V
Несмотря на то, что приём завершился, в малых гостиных все ещё шло празднество. Михаил Павлович сидел в центре дивана с рюмкой водки в руках, и на подобии старика, что прожил крайне долгую и увлекательную жизнь, делился тем, что происходило на фронте. Он то и дело обращался к офицеру, чтобы развеять сомнения о том, что он приукрашивает свои рассказы или откровенно лжёт, и Семёнов подтверждал его слова. Хотя, ему было всё равно, с чем соглашаться — спроси его любую нелепицу, он согласится, поскольку не смел отрицать слова великого князя. После череды военных историй, речь среди собравшихся (а всего их было пятеро) зашла о Варшаве и самой излюбленной теме Михаила Павловича — это о его гениальности и тому, какую стратегию он разработал.
— Вы, мой милый друг, превосходный стратег! — хвалил Михаила Павловича граф Грицкий. Он подавно жил при Михайловском дворце и приходился каким-то офицером, что настолько редко баловался самолюбованием, что мгновенно порадовал великого князя. — Признаюсь, но я полагал, что план мог провалиться, но вижу вы всё же намного гениальнее, чем предполагали мы.
— Ты льстишь мне, Грицкий. Но эта лесть мне по душе. — ответил великий князь.
Он, находясь в хорошем расположении духа, распивал вино и наслаждался своим положением в обществе, в котором он прибывал. В малой гостиной собрались все, кто получили приглашение на «охотничьи выходные» — так прозвали время охоты в Михайловском дворце. В число приглашённых вошёл князь Раскольников (что, без сомнения, звался всегда и без исключения), граф Грицкий и сэр Брокский, прибывшие по специальному приглашению великого князя. В гостиной также сидел старший сын Раскольникова — Николай, что, пусть и не был приглашён к охоте, но по наставлению княгини Раскольниковой начинал вводиться в круги князя.
Вскоре все разошлись по своим покоям, начиная готовиться ко сну. Завтрашним днём начинались охотничьи выходные Михаила Павловича, а потому он, отгоняя любой сон, занимался раздачей указаний по этому поводу. Он пил вино, сидя в своей спальне и раздумывал о том, как глупы все его придворные. Как узки их взгляды, не широк кругозор, а ума хватает лишь на глупые вопросы и такие же глупые рассуждения. Михаил Павлович, по правде, выделял одного разумного — то был Николай Васильевич Раскольников, грамотностью превосходивший своего отца. "Мальчишка должен получить толковое образование, Василь!" — говорил Михаил Павлович Раскольникову, потому последний пригласил на обучение сына хорошего преподавателя. Пускай Михаил Павлович не желал иметь собственного сына (и велел утопить его, если жена посмеет родить мальчика), ему нравилось раздавать нравоучительные советы тем, у кого сыновья имелись. Он часто лично приходил к Николаю, дабы посмотреть, каков ребёнок вырастет у столь глупого и безрассудного родителя, как Василь Раскольников, и так же часто поражался слепоте княгине Раскольниковой. Михаил Павлович считал Елену Петровну женщиной разумной и статной, но совершенно тупой и бестолковой при дворе, в котором она имела высокое положение. Елене Петровне было мало интересно воспитание сыновей (она мечтала о дочери), но она часто позволяла себе влезать в воспитание великих княжон, чем раздражала Елену Павловну. Михаил Павлович же смотрел на этот вопрос исключительно философски — он считал любой бой правильным, если выиграет тот, кто будет нужен ему (в данном случае он желал проигрыша обоим; жене — за её присутствие в его жизни, и Раскольниковой — за чересчур длинный нос).
— Подай мне водки. — приказал Михаил Павлович служанке. Она тут же принесла ему фужер, и он жадно отпил с горла, после чего лишь нервно усмехнулся. Михаил Павлович представлял, что сидел рядом с маршалами и адъютантами, и они поспорили, сможет ли тот выпить фужер водки с горла. На что он смеялся и опустошал его до дна, после чего они продолжали вести беседы на темы войны и того, как хорош фронт и плоха обыденность.
В половине седьмого утра Михаил Павлович снарядился в охотничий костюм, выпил последнюю рюмку водки в завершение бессонной ночи, и направился в малую гостиную подле его покоев, где распорядился ожидать его приглашённых на охоту гостей.
Там его уже ожидали все, кого он соизволил пригласить — Василь Раскольников, граф Грицкий и сэр Брокский, последний из которых нервно расхаживал по гостиной туда-обратно. Завидев Михаила Павловича, граф тут же подошёл к нему и откланявшись, принялся говорить про чудную погоду утреннего Петербурга и свои ставки на удачность охоты. Михаил Павлович лишь притворно ужаснулся его словам и отвернулся, одаряя томным и недовольным взглядом Раскольникова, что в то время любовался своими идеально начищенными охотничьими сапогами.
— Прошу простить, Михайло, забылись. — отозвался Раскольников. Он поднялся с дивана и пожал руку Михаилу Павловичу. — Как же просвещать гостя, коли нет у него дворцового имени?
— Не требуется графу особого имени при дворце, Василь. — ответил тому Михаил Павлович. Он раздражённо сел в кресло, переводя взгляд на графа.
— Но, Михайло, оно есть у каждого, кто бывал в вашем обществе! Вспомнить мадам Фуфайку, или, пожалуй, графа Хохилька? А как же мы сами - Василь, Михайло, Тео!
— Именуй его как хочешь, Василь, но не забывайся. Как зовут вас при дворе Московском, граф? — граф подошёл к великому князю и, ещё раз поклонившись, ответил:
— Дмитром величают, ваша светлость.
— Значит Дмитром и будешь, граф Грицкий. Раз довольны теперь все, выдвигаемся, товарищи. Охота должна быть ранней.
Выйдя из малой гостиной, Раскольников вновь заговорил, на сей раз тихо и исключительно с Дмитром, которого он преднамеренно вёл рядом с собой.
— Охотничьи правила коротки и предельно ясны, потому запоминать долго не придётся, но делать стоит это крайне внимательно. О охоте заранее не говори, предположений и ставок не высказывай и помалкивай о том, каков был результат. Тогда милым тебе будет общество Михайлово да время, что ты на охоте проведёшь.
Говорил Раскольников медленно, вытягивая каждое слово и делая между ними большие паузы. Граф особо не слушал Раскольникова, потому улавливая лишь самые важные элементы его монолога, он думал о своём весь путь к лесу, в коем должна была производиться охота. То было начало летнего сезона для Михаила Павловича, и окончанием для всех остальных, потому как долгое отсутствие при дворе заставило начать без него. Путь в лес был недолгим, — около пятнадцати минут — потому вскоре все оказались в небольшом, но густом леске, где Михаила Павловича уже ожидало несколько слуг, что должны были собирать добычу. Сэр Брокский (при дворе именуемый великим князем Тео) взял в руки ружьё и перезарядил его. Это была его не первая охота в обществе князя — он приглашался на каждый сезон, потому был знаком с правилами и молча отдалился, взглядом выискивая добычу.
Михаил Павлович предпочитал групповую охоту единичной — все охотники разбредались, чтобы отыскать дичи, а он иногда подходил к ним и заводил разговоры. Он не особо любил охоту, но имел все навыки, чтобы охотиться удачно, потому старался превзойти в этом всех остальных. "Раскольников слабак, да и к тому же он не посмеет пристрелить дичи больше меня. Дмитро охоту жалует, но не так, как меня: ради моего общества сделает всё, чтобы провалиться, и не добыть никого. У Тео разума хватит на нескольких кроликов, он не охотник." — рассуждал про себя Михаил Павлович во время пути. Похожие мысли преследовали его во время большей части охоты, но после пристрела нескольких куропаток он переменился в раздумьях и решил побеседовать с Тео про охоту и его жену (та особо ему не нравилась, пусть и выросла при дворе Павла I).
— Как охотка, Тео? — отыскав в лесу Брокского, спросил Михаил Павлович. Рядом с ним стоял слуга, державший всю добытую дичь: три маленьких кролика, мяса с которых не хватит на одну маленькую девчонку.
— Славно, Михайло. В который раз убеждаюсь, что лес у вас знатный.
— Да, лес хорош. Ещё лучше он при дождливой погоде и в туман — тогда тут особенно чудно. Слыхал, мадам Брокская просила прогулку по нашему лесу? Великая княгиня спрашивала, могу ли я это устроить.
— Мадам оценила ваш лес куда больше меня, Михайло. Не знал о её просьбе, прошу простить. Она, в последние годы,
стала странна.
— Все женщины странные, Тео. Мы живём в их обществе столько, что почти не задумываемся о их странном поведении и манерах. Но они таковы: расскажи про свою. Я мало знаком с твоей семьёй, но раз уж ты наш частый гость, волен этого желать.
— Мне нечего говорить вам, Михайло.. Я француз, как вы знаете, и влюблён в русскую княжну, что стала мне супругой.
— Князь Вольтов был прекрасным охотником, Тео. Я часто слушал его говоры про охоту и войну, и как жаль, что о последнем он говорил мало. Он совсем не любил воевать, но умел хорошо говорить, и коль наши жизненные приоритеты были бы схожи, он бы многому меня научил. Во всяком случае, князь умер в лучшие годы. При нём были слуги, дети, жена — больше ему было не нужно.
— Мадам Розали сильно горевала, узнав о его кончине. Она, прибыв на его могилу, повторяла: "Это я, папенька, Дарья, что оставила тебя после замужества и вернулась из Франции слишком поздно". То был первый раз, когда после принятия моей веры она назвалась своим прежним именем. И, пусть буду я честен, последний. Она любила его так сильно, как не любила никого. Князь Вольтов был ей и советником, и другом, и отцом. Хотел бы я быть таковым своим детям. — Михаил Павлович усмехнулся, про себя ужасаясь от глупости сэра Брокского. Он презирал любую схожесть с кем-то другим, и считал глупым быть похожим на кого-либо. Остаток прогулки они провели молча, и через десяток минут вернулись к остальным, что уже покончили с охотой.
Добыча графа и Раскольникова была скудной, потому Михаил Павлович был осыпан комплиментами за превосходную добычу. Остаток пути во дворец Раскольников рассказывал, как пытался пристрелить куропатку, но та от него улетела — этой историей позже над ним глумился великий князь, что ещё сильнее разочаровался в людях, что его окружают.
По пути в лес, где должна была производиться охота, все молчали. Изредка Раскольников давал какие-то комментарии по поводу своего ружья и того, что это его первая охота в таком необычном обществе, но вскоре замолкал, стараясь не нарушать тишину.