Глава 3
Айым
Я стояла перед зеркалом, опираясь обеими руками о холодную, влажную раковину. С меня капала вода - как будто сама душа пыталась смыться вместе с потоком. Волосы прилипли к вискам, сердце колотилось где-то в горле, а руки дрожали так, словно я только что пережила землетрясение внутри себя. Тело несло в себе память боли, и оно кричало мне о ней - учащённым дыханием, спутанными мыслями, слабостью в коленях.
Я знала, что за дверью стоит он. Димаш. Он вернулся в мою жизнь, как будто время не прошло - и именно сейчас, в этот самый момент, когда я должна быть сильной, уверенной, собранной - меня настигает это. Приступ. Как проклятие. Как клеймо на лбу: "Смотри, ты не справляешься. Ты снова не справляешься."
Я лихорадочно открыла шкафчик рядом с зеркалом, ногти скребли по пластиковой поверхности, пока я не нащупала упаковку с таблетками. Бело-голубые капсулы - мои спасители и мои напоминания. Я закидываю одну в рот, запиваю ледяной фильтрованной водой. Она кажется слишком холодной, слишком резкой. Как и сама реальность. Глотаю с трудом. В горле стоит ком, будто весь мой страх и стыд там застряли, не давая мне вздохнуть свободно.
Я хватаюсь за полотенце. Лицо уже не то, которое было утром - макияж смыт, кожа бледная, губы обветрились. Но всё ещё остались мои щёки - немного пухлые, как в детстве, густые тёмные брови, большие глаза. Только вот в этих глазах - пустота. Прожитое. Шрамы. Они не видны другим, но я вижу их каждый раз, когда смотрю на себя.
Что он подумает?
Уйдёт ли, как другие?
Выдержит ли мою правду?
Я чувствую, как внутри поднимается волнение - не то, что паника, а именно стыд. Хрупкий, липкий, как паутина. Я вся промокшая, с растрёпанной душой, и должна открывать ему дверь.
Медленно, почти с усилием, я кладу руку на ручку. Поворачиваю. Дверь скрипит, открывая его образ. И в тот же миг - этот взгляд. Такой родной, такой внимательный. Он стоит напротив, смуглый, с лёгким запахом утреннего парфюма, и смотрит на меня так, будто держит меня целиком в этом взгляде. Не осуждает. Не пугается. Просто... смотрит.
Я не выдерживаю этой тишины. Моё тело бьётся в груди, как птица в клетке. Но я молчу. И он тоже молчит. Несколько секунд - и он говорит первым:
- Всё в порядке?.. Скажи мне. Не молчи. Прошу. Давно это у тебя?..
Я открываю рот, но слова тонут во мне. И в следующую секунду я просто бросаюсь в его объятия - так, как будто вся моя жизнь сжалась в этот момент. Я, которая всегда держалась. Я, которая строила стены. Я, которая привыкла быть сильной... Сейчас я плачу. Впервые. Перед ним.
Его руки обвивают меня крепко, но бережно. Он гладит меня по голове, мягко прижимая к себе, словно пытается оберечь от всего, что уже случилось. Его губы касаются моей макушки - лёгкий, осторожный поцелуй, который говорит громче любых слов: я здесь, я рядом, я никуда не уйду.
- Всё хорошо, - шепчет он. - Ты в безопасности. Я с тобой.
Он медленно помогает мне снять пальто. Его пальцы касаются моих плеч - тёплые, надёжные. Я вздрагиваю, но позволяю. Он бережно вешает наши вещи, как будто делает обычный жест с уважением к происходящему.
А потом возвращается ко мне. Молча. Не задавая вопросов. Просто обнимает.
Я замираю. Ещё секунда - и всё внутри начинает трескаться.
- Я... - голос предаёт меня, как и всегда в такие моменты. Он едва слышный, срывающийся. - Я боюсь, что ты уйдёшь, когда узнаешь...
Он прижимает меня ближе. Его руки - словно гнездо. Он не спешит, не торопит. Только дышит рядом, будто хочет отдать мне часть своего воздуха.
- Я больна, Ди... - шепчу я. - У меня булимия. Это... я... Я часто теряю контроль. Я ненавижу себя за это. Но иногда... я не могу остановиться.
Я чувствую, как всё тело покрывается испариной. Меня трясёт. Я вся - как оголённый нерв.
- И... - я захлёбываюсь воздухом, - бывают панические атаки. Такие, когда я не могу дышать. Когда мне кажется, что я умираю. Иногда из-за запаха. Иногда - просто из-за взгляда. Или слова. И я не могу объяснить.
Слёзы начинают душить. Я сжимаю кулаки, будто хочу удержать себя от распада.
- Это началось после того, как... - я вдыхаю. Глубоко. Больно. - Он... Алан... Он поднимал на меня руку. Много раз. Я думала, если стану хорошей - он изменится. Но это была иллюзия.
Я чувствую, как Димаш замирает. Но не отпускает. Его объятие крепнет, становится щитом.
Дыхание прерывается. Меня будто сжимают изнутри. Каждое слово - это заново пройти через ад.
- Я была беременна... - голос предательски дрожит, будто вот-вот сломается. - Почти пять месяцев. У меня мог быть сын. Я уже шептала его имя в мыслях, пела ему, когда оставалась одна... Пряталась от страха в своих мечтах. А потом... всё это просто рухнуло.
Теперь я не просто плачу. Я рыдаю. Беззвучно. Всхлипы срываются с губ, грудь ходит ходуном.
Димаш гладит меня по голове, по волосам, по спине. Словно хочет собрать меня заново. Его губы касаются моей макушки - лёгкий, дрожащий поцелуй.
- Я потеряла ребёнка, - шепчу я. - И потеряла себя. Навсегда.
Он не отстраняется. Его щека касается моей. Горячая. Он плачет вместе со мной. Тихо. Но я чувствую - он слышит каждое слово сердцем.
- Алан потом сказал, что это моя вина. Что я сама довела себя. Что я не стою ничего. И он... он даже не приехал в больницу. Ни звонка, ни сообщения. Будто меня не существовало. Будто я сама всё это придумала. Меня тогда забрал Сула - один. Он был единственным, кто вообще пришёл...
Я лежала с капельницей, вся в боли и в пустоте, а Алан внушал мне через тишину и отстранённость, что я ничтожество. Что я не заслуживаю любви, заботы, прощения. Я... поверила. И начала ненавидеть себя. Каждый день. Ела - и вызывала рвоту. Молча кричала в подушку. Пряталась от людей. И продолжала жить, будто ничего не произошло...
Мои руки дрожат, я держусь за него изо всех сил.
- Прости, - выдыхаю. - Я не хотела всё это в тебе выливать. Просто... просто не могу больше молчать.
Он берёт моё лицо в ладони. Смотрит в глаза. А в его взгляде - целый океан боли. За меня.
- Не проси прощения, - говорит он. - Ты жива. И ты говоришь. И я здесь.
Я закрываю глаза, прижавшись к нему. А он держит. Не как спаситель. А как человек, который готов быть светом, даже когда всё погрузилось во тьму.
Я всё рассказала. Всё, что прятала, душила, боялась произнести — вырвалось. Голос дрожал, ресницы были мокрыми. Словно я стояла перед ним — голая, не телом, душой.
И Ди не отступил. Он не отвернулся.
Он просто обнял меня. Без слов. С силой, но так бережно, как будто я могла рассыпаться от одного неосторожного движения.
Я уткнулась в его грудь, где сердце стучало так громко, что будто перекрывало всё остальное. Мои слёзы продолжали течь, пропитывали его майку, а он только гладил меня по волосам и щеке — будто вытирал боль.
— Ты со мной, — только прошептал он. — Я тебя не отпущу. Никогда.
Я подняла взгляд. В нём была такая ярость — не ко мне, к моим страхам, к тем, кто когда-то причинил мне это. Но и любовь. Такая тихая, теплая, обволакивающая.
Ди поцеловал меня — в лоб, в нос, в щёку. А потом — в губы. И этот поцелуй был не про страстью. Он был про спасение. Про клятву. Про то, что теперь я не одна.
Медленно, не спеша, парень подхватил меня на руки. Я обвила его за шею, не отводя взгляда. Мы вошли в спальню. Он закрыл за собой дверь, как будто весь остальной мир остался по ту сторону. Здесь были только мы. Наше дыхание. Наша дрожь.
Парень долго на меня смотрел. Молчаливо.
— Хочешь?.. — прошептал он.
— Хочу. Тебя, — выдохнула я.
И это была истина.
Ди подошёл ближе, его пальцы дрожали, когда расстёгивали моё платье. Он снимал его медленно, скользя по коже. Я была заплаканной, растрёпанной — но я никогда не чувствовала себя такой красивой.
Я потянулась к его рубашке, взволнованными пальцами коснулась пуговиц.
— Можно?.. — спросила я почти шёпотом.
— Всё, что захочешь, — прошептал Димаш, целуя меня в висок.
Я сняла с него рубашку, пальцами пробежалась по его спине, по плечам, по груди. Его кожа была горячей, мускулы — напряжёнными. Он был как вулкан — сдержанный, но готовый взорваться.
Парень стянул с себя майку и вновь притянул меня. Я чувствовала его дыхание на шее, и каждый выдох обжигал меня изнутри. Его ладони скользнули к моим бёдрам, он целовал каждый сантиметр, будто молился.
Когда он расстегнул ремень, я потянулась помочь ему — и он позволил. Джинсы упали. Он остался передо мной почти обнажённым, но всё ещё — неотразимо собранным. Я дрожала, но не от страха — от близости, от того, что это было по-настоящему.
Димаш уложил меня на кровать, лёг между моих ног и смотрел в глаза.
— Если я сделаю что-то не так… просто скажи, — выдохнул он.
Я ответила только стоном — парень ласкал меня, целовал, гладил, будто пытался зашептать каждый мой надлом. Когда он освободил меня от последнего, и сам остался обнажённым — я не могла оторвать взгляд. Он был прекрасен. Не как мужчина. Как… моя судьба.
Когда парень вошёл в меня — медленно, будто проверяя мою реакцию, я затаила дыхание. Мой стон слился с его вздохом.
— Всё хорошо?.. — шепнул он, губами касаясь моего уха.
— Больше, чем хорошо, — прошептала я.
И в тот момент я не чувствовала себя разбитой. Не сломанной.
Я была любимой. Живой. Его собственной.
Он нежно двигался внутри, будто не спеша наслаждался каждой секундой, каждым сантиметром моего тела. Его бедра ловко находили ритм — сначала размеренный, плавный, как покачивание волны. Но с каждым моим вздохом, с каждым сдавленным стоном парень ускорялся. И это не было грубым. Это было отчаянно.
Будто он хотел доказать телом, что я нужна ему. Что я блаженна в его прикосновениях, в его взгляде, в его желаниях.
Его руки блуждали по моей груди, по талии, обнимали меня, прижимали ближе, глубже. Я выгибалась под ним, впивалась ногтями в его спину, оставляя следы — не от боли, а от невыносимого наслаждения. Он только сильнее вжимался в меня, будто эти следы нужны были ему, как доказательство, что я реальна, что это не сон.
Наши тела скользили друг по другу, покрытые потом, горячие, как пламя. Ди склонился, прикусил мою нижнюю губу, потом провёл языком по шее, вниз, к ключице, к груди — и я закричала от чувств, сдерживая себя ладонью, чтобы никто, кроме него, не слышал.
Он снова вошёл в меня — жёстче, глубже. Я захлебнулась в стоне. Это было нечто первобытное, дикое, вожделенное.
Парень подхватил мою ногу и забросил её себе на плечо, проникая так глубоко, что я чувствовала, как слёзы текут снова — теперь уже не от боли, а от переполняющего ощущения быть желанной, быть любимой.
Он поднимал меня за бёдра, внимал в себя, не отводил взгляда, будто искал в моих зрачках отражение своей страсти, экстаза. А я смотрела и тонула. В нём. В себе рядом с ним.
Мои бёдра дёргались в ритме его движений, живот сжимался от наслаждения, грудь поднималась под его ртом. Ди наклонился и провёл языком по моим губам, потом по подбородку, по влажной от слёз щеке.
Он перевернул меня, и я вскрикнула, но только потому что не ожидала — он был жадным, но аккуратным, сильным, но невероятно нежным. Парень держал меня за талию, входил резко, неистово, будто на грани. Мои ладони вцепились в простыни, я не могла сдерживать стоны, а он только ускорялся, доводя меня до предела.
Я чувствовала, как внутри что-то нарастает — вибрация, судорога, вспышка. Ди склонился, поцеловал меня в спину, и в этот момент я сорвалась. Мой крик был приглушён подушкой, но тело содрогалось в волнах оргазма. Он не останавливался — продолжал, будто хотел, чтобы я не просто достигла пика, а растворилась в нём.
Через пару секунд парень замер, напрягся, и я почувствовала, как его дыхание срывается в выдох, как всё тело дрожит над моим, как он наполняет меня своим соком. Парень вонзился в последний раз, и я поняла — он тоже сорвался. Его тело налегло на меня, тёплое, тяжёлое, пульсирующее.
Мы оба были обессилены, запыхавшиеся, словно пробежали марафон сквозь чувства, страхи, желание.
Ди не ушёл, не отстранился. Он обнял меня, прижал к себе, и я почувствовала, как его губы скользнули по моему плечу. Парень дышал часто. Я — тоже.
Мы лежали, сплетённые, как единое существо. И я знала: даже если он не скажет ни слова… он чувствует всё, что и я.
* * *
Свет медленно пробирался сквозь тюль, окутывая спальню мягким золотистым свечением. За окнами рассветал новый день — неяркий, нежный, ещё чуть сонный. Мир словно замирал, не желая нарушить эту хрупкую тишину, напоённую чем-то почти сакральным.
Мы находились рядом, тесно прижавшись друг к другу, под тяжёлым тёплым одеялом. Совсем без одежды, но куда более уязвимые не телом — сердцем. Я чувствовала, как его дыхание легко касалось моей кожи, как его ладонь всё ещё держит меня, будто боится отпустить. Мы были не просто близки — между нами оставалось то тонкое, неосязаемое — доверие. Тишина была живой. Она не давила, а согревала.
Мои волосы растрепались, слегка прилипли к щеке. Кожа на внутренней стороне бёдер чуть пульсировала — напоминание о ночи, которая изменила всё. О страсти, что случилась не как вспышка, а как возвращение — долгожданное, настоящее, почти целительное.
Я осторожно пошевелилась, сдерживая лёгкую гримасу боли — после первого раза был второй… а потом и третий. Страстный, нетерпеливый, безумно дерзкий. Как будто нам не хватало одной жизни, чтобы насытиться друг другом.
Димаш спал. Его лицо было расслабленным, спокойным. Смуглая кожа слегка золотилась в первых лучах солнца. Он выглядел таким родным, будто не покидал меня никогда. Я села, чувствуя, как тело отзывается на движения, и слабо усмехнулась. “Мы вчера постарались…” — мелькнуло в голове.
В ванной я включила воду, позволила ей стекать по телу. Она была прохладной, почти бодрящей — такой, какой должна быть новая глава жизни. Я закрыла глаза, позволив себе на миг утонуть в этом ощущении чистоты.
Когда я вернулась в комнату, он уже не спал. Лежал, опершись на локоть, и смотрел на меня — чуть прищурившись, с этой своей мягкой, тёплой полуулыбкой.
— Доброе утро… — хрипло и ласково произнёс парень.
— Доброе, — ответила я, найдя его рубашку и накинув её на голое тело.
Подойдя к кровати, я села на него, прямо на его бёдра. Ди обнял меня, провёл ладонями по спине, к шее, к влажным волосам. Его пальцы были осторожны, как будто он боялся разрушить утреннюю магию.
Он поднял мои бёдра, а один его палец скользнул вниз, заставив меня задохнуться и прижаться к нему. Потом парень медленно вошёл в меня. Я вздрогнула от жара и нежности. Наши тела вновь нашли друг друга — без спешки, без шума, только дыхание, прикосновения, лёгкий свет, и бесконечность.
Парень был внутри меня, когда я почувствовала, как всё снова начинает пульсировать. Я села на него, обхватив бедрами, и мягко опустилась — медленно, с томительным стоном. Всё ещё немного чувствительная после ночи, я ощущала каждое его движение особенно остро, особенно глубоко. Мы смотрели друг другу в глаза, и в этих взглядах не было больше защиты, не осталось недосказанного — только обнажённая до нервов любовь.
Димаш поднял ладони, провёл ими вверх по моим рёбрам, а затем нежно обхватил мою грудь. Он будто терял рассудок от прикосновений — как будто не мог утолить голод. Его большие, тёплые руки ласкали соски, и я выгибалась в ответ, сжимая его внутри себя, едва не вскрикивая от наслаждения. Он то нежно посасывал, то проходился языком, сводя меня с ума, а потом снова поднимал взгляд, полный безумной нежности, и шептал:
— Такая красивая… моя… такая настоящая...
Ди двигался внизу не спеша, мощно, будто хотел запомнить каждое мгновение, вжиться в него навсегда. Мои пальцы впились ему в плечи, потом в волосы. Мы больше не разговаривали — всё происходило на языке дыхания, вздохов и стонов.
И когда он достиг предела, когда прижался ко мне всем телом и выдохнул моё имя, растворяясь во мне — я чувствовала, как бьётся внутри его хищный жар. Я осталась сидеть на нём, дрожа от переизбытка чувств, а он сжал меня в объятиях, прижимая голову к моей груди, будто хотел исчезнуть в этом моменте.
Мы медленно опустились на постель. Я лежала на нём, тяжело дыша, а он гладил мои волосы, целовал плечи, ключицы, шею.
— Как я скучал по тебе... — прошептал Ди, уткнувшись в мою кожу.
— Мне не хватало тебя… только тебя, твоих прикосновений… Если бы ты знал, как сильно я хотела быть в твоих объятиях… — прошептала я в ответ, всё ещё не веря, что это происходит наяву.
Парень резко прижал меня к себе сильнее, и мы слились в страстном, почти безумном поцелуе. Его губы были горячими, влажными, язык скользнул внутрь, находя мой — будто мы снова становились одним целым. Я застонала в его рот, цепляясь за его плечи, не желая отпускать ни на секунду.
Но вдруг…
Резкий, требовательный стук в дверь.
Тут же — звонок. Один. Второй. Третий.
— Кто это? — раздражённо и настороженно бросил Димаш, вскинувшись.
Я застыла. Сердце застучало сильнее.
— Я… не знаю, — прошептала я, чувствуя, как начинает подниматься тревога. — Побудь здесь. Я разберусь, — срывающимся голосом сказала я и поспешно встала с кровати.
Он сел, взгляд стал настороженным, тяжёлым. Я видела, как сжались его челюсти, как он напрягся.
Я в попыхах накинула на себя свой тёмно-синий, шелковый пенюар. Он был чуть мят, ткань ласкала кожу, напоминая о его прикосновениях. Сердце колотилось. С каждым шагом к двери — всё громче.
Я медленно протянула руку к дверной ручке, как будто знала, что за ней — нечто большее, чем просто гость.
Щёлкнул замок. Скрипнула дверь. В приоткрытую щель хлынул холод, и я увидела его.
Он стоял, опершись одной рукой о косяк, будто с трудом держал своё тело в вертикальном положении. Шаткий, словно ветка на сильном ветру.
Худой, до болезненности. Лицо обтянуто кожей, под глазами мешки, опухшие, как у тех, кто не спал сутками. Губы потрескались, взгляд — покрасневший, мутный, будто из другого мира.
Он пах смесью пота, дешёвого табака и чего-то кислого, горького — как будто гниль пустила корни в его костях.
Я почувствовала, как внутренности сжались, как живот от страха слипся в комок. Сердце начало стучать громче, чем дождь по подоконнику.
Диас.
Мой брат.
Мой кошмар.
— Айя… — прошипел он, голос осипший, срывающийся. — Спаси меня, пожалуйста… Мне… мне очень плохо… У тебя есть деньги?
Я застыла. Губы пересохли.
Внутри меня уже бушевала паника. Воспоминания — как острые стекла — начали прорезать сознание.
…я — ребёнок, мне всего шесть. Он старше на пять лет.
И я снова на полу. Он держит меня за руки, силой вдавливая в ковёр, кричит, что я "не слушаюсь", что я "вечно лезу не туда".
Рывком поднимает, швыряет на кровать. Его локти впиваются в мои плечи. Он хватает меня за волосы. Шепчет, почти рычит, что он — главный, что я — "никто".
Я пытаюсь вывернуться, задыхаюсь от боли, он давит мне на шею ладонью, смеётся. Он не просто злится. Он наслаждается. Он господствует.
Я вздрогнула и сделала шаг назад, инстинктивно прикрывая грудь руками.
Он — передо мной. Он настоящий. Он снова здесь.
— Ты опять?.. — мой голос сорвался. — Диас… тебе… тебе нужно лечиться. Это уже ненормально.
Слова выходили глухо, скомканно, но я старалась звучать твёрдо.
Мне было страшно.
Но ещё страшнее — было осознавать, что несмотря на всё, что он сделал со мной, я не могу полностью его ненавидеть.
Он всё равно мой брат.
Он несчастен.
Он погибает.
И я всё ещё хочу его спасти.
— П-пожалуйста… — он качнулся вперёд, и мне показалось, он сейчас упадёт. — Мне нужно… хоть немного… любая доза… я не могу без этого… Я клянусь, верну деньги…
Я не успела ничего ответить — позади меня послышались шаги.
Твёрдые. Спокойные.
Мужские.
Я обернулась и увидела в проёме спальни Димаша.
Высокий, уверенный, с непроницаемым взглядом.
Он был одет в мой тёплый плюшевый халат — бежевый, с ушками на капюшоне, который на нём смотрелся особенно трогательно и… неожиданно сексуально.
Но его лицо было жёстким, каменным. Он смотрел на Диаса, как хищник на чужака, который приблизился к его территории.
— Что происходит? — спросил он спокойно, но в его голосе чувствовалась внутренняя ярость.
Диас вскинул глаза, замер, словно его ослепило.
— Это твой… — пробормотал он, будто не мог поверить в то, что видит.
— Парень, — чётко сказал Димаш. — Жених.
Он подошёл ко мне и обнял за талию. Уверенно. Защитно.
Я почувствовала, как во мне оттаивает что-то замёрзшее. Он рядом. Он здесь.
Димаш достал из кармана своего пальто толстую пачку купюр. Не глядя, отсчитал несколько крупных купюр, шагнул ближе и сунул их в дрожащую ладонь Диаса.
— Вот. На такси. И на сигареты. Но больше к ней не приходи. — Его голос стал жёстче. — Она тебе не банк и не жилетка. Она только-только начала дышать. Понял?
Диас ошеломлённо кивнул. На секунду мне показалось, что он вот-вот заплачет.
— С-спасибо… я… верну… — пробормотал он, пряча глаза. — Пока…
И исчез в темноте.
Дверь захлопнулась с глухим, тяжёлым звуком, как будто оборвалась старая связь. Как будто замок захлопнулся не только на двери — но и в моей памяти.
Я стояла, не двигаясь, уставившись в дерево двери, будто она всё ещё смотрела на меня.
— Айя… — прошептал Димаш.
Он подошёл ближе, обнял. Сначала просто прижал к себе, а потом мягко поцеловал в макушку.
Его губы были тёплыми, дыхание — ровным. Он не задавал вопросов, не расспрашивал. Просто держал.
Я чувствовала: если заплачу — он не отпустит. Если упаду — поднимет. Если исчезну — найдёт.
Я обняла его в ответ.
И только тогда поняла, как сильно дрожали мои руки.
Мы поцеловались — глубоко, вслепую, будто ища друг в друге спасение.
Его пальцы скользнули по моей щеке, запутались в волосах.
А я вдыхала его запах — как якорь, как обещание, что я уже не там. Я уже не в прошлом.