Rosso Corsa

Полина родилась, когда Грегор Маринеску поставил мат в шахматной партии против Степана Козлова – местного патрульного, ответственного за порядки среди вампиров. Он не брезговал зайти к каждому из них в дом да посмотреть за бытом, который, как ему виделось, не сильно отличался от человеческого. Ему было любопытно сравнивать семьи вампиров между собой, угадывать их тайны, читать между строк, кого они ненавидят и как долго длится эта ненависть.

С Грегором Степан любил поиграть в шахматы, потому что все время у него выигрывал, хоть ему порой и казалось, что вампир его просто дурачит и не находит интереса в соревновании с обычным человеком. Степану было известно отношение кровопийц к патрульным, и оно ему отнюдь не льстило, а даже глубоко обижало, ведь ему хотелось быть справедливым служащим. Ему даже снилось, как вампиры принимают его в качестве судьи, позволяют ему вершить правосудие направо и налево. А на самом же деле, даже этот меценат в лице Грегора относился к нему не больше, как к надоедливой мошке, которую из жалости лишь не хлопают.

С наступления вечера не прошло и часа, когда Степан постучался в двери семьи Маринеску. Ему открыл Малик, и тогда патрульный сразу услышал женские крики с другого этажа. Он вопросительно указал пальцем на потолок и чуть склонился к лакею, чтобы задать, как он подумал, нетактичный вопрос.

-Не режут ли барышню?

-Ребенок рождается.

Степан понимающе закивал и встретил за спиной Малика своего, как он называл Грегора, кровопийчика, который жестом позволил ему войти.

Эмма была в положении, Степан это долго наблюдал, и, видимо, время так быстро пролетело, что скоро на свет появится еще один клыкастик – с забавой подумал про себя патрульный. Он по привычке прошел в гостевую следом за Грегором, уселся на свое любимое кресло и свободно закурил, пока Малик наливал им по чашечке кофе.

-Сколько детей планируете, мой друг?

-Пускай родит хотя бы этого.

-Н-да.

Степан задумчиво рассматривал потолок, нехотя прислушиваясь к приглушенным крикам роженицы.

-У меня тоже есть ребенок. Девочка. Премилая, хочу сказать. Ну и намучилась женушка с ней.

Грегор сохранял молчание. Он сел напротив Степана и начал расставлять шахматные фигуры на доске. Партия вместе с сигаретой его успокаивала, и не лишним было в такой напряженный для всех час задымить хотя бы гостевую. Была бы его воля, он бы пошел и Эмме тоже дал сигарету или две, чтобы та между делом могла немного расслабиться.

Степан сделал первый ход и снова утонул в кресле. Кощунственным было бы не разделить такой волнующий момент с его любимцем из всех живущих в округе вампиров. Ему даже удавалось найти в Грегоре что-то человеческое.

-Славно было бы, умей вы обращать чужих детей в вампиров и делать их своими.

Степан поймал косой взгляд Грегора.

-Вы так не умеете?

-Если бы умели, я бы стал еще богаче.

Степан рассмеялся и стряхнул пепел с сигареты. Он еще несколько раз усмехнулся, обдумывая такое остроумное замечание, а сам разглядывал стены, шкафы и люстру гостевой. Малик стоял у дверей с белым полотенцем и дремал.

-Эй, хотел бы стать вампиром? – окликнул его патрульный.

Малик открыл глаза, пока еще не решаясь ничего ответить. За него это, к всеобщему счастью, сделал Грегор.

-Обретенное бессмертие противоречит самой человеческой природе. Оно развратит его и погубит. Слишком много времени, чтобы творить дрянь. Это как дать нищему ту сумму, о которой ему и мечтать не приходилось.

В камине трещал огонь. Каждый ход Грегора был выверен до максимальной точности, а Степан с легкостью отражал любую угрозу своим фигурам. Уверенный в своей очередной победе, он курил уже вторую, закрывал то правый глаз, то левый, наблюдая как люстра перемещается в разные стороны.

-Будь я бессмертным... Ох я бы, ох я бы! – мечтательно протянул Степан. – Я бы всю нашу землю исколесил. Лекарство бы какое-нибудь изобрел. Всех бы бессмертными сделал.

Он полностью погрузился в свои фантазии, не замечая, как ставит фигуры под удар.

-Я бы построил такие дома, ох, какие дома бы я построил! И научился, главное, всему. Учение – свет, как говорится. Ох, батюшки.

Малик улыбнулся, когда Степан с досадой наклонился к доске, пожевывая губами сигарету. Он шепотом сетовал на свою невнимательность, находя свое положение крайне проигрышным. А когда ему поставили неоспоримый мат, в доме раздался крик новорожденного. Грегор оставил гостя и поспешил на второй этаж.

Младенчик был пухленьким и бледненьким, с копной черных волос на макушке. Повитуха протянула его в белой пленке отцу.

-Девочка. Это к счастью.

Грегор смотрел на жмурящую глаза дочь - она истошно кричала, подергивала ручками и ножками. Эмма улыбнулась, когда девочку вернули ей в руки, тут же замечая странную смену в ее поведении. Ее грубы свернулись трубочкой, дыхание становилось подозрительно хриплым. Новорожденная девочка умирала и это вызвало панику во всем доме, где теперь присутствие гостя не замечалось.

Оказать первую помощь умирающему младенцу вампирской крови оказалось делом не из простых, и повитуха уже представляла, как обезумевший отец растерзает ее прямо здесь. Степан пробрался сквозь шум в самый эпицентр драмы и постарался стать выше, чтобы разглядеть все из дверного проема. Ребенок не то чернел, не то багровел, а по лицам родителей нельзя было сказать, что они имеют малейшее понятие о способе спасения их чада.

-Может, ей крови надо? Я где-то читал, что вампиры так лечатся.

-Так вы попробуйте найти свежую кровь. – взбунтовалась повитуха с младенцем на руках. – Вы думаете, ее как настойки от головы продают?

Степан от неудобства почесал затылок. Жаль ему было эту бедняжку. Только родилась, а уже возвращаться к богу в объятия. Его осенило: вдруг вампиры и в рай-то попасть не могут? Тогда их еще больше жаль. Он может спасти себя от Геенны огненной, пойти замолить все свои грехи, раскаяться от чистого сердца. Каждый священнослужитель говорит, любое противоречие жизни людской – грех. Выходит, что и малышка с рождения олицетворяет страшный грех природоложества.

Так горестно Степану стало за этого чертика в белой пеленке, что не мог он сдержать слез. Он подошел к горюющим родителям и протянул им обе свои руки.

-Берите, сколько нужно!

С удивлением на него посмотрел каждый в комнате, даже смерть, наверное, стоящая в углу, забыла, зачем и за кем сюда пришла. Порезали Степану ладонь и начали лить его кровь прямо на губы младенца. Она даже начала посасывать своими голыми деснами его руку, будто пытаясь ими прокусить человеческую кожу.

-Маленькая Сатана... - прошептал Степан в оцепенении. А в следующее мгновение Малик уже уводил его из комнаты, во избежание, как тот сам сказал, «неловкого казуса со стороны хозяев».

Полина пережила свою первую ночь и следующие дни уже напоминала обычного здорового ребенка, с привычками и повадками любого другого человеческого младенца. Степан часто навещал ее и наблюдал, как няня кормит ее из бутылочки животной кровью. Каждый раз он испытывал отвращение, но все же сравнивал процесс с человеческим кормлением.

Девочка росла у него на глазах, и Степан ласково называл ее черёмушкой за красивые белые платьица.

***

Маринеску любили устраивать у себя дома вечера для гостей, среди которых были их любимые друзья. Они украшали столик в саду, неподалеку от искусственного пруда, расставляли на нем вкусности, разливали животную кровь. Малик играл для гостей на скрипке, а дети бегали по лужайке, вокруг пруда.

Полина находила себе друзей и подружек очень быстро. Приходит гость со своим ребенком – она тут же его приглашает в свою детскую, заманивает множеством игрушек, и вот уже маленький гость не хочет покидать именье Маринеску, а после просится навестить их без повода. Так у Полины появилась сердечная подруга, София. София имела дурной характер, но он жутчайше нравился самой Полине.

Они устраивали салочки вокруг Малика, залазили под стол и пугали женщин своими выходками. Дрались, рвали друг другу платья. Женили кукол и бросали из окон пирожные на головы джентльменов. Однажды Софии понравился статный вампир – друг Грегора, а также его советник во всех делах меценатства. Они обе решили, что он точно обратит на нее внимание, если София сыграет роль погибающей от роковой судьбы принцессы. И когда мужчина проходил мимо, прогуливаясь с дамой сердца, приглашенной Маринеску с ним вместе, Полина помогла ей повиснуть на окне своей комнаты и позвала на помощь. Пара с забавой смотрели на это действо, не предпринимая никаких попыток спасти «принцессу». У Полины уже не хватало силенок держать свою подругу, она просила ее вернуться в комнату, но сделать это не представлялось возможным. Тогда София полетела в розовые кусты, лишь позабавив зрителей. Вся в колючках и листиках, она сидела в кустах и громко хныкала, но не от боли – она все-таки была вампиром и не могла пораниться от прыжка со второго этажа – а от разбитого сердца.

За такие проказы обеих девочек наказывали и запрещали им видеться неделями, пока в их девичьей дружбе не появился Николай. Он был старше обеих на год и во всем старался быть похожим на своего отца: держал и без того ровную осанку, показательно приподнимал подбородок и походкой петуха расхаживал неподалеку от девочек в попытках показать им свою мудрость. На Полину он не произвел никакого впечатления, а вот Софии, мечтающей о принце, даже если принц будет не сильно выше нее, пришелся по душе. Однажды она даже напросилась в поездку с семьей Николая в Москву, и вернулась такая счастливая, что Полине даже стало завидно, и она начала искать себе такого же джентльмена.

Где бы могла девятилетняя девочка найти свою любовь? Она искала ее везде, но находила лишь смертных мальчишек, от которых дурно пахло коровами и козами. Лишь однажды семья Николая собирали у себя гостей – был день рождения его матери, а она очень любила празднества и искала любой повод, чтобы пригласить в дом десятки гостей. Была приглашена и семья Софии. Обе нарядные, в пышных платьицах, подружки ходили по саду вперед-назад, повторяя за благородными вампиршами, пока не устали и не повалились на траву играть куклами, лошадками и каретами.

Невероятная скука настигала их, когда из ниоткуда в Софию прилетела ягодка вишни. Такая же попала в волосы Полины. Они обе подпрыгнули на месте и возмущенно начали кружиться в разные стороны, чтобы найти нарушителя их покоя. Недалеко в кустах им почудился шорох, там же они обнаружили двух затейников – Николая и другого мальчика. Второй мальчик был немного похудее, выглядел голодным, но его взгляд был настолько дерзким, что Полина почувствовала невероятную злость. Они принялись кидать в негодников ягоды вишни, разбросанной по всей траве, гнали их по саду до самого дома, пока всех четверых не поймали взрослые и не отругали, как следует за проказы на чужом дне рождения.

Второй мальчик представился позже Михаилом, и после вишневого недоразумения он тоже появлялся в доме Маринеску, которые нашли шалость детей умилительной.

***

Третий день рождения своего младшего брата Саши Полина ждала лишь по той причине, что в гости к ним приедут друзья. С маленьким ребенком, который еще совсем ничего вокруг себя не понимает и бьется головой об стенку, ей было до чертиков скучно, а теперь ей была уготовлена целая ночь с тремя ровесниками. Радость от их приезда длилась недолго. Именинника отдали на присмотр старшей сестре, когда дети собирались гулять за пределами именья. Вчетвером они шли со скукой на лице и наблюдали, как трехлетний мальчик, дергано размахивая руками бежит впереди, визжит на птиц и пугается своих же ног.

В своем полукукольном наряде Саша напоминал девочку. Он постоянно плакал, потом успокаивался и снова плакал. Капризничал и перебивал детей своими вскриками и ударами по их коленам кулачками. Раздраженные, они позволили ему бежать, куда глаза глядят, и уже через считанные минуты наблюдали, как Саша летит кувырком с обрыва к озеру. Испугались все так, что волосы дыбом встали. Они бежали следом за ним, кричали от страха и за ребенка, и за свои головы. Тот уже упал в воду, барахтался, что есть сил, когда страшно неприятную сцену заметил незнакомый мальчик возраста Полины и ее друзей. Он успел к озеру немного раньше и выхватил ребенка из водяных лап, когда Полина, уже падая у берега, настигла их.

Насквозь промокший Саша рыдал до хрипа в горле, пока старшая сестра пыталась выжать воду из его костюмчика. Вся компания детей стояла рядом в оцепенении. Им точно крышка. Незнакомого мальчика они снова заметили не сразу, когда тот уже хотел уходить. Первая его позвала Полина. Она испуганно плакала вместе с младшим братом, от криков которого все начинали глохнуть. Страшно было, что они привлекут чье-то лишнее внимание.

Николай и Михаил кусали губы, София мяла края своего платья и оглядывалась по сторонам. Им точно надают по голове, а их родителей выгонят из дома и больше не пустят на порог.

-Как тебя зовут? – голос Полины звучал писклявее и выше обычного. В горле девочки стоял ком, ее потряхивало.

-Серёжа.

Мальчик казался очень застенчивым. Он смотрел исключительно на Сашу, а на Полине старался не задерживать взгляд. По виду Сережа точно не бедствовал, но и роскошным его одежду назвать было нельзя. Самый подходящий вариант для будущего друга таких же вампиров, как он сам. Дети схватили его, начали расспрашивать, кто он такой, благодарили, что спас именинника и позвали его к Полине домой. Сергей такого внимания к себе точно не ждал и упорно отказывался от любого предложения, пока сверху не раздался чужой голос.

-Что вы натворили?!

У склона стояла целая куча взрослых. Ее возглавляли родители Полины и Саши – мальчик, увидев маму, принялся плакать с новой силой и потянул руки к бегущей к ним вниз женщине.

-Нам крышка. – пробормотала смиренно Полина.

-Розги?

-На солнце отправят, точно вам говорю.

***

Компания стала неразлучной. Они повторяли за родителями и устраивали приёмы в своих детских комнатах, разливали сок по кукольным кружкам, танцевали, а Сашу брали к себе, когда нужно было создать семью на вечер. София всегда брала себе в мужья Николая, они усыновляли Сашу и ходили теперь с ним, следили за его шагами и ругали за шалости. Михаил всем говорил, что разведен и скоро уедет в холостяцкое путешествие. Сергей и Полина сидели на банкетке и стеснялись друг друга, поэтому каждый раз они были похожи на барышню и юного кавалера, которых все хотели свести, но не получалось.

Родителям так понравилась их дружба, что они определили детей в одну школу, а потому они росли друг у друга на глазах.

Много было и неприятных происшествий, и ссор. Сергей взял привычку всех разнимать, а в словесных дуэлях и тем более драках не участвовал. Михаил их всегда зачинал, а крайним оставался Николай, потому что София просто не могла быть виноватой – такое правило она установила практически сразу. Полина пыталась влезть в любой спор, найти там правых или виноватых, но всегда была остановлена Сергеем во избежание лишних тумаков еще и для нее.

***

Будут ли Господом прощены вампиры, и оправдаются ли ожидания Степана Козлова, который наблюдал за взрослением двух детей Маринеску со стороны? Человек страдает, чтобы умереть и утянуть за собой все, что когда-то было ценно для него. Вечный Бог, покинув его и обрекая на страдания, сам в силу божественной своей природы отчуждает от себя любые страдания. Что же тогда такое вампир? Нечто среднее между божественным и человеческим. Обреченное на вечные страдания от излишней свободы существо.

Дети их резвятся, как будут резвиться еще пуще и дальше. Он, Степан, уже как два века будет мертв, а Полина будет купаться в лунном свете. Рай ли это для нее или ад – вечное мучение от обреченности каждый день находить и терять свой смысл.

Бог создал человека, тогда кто создал нечисть, если не сам дьявол? Но, смотря на Полину, смотря на бегающего Сашку в своем детском платье, Степан не мог смириться, что это – дети самого Сатаны. Все они, он сам – дети божьи, у каждого должен быть шанс на искупление. Быть может, и предки их когда-то были смертными, но согрешили, съели свое яблоко и были наказаны бессмысленной вечностью.

Ибо душа плоти в крови, и Я дал его вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши; ибо кровь очищает душу. Сможет ли бог простить существо, которое мучает чужую душу? Бог может простить всех, если хорошенько покаяться, и тогда ничего не мешает этим светлым детям попросить прощения и обрести вечное счастье.

Размышляя об этом, Степан наблюдал за детьми, гуляющими по ночной поляне под россыпью ярких звезд. Они смеялись так же, как смеется его дочь, и он не мог найти существенной разницы между ними. Он закрыл глаза. Смотрит ли Бог за вампирами?

Сергей сидел под деревом с Сашей и вытирал ему нос платком. Как он стал его нянькой каждый испытал на себе прошлым Сашиным днем рождения, и даже Грегор и Эмма настаивали, чтобы на каждой такой прогулке присутствовал именно "Серёжка". Играли очередную свадьбу Софии и Николая. Михаил читал шутливый текст с клятвами, а Полина направилась собирать очередные цветы, чтобы снова осыпать ими головы невесты и жениха. Саша который раз указывал маленьким пальчиком на мужчину в поношенном сюртуке и широкополой шляпе, стоявшего на опушке. Незнакомец стоял как бы боком. Вскоре силуэт исчез, и Сергей отвлекся на свадебную церемонию. Полина отходила все дальше, ей порядком надоели эти пантомимы. Вскоре крики детей стихли, а ей открылась целая поляна желтых цветов. Она не успела наклониться за ними, как ее обхватили и потащили вперед. Крик девочки подхватили другие дети, и его уже услышал Степан, проснувшийся от своих размышлений.

Он криком приказал детям позвать родителей, пока сам, почти слепой в этой ночной мгле, бежал со всех ног за похитителем. Какой смысл спасать вампира? Девочка точно сможет постоять за себя, этот преступник покусился на нечто темное, рожденное недобогом. Но разве это действительно так? Девочка никогда не будет виновата перед Богом, она уже прощена. Степан видел, как похититель бежит с Полиной в руках к лодке у берега реки. Он вынул пистолет из ремня и выстрелил в воздух, как предупреждение, чем выиграл себе пару секунд, позволившие ему запрыгнуть в лодку следом.

У него не было страха перед преступником - он для того и поступил на службу ночным патрульным. Он не боялся вампиров, а плохого человека одолеет, как мальчишку. Под крики Полины, Степан напал на него, а когда подмога в лице нескольких вампирских семей приближалась, ощутил, как лезвие тихо вошло в него. Он и не понял, что случилось. Холодок под ребрами напоминал каплю ледяной воды, не больше. Боль настигла позже, когда Полина завизжала: "Он его убил! Он его убил!".

Грегор бросился к ним. Степан хватился за бок, погружая пальцы в липкую кровь. Она сочилась сквозь ткань его формы. Он уже был ранен однажды, на Кавказе, этот лед внутри был ему знаком, но слабость в коленях еще никогда не одолевала его. Степан выхватил из чужих рук Полину и прижал плачущую девочку, почувствовавшую запах свежей человеческой крови, к себе. Она не двигалась и только дрожала под его защитой, наблюдая за тем, как ее отец отбивает их двоих от мужчины с ножом. Лодка шаталась в разные стороны, Степан терял равновесие, пока не упал в воду вместе с девочкой.

Их вытянули родители Софии. Полина побежала к матери, а Степан лежал на траве и смотрел на бесконечную россыпь звезд. На ветке крикнула сорока. Где-то, кажется, смеялась его дочь. Над ним столпились ошарашенные лица вампиров, кто-то из них затыкал его рану тканями, кто-то в ладонях носил воду и аккуратно брызгал ею ему в лицо. Как же Бог их не простит? Бог простит всех, Степан был в этом уверен. Был бы он сам бессмертным, грешным порождением, сделал бы все, чтобы это доказать. А пока ему очень хотелось спать.

***

Когда Полине исполнялось семнадцать, недалеко от их именья уже возвели храм. Звон поющих колоколов был слышан за многие километры, и семейная болтовня замолкала каждый раз, когда через открытые окна пробиралась эта странная для них мелодия.

-Человеческая ипостась все ближе. – бормотал себе под нос Грегор и разговор продолжался.

Недалеко от храма находилось небольшое кладбище, куда Полина приходила навестить могилу Степана Козлова, который тихо оставался у них в памяти, но никогда не становился темой беседы. Это совпадение стало для нее знаком, чтобы посмотреть храм поближе. Ее одолевали сомнения: сможет ли она подойти близко к нему? Не прогонят ли ее?

В одиночку Полина прошла пешком до холма, на котором возвышался храм и стала издалека рассматривать известняк с резными кокошниками, арками и мозаичными вставками. Над входом висела фреска «Спасение утопающего апостола Петра». Рядом расположено было несколько скамеек, на которых сидели посетители храма. На одну из таких, занятую незнакомым юношей, присела Полина. Вуаль темно-синей шляпки закрывала ее лицо. Она разглядывала незнакомца краем глаза. Это был стройный молодой человек с бледным, почти прозрачным лицом. Его густые русые волосы подстрижены "в скобку". Глаза серые, теплые и добрые. Он был одет в поношенный подрясник из грубой шерсти, перехваченный кожаным поясом. На шее - крест. Полина отметила мозоли на его руках.

Молчание между ними не нагнетало, ибо не было смысла даже начинать говорить, когда спокойствие окутывало каждого здесь. Но так зацепил Полину этот тихий человек, что даже на следующий день, сославшись на визит к Софии, она пошла к храму. Он снова был там. Сидел на лавочке и смотрел куда-то вперед своим мягким взглядом. Полина встала перед ним – в ее горле пересохло, сама она сминала ткань своего платья. Но человек не обращал на нее никакого внимания. Его серые глаза направлены были куда-то в нее. Тогда она наклонилась вперед, их лица друг напротив друга, рассекла рукой воздух и удивленно отшатнулась назад. Она убежала в недоразумении. Слепой.

На третий день он продолжал сидеть на своем месте. Полина набралась смелости. Ей было невыносимо совестно за такую невежливость, которую она позволила себе к калеке. Она присела поближе к нему, и тогда юноша заговорил.

-Вы снова здесь?

Полина чуть было не вскочила, но вовремя взяла себя в руки.

-Так Вы меня заметили? Почему не поздоровались?

-Засмущали Вы меня.

Он держал спину прямо, расслабляя ее на спинке лавочки. Полина повторила за ним и попробовала посмотреть туда же, куда был направлен его взгляд.

-Вы служите при храме?

-Да. Помогаю учителю при храме.

Полину это поразило. Она замолчала, подбирая свои слова аккуратно.

-Как Вас зовут?

-Матвей. А Вас?

-Полина. А Вы из какого рода?

Матвей замолчал на секунду, а потом тихо засмеялся.

-Не из какого.

-Как это? И фамилии у Вас нет?

-И фамилии нет. Вы так вежливо со мной беседу ведете, что мне даже стыдно перед Вами.

Полина в удивлении заморгала. Как же это так, без фамилии жить, без рода. Лишних вопросов она больше не задавала.

-А у Вас есть фамилия, да?

-Маринеску.

Матвей продолжал улыбаться, и так стесняла ее эта улыбка, что она даже чувствовала себя ниже безродного человека. К нему она стала за этой добротой наведываться каждый день. Матвей оказался сыном лоцмана, погибшего в шторм. После смерти отца он остался со своей матерью и младшей сестрой, но слепой сын оказался лишним ртом. Это осознание преследовало Матвея, и он ушел служить в храм с одной только иконой. Священника он уговаривал взять в послушники, обещал усердно работать и получил место при православной школе. Верил в Бога Матвей страстно, даже немного фанатично, но иногда задавал Полине один вопрос: "Почему Господь забрал отца, а меня оставил?". Тяготило его и свое невежество. Он не умел читать и научиться тоже не мог, поэтому только слушал других людей. Он даже раскрыл ей свою мечту - стать иконописцем, несмотря на свой недуг.

Матвей стал дорог Полининому сердцу. Вечером она носила ему книги и читала до самой ночи, когда тот уже хотел спать. Просил он ее много раз приходить утром, но она отказывалась, не смея признать причину.

Друзья Полины этого не понимали. София дразнила. Николай и Михаил находили ее новое увлечение одиозным. Сергей же предпочитал отмалчиваться, не показывая своего осуждения. Да и не думал он ее осуждать. Это было нечто другое, что-то, что он сам себе объяснить был не в силах. Однажды он попросил познакомить его с добрейшей души человеком, и нашел Матвея милым, но кандидатурой для ежедневного обожествления неподходящей. Полина обижалась на него.

Она принесла Матвею свои краски и бумагу. Сидя на траве у храма, когда солнце уже пряталась за горизонтом, они рисовали каждый свое. Полина направляла руку Матвея, описывала ему внешний мир. Вместе они ходили к озеру и окунали пальцы в воду, доставая оттуда камни замысловатой формы. Она пыталась объяснить ему, как выглядит небо, что такое звездопад. Угощала его пирожными, которые он никогда не ел.

Он был рад каждой их встрече. Протягивал руки и щупал ее ладони, пытаясь угадать настроение, но с ним оно у нее всегда становилось лучше. К его слепоте Полина относилась, как к благословению. Он не видел ее бледности, ее клыков, ее мертвых глаз, которыми они разглядывала его прелестное лицо, полное румянца и еле заметных веснушек под морщинками рядом с глазами.

Матвей научил ее засушивать цветы. Они оставляли их между страниц книг, которые она приносила в храм. Он рассказывал ей, как общаться с природой, не видя ее. Полина смотрела на ивы и слышала их плач, настолько красивы были его описания, так они трогали ее. А если ей самой было тоскливо, Матвей предлагал ей сыграть в жмурки, и всегда выигрывал.

Они обменялись колечками. Мало, что они значили для внешнего мира, но для них это было большое счастье – посмотреть иной раз на руку и подумать друг о друге, пока рядом никого нет.

Однажды он пригласил ее в храм. Полина не могла ничего ему ответить. Они сидели под деревом, она задумчиво глядела в сторону строения. Кто же впустит ее? Сможет ли она туда войти?

-Почему ты молчишь? – прервал ее мысли Матвей. Он чувствовал, что Полина отвернулась от него. – Боишься, что тебя поймают?

Полина сверкнула глазами. Её голос дрогнул.

-Что значит поймают?

-Я ведь не Иванушка-дурачок. Прекрасная девушка приходит ко мне лишь вечером. Обнимает меня ледяными руками. И сердце ее не бьется, когда я пытаюсь услышать его.

Матвей улыбался своей наивной, полной какой-то божеской любви, улыбкой, и Полине стало паршиво. Как давно он раскрыл ее? И все равно продолжал видеться с ней. Соглашался на все.

-Ты даже не возмутишься? Я же согрешила. Обманула тебя. Соблазнила считай. И ты будешь так мне улыбаться?

Матвей помог ей встать с травы. Она по привычке повела его за локоть. Они молча шагали по своей излюбленной тропе, пока из-за облаков появлялась круглая луна.

-Да как же в этом мире не грешить? – начал наконец он. – Все врут, когда боятся. Ты же боялась, что я с крестом на тебя побегу, начну бесов из тебя изгонять, сожгу тебя и молиться воплями начну. Но правда такова, что перед богом мы все одинаковые. И ты, и я. Разве может кто-то стоять выше другого, когда все мы дети его, и любит он нас всех.

Они остановились. Полина слушала его сердцебиение. Пускай в храм она не пошла, но взяла его медный крестик на шее и прислонилась к нему губами. Не потому, что полюбила Бога, и не потому, что приняла его в душе, а потому, что любила его ребенка, который с таким радушием принял ее.

***

Что никогда не нравилось Полине, так это искренняя вера Матвея в то, что любая судьба, уготовленная ему Богом, справедлива, и он всем своим живым сердцем хотел принять ее, если таково его решение. Тревога появлялась внутри нее всякий раз, когда юноша пожимал перед ней плечами и говорил эти ненавистные ей слова: «на все его воля».

По окнам бил дождь. Полина стояла у подоконника, слушая неумелую игру Саши на фортепиано. Несмотря на непогоду, люди бегали в разные стороны, их силуэты прятались за холмом. Что-то неладное происходило этим пасмурным вечером. Солнце скрывалось за черными облаками, и Полина, взяв кружевной зонтик, двинулась к дверям, в которых тут же столкнулась с задыхающимся Сергеем.

-Твой человек утонул...

Поронив зонтик на пороге, Полина приподняла подол платья и со всех ног понеслась в сторону реки за холмом – Сергей следом. Недалеко от реки уже стояла группа людей. Крестьяне давали показания участковому, когда Полина с ревом пронеслась мимо них к мертвому телу на берегу. Ледяными пальцами она сорвала с него белую простыню и ахнула, признав в утопленнике Матвея. Это было не убийство. Юноша не умел плавать и это его неумение сыграло злую шутку. Знакомый его так и доложил: уронил что-то в воду и полез следом, а дальше как в страшной сказке.

Полина трясла его мокрую голову, ее слезы падали на посиневшее лицо. Она аккуратно открывала его веки и пыталась увидеть в его серых глазах ту теплую жизнь, которой он одаривал ее несмотря на слепоту.

-Выплевывай! Она ведь у тебя просто в груди, в груди эта вода, Матвей! Кашляй ее!

Полина била кулаками его грудь, склоняясь над ней, пока ее волосы освобождались от заколок и тяжестью падали на лицо.

-Да кому нужна твоя воля?! За что?!

Она схватила плечи юноши и начала раз за разом вонзать клыки в его припухшую шею. Ее губы покрывались его кровью, та лилась по ее шее.

-Да обратись ты уже!

Голос девушки ломался. Видя ужас в глазах посторонних наблюдателей, слыша женские крики вокруг, Сергей начал оттягивать Полину от утопленника. Его уговоры смешивались воедино с ее молитвами. Они зацепили крестик Матвея, отрывая его и роняя на мокрую траву.

-Полинушка, остановись! Хватит!

Оба вместе упали рядом струпом. Сергей прижимал трясущуюся в припадке Полину, глядя на мертвое тело послушника. Ему было жаль его, действительно жаль, как может только пожалеть человека вампир. Образ же Полины разрывал ему все изнутри. Как бы он мог обрадоваться исчезновению этого религиозного недоразумения из ее жизни? Ему хотелось, чтобы Матвей только посвятил себя Богу и больше не принимал ее у себя. Судьба оказалась куда более жестокой, чем того просил Сергей.