих. – Мы не обвиняем Вашу дочь, просто проверяем. Успокойтесь.
- Это возмутительно!
- Оставьте свой отзыв в письменном виде.
Владимир Андреевич не стал продолжать разговор с милиционером по двум причинам. Во-первых, их неприязнь друг к другу не должна была выходить за рамки их круга, чтобы не вызывать всеобщего осуждения. Во-вторых, Романов, имея большое терпение, мог спорить со старшим следователем еще долго, но ни к чему хорошему это бы его не привело. Да и дочь не хотелось подставлять, тем более, что он сам надоумил ее завести здесь друзей.
Милиция завершила обход комнат быстро, и через десять минут квартира выглядела так, словно в ней побывал Мамай. Ничего подозрительного не было найдено, о чем по окончании обыска сообщил Матвеев, и, принеся извинения за беспокойство, он попрощался с жильцами, покинул дом вместе со своими подчиненными. Лишь Макаров изъявил свое желание ненадолго задержаться и поговорить с дочерью историка наедине, на что и она и ее отце пришли в легкое удивление. В просьбе не было отказано, и уже через секунду молодые люди закрылись в дальней комнате, где предстояло приложить усилия, чтобы привести ту в порядок после уполномоченных гостей.
Романова любезно предложила младшему сержанту стул, а сама расположилась на кровати, напротив собеседника. Несколько секунд они провели в тишине, изредка нарушаемой возмущениями Владимира Андреевича, пытавшегося прибрать за гостями, из коридора. Девчонка не знала, о чем с ней хотел поговорить милиционер, но испытывала сильную тревогу в предвкушении. Макаров не торопился высказать причину их уединения; он рассматривал комнату и тихонько постукивал пальцами по своим коленям.
- Товарищ Романова, не поймите меня неправильно, - наконец подал голос молодой человек, а с души его собеседницы тяжело скатился камень. – Я приношу свои извинения за то, что милиция доставила Вашей семье беспокойство и навела беспорядок в квартире, но, поймите, это наша работа. Я испытываю по отношению к Вам, товарищ Романова, склонность, даже симпатию, поэтому этот процесс мне был также неприятен, как и Вам.
- Я понимаю, - кротко кивнула Рома, до глубины души польщенная столь неожиданным признанием со стороны уполномоченного, но куда сильнее была тревога за собственную жизнь. – О чем Вы хотели поговорить, товарищ милиционер? Чем я могу Вам помочь?
- Знаете, я помню наш разговор до того, как все произошло, - рубанул с плеча Александр, а француженка готова была поклясться, что в тот момент стала бледнее мертвого человека. – Я никому не говорил о нем, потому что не хотел вмешивать Вас. Но, судя по тому, о чем мы говорили в ту ночь, я был убежден в том, что Вы знаете больше, чем говорите. Помогите же мне, и виновные будут наказаны. Обещаю, Вы останетесь неприкосновенны. Никто ничего не узнает.
- В ту ночь я сказала все, что знала, - покачала головой Каролина, сжимая джинсовую ткань на своих ногах. – Я видела, как несколько юношей входили в церковь, но они были мне незнакомы. Я попрощалась с ребятами, и сразу же направилась домой, - нагло соврала она, пренебрегая указаниями Александрова. – Я не могу сказать того, что помогло бы Вам, товарищ милиционер. Если у Вас больше нет вопросов, могу я попросить Вас оставить меня одну? Я нехорошо себя чувствую после всего, что здесь произошло.
- Конечно, - понимающе кивнул Макаров и в тот же момент поднялся со своего места, приподнимая фуражку. – Еще раз приношу свои извинения за доставленные неудобства. Поправляйтесь, гражданочка. До свидания.
- До свидания, товарищ младший сержант.
Александр покинул комнату девушки незамедлительно, оставив ее наедине со своими мыслями. Владимир Андреевич не зашел к дочери, за что она была ему безумно благодарна за понимание. Романова повалилась на подушки спиной и провела руками по лицу, убирая с него светлые волосы. Она вспомнила про пристальный взгляд, который был оставлен Александром при выходе из ее спальни, и, повернув голову, она поняла, что направлен он был на запачканное в крови махровое полотенце.
***
- Этот капитан к тебе неровно дышит.
Они только что закончили прибирать кухню и коридор, пожертвовав двумя чайными чашками и фоторамкой, которая, покачнувшись, разбилась вдребезги. Владимир Андреевич перешел в свой кабинет, где милиция навела такой беспорядок, что пятью минутами там было не обойтись. К тому же, уполномоченные гости испачкали ковры грязной обувью, прибавив хозяевам квартиры работы. Они несильно возмущались, предпочитали держать мысли при себе, но, тем не менее, что-то да причитали себе под нос.
- Слишком уж неровно, чтобы оставить меня в покое, - недовольно качнул головой мужчина, возвращая книги на полки большого стеллажа. – Видимо, через тебя он решил насолить мне. Откуда такая ненависть?
- Ты увел его жену, - заметила Романова, возвращая флакончики с гигиеническими веществами на места.
- Знаю, но это не повод, вот так врываться переворачивать все вверх дном.
- У них был ордер.
- А у меня право на адвоката.
Ромка усмехнулась и продолжила заниматься хозяйством уже в более облегченном состоянии. Разговор с отцом всегда спасал ее, а уж тем более, когда их мнения не расходились. Она и сама собиралась поступать на юридический факультет, так что стоило потихоньку привыкать. Правда, главное, чтобы ее тайны не всплыли наружу раньше времени, а то с лучшим будущем придется распрощаться надолго.
На визите милиции день не закончился, и вскоре раздался еще один звонок в дверь. Романовы в ту же минуту выглянули в коридор, переглянулись между собой и уставились по направлению новых гостей, ожидавших на лестничной площадке. Владимир Андреевич подумал о соседке, которая могла прибежать после всего того, что увидела минутами ранее, а француженка поймала себя на мысли, что за дверью ее мог ожидать Макаров. Ей казалось, что помнил он гораздо больше, чем говорил.
- Это что, снова милиция? – первой подала голос Каролина, когда в дверь в очередной раз позвонили. – Что-то зачастили они к нам.
- Наверняка забыли что-то, - тяжело выдохнул Романов и, отложив какие-то бумаги на тумбочку в прихожей, направился к двери. – Сейчас я им выскажу все, что думаю.
- Папа! – младшая сорвалась с места, своим неожиданным обращением заставив историка остановиться, и в ту же секунду опередила его. – Лучше я сама открою, а то у тебя что-то с этим плохо получается.
- Лучше вообще никому не открывать, - подозрительно покосившись на дочь, Владимир Андреевич ненадолго задержался рядом с ней, а после удалился в свой кабинет.
- Я подумаю над этим.
Рома тихо выдохнула, когда отец скрылся из виду, и схватилась за грудь, ибо сердце в последнее время уж слишком часто начало ее подводить. Такими переживаниями и недолго в могилу себя свести, не то, что в больничку лечь на реабилитацию. Девушка поднялась на цыпочки, поглядела в глазок и заметила по ту сторону Жуковского. Ей показался довольно странным его визит, учитывая, что на днях их только что зародившейся дружбе пришел конец. Она не хотела открывать тому, но после третьего наглого звонка сделать это все же пришлось.
- Что тебе здесь… - не успев и договорить, Каролина прикусила язык, когда, открыв дверь, разглядела за спиной Поэта его троих товарищей. – Вы чего тут? – недоверчиво покосилась в их сторону хозяйка, готовая в любой момент захлопнуть дверь перед их носом.
- Привет, - сухо поздоровался с ней Данила, будто между ними никогда ничего не было. – Поговорить надо. Впустишь или сама выйдешь?
- До вечера это подождать не сможет? – нахмурилась Романова и заглянула в квартиру. – У меня отец дома. Не могу я.
- Нет, не может. Это срочный разговор, - отозвался за спиной товарища Александров, что расположился на ступеньках. – Выходи давай сюда тогда. Больше пяти минут мы не займем.
- Нет, - покачала головой Ромка, вспомнив про любопытную соседку, что наверняка уже наблюдала за ребятами через глазок, и уступила дорогу. – Тогда проходите в квартиру, раз разговор такой срочный. Разуйтесь только, а то хватило мне уже одних гостей.
- Замечательно! – отозвался недалеко Пшеницын и первым поспешил юркнуть в дом новой подруги.
Сказать, что блондинке было неловко, ничего не сказать. Она никогда не водила к себе домой мальчиков, а уж тем более при живом отце. Парни же вели себя достаточно спокойно, не считая легкой толкотни в узкой прихожей и перешептываний по поводу того, кто из них шире, раз занимают столько места. Они с любопытством осматривали то, что было предложено их окружению, и даже умудрялись что-то трогать. Самым изворотливым оказался Максим, что было не удивительно.
- Кто там, Каролина? – поинтересовался Владимир Андреевич, не выходя из своего кабинета.
- Пап, тут это… - растерялась Каролина, не зная, куда деть себя и стадо мужиков. – Тут мои знакомые и… в общем, мы… э-э-э… - она затопталась на месте и стала нервно приглаживать светло-русые волосы.
- Здрасте, Владимир Андреевич! – решил вписаться за подругу Николай, которому меньше всего хотелось видеть бывшего учителя. Скажем, не очень хорошая успеваемость была по его предмету.
- Иванов? – удивился Романов и вскоре вышел из своего кабинета. – Ребята, вы что здесь делаете? Каролина? – пробежавшись взглядом по гостям, поинтересовался тот и поднял очки с переносицы на голову.
- Долги пришли исправлять, Владимир Андреевич, - скромно улыбнулся Данила, который нравился преподавателю куда больше, чем его друзья. – Нам поговорить надо с Каролиной, а на улице не самое лучшее место, кругом уши потому что. Мы ненадолго. Можно пройти?
- Можно, но…
- Вот и славно! – вмешалась в мужской разговор Романова, благодарная Жуковскому за спасение ее никчемной душонки. – Чай, кофе мы не будем. Они всего на пять минут, папа.
- Я бы не отказался… - подал голос позади Герман, отодвигая ногой свою обувь в сторону.
- Не будем, я сказала!
Владимир Андреевич пожал плечами и, ненадолго задержавшись, вглядываясь по большей части в свою дочь, удалился в кабинет. Рома позволила себе расслабиться, вздохнуть полной грудью и пригрозить сыну профессора кулаком. Все-таки она была у себя дома и имела на это право.
Девчонка провела гостей в свою комнату и закрыла за ними дверь, чтобы никто не смог их потревожить или подслушать. Затем прикрыла форточку, прекрасно зная, какая хорошая может быть слышимость для соседних окон. Сама она села на стул у письменного стола, а ребятам указала на кровать.
- Ну, что за срочность? – поинтересовалась Каролина, готовая слушать пацанов.
- Говорят, к тебе менты приходили, - отозвался Максим, который без стеснения развалился на кровати, подминая под голову подушки. –Мы хотим знать, чего они хотели. Слышали, Макаров был с ними.
- К счастью, был, - с некоторым облегчением подала голос Романова и наклонилась вниз, чтобы подобрать книжку, которую безжалостно смахнул со стола один из уполномоченных. – Выглядел он, конечно, не очень, но, вроде, ничего такого не помнит. По крайней мере, он нормально общался со мной и ничего не спрашивал, - соврала она ради собственного блага.
- С чего это вдруг они решили обыскать вашу квартиру? Уверена, что Сашка здесь не при чем? – поинтересовался Александров, оставшийся стоять у дверей . Он скрестил руки на груди и внимательно обвел глазами комнату. – И где икона?
- Уверена, - Рома поднялась с места, чтобы отобрать у Пшеницына любимую олимпийку, в карманы которой он уже запустил свои руки. – Матвеев сказал, что они составили список тех, кто был на дискотеке в тот вечер. Наверное, начали с нас по личным причинам, - просветила ребят она и кинула олимпийку в другой угол. – А икона ваша, она… в надежном месте. Когда придет время, я вам ее отдам.
Парни переглянулись между собой, не зная, благодарить девчонку или ругать за ее самовольность. Пшеницын взял инициативу на себя и, подскочив с места, схватил Каролину за волосы и резко дернул к себе. Герман подорвался с места, когда Жуковский схватил его за рукав и призвал остановиться. Иванов, сидевший рядом, попытался протянуть руку помощи, но приставленное лезвие к женскому горлу побудило его остановиться.
- Макс, ты сдурел?! – тихо запричитал Александров, не в силах устоять на месте. Казалось, за блондинку он волновался больше всех. – Ты что творишь, придурок? Совсем крыша поехала?
- Максим, отпусти ее, - спокойно попросил друга Поэт, переживая не меньше товарища. – Ты же не собираешься этого делать. К чему эта сцена? Батя ментов вызовет.
- Успокойтесь, пацаны, - улыбнулся Пшеницын, слегка надавливая лезвием ножа на горло подруги так, что на коже показалась алая полоса. – Она ведь даже не дергается. Глядите, какая спокойная, - он аккуратно намотал светлые волосы жертвы на кулак и оттянул их вниз, заставляя девчонку прогнуться в спине и посмотреть ему в глаза. Она действительно казалась спокойной для того, кто мог в любую секунду умереть. – Слушай сюда, солнышко, и мотай на ус. Напомню, что именно по твоей вине мы оказались в этой передряге. У тебя была возможность отдать икону Макарову, но ты этого не сделала. Ты сама виновата в том, что убежала. Тебя никто не заставлял убивать его. Тебя никто не заставлял спасать нас. Ты сама выбрала эту дорожку, - парень скользнул ножом вверх, а из-под лезвия показались капли крови. – А теперь ты смеешь распоряжаться товаром, который тебе даже не принадлежит. Не слишком ли самостоятельной ты стала, а, Ром? – закончив соло, блондин оттолкнул от себя девушку и спрятал нож под куртку. Он поднялся с места и, встретившись с суровым взглядом Германа, дернул уголком губ в ухмылке. – С нами нельзя так, Романова. С мужиками так нельзя общаться, понимаешь? Удивлен, как ты еще дышишь со своим характером. В следующий раз думай прежде, чем говорить. Икону ты вернешь наМ сегодня же.
- Идиот, твою мать!.. – прорычал сквозь зубы Николай и ту же подлетел к Романовой. Он попытался аккуратно развернуть ее к себе, намереваясь рассмотреть рану на шее, которая мелко кровоточила, как девчонка от него отмахнулась.
- Какие мы нежные, Иванов, а ничего, что…
Каролина в один момент развернулась и со всей силы, что была у нее в тот момент, въехала кулаком прямо по лицу Пшеницыну, на что тот схватился за нос и, отшатнувшись назад, повалился на кровать. Парни удивленно уставились на нее, Данила даже тихо посочувствовал товарищу, понимая, какую боль та ему причинила. У Романовой просто закончилось терпение, у нее не осталось сил вести себя прилежно, потыкать этим ребятам, и строить из себя паиньку. Они посмели ей угрожать, а она не побоялась ответить за себя.
- Значит так, мальчики-зайчики, - серьезно заговорила Рома, чувствуя жжение в области правой руки. – Я пыталась быть хорошей, но вы этого не оценили. А что было бы, если бы мы встретились где-нибудь в парке поздно вечером? Убили бы меня? – слегка поморщившись, она потерла ушибленное место. – Никакой иконы вам в помине не видать. Можете сдать меня в милицию, но, обещаю, ничем хорошим это для вас не закончится. А теперь убирайтесь из моей квартиры, пока мой нынешний срок не вырос до пожизненного, и меня не посадили за убийство четверых.
- Каролина… - попытался вразумить подругу Александров, впервые за много лет чувствуя себя перед ней виноватым.
- Убирайтесь, я сказала! – не боясь, что отец может услышать, повысила голос девушка. – И чтобы духу вашего рядом со мной не было.
Владимир Андреевич, заслышав крик дочери, вышел из своего кабинета, когда четверо его бывших учеников показались из ее спальни. Жуковский спокойно попрощался с соседом по этажу и вытолкнул своих ребят из квартиры возлюбленной.