Ты мне крылья потрогай

После непрерывной качки Гермиона посчитала наслаждением стоять на ровной земле. К сожалению, как следует отдохнуть ей не позволили: прямиком из порта необходимо было доехать до Белфаста, а уже оттуда искать дорожный дилижанс.

В городе останавливалось порядочное количество кэбов. Герцог послал за одним из них мистера Поттера, приказав найти средство передвижения как можно скорее. Поиски увенчались успехом — Поттеру удалось остановить кэб, где на козлах сидел веселой наружности старик с короткой седой бородой, и обратился к нему с вопросом, как добраться до ближайшей станции с дилижансами.

— Через Алоизе-стрит, а там налево и по прямой, до Хильге-стрит, — крикнул седой извозчик, поблескивая хитрыми глазами, — а вам докуда ехать-то?

— В Гленарм.

Извозчик только присвистнул от удивления.

— Прошу прощения, милостивый государь, но нам с Бесси вас туда не подвезти. Я простой кэбмен, мне такой путь не одолеть. Поезжайте на Брук-стрит, уверен, там вы найдете парочку крепких кобыл.

Но такой расклад мистера Поттера не устраивал. Предвкушая хорошую взбучку от герцога в случае неудачи, он уговорил старика подвезти их хотя бы до упомянутого ранее места. Извозчик хорошо знал город, как он сам сказал, и согласился за три шиллинга довезти знатных господ.

Гермионе от непрерывного мелькания за окном едва не сделалось плохо — в памяти ещё была свежа качка на корабле, и сдерживать неудовольствие было очень тяжело. Это не укрылось от взгляда герцога Антримского.

— Ещё немного, госпожа, и мы будем на месте, — он постарался вложить в свои слова самый благожелательный и спокойный тон, на который только был способен, и даже дотронулся до пальцев девушки, желая приободрить ее.

Несомненно, такой знак внимания приятно удивил и в какой-то мере придал Гермионе сил. Она не ожидала от него столь интимного проявления чувств.

Поездка до Гленарма заняла у будущих супругов около трёх дней. В пути они останавливались у постоялых дворов и станций, чтобы сменить лошадей и набраться сил самим.

На протяжении всего пути герцог старался предоставить Гермионе как можно больше удобств. Казалось, будто бы вся его угрюмость, циничность и равнодушие отошли на второй план, уступая место ненавязчивой чуткости и вниманию. Возможно, таким способом он хотел исправить первое впечатление о себе.

Родная земля несомненно меняла его в лучшую сторону — герцог стал меньше раздражаться от любой мелочи, его разговоры с невестой перестали ограничиваться парами предложений за день. Сидя в дилижансе, он часто смотрел в окно, встречая знакомые глазу ландшафты с задумчивой полуулыбкой на губах.

— Никогда не видела столь красивых холмов, — произнесла Гермиона во время того, как дилижанс пронёсся мимо очередного пейзажа.

— Вы очень наблюдательны, мисс, — согласился герцог. — Жаль только, что вам пришлось застать их в осеннее время. Самый лучший вид на них открывается весной и летом, когда на них, по соседству с молодой травой расцветает вереск и сarex binervis, или же попросту — осока.

— Я вижу дома. Там деревня?

— Там живут пастухи. Те самые, которые пасут моих овец.

Гермионе вдруг живо представилась пасторальная картинка с зелёным лугом и холмами, пасущимися овцами и овчарками неподалеку, пастухами в соломенных шляпах и розовыми цветами вереска, источающими невероятное благоухание.

В последний раз дилижанс остановился в Гленарме — большой деревне, располагавшейся по обе стороны от вымощенной каменными платками дороги. В самом её конце путешественников ждала личная карета самого герцога, с лакеем на запятках и извозчиком на козлах. Четверка вороных коней взметнулась от резкого окрика и пустилась вскачь, звеня подковами.

Мимо зелёных холмов и болот пробегали кони, все дальше уносилась карета прочь от людских построений. Их сменяли величественные буки и тисы, порой образуя живую крышу над головой. Больше всего поражало безлюдье этой местности — ни отдаленных поселений, ни хуторов девушка не замечала. Словно что-то гнало их отсюда. И в подтверждение этим опасениям глаза её то и дело натыкались на странные руины неизвестных строений и обломки старинных крестов. Лёгкий туман от болот совсем не располагал к душевному равновесию. Отпрянув от окна, Гермиона посмотрела на герцога, пытаясь понять, верны ли её страхи и испытывает ли он тот же холод и непонятный гнет, что и она. Но герцог был абсолютно спокоен. Всё его состояние выражало нетерпение от желания наконец-то прибыть домой.

Спустя пару часов карета подъехала к территории замка. Его ограждали железные ворота высотой под три с половиной метра. Их открыл привратник, рыжий мужчина, на вид лет сорока, в черном сюртуке и белых перчатках.

Запуская карету, он склонился в почтительном полупоклоне. Наконец, проехав мимо небольшого газона перед дверями замка, карета остановилась. Гермиона закрыла на минуту глаза. Неужели, неужели она наконец очутилась на месте! Трудный путь позади, и все неприятности тоже. Если бы не огромная усталость, она была бы готова оббежать все имение от охватившей её радости. Наконец-то эта ужасно долгая дорога подошла к концу. Но ей предстояло выдержать ещё одно испытание. Перед дверями в ряд собрались все слуги: от дворецкого до последнего конюха. Гермиона с тоской оглядела эту толпу. Она бы и рада была оказать тёплый приём этим людям, но делать это на уставшую голову... Скорее, она попросту обидит слуг, а обидчивые слуги — злопамятны.

Галантно подав ей руку, герцог помог юной графине выйти из кареты.

— Герцог, вы уверены, что знакомство с прислугой состоится сейчас же? Не думаю, что вид уставшей и равнодушной будущей хозяйки их обрадует.

— Можете не переживать, миледи, они давно ждали вашего приезда и готовились к нему. Жаль будет, если их старания пропадут даром, — ответил мужчина с нарочитым прискорбием на лице.

Потянулась церемония знакомства. Как могла, Гермиона старалась быть приветливой, улыбаться и кивать на каждый поклон или книксен. Но вот и эта сложная задача разрешилась.

Двери замка отворили лакеи, и графиня вместе с герцогом зашли внутрь.

Замок изнутри смотрелся не менее великолепно, чем снаружи. Мраморные высоченные колонны поддерживали свод, по такому же мраморному полу располагался причудливый геометрический рисунок, потолок и верхи колонн были украшены лепниной. И куда ни глянь — везде золото. Золотые прожилки в постаментах колонн, позолота на статуях крылатых созданий наверху, на ножках мебели, на огромной люстре, на канделябрах и даже самих стенах. Казалось, что здесь по меньшей мере живёт сам король, хоть Гермиона ни разу не видела королевского дворца.

Зачарованная, оглядывая это великолепие, она не заметила, как вслед поднялся мистер Поттер. Ранее он наблюдал, как лакеи вносили в замок саквояжи, чемоданы и прочие вещи. Теперь же поднялся по ступеням и остановился подле девушки, аккурат у уголка рисунка. Долгое время он стоял без движения, приподняв голову и смотря на что-то, не видное никому более. Но вряд ли это был очередной позолоченный элемент или картина, увы, неизвестного девушке художника.

— Госпожа моя, — незаметно подошедший мужчина в сюртуке немного напугал Гермиону. Еле подавив беззвучный вскрик, она обернулась. Мужчина выглядел галантно: во всей внешности и манере его прослеживалось что-то французское, особенно тонкие, слегка закрученные усики и светлые, густые волосы, завитые у кончиков в толстые локоны. — Позвольте сопроводить вас до ваших комнат. Там уже ожидает горничная. Мистер Поттер, — теперь француз обратился непосредственно к юноше, — его светлость требует вас к себе.

Глаза юноши на мгновение остановили свое созерцание неизвестным предметом и застыли — застыли в непередаваемом чувстве. Так тигр смотрит на плётку дрессировщика, так смотрит осуждённый на плаху через узкую решетку.

Стиснув зубы, Поттер направился по длинному коридору в известном ему направлении. А француз повел Гермиону вверх по мощной мраморной лестнице, покрытой по всей ее длине багряным ковром. С высоты площадки открывался совершенно новый вид. Теперь колонны казались менее высоченными, а люди внизу наоборот, — низенькими и маленькими. Несколько раз попадались на глаза аккуратные статуи сказочных существ, часто страшных и совершенно неприглядных.

— Зачем здесь эти статуи? Кого они изображают?

— О, они стоят здесь уже очень давно. Существа, которых вы изволили видеть, не что иное, как простые горгульи, — ответствовал француз, словно был не слугой, а экскурсоводом. — Прошу прощения, моя госпожа, я не представился вам.

Он лихо развернулся на пятке, отчего полы черного сюртука его резво взметнулись и столько же скоро осели, приняв прежнее положение, затем отвесил элегантный поклон и сказал, не поднимая глаз:

— Жеон-Марсель Бошан, к вашим услугам, госпожа. Отныне и впредь можете считать меня вашей правой рукой. Я с удовольствием расскажу и покажу вам все уголки замка, посвящу в его историю и сделаю все, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома. Ведь это место скоро и впрямь станет вашим домом.

— Вы очень любезны, Жеон. Спасибо, — со сдержанной улыбкой ответила девушка. Смириться с собственной судьбой теперь казалось ей куда легче, чем несколько дней назад, а поведение герцога вселяло надежду на доброе отношение к себе.

Но вот — наконец — и её комната. В ней отчётливо выделялись изящные дверные ручки и изысканная отделка, позолоченные резные элементы и бардюры. Войдя же внутрь, Гермиона не смогла сдержать изумленного «ах!», и, право слово, удивляться и восхищаться было чему: большая позолоченная люстра занимала большую часть центра потолка и должна была неплохо освещать комнату темными вечерами. Белые с золотом тонкие колонны и бархатистые стены, ольховая кровать с красным балдахином и золотыми шнурами, темно-красные, почти вишневого оттенка, бархатные шторы. Дубовая мебель была покрашена в белый цвет и отделана лёгкой позолотой.

В комнате имелся и балкон. На нем было достаточно места для одного человека, чтобы спокойно выйти и, оперевшись на перила, подышать свежим чистым воздухом, если на то будет желание.

— Прекрасная комната, месье, — Гермиона решила обращаться к Жеону в соответствии с его корнями. — Передайте герцогу мои восхищения и благодарность.

— Всенепременно, госпожа. Его светлости будет приятно узнать, что покои пришлись вам по вкусу. А теперь позвольте представить вам вашу горничную.

И словно из стены, незаметная и неслышная, возле Жеона возникла девушка, бледная и тонкая, как тростник. Тёмные волосы её были собраны и находились под платком, а большие глаза прикрывали длинные ресницы. Сложенные руки чинно покоились на накрахмаленном переднике. Вообще, девушка создавала образ пугливой лани и чем-то даже напоминала мистера Поттера.

— Ваша горничная. Её имя — Оэн'юбх, моя госпожа. — Она сделала почтительный книксен, но глаз не подняла. — Она будет прислуживать одной лишь вам. Однако если пожелаете, то впоследствии вы сможете нанимать дополнительных горничных, не ограничиваясь одной лишь ею.

В нескольких словах Гермиона поблагодарила Жеона, и тот с чувством выполненного долга удалился восвояси. Графиня осталась с новой горничной наедине. Весьма необычное, даже для здешних краев, имя, изумило её, ведь она привыкла к более созвучным английским именам.

— Госпожа желает принять ванну? — раздался в звенящей тишине голос горничной. — Я могу приготовить её для вас в считанные минуты.

Полусидя в ванне с высокой спинкой, Гермиона терпеливо ждала, пока пятеро юных прелестниц намылят, а затем тщательно пройдутся шерстяным куском по её плечам, шее и спине. Никто не разговаривал с ней, девушки вели себя точно так же, как недавно Оэн'юбх. Наконец, когда служанки помогли графине смыть с тела пену и наполнили ванну до уровня пояса, Гермиона велела оставить её одну.

— Оэн'юбх, почему ты не уходишь? Я же сказала оставить меня одну.

— Моя обязанность — быть всегда подле вас, госпожа, — в голосе горничной не звучало недавней робости, теперь она говорила твердо, словно эти слова огненными буквами были прописаны в ее договоре. — Я выполняю приказ.

— Чей же?

— Герцога Антримского.

Гермиона сбросила с себя налет безмятежности и села в более собранную позу, обхватив колени руками. И снова герцог! Он проникал во все сферы её жизни, вплоть до выбора её слуг и распоряжения ими. В силу характера, Гермиона не любила, когда в важных вопросах за неё решали другие люди, оттого в пансионе порой ей было трудно ужиться со сверстницами и некоторыми учителями. Но, немного поразмымлив, девушка пришла к выводу, что пока она здесь не полноправная хозяйка, то такое поведение герцога весьма оправданно, и он не пытается ограничить её в чем-то, а наоборот, обеспечивает максимальный комфорт.

Да и выстроить отношения с горничной, которая по всем предположениям должна была заменять ей Софи, не помешало бы. Кто знает, быть может, со временем Оэн'юбх станет её глазами и ушами в замке.

— Оэн'юбх... Простите, я всё ещё учусь произносить ваше имя... — Горничная смущённо улыбнулась уголками губ. — Кто вам его дал, если не секрет?

— Я получила его в замке, так меня назвал герцог. Позвольте, я расчешу вам волосы.

Оэн'юбх ловко зашла графине за спину и, полив на её волосы теплой водой из кувшина, взяла костяной гребень и принялась аккуратно, начиная с кончиков, расчёсывать непослушные кудри. Волосы всегда были бичом для юной графини. Чтобы привести их в порядок, а затем красиво уложить, требовалось не менее полутора часов, а ведь это не считая украшений в причёске.

— Неужели герцог даёт имена всем своим слугам?

Вопрос прозвучал довольно риторически, но по затянувшейся паузе стало ясно, что графиня интересуется мнением Оэн'юбх.

— Этого я не знаю, госпожа. Многие девушки здесь имеют очень красивые имена, как мне рассказывали, но я почти не общаюсь с ними.

— Значит, ты здесь недавно, верно?

— Около месяца, госпожа. — Что-то изменилось в поведении девушки, это выражалось в её зажатых запястьях и менее плавных движениях рук при расчёсывании. — До вашего прибытия я лишь училась вести себя здесь подобающе: с господами и другими слугами. Меня обучала экономка, мисс О'Хьюз. Говорят, она живёт в замке уже не меньше пятнадцати лет.

Эти слова заставили Гермиону слегка призадуматься. Пресловутой леди она ещё не видела, но в голове сразу же стал вырисовываться образ женщины лет сорока, с поседевшими волосами у висков, склонную к полноте и строгую к слугам, такую же строгую, как мисс Хиллтон.

После ванны, в мягких остроносых тапочках и халате из тонкой шерсти, Гермиона вернулась в свои покои, сопровождаемая горничной. Но едва она села перед зеркалом и Оэн'юбх принялась проходиться гребешком по начавшимся завиваться волосам, случилось новая напасть: пришел Жеон и доложил, что вечером герцог устраивает ужин и графине обязательно нужно на нём присутствовать. До назначенного срока оставалось совсем ничего, а ведь нужно было успеть так много. Новых нарядов, подобающих обществу герцога, у Гермионы не было, а те, что имелись, выглядели блекло по сравнению с окружающим её местом: великолепным, хоть и мрачноватым.

— Похоже, придётся исхитриться, — Оэн'юбх впервые позволила себе искреннюю, чуть лукавую улыбку, отчего стала похожа на лисицу, и Гермионе от этого тоже захотелось улыбнуться, расслабиться и отдать себя в руки служанке, которая явно не растерялась от внезапного поворота событий.

Во время сооружения причёски Оэн'юбх спрашивала о моде в Англии, в частности, в столице. Узнав, что светские модницы без ума от платьев с буфами, принялась охать и ахать и непрерывно восклицать: «Неужели? Вот так штука!»

— А здесь, госпожа, таких не бывает, — говорила она, увлажняя волосы Гермионы терпким экстрактом крапивы, — герцогу такие пышности не по вкусу.

«Да, то-то в замке золото из всех щелей видно», — подумала графиня, мысленно пуская шпильку в адрес герцога. Окруживший себя золотом — и не признающий столичной моды? Хотя Гермиона и лукавила в своих мыслях. Ей самой были чужды блеск и пышность образа, но чтобы подчеркнуть свою красоту, она отдавала предпочтение элегантности и изяществу в платьях и аксессуарах.

То ли у горничной были действительно золотые руки, то ли это местные экстракты так подействовали, но времени на сооружение прически ушло гораздо меньше, чем думала Гермиона. Хотя Оэн'юбх и бормотала под нос слова недовольства. Сплетённые пряди волос у висков и корней образовывали четыре тонких косы, и эти четыре пряди собирались в круглый узел на затылке, собранный из более толстых кос и прядей. В причёске мелькали шпильки, украшенные маленьким цветком на вершине, отчего общий вид казался ещё милее.

Гораздо больше времени отняло платье — господствовавшая мода в Англии не обошла стороной здешние земли, и Оэн'юбх пришлось применить немало усилий во время переодевания своей госпожи.

Спускаясь в столовую, Гермиона и тут не осталась без компании — Жеону выпала ответственность сопровождать её на все мероприятия, пока та не станет полноправной хозяйкой замка.

В замке было две столовых: большая — для гостей и поменьше — для герцога и его семьи. Ужин проходил в малой из них. Конечно же, она выглядела гораздо роскошнее, чем столовая в старом доме Гермионы. Потолок из дерева редкой породы, отливавший красноватым оттенком, был разделен на равные квадраты и изукрашен резьбой внутри и снаружи этих квадратов. Растительный резной орнамент присутствовал повсюду: в спускавшихся от потолка до самого пола лакированных колоннах, в мягком ковре темно-изумрудного цвета, в огромном буфете с посудой. А за другим концом длинного стола уже сидел герцог и ждал юную графиню.

— Я рад, что вы приняли моё приглашение, миледи, — оставаясь сидеть на месте, он посмотрел на Гермиону исподлобья и принял более сдержанный вид. — Вижу, Оэн'юбх удалось придать вам менее... чопорный облик.

При этих словах у Гермионы мигом выступил румянец на щеках. Сев за стол напротив герцога, она с невозмутимым видом подождала, пока молчаливый прислужник положит ей на фарфоровое блюдо мясо жареного ягнёнка с рассыпчатым рисом и овощами, а в бокал нальют вина, и только после этого удостоила его ответом.

— О вкусах не спорят, ваша светлость, — улыбка слегка тронула ее губы. Казалось, девушка даже не была уязвлена. — Но вам ли, будучи мужчиной, говорить женщине о том, что лучше носить? К тому же Ирландия не может похвастаться независимостью в вопросах моды.

Казалось бы, победа была полностью на стороне графини. Но герцог Антримский с выражением полной невозмутимости отпил из хрустального бокала вино, промокнул губы тонкой салфеткой и с едва уловимой насмешкой произнес:

— Но ведь теперь вы живёте именно в Ирландии, не так ли? А учитывая обстоятельства, которые произойдут весьма скоро, вы сможете полагаться только на вкус и выбор хозяина замка. Не так ли?

Гермиона не нашлась с ответом. Обвинить герцога в недостатке вкуса было бы проявлением явного неуважения, в особенности, что повода для такого мнения он не подавал ни в своем внешнем виде, ни в убранстве замка.

Затянулась неудобная и, чего греха таить, гнетущая пауза. Герцог больше не делал попыток заговорить даже на нейтральные темы, а Гермиона мысленно радовалась, что этикет не предписывал ей разбавлять разговором эту густую тишину. Вместо этого она решила отдать предпочтение блюдам, которые по своему вкусу ничуть не уступали внешнему виду.

Наслаждаясь вкусом нежной баранины с небольшим количеством отварного картофеля, Гермиона неожиданно поняла, что блюд было не особо много для герцогского стола. Да и материал посуды отличался от той, что она привыкла видеть хотя бы у себя дома. В девушке проснулся дух исследователя и разгадывателя странных вещей.

— Герцог...

— Я бы предпочел обращение по имени, мисс Райнпэсс, — внезапно ответил тот, поворачивая голову в её сторону. Мелькнул ровный трепет свечей в угольно-черных глазах, придавая лицу почти потустороннее выражение. Но морок рассеялся почти в это же мгновение, и больше ничего не заставило думать о герцоге в мистическом ключе.

— Не подозревала, что вы предпочитаете столь личное обращение.

Герцог дёрнул уголками губ. Отложив столовые приборы, он изящно обтер руки и знаком подозвал виночерпия.

Молодой человек, в сюртуке и перчатках, держал серебряный кувшинчик. Заметив хозяйский жест, юноша немедленно открыл крышку кувшина и наклонил его. Осторожно лилась в бокал яркая рубиновая жидкость, стремясь не потерять ни единой драгоценной капли. 

— Вам ещё многое предстоит узнать. Но меня весьма интересует, пришлись ли вам по душе те покои, которые я отвёл лично вам? А также горничная, Оэн'юбх. Вы довольны ей? 

— О, конечно, — ответила Гермиона, впервые за вечер искренне улыбнувшись. — Комната чудесна, в особенности меня порадовал балкон. Но как вы догадались, что мне понравится там сидеть?— Только догадывался. А вы, к моему удовольствию, это подтвердили. 

— Оэн'юбх мне пришлась по душе. Она милая девушка и чётко следует приказу, который вы ей отдали, — здесь графиня вернула герцогу взгляд исподлобья, смотря сквозь букет оранжерейных цветов: белых лилий и алых, как кровь, роз.Но герцог не отреагировал на это замечание. 

— Я рад, что она выполняет свои обязанности. Это и отличает в наше время хорошую прислугу от дурной. 

— Позволите спросить? 

— Спрашивайте. 

— Что означает её имя? Откуда оно? 

Герцог замолчал. Несколько секунд он пристально буравил графиню глазами, затем выпрямил спину и придвинулся к столу. 

— Возможно, вы знаете о том, что шотландские и ирландские имена могут образовываться от нескольких корней слов. Комбинации могут быть любые, но лишь в знающей голове имя может зазвучать и дать своему обладателю новое значение. Надеюсь, вы знаете о том, что имя в какой то степени влияет на характер человека? 

— Разумеется, ваша светлость. Рада, что в землях его величества не забывают о таком важном вопросе.При этих словах герцог побледнел. Девчонка что, старается вывести его из себя? 

— Эти... люди, — выдавил он, — вместе с новой жизнью получили новое имя. Это значит, что все их бывшие связи, дела, заботы теперь их не касаются. Они служат мне! 

После этих слов вновь воцарилась гнетущая в своем молчании пауза. Герцог не притронулся ни к чему, даже к десерту — только пил вино. Когда Гермиона решила попробовать фруктовые пирожные, мужчина вдруг встал из-за стола и сказал, что не может, к своему сожалению, оставаться более. Это означало, что Гермионе тоже следовало выйти и направиться в свою комнату.Лакей нажал на ручку двери, после чего отошёл в сторону, давая возможность господам пройти вперёд. Пропустив свою невесту, герцог позволил себе слабую усмешку. 

Но вечером Гермиону ждал сюрприз. Пришла Оэн'юбх, с подносом пирожных. Кроме того, ей удалось взять чайник и чашку — также из фарфора. 

— Госпожа, я подумала, что ваш ужин не дошел до своего логического завершения, — ответила она на немой вопрос в глазах графини. Хитрый огонёк заблестел в её голубых глазах. — Надеюсь, вы не накажете меня за такую инициативу? 

— Нет, не накажу, — задорно улыбнулась девушка. — Как у тебя это получилось? 

— Многие блюда уносили на кухню обратно. Я знаю женщину, которая лично готовила эти пирожные, и было бы некрасиво обидеть её. Симон помог мне с подносом, а чайник и чашку я взяла из сервиза, — тут голос Оэн'юбх немного потускнел. Видимо, она всё же боялась, что госпожа накажет её за такое самоуправство. 

— Я очень ценю, что ты решила порадовать меня, но в следующий раз остерегайся таких поступков. Пусть всё, что ты сделаешь для меня, будет сделано с моим ведомом, иначе у тебя могут быть неприятности. Ты поняла это? 

 — Конечно, госпожа, — Оэн'юбх покаянно опустила голову, но уже через минуту с веселой улыбкой наливала чай госпоже. 

*** 

 Утро прошло сносно.Водные процедуры, создание несложной причёски (Оэн'юбх обмолвилась, что герцог терпеть не может парики, потому никто из прислуги не носит их) — всё напоминало будни в родном доме. Общение с молоденькой горничной становилось всё более приятным. И хотя та всё ещё создавала образ напуганной лани, было видно, что девица потихоньку раскрывается перед своей госпожой не только как ответственная и преданная служанка, но и как почти подруга. Гермиона очень надеялась, что с Оэн'юбх получится наладить такие же отношения, какие были у неё и Софи.

Утро выдалось погожим и, несмотря на сильный ветер, обещало не менее солнечный день. Спускаясь по лестнице в столовую на завтрак в сопровождении Оэн'юбх, Гермиона специально замедлила шаг, чтобы успеть разглядеть некоторые картины на стене. Некоторые из них были написаны очень давно, судя по состоянию краски — лет семьдесят назад. Портреты предков герцога, в том числе поясной портрет Рэндалла Макдоннелла — он висел так, чтобы солнце не высвечивало краски на его щеках и камзоле. 

Замок хранил свою историю. Со стен на Гермиону взирали те, кто когда-то двигался, говорил, спал под крышей замка, доверял свои секреты близким людям. Время неумолимо двигалось навстречу будущему, каждый день и час, а люди на портретах оставались неизменными. Для них жизнь давно была кончена, но в картинах неизвестного художника они могли оставаться молодыми, в самом расцвете сил, красоты и здоровья. Девушку даже посетила мимолётная мысль, что когда-нибудь на этой стене станет висеть и её портрет. На нём она останется молодой, в богатом платье и сидя на стуле. А рядом с ней будет стоять герцог и глядеть с картины строгими чёрными глазами. 

В столовой герцога Антримского не оказалось. Жеон, встречая госпожу, пояснил, что герцог уехал рано утром в соседнее поместье и вернётся нескоро. 

— Ожидайте к вечеру, госпожа, его светлость никогда не заставлял ждать себя подолгу, — успокоил он девушку. — А чтоб вы не скучали в его отсутствие, наши девушки-музыкантши сыграют для вас. 

Завтрак с музыкой действительно оказался приятнее, чем трапеза в тишине и одиночестве. Красивые девушки с одухотворенными личиками, одетые в платья позднего ампира, играли на арфе и различных духовых инструментах, названий которых Гермиона не знала. Ей, воспитаннице девичьего пансиона, где ученицам прививали любовь как к произведениям признанных композиторов, так и к лиричным и нередко печальным романсам, был в диковинку ненавязчивый задор валлийских и ирландских народных песен. Но несмотря на это, выступлением девушек Гермиона осталась довольна.После завтрака графиня была предоставлена самой себе. Она могла гулять по осеннему саду и, сидя на лавочке, читать небольшой роман. Или сидя в своих покоях писать акварельные этюды. В конце концов, у герцога имелась библиотека, и, конечно же, должна была быть большой и разнообразной. 

В библиотеке Гермиона поняла, что её жених отличался необыкновенной педантичностью и позаботился о том, чтобы книги на полках стояли в соответствии с первыми буквами имени и фамилии автора, а также, чтобы тома одной стилистики не мешались с другими. В библиотеке было достаточно уютно. Горничная, узнав, что госпожа собирается провести здесь какое-то время, растопила камин, и в его провале каменного рта заплясали языки пламени.Выбрав для себя книгу, Гермиона устроилась в большом кресле с высокой мягкой спинкой и с головой погрузилась в чтение. Нет, отец не солгал, когда упоминал ум дочери перед герцогом. Но тогда он, скорее всего, надеялся, что этот ум не станет большой помехой в выборе знатного гостя.Время до вечера пролетело совершенно незаметно. До конца истории оставалось ещё несколько десятков страниц, и девушка решила взять книгу в свою комнату и дочитать уже там. Часы в холле пробили семь вечера, однако герцог так и не появился. Между тем на улице стремительно холодало, становилось промозгло и сыро, а поднявшийся ветер, не на шутку разбушевавшись, со злым озорством раскачивал верхнюю крону деревьев в саду и лесу. Из окна это было хорошо видно.Гермиона закрылась в своей комнате. У неё не было привычки бояться непогоды, но именно сейчас грудь сдавило от неясной тревоги. Даже книга не могла переключить её внимание. Решив кого-нибудь позвать, Гермиона дёрнула за шнур у кровати, тем самым желая вызвать Оэн'юбх. Но никто не пришел. Два, три звонка, результат был одинаковым.

— «Как же эта девчонка поклялась быть со мной рядом, когда её нет поблизости в такой тяжёлый момент?!» — негодовала графиня, уже рисуя в голове, как отчитывает непутевую служанку. Бросив шнур, Гермиона подошла к двери, явно собираясь выйти из комнаты. Но дверная ручка не поддавалась, сколько бы на неё ни нажимали. Безотечная паника накрыла девушку как лёгким покрывалом. Атмосфера в комнате вдруг заставила почувствовать себя пленницей в практически своём же доме. Гермиона застучала кулачками в дверь, зовя на помощь. Но либо у дверей не стояло лакеев, их сменяли другие, либо одно из двух.А когда дверь наконец-то открыли снаружи, Гермиона уже была сама не своя, и собралась было выпустить волны благородного негодования на виновника своих потрясений, однако застыла в невысказанном укоре — на пороге стоял сам герцог. В сопровождении мистера Поттера и лакея, державшего в руках длинную коробку. 

— Прошу прощения за то, что врываюсь в ваши покои, но мне показалось, что с вами что-то случилось, госпожа, — проговорил герцог. 

— Я не могла выйти из комнаты почти четверть часа! Все горничные куда-то пропали, лакеев у дверей нет! Объясните мне, ваша светлость, что здесь происходит?! 

— С лакеями и горничными я разберусь сам, госпожа, — отчеканил мужчина. Неожиданная суровость преобразила его лицо, а выражение глаз не сулило ничего доброго. — Но, я надеюсь, ваши страдания окупятся сполна, как только вы откроете эту коробку, — тут взгляд его немного смягчился. — Всё же вы — моя невеста, и заслуживаете лучшего. 

Он кивнул лакею, и тот положил коробку на кровать. 

— Как только вы насмотритесь на свой подарок, зовите Оэн'юбх и отдавайте приказы касательно него, — и герцог вышел, а следом за ним и мистер Поттер. Лакей покинул комнату последним, закрыв дверь.Развязав узелки бечёвки, Гермиона аккуратно подняла крышку коробки, а затем и вовсе убрала в сторону. В коробке, на белой мягкой подкладке лежало мастерски упакованное платье нежно розового цвета, с большими рукавами, отделанное тонким кружевом и оборками. Неподалеку лежала шляпка, в тон платью, украшенная бутонами роз.Кроме платья нашлось и ещё кое-что. Небольшая записка, сложенная впятеро, пряталась в складках обивки. 

«Наденьте его в честь свадебного пира, который состоится через три дня. 

С. Герцог Антримский.»