Часть 10
После вечерней смены Даня не чувствовал ног. Всё-таки десять часов на ногах в кафе и четыре часа на парах достаточно, чтобы устать. Парень в принципе физически был довольно слабым из-за семейной генетики, но в этот раз подумать о слабом здоровье не получилось. Громкая музыка, буквально смешивалась с истерическим криком, из-за чего крашенный блондин влетел на кухню, увидев, что все расклеенные ими плакаты разорваны, посуда валялась повсюду, а пепельница и несколько стеклянных чашек вдребезги разбиты и рассыпаны по полу. Ещё никогда Даниил не сталкивался с тем, что видел: Кирилл сидел в углу и в слезах пытался привязать себя к батарее. Фёдоров буквально не успевал сообразить, как тут же на него накричали с просьбами, даже угрозами, «съебаться отсюда нахуй», а после умоляли и просили прощения.
Не думая, сосед подбежал к рыжему, пытаясь удержать руки. В них была сжатая и промокшая от чего-то пачка, из-за чего закурить их было просто невозможно. Янченко тут же начал рычать, чтобы Даня не приближался к нему, но парень пытался удержать одногруппника, что контролировал себя даже меньше, чем пьяные подростки на вписках наедине с девушками. Кирилл ничего не мог нормально объяснить, его телефона не было рядом, но музыка была громче, чем от динамика, хотя и колонки видно не было. Было видно только разбитые в мясо костяшки пальцев, а также нездоровую тряску рыжего, которого одолел синдром отмены похлеще, чем людей, курящих дурь.
— Съебись, Дань, пожалуйста... – плакал парнишка. – Ты же знаешь, что Маша права, Дань, пожалуйста, я уже нахуй послал тебя, я отвратительнейший человек во всей жизни. Отвратительный, ужасный. Я даже сука бросить курить не могу, я ничего нахуй не могу. Ничего... – задыхался от слёз рыжий.
Даня не знал, что делать. Парню становилось хуже, он начал задыхаться, не в силах произнести хоть что-то. А Фёдоров не медик, потому начал бегать по всей квартире в поиске телефона Кирилла. Холодно было в квартире от того, что Даню охватил страх или из-за открытых во всей квартире окон и балкона? Точно, где может быть срыв сильнее обычного? Только на прокуренном балконе!
Разбитое защитное стекло говорило о состоянии Кирилла не меньше, чем его трясущиеся руки. Открытый чат со Стасом, сообщение, которое не было отправлено, но важнее было позвонить Олесе, потому что бывший медик и мать будет знать лучше. На звонок ответили так быстро, как не отвечала тётя Олеся никому другому.
— Тётя Олеся, срочно! Кирилла трясёт, я не знаю, он задыхается, я, блять, не знаю, что делать! – кричал в трубку парень, вернувшись на кухню и пытаясь предпринять хоть что-то с другом, который уже лежал на полу. – Он сейчас потеряет сознание, тёть Олесь, я не знаю, что делать!!! – заорал уже не на шутку Даня сам, бросив телефон и пытаясь привести друга в чувства, тормоша его так, словно сейчас душу из него выжмет.
Только в глазах двоилось. То ли чувство вины, то ли приближающейся смерти, как будто Кирилл наглотался таблеток. Страх охватывал всё, он слышал только стук сердца аж звоном в ушах. Всё, что пытался донести ему Даня, просто мимо, а он обдумывал то, что не мог сказать. Словно потерял дар речи, так тяжело и вот-вот его вырубит под успокоительными, которые он стащил у соседа. Он не успевал сказать о том, что его так трясет с самой встречи. Он не сказал, что не смог отправить сообщение Стасу, потому что пальцы не попадали по нужным клавишам. Он не мог сказать, он не знал почему, но сказать этого не мог.
А ещё он уже не знал, сколько времени прошло, только бледные силуэты, которые менялись одно за другим. Всё окружение казалось чужим, словно иллюзия или кошмар, какой-то жуткий кошмар, от которого закладывало в ушах. Его ввело в транс и ещё больший испуг резкое ограничение действий. Он не мог сообразить в чьи глаза смотрит, но голос словно требовал его сосредоточиться только на глазах.
Сейчас, когда всё вокруг казалось шумом, этот взгляд практически кристальных серых глаз казался чем-то завораживающим. Кирилл не мог объяснить, почему его успокаивал лёд, когда он был огнём, но в этот момент, в эту секунду впившиеся в его плечи ногти и пустые глаза, в которых он мог разглядеть своё смутное отражение, заменяли ему разум.
— Делаешь вдох. – Кирилл глубоко вздыхает. – Делаешь выдох. – Кирилл тяжело вздыхает. – Ещё раз. Вдох.
Испугавшийся Даниил молчал, лишь изредка поглядывая в сторону тёти Олеси. Она одобрительно кивнула головой, выключив музыку. Чтобы не стоять над душой, мама Кирилла предложила шёпотом убраться, давая время прийти Кириллу в себя. Даня понял, что Маша здесь, поскольку её прислала сюда тётя Леся, но не понимал, как быстро она тут оказалась. Его вопрос достаточно быстро получил ответ: «Она приехала на такси.»
— Ты понял, как дышать? – согласный кивок. – Теперь сосредоточься на моём голосе. Ты слышишь меня? – кивок снова. – Слушай меня. Сейчас всё внимание на меня. Назови пять предметов, которые видишь рядом.
Кирилл ничего не понимал, не понимал сути, но и не мог думать. Постепенно выполняя просьбы Маши, он приходил в рассудок, но тяжесть от непонятного успокоительного словно выживала его. Сколько воды его заставят выпить после того, как этот приступ закончится?
— Я виноват... Я перед всеми вами виноват... – прошептал Кира, теряя связь с Машей. – Я знаю, что вы меня все ненавидите. Я тоже ненавижу себя. Я та ещё мразь.
— Я тоже. – привлекала к себе внимание девушка, большими пальцами поглаживая его руки, чтобы не терять внимание друга. – Но кому, если не нам, исправлять это?
Парень перевёл взгляд в сторону. Глаза безумно болели, а нос всё ещё заложен. И сколько он так сидит? Сколько ноет и подтверждает всё, что о себе думает? Удивительно только, как промокшие ледяные пальцы оставляли Янченко в сознании. И хотя всё вокруг размывалось то ли от темноты, то ли от того, что он ещё не до конца в себе, но Марию видел он ярче остальных.
Он знал, что подсознательно хотел видеть на её месте другую. Он знал, что виноват перед ней не меньше, чем перед Стасом. А ещё он знал, что придёт сюда всегда только она. Почему Маша? Почему она?
— Теряешь связь со мной.
— Почему пришла ты?
— Наверное, потому что ты для меня не пустое место, даже если ты и считаешь меня таковой?
Кирилл вновь пытался сосредоточиться на ощущениях. Постепенно он приходит в себя. Это радует. А ком в горле от желания заплакать снова не уходит. Но то ли она так хорошо его знает, то ли чувствует, но снова проводит пальцем по щеке. Кирилл не просто так был прозван котёнком. Он снова дурашливо ласкается. Ласкается, как каждый раз после пьянки, когда приходил к ней, умоляя её выйти поговорить. Поговорить снова о том, что она была для него другом, поговорить снова о том, что она бросила его на произвол судьбы и снова поговорить о том, что никто ему, кроме неё не нужен.
Только думал он, что она это Милана.
А Маша помнила, как он путал её с Одинцовой. Совсем не соображая, напившийся как чёрт, он стоял перед ней с обнажённой душой, потому что только Маше знать о том, как он себя чувствует, было важнее, чем видеть его обнажённое тело.
— Наверное, всё же потому что засыпать с тобой во время просмотра Тетради Смерти для меня было важнее, чем бросать тебя в трудную минуту и убегать к другому, Кира.
— Ты уже делала так. Но теперь мне кажется, я готов это обсудить...
— Не сегодня. Ты не в том состоянии.
Но Кирилл возразил. Он легко напомнил о том, что каждая его попытка заканчивается именно «потом», но никогда не доходит дальше. Откладывать снова и снова не выйдет, он отложил брата на четыре года, отложил её на девять лет. И только после этих слов Мария поняла, что он ничего не забыл... Она прислушалась. Тётя Олеся и Даня ушли в другую комнату. И всё равно не сегодня... Нежно улыбнувшись, девушка посмотрела в глаза другу вновь и повторила, что не сегодня. «Как только выпадет нормальная возможность, то обязательно, но не сегодня...» – обозначила Баталова и пошла звать маму парнишки, чтобы та перевязала ему руки.
И только наедине с Даней Маша улыбаться перестала, виновато смотря в пол, будто совершила ошибку. Даня положил ей руку на плечо, но долго ждать ответа не пришлось.
— Четыре года назад по нашей вине Стас пытался совершить суицид... Это был вечер, мы ругались прямо посреди улицы. Я только отвернулась от него, собиралась выйти на дорогу, он повернулся ко мне и тут же на наших глазах из неоткуда под машину выскакивает Стасик... Я, конечно же, вылетела следом за ним... Самое глупое, что перед тем, как мы это увидели, я сказала Кире, что однажды я просто брошу его...
— Вы?
— Нет, между нами ничего не было. Мы дружили, пока в пятом классе Милана не перешла в наш класс, если помнишь конечно...
— Забудешь такое. Спасибо, но почему он тебя ненавидит?
— Это нужно тебе узнавать у Кирилла, кстати, – Олеся как раз вышла из кухни, грустно улыбнувшись, – сегодня как раз выпал шанс. Мы поедем обратно, потому что оставлять Стаса надолго я не буду ни в коем случае, тем более ты позвонил при нём. Не пускай его на пары завтра, ладно? Если что, я возьму больничный ему, а себе напишу заявление по уважительной, чтобы проследить за ним.
— Не парься, я не поставлю тебе пропуск. Лучше поезжайте. Спасибо за правду.
Олеся и Мария быстро покинули помещение. Удивительно, что, обменявшись собеседниками, Кирилл стал выглядеть лучше. Он сидел за столом с кружкой тёплой воды, но действительно как кот втыкал в одну точку, обдумывая произошедшее и все разговоры по душам, что случились за сутки. Даня сел напротив соседа, размышляя не меньше о случившемся.
— Мы тебе желудок промывали, потому что ты мои антидепрессанты выпил. Знаешь, когда ты начал отключаться, Машка хотела тебя укусить. Чтоб от шока ты не вырубился, якобы адреналин.
— Это в её стиле. – пробубнил Кирилл, а затем сделал глоток воды. Он не смотрел в глаза другу, но его не покидало чувство недосказанности. – Она хотела утром задеть меня за проёбанные отношения с Милкой, но не смогла.
— А может, не стала? – уточнил Фёдоров, понимая, что именно хотел сказать его сосед по квартире.
— Может... Проблема в другом, физически от зависимости я отойду, но как освободиться от привычки психической без мозгоправа? Ты прав, я действительно до сих пор не остыл к Милке... Просто, понимаешь... Хотя, нет, не понимаешь.
Даня глубоко вздохнул и подошёл к плите, чтоб поставить чайник. Удивительно, как жива осталась зажигалка, на чём действительно мысленно Кирилла поблагодарили.
— Кирюх, но я хотя бы хочу тебя понять и попытаюсь. Я не Машка, безусловно, но приложу усилия. Мы же братья, а тётя Олеся постоянно говорит, что семья должна держаться вместе.
— Ебать конечно ты вспомнил, только мы сводные, а в Гарри Поттере речь шла про родную кровь. Но ты снова прав. Ненавижу, когда ты прав, пидор накрашенный...
По кружкам рассыпался кофе, по ложке сахара двоим. Дане было неприятно оскорбление, но он терпеливо молчал, знал же откуда корни растут. Делая тяжелый вздох, Фёдоров ждёт пока закипит чайник, пока Кирилл говорит о каких-то валентинках, которые делала для него Милка. Даня не помнил этого, если честно, поскольку учился в другом классе и никогда не видел, чтобы Одинцова принимала участие в этой милой акции, устроенной мамами их общего знакомого и Кирилла. Он видел, как она валентинки принимала, но ни разу ни одной из них на его памяти она не сдала.
— Откуда ты знаешь, что это была она?
— Милка сама созналась в этом. И знаешь, это был первый человек, который проявил к моим любимым вещам интерес таким образом. Машка просто смотрела мультики, а Милка... Я не знаю, но только она знала меня таким. Таким, каким не знал меня никто. Она делала меня взрослее и одновременно проявляла интерес к мультикам.
— Описание знакомое. Но помочь без психолога с созависимыми отношениями... – вскипел чайник, который Даня тут же снял и разлил кипяток. Он не торопился договаривать, не спеша доделав кофе. И только когда кружки стояли возле двух соседей по квартире, парень продолжил. – Могут помочь только другие созависимые отношения. В твоём случае ещё и с человеком, который не курит как минимум... - и лишь ненадолго призадумавшись, идея появилась интереснее. – А как максимум с тем, кто по каким-либо причинам запах сигарет не будет переносить.
— Ну, в педах таких нет. – заключил Кирилл. – Спасибо за кофе.