VI
Лето плавно перетекло в осень. Зелёные листья превратились в жёлтые и оранжевые, выцветя на жарком августовском солнце. Приходили дожди, начинали учащаться осадки. Вода в тёплом озере неподалёку от Михайловского дворца становилась холоднее. Появились сильные ветра, и, наконец, наступил сентябрь - осень наконец началась в полную силу.
Осада Варшавы близилась к концу. Михаил Павлович не раз желал сорваться и вернуться на фронт, но быстро останавливался и вспоминал слова брата: "Ты не можешь всегда быть с фронтом. Ты давно не холост — молодая и бедная жена, страдающая от твоего вечного отсутствия и дочери, которые вскоре позабудут, как выглядит их отец". Николай I стал единственным человеком, что мог как-то воздействовать на Михаила Павловича после кончины Александра I семь лет назад — эта потеря особо сблизила братьев, сделав их друг для друга более близкими людей не только по крови. Впрочем, Михаил Павлович относился скептично ко всех, и Николай I не был тому исключением — великий князь недолюбливал нынешнего императора за чрезмерную патриотичность.
Жизнь во дворце шла своим чередом. Те дочери Михаила Павловича, что уже были способны к учению, начали обучаться по специальной программе профессора Лорне, приглашённого из Франции. Великий князь лично руководил обучением дочерей, которых пытался натаскать по воинской программе, что крайне не нравилось Елене Павловне. Однако, к её мнению Михаил Павлович относился равнодушно, потому игнорировал любые замечания матери княжон, хотя иногда желал, чтобы их образованием занималась она, а не кто-то другой. Сама Елена Павловна назначила несколько важных чайных посиделок на сентябрь, на коих пригласила многих важных гостей. На седьмое сентября к ней собирались графини Хейлзе и Эллен Бланчефлоер — они должны были прибыть к двенадцати часам дня из Франции и остаться до девятого числа, чтобы попасть на следующий ужин. Также на чаепитие должна была прибыть Анна Павловна из Амстердама, что была сестрой Михаила Павловича и действующая королева Нидерландов. Она решила навестить родственников в России, потому ехала вместе с тремя сыновьями и дочерью (Виллемом, Александром, Генрихом и Софией). Её приезд был для Михаила Павловича радостным событием, потому на восьмое сентября был намечен бал с ужином, на котором он желал видеть всю семью своей сестры (даже её супруга, которого крайне недолюбливал, но тот отказался от поездки в Россию, предпочтя её обществу нидерландского двора).
Седьмого сентября ранним утром Елена Павловна завтракала в компании придворных дам, в число которых входила Елена Раскольникова, леди Горцесская и мадам Брокская. Последняя чувствовала себя вяло, поскольку поздней ночью прибыла во дворец в компании супруга и двух дочерей (они, как и графини Бланчефлоер были приглашены на ужин в честь приезда Анны Павловны). Княгиня Раскольникова как и всегда вела беседы за всех, задавая вопросы и давая на них свои ответы. Завтрак проходил в личной столовой при покоях Елены Павловны, отделанную белым мрамором. Стены столовой украшали картины, привезённые для личной коллекции Михаила Павловича из Московской галереи, позолоченные рамы которой светились от осеннего солнца.
— Ваша светлость, извольте рассказать, каковы графини, что прибудут на чай? — спросила великую княгиню Елена Раскольникова. Её толстые щёки налились розовым цветом, а глаза бегали по комнате, выдавая её возбуждённое и взбудораженное настроение. — Не терпится увидеть их на чаевничестве! Я, признаюсь, что-то слышала о графине, что постарше. Как её..? Эллен?
— Хейлзе, Елена Петровна, но не вам об этом беспокоится, поскольку лично вы познакомиться сможете и без моего присутствия. — спокойно ответила Елена Павловна. Раскольникова выпучила свои чёрные глазки, состроив удивлённую и заметно поддельную гримасу удивления. — Вы и придворные дамы не приглашены на чай в саду. На нём, за исключением меня, будут лишь Анна Павловна и графини Бланчефлоер.
Раскольникова не смогла скрыть своего разочарования и злости. Её и так розовые щёки стали алыми, она вспыхнула, дёрнулась на стуле и выронила вилку, что держ ала в руке. Елена Павловна, несмотря на воспитание и собственные устои, была более чем довольна реакцией Елены Раскольниковой.
— Не всегда вам, Елена Петровна, выпадет честь присутствовать везде, где великая княгиня. — шёпотом проговорила леди Горцесская. Мадам Брокская захихикала, а великая княгиня улыбнулась, чем ещё сильнее разозлила Раскольникову. Та встала, и, не скрывая своей обиды, ушла с завтрака, чем ещё сильнее насмешила дам, сидящих за столом. — Возомнила себя невесть кем. — вслед ей проговорила Горцесская, но её тут же осекла великая княгиня.
— Хватит, леди Анджела. — спокойно проговорила Елена Павловна. — Вы придворные дамы, а не крестьянки на рынке, потому хватит с нас забавляться с Раскольниковой. Пусть это так радует меня в последнее время. — сказала Елена Павловна. Все дамы ещё раз захихикали, но вскоре смех стих и продолжился завтрак: на сей раз более тихий и спокойный, поскольку главный источник разговора иссяк.
К двенадцати в Михайловский дворец приехала Анна Павловна. Служанка предупредила об этом великого князя и великую княгиню, потому последние вместе стояли перед дверью в малую гостиную, где их уже ожидала Анна Павловна и её дети.
— Прошу, у меня совершенно не осталось сил на то, чтобы заниматься нравоучениями! София, прошу, прекрати! — донёсся голос Анны Павловны с малой гостиной, в коей она ожидала Михаила Павловича и Елену Павловну, что должны были вместе явиться, чтобы с ней поздороваться. Михаил Павлович облачился в парадный мундир (дабы покрасоваться перед сестрой и племянниками), а Елена Павловна была разодета в синие платье, подстать погоде и мужу, что в тот день был в особо приятном расположении.
— Милая Анна! — первым в малую гостиную зашёл Михаил Павлович, протягивая руки сестре, чтобы обняться. Сие действие ему крайне не нравилось, так как он не любил объятия, и, боле того, не особо любил сестру (пусть и был рад её приезду для своих целей). — Я сразу освободил свой день, как только узнал, что ты и дети направляетесь в Петербург!
— Ты ничуть не изменился, Михайло.. Но я всё равно рада тебя видеть, и видеть Елену Павловну вместе с тобой!
Остаток приветственного разговора был предоставлен Михаилу Павловичу, что активно рассказывал о себе и России, военная держава которой, по его словам, держится исключительно на нём. Вскоре Елена Павловна покинула малую гостиную, чтобы встретить прибывших во дворец графинь Бланчефлоер. Обе графини прибыли с опозданием, потому сердечно извинялись перед великой княгиней и вручали французские подарки, что они привезли для неё. Через полчаса все дамы сидели в беседке в саду, испивая чай и закусывая его печеньем (что привезла с собой Анна Павловна из Амстердама) и беседуя на тему детей (почти все дамы уже были матерями, за исключением графини Эллен Бланчефлоер, что совсем недавно вышла замуж).
— Не имею право жаловаться, ведь милый Виллем обеспечил меня всеми средствами, чтобы дети не доставляли мне много хлопот. Но, каковы бы не были его попытки облегчить мою жизнь, их былая няня Бронгальтет повесилась после известия о том, что она назначена главной гувернанткой дворца! Наверняка виной тому София и Генрих.. Они словно два урагана, что стремятся снести всё на своём пути! — жаловалась Анна Павловна. Её слова с предельной внимательностью слушали графини и великая княгиня (последней они были скучны, но прервать Анну Павловну она не имела права).
— Ах! — наигранно произнесла графиня Хейлзе Бланчефлоер. — Таковы поступки от слуг недопустимы! Сделала одна — сделают другие, а повторение сих отвратительных, да простит меня великая княгиня, поступков, должно караться худшими наказаниями! Недостойно жить, работая на другого, и проклиная за последнего за это.
— Дети порой могут довести до смерти. Потому я не стремлюсь, вернее, боюсь, стать матерью. Счастье материнство, вероятно не для меня, потому как моему больному сердцу хватает троих племянников и собак, коих в поместье развелось чересчур много. — блаженным голосом вслед проговорила графиня Эллен.
— Дети — не собаки! Прошу вас быть избирательней в выражениях! — воскликнула Анна Павловна, возмущённая словами молодой графини Эллен. — Пусть я уставшая и совершенно измотанная жизнью мать, но я готова сколько угодно спорить о сходстве детей с животными, пусть и выматывают они одинаково сильно!
— О, прошу, простите мою сестру, Анна Павловна! — произнесла графиня Хейлзе. — Эллен юна и совсем не смыслит в выражениях!
— Прошу, ваша светлость, разладьте спор! Мы совсем разругаемся, если вы не примите участия в нашем диалоге! — взмолилась сама графиня Эллен. Младшая из графинь Бланчефлоер была тощей и безобразной на лицо, хотя её сестра могла бы стать красивейшей девушкой Парижа. Блондинистые волосы падали с плеч, а голубенькие глазки и невинное лицо французской девушки были ей под стать.
— Мои дочери, пусть их и много, не таковы, как ваши дети. Не подумайте ничего, что могло бы отличать прелести моего материнства от вашего, но они спокойны и я не могу жаловаться на усталость от их присутствия в моей жизни. Титул матери не успел стать для меня чем-то, что особо сильно мне не нравится. — сказала Елена Павловна. Дискуссия среди дам была для неё чем-то сверх интересным, потому она слушала каждую и раздумывала над всем, что они произносили.
— Ах, Елена! Ты воспринимаешь материнство как титул, потому тебе не пришлось поистине устать от присутствия детей в твоей жизни! — сказала Анна Павловна с некой заботливостью в интонации.
— Это так, Анна Павловна. Боюсь, я люблю детей лишь издалека — когда они рядом, я совершенно потеряна и не знаю, как мне сделать так, чтобы они оставались такими же спокойными, как и прежде. Мне по душе наставлять и быть их наставницей по жизни, но на большее я не способна. — ответила Елена Павловна. Графиня Эллен осталась с ней солидарна, в то время как графиня Хейлзе и Анна Павловна остались при своём.
Ещё несколько часов дамы провели в беседке, после чего прогулялись по саду и разошлись по своим покоям. Приглашённым дамам были выделены гостевые спальни, в которых они должны были расположиться (Анне Павловне было выделено три, дабы уместить всех её детей). До самого ужина Елена Павловна просидела у себя, отдыхая и изредка впадая в дрёму.