Глава 3.
По утру Оскар с Наставником отправились в Элштейн, прибыли где-то к обеду. Наставник снял у одной знакомой процентщицы комнатушку где-то на окраине полиса, а Оскар, будучи отпрыском помещика среднего звена, решил явиться в родной дом. Планы он строил самые разные. Вернулся только с пятого, считай что юбилейного, задания, можно и покутить будет. Объездить родственников, друзей и знакомых, покутить в трактирах, борделях, сыграть в карты. Но перед всем этим предстояла встреча с отцом, о которой он договорился ещё в самом начале своего пути рыцаря Новохроно («придёшь ко мне после 5-го своего задания» — повелевал когда-то батюшка). Сложность встречи заключалась в том, что отец старшем своему сыну, то бишь Оскару, давал много воли, даже если бы не согласен с его решениями. Возлагал он на него надежды большие, думал, что лучше ему и на своих ошибках поучиться. Примерно та же история были с орденом Новохроно. Папаша не видел в этом чего-то серьёзного, считал больше «юношеским увлечением». Пущай, мол, побегает с сабельками, потом, ближе годам к 23-24 «мозги на место встанут» и сам всё это дело забросит.
Оскар, наверное, это понимал сам, скорее даже лучше, чем кто бы то ни было другой. Отсюда, по-видимому, было это волнение, более напоминающие страх перед неизвестностью. Как папенька отреагирует на то, что старшой его не потерял надежд стать рыцарем Новохроновским и готов, как он сам считал, бегать шавкой по лесам, да по полям, из-за воли правителя Юлиуса, а всё взамен на 1000 шате в месяц, да клочка земли где-нибудь в Прухов? Богу одному известно что глава семейства выкинет.
Дома Оскара встретили мать и младшая сестра, да так горячо, что тот даже и не знал как от них отделаться, чтобы пойти к отцу. И приказали накормить, и расспросили о делах, и спать даже хотели уложить, будто бы сдуру. С ума посходили бабы. Впрочем, не без труда, всё-таки из-под бабских юбок Оскар смог выбежать.
От встречи с отцом его отделяла лишь дубовая дверь с позолоченной ручкой. Оскар долго не мог собраться с мыслями, с тем, что ему предстоит испытать. То сюртучок свой поправлял, то волосы укладывал, то пукнуть решался, то почесаться ему хотелось. Так или иначе, время шло и тянуть уже было незачем; весь воздух, который можно было перед смертью вдохнуть, он уже отведал сполна.
— Войдите. — Раздался ответ на стук из-за двери. Отец сидел в своём кресле, с таким же хмурым выражением лица, на котором за последние три года (т.е. время отсутствия Оскара) всплыла ещё кучка морщин. — Присаживайся. — Тон его был весьма серьёзен, тембр низким, впрочем, ничего нового. — Стало быть, 5 уже скопилось? Иль сбежал? — Взор его был очень холодным, при том не выражающим каких-то соответствующих эмоций, это всегда настораживало.
— Накопилось. — Коротко ответил Оскар. Он уже и забыл каков его отец, отвык от такой напряженности, которая висит в воздухе, когда тот с ним общается.
— И что решил?
Вообще, как уже писалось, отец не очень радостно воспринял новость, что Оскар решил податься в рыцари. Но, по известным причинам, не стал того насильно удерживать, хоть и пытался уговорить его одуматься и отказаться от этой затеи. Сошлись они на уговоре, что после 5 заданий, Оскар вернётся и окончательно решит, что будет делать дальше в этой жизни: служить Элштейну или продолжит дело отцовское. Последний очень тогда надеялся, что сын передумает служить, скорее даже был в этом убеждён.
Оскар же, лишь по-началу, сам сомневался, что после пяти этих заданий захочет остаться в Ордене. В «учебке» всё проще, мало ли что там будет в «поле»? Но уже после первого задания, когда перед сном раздумывал о своём будущем, он понимал, что хочет остаться тут, в Ордене.
— Остаюсь. — Фраза казалась юноше суицидальной, но он не видел особой разницы между тем, как умереть: от речей отца, который по-всякому обзовёт своего сына, а затем лишит его всего, чего только сможет, или морального от того, что будет заниматься нелюбимым делом. Шило менять на мыло...
Отец же глубоко вдохнул, уточнил у Оскара его решение, а затем, сопя выдохнул. После этого он долго не проронил и слова, лишь о чём-то размышлял. Может быть, он и правда был готов после трёхлетний разлуки принять такой выбор сына, а может его сейчас переполняет злоба, которая просто не даёт ему даже выбрать манеру поведения. Доселе неизвестно, что тогда творилось в его голове.
А вот Оскар же всё это время стоял неподвижно, ели дыша. Каждая секунда молчания его лишь напрягала, пугала. Зубы стиснуты, кулаки сжаты, поджилки трясутся. Он считал, что отец его сейчас просто убьёт в порыве гнева, но он почему-то ничего не предпринимал, а лишь тихонько о чём-то раздумывал, отведя взгляд в сторону. Пытка длилась минуты две, может быть, три.
— Понятно. — Наконец сошло с уст тятьки. Смысл этого ответа на решение Оскара был неясен, но ему не хватало смелости задать отцу вопрос: «что именно?». — Хорошо подумал?
— Хорошо. — Оскар смотрел на отца диким взглядом.
Он искренне полагал, что отец сейчас просто взорвётся, как вулкан, разразится громом, да накинется его душить со словами: «неблагодарный сукин сын», «взрастил паскуду» или нечто в этом роде. И чем дольше тянулась очередная пауза, тем больше ему казалась сила этого «взрыва».
— И много за эти 5 заданий у тебя скопилось? — Вопрос совсем сбил с толку Оскара. Он не понимал, что хотел его отец. Заместо того, чтобы удавить старшого, он ведёт с ним простые беседы.
— За три года около 35 тысяч шате, за заданий в сумме вышло примерно столько же. Итого... порядка 65-70 тысяч шате.
Стоит сейчас пояснить, что шате — это местная Элштейнская валюта, которая действует на всей территории всей бывшей Элштейнской империи. Например, за 100 шате можно купить лучшего коня, за 5 тысяч шате можно взять неплохой домик в средненькой такой полосе Элштейна, за 15 тысяч шате реально купить небольшое поместье где-нибудь на окраине, а за 30 тысяч шате и крупную такую землю с строениями всеми необходимыми, правда, без прислуги.
Если рассматривать нынешнее состояние Оскара в сравнение с состоянием, скажем, его отца, то старшой был раз в 10-15 беднее своего папаши, который являлся помещиком, скажем, среднего звена. То есть не бедным, но и далеко не богатым. Но тому и было уже о-го-го.
— А землица твоя не зачахла?
Оскару, как и любому рыцарю Ордена, полагалась земля. Чаще всего, её размер определяло то, насколько знатен род рыцаря. Дали не самую прибыльную, не самую большую, но всё-таки землю и 70 душ, частично в его распоряжение (после 5 лет службы он получит все права над этой землёй). Примечательно то, что землица была в весьма живописных местах, близ гор, которые отделяли Элштейн от Королевства Гилморского. Там и горячий источник имелся, и ручей небольшой, сбегавший с горы.
— Жива. С неё за эти три года набежало тысяч 20, но все их в неё и вложил.
Вложил эти деньги он и правда грамотно. И границы владений немного расширил, и порядочно отремонтировал свою скромную усадьбу и дома прислуги. Распорядился накупить хороших орудий для продуктивного труда, да и своих рабов он в принципе не обижал (наказаний телесных не было от слова совсем, во многом давал им волю и приучал своего лакея это делать). Считал, что те, если начнут работать с удовольствием, будут делать это лучше.
Отец руками провёл по своим волосам, вновь выдыхая, тёр глаза, раздумывая о том, чтобы и правда отпустить сына своего в свободное плавание. Хотя не хотелось ему этого делать. Отцовское сердце, хоть и было весьма скупым на открытое проявление своей любви, но всё же не было лишено чувств к старшему чаду. Боязно ему было за то, что всё-таки рыцарь и погибнуть может на одном из таких заданий, а то и хуже, останется калекой на всю жизнь, будет ходить под себя. Любому родителю было бы страшно, даже такому, на первый взгляд, строгому и холодному папаше. Но где-то в этом же сердце была и толика радости за то, что сынок всё-таки и сам смог чего-то добиться. Сам батюшка в его годы читал, пил, да по девицам бегал, просаживая полученное слишком рано наследство. Смешанные были его чувства, потому и что-то конкретное сказать, что-то понятное выразить ему было очень трудно.
— Человек ты... всё-таки взрослый. — Решился он. — Сколько не держи орла в клетки, всё равно будет хотеть свободы. — Прискорбно признал отец. — Но наказываю тебе, чтобы раз в полгода, может быть, год, но не реже, являлся сюда и проведывал мать. Отвечал на письма, да и без особой надобности на что-то отвечать, писал сам. — Каждый пункт он выделял лёгким ударом пальца по столу.
Оскар даже не совсем понял, что произошло, когда вышел из кабинета живым. Отец не повысил тона, не брызгал слюной, пытаясь его удушить, а просто отпустил? Даровал ему свободу от родительского контроля, которой так жаждет любое дитя, лишь приказав не терять близких и не теряться самому.