Годфри. Искра во тьме
Часть первая
Часовня Ордена Пылающего Клинка. Глухая ночь.
Капли дождя стучали по витражным окнам, расплываясь кровавыми бликами в свете дрожащих свечей. Стекла изображали сцены из "Книги Печатей" — падение эльфов, восстание людей, последний вздох Тиамат. Но сейчас их краски сливались в мутные пятна, будто сама история плакала. Годфри ван Хельсинг стоял на коленях перед алтарём, но молитва не шла. Слова застревали в горле, как заноза.
Алтарь был высечен из чёрного базальта, испещрённого серебряными рунами — древними символами Света. Над ним висело распятие, но не обычное — вместо Христа там был изображён воин в доспехах, с мечом, пронзающим змея. Лик святого стёрся от времени, но глаза, инкрустированные сапфирами, всё ещё следили за каждым в часовне.
Годфри сжимает кулаки, его голос дрожит от сдержанной ярости:
— Ты взял их. Забрал без предупреждения. Почему? Разве их вера была недостаточно крепка? Или... это я подвел их? — Годфри сделал паузу— А теперь Ты молчишь. Как всегда.
«Я должен был быть там. Если бы не ушел... Если бы вернулся на час раньше...» Пальцы непроизвольно сжали рукоять меча, будто пытаясь вцепиться в то единственное, что осталось от прошлой жизни. «Ты обещал защищать верующих. Где Ты был, когда они кричали Твое имя?»
Он сжал кулаки, ощущая под пальцами шрамы — следы старых битв. Шрамы горели, как всегда перед бурей. Старая рана на плече, оставленная когтем Гхашдуша, ныла особенно сильно. В голове всплывали воспоминания: капитан Люциус ван Ротт, протягивающий руку в тот день, когда он, окровавленный и опустошённый, стоял над телами убитых культистами родных.
Тот день пах гарью и медными монетами — кровь всегда пахнет медью, если её много. А тогда её было много.
"Свет изгонит тьму из твоего сердца, Годфри. Ты будешь его мечом."
Но теперь этот меч затупился.
Годфри поднял голову, глядя на статую Нереха — Безликого Странника. Изваяние возвышалось в нише за алтарём, отлитое из бронзы, почерневшей от времени. Капюшон скрывал лицо, но если долго смотреть, можно было разглядеть тонкие эльфийские черты — высокие скулы, острые уши. Странник не был человеком. И никогда им не станет. Бронзовый лик божества был скрыт под капюшоном, будто стыдился своего прошлого.
"Если Ты действительно видишь всё... почему молчишь?"
В ответ — лишь гул ветра в сводах. Высокие потолки часовни были расписаны фресками, изображающими Семь Печатей. Но краски потускнели, а в углах уже плелась паутина. Орден больше не тратил золото на украшения. Война с Тьмой требовала железа, а не искусства.
И шаги.
Тихие, осторожные. Не звон стальных сапог паладина, а шорох мягких подошв по каменному полу. Как у тех, кто привык прятаться.
Годфри замер. Кто-то был в часовне. И теперь уходил.
Свечи дрогнули, будто от сквозняка. Тени на стенах извились, приняв на мгновение очертания когтистых лап.
Сердце заколотилось. Бессонница мучила его не просто так — он чувствовал неладное.
Он вскочил, схватил плащ и меч, бросился к двери.
Город спал, но сон его был тревожным. Фонари, заправленные маслом чёрных китов, горели тускло и неровно, отбрасывая жёлтые пятна на булыжники. Где-то вдали выла собака — или что-то, лишь похожее на собаку. В переулках копошились нищие, укутанные в гнилые тряпки — беженцы из деревень, где свирепствовала чума. Они жались друг к другу, как крысы, их глаза блестели в темноте, отражая свет фонарей. Некоторые кашляли — сухим, дребезжащим кашлем, будто внутри у них шевелились насекомые.
Где-то в темноте хрипел пьяный, а из канав доносился запах мертвечины. Не свежей крови, а той сладковатой гнили, что исходит от тел, пролежавших в воде неделю. Виндерланд строили на болотах, и теперь болото возвращалось, просачиваясь сквозь камни.
Годфри шёл, прижимаясь к стенам, не сводя глаз с силуэта впереди. Незнакомец двигался быстро, но не спеша, будто знал, что за ним следят. Стены здесь были покрыты граффити — стилизованными глазами, чьими-то инициалами, похабными рисунками. Но кое-где попадались и другие знаки — перевёрнутые пентакли, выцарапанные ножом. Культисты метили территорию.
«Двигается как тень. Неужели... нет, не может быть. Капитан учил меня этим приемам сам.» В горле застрял ком. «Но если не он, то кто еще знает наш пароль к воротам Квартала Паладинов?»
"Кто ты?.."
Один раз фигура обернулась — Годфри едва успел прижаться к арке. Арка была древней, ещё эльфийской работы — тонкие, как паутина, узоры оплетали камень. Говорили, если приложить ухо, можно услышать шёпот мёртвых эльфов. Сейчас она была холодной и молчаливой.
Второй раз — он спрятался за телегой с гнилыми овощами. Капуста и репа превратились в склизкую массу, но кто-то всё ещё копался в ней, выискивая съедобные куски. От телеги пахло уксусом и плесенью.
"Он что, чувствует меня?"
Но нет — незнакомец шёл дальше.
Через полчаса погони они вышли в квартал знати. Здесь улицы были чище, но не безопаснее. Здесь мостовую мыли каждое утро, но между плитами всё равно прорастала трава — тёмно-фиолетовая, с толстыми листьями. Такая росла только в Виндерланде. Говорили, это корни Леса Тысячи Шёпотов тянутся к городу.
Особняки стояли мрачные, с зарешёченными окнами — даже богачи боялись ночи. Их дома напоминали крепости: высокие железные ворота, горгульи на крышах, дверные молотки в виде демонических голов. Но ни одна статуя не могла остановить Тьму. Она уже была внутри.
И тут незнакомец остановился у дома с гербом Виндгарда — скрещёнными мечами над павшим драконом. Дракон был изображён с распоротым брюхом, а из раны росло дерево. Старый герб, ещё со времён Войны Копья и Тени.
Годфри притаился за фонарным столбом. Фонарь здесь был другим — бронзовым, в виде женщины с чашей. Из чаши струился синий огонь — магкратийский светильник, дорогая штука. Такие могли позволить себе только приближённые ко двору.
Незнакомец сбросил капюшон.
И Годфри чуть не вскрикнул.
Капитан Люциус ван Ротт.
Его наставник. Человек, который привёл его в Орден.
«Все эти годы...» Кровь стучит в висках. «Он смеялся над нами? Надо мной? Когда я клялся ему в верности, он уже знал, что...» Рука сама потянулась к мечу, но разум пересилил: «Нет. Сначала доказательства. Сначала правда.»
"Что ты делаешь здесь... в такую ночь?"
Люциус огляделся, затем постучал в дверь особым образом — три быстрых, два медленных.
Дверь была из дуба, окованного железом. Верхняя часть украшена барельефом — сцена охоты. Люди с копьями гнались за оленем, но если приглядеться, у оленя были человеческие глаза.
Дверь открылась.
Годфри не думал. Он побежал к задней стене дома, нашёл водосточную трубу, вскарабкался.
Труба скрипела под его весом, ржавые кронштейны дрожали, будто вот-вот оторвутся. Со стен сыпалась штукатурка, обнажая чёрные камни — эльфийский базальт, холодный даже в самый жаркий день.
Окно второго этажа было приоткрыто.
Занавески из плотного бархата колыхались на ветру. Сквозь щель виднелся кабинет — полки с книгами, карты на стенах, чучело совы на шкафу. И запах — ладан, чернила и что-то ещё... миндаль с медью. Знакомый запах. Запах тёмной магии.
Он прыгнул внутрь.
Кабинет оказался просторным, но захламлённым. Столы были завалены свитками и ретортами, на полках стояли склянки с жидкостями всех цветов радуги. На одной из стен висела карта Апии — старая, ещё до Войны. На ней Виндерланд назывался иначе — Лаэ'Таннир, "Город У Кромки".
Годфри замер, прислушиваясь. Голоса доносились из-за двери в конце коридора.
Он подкрался, прижался ухом к дереву.
Коридор был узким, стены обиты тёмным деревом. На полу — ковёр с вытканными рунами. Годфри узнал их — это были печати из "Книги Бездны". Те самые, что держали Пожирателя в узде.
—...наследник должен быть принесён в жертву до зимнего солнцестояния, как только придет нужное время — говорил незнакомый низкий голос.
— Церковь уже заподозрила неладное,— ответил Люциус.
— Пусть подозревают. Их Свет лишь разъедает их же души. А когда Пожиратель проснётся...
Годфри невольно дёрнулся.
Пол под ним скрипнул.
Доска прогнулась, издав звук, похожий на крик раненой птицы. Годфри застыл — под ногами он увидел символ, вырезанный в дереве. Перевёрнутая пентаграмма с глазом в центре. Место было помечено.
Голоса замолчали.
— Кто-то здесь,— прошептал незнакомец.
Годфри понял — скрываться больше не имеет смысла.
Он распахнул дверь.
Часть вторая
Комната за дверью оказалась круглой, как храм. Стены были расписаны фресками, изображающими падение эльфов — города в огне, люди с копьями, последний король эльфов, пронзённый мечом. Но что-то было не так... на фресках люди плакали, а эльфы улыбались.
Дверь распахнулась с такой силой, что от удара о стену посыпалась штукатурка. Годфри ван Хельсинг стоял на пороге, пальцы сжимая рукоять меча так, что костяшки побелели.
Перед ним, за столом, уставленным чернильными флаконами и пожелтевшими свитками, сидели двое: капитан Люциус ван Ротт и незнакомец в тёмно-багровых одеждах с печатью Виндгарда на груди.
Граф Эдмунд фон Виндхоф. Его лицо было бледным, как у покойника, а губы — неестественно красными. На шее красовался золотой медальон с тем же символом, что и на полу — перевёрнутой пентаграммой.
Годфри впивается взглядом в Люциуса, меч дрожит в его руке:
— Я видел всё. Слышал. "Наследник", "жертва", "Пожиратель"... — Годфри резко ударил кулаком в дверной косяк — Сколько лет ты водил меня за нос, капитан? Голос Годфри звучал хрипло, будто ржавые петли.
Люциус не испугался. Он лишь медленно поднял голову, и в его глазах — тех самых, что когда-то смотрели на Годфри с отеческой гордостью — теперь плескалась холодная усмешка.
Люциус медленно отодвигает стул, его улыбка не достигает глаз:
— Ох, Годфри... Ты всё ещё мыслишь такими простыми категориями. "Добро". "Зло". — Люциус взял со стола перстень с черным кристаллом — Мир сложнее, чем тебя учили.
«Так. Значит, теперь я наивный ребенок?» Горечь заполняла рот, как после глотка плохого вина. «Ты сам вбивал мне эти "простые категории", когда учил отличать свет от тьмы. Или это тоже была ложь?»
Незнакомец, высокий и худой, с лицом, изборождённым морщинами, поднял руку. На пальце блеснул перстень с чёрным кристаллом.
— Это тот самый подающий надежды паладин? — его голос напоминал скрип старого дерева. — Как трогательно.
Годфри шагнул вперёд.
— Я слышал всё. Вы говорили о Пожирателе. О жертве.
Люциус вздохнул, отодвинул стул и встал. Его плащ, обычно сияющий серебряной нитью добродетелей, теперь казался тусклым, почти чёрным.
— Годфри... ты всегда был слишком любопытным. Это твой главный грех.
— Мой грех? — Годфри засмеялся резко, как ломающийся клинок. — Ты, который клялся Свету, теперь шепчешься с прислужниками Тьмы?
Незнакомец поднялся.
— Я граф Виндгарда, Эдмунд фон Виндхоф, — представился он, будто это что-то объясняло. — И то, что ты называешь Тьмой, Годфри, — просто иная правда.
— Правда? — Годфри выхватил меч. — Вы планируете убить наследника императора!
Люциус покачал головой.
— Не убить. Принести в жертву. Чтобы пробудить то, что сильнее вашего слепого Света.
— Пожирателя Бездны.
— Он спасёт этот мир.
Годфри больше не слушал.
Он бросился вперёд.
Бой.
Тени на стенах ожили. Они сплелись в щупальца, чёрные, как чернила, и рванулись к Годфри. Они шипели, как раскалённое железо в воде, а их прикосновение обжигало холодом.
Люциус не стал тянуть меч. Вместо этого он взмахнул рукой — и тени на стенах ожили, сплелись в чёрные щупальца, рванулись к Годфри.
Тот едва увернулся, ощутив ледяное прикосновение Тьмы на щеке.
Годфри рубил тени, его клинок оставлял в воздухе светящиеся шлейфы:
— Ты вдохнул в меня веру! Заставил поверить, что мы защищаем людей! — проревел он, рубля щупальца. — А сам... что ты такое, Люциус? Даже не человек, да?
«Вон там, на стене — шрам от моего первого тренировочного меча. Он тогда сказал... что? "Гордись, мальчик. Каждая отметина — урок".» Удар клинка стал яростнее. «Какой урок ты преподаешь мне сейчас, учитель?»
Граф Виндгарда что-то прошептал — и воздух вздрогнул. Из его перстня вырвался сгусток черноты, превратившись в рой острых, как иглы, теней.
Тени пронзили воздух с тонким свистом. Одна из них впилась Годфри в плечо, и кровь тут же почернела, будто в неё влили чернила.
Годфри перекатился, почувствовав, как одна из них царапает плечо. Кровь тут же почернела.
Яд.
Но он не остановился.
— Свет, гори!
Его меч вспыхнул ослепительным пламенем. Пламя было белым, почти слепящим, но в его сердцевине пульсировала чёрная точка — след всех убитых им тварей. Он рухнул вниз, рассекая тени, и в следующее мгновение остриё вонзилось в живот графа.
Тот широко раскрыл глаза.
— Ты... не понимаешь... — прохрипел он, падая.
Кровь графа была не красной, а тёмно-фиолетовой, почти чёрной. Она пузырилась, словно кипящая смола, и пахла миндалём.
Люциус взревел.
— Глупец!
Тьма вокруг него сгустилась, поплыла кожа на лице, обнажая на мгновение что-то... другое. Что-то с острыми чертами и горящими зелёными глазами.
Эльф.
Его истинное лицо. Длинные, заострённые уши, кожа цвета старой слоновой кости, тонкие губы, растянутые в оскале. Люциус никогда не был человеком.
«Так вот почему он всегда носил перчатки.» Даже сейчас, сквозь боль, мозг автоматически отмечал детали. «И почему ненавидел зеркала. Сколько их среди нас? Сколько таких... полукровок?»
Годфри едва успел поднять меч.
Удар Тьмы отбросил его через всю комнату.
Он врезался в стену, чувствуя, как трескаются рёбра.
Фреска за его спиной осыпалась, обнажив камень. Камень был испещрён эльфийскими рунами — они светились тусклым зелёным светом.
Люциус шёл к нему, и теперь это уже не был человек. Его фигура дрожала, как плохо удерживаемая иллюзия.
Кожа Люциуса течёт, как воск, обнажая эльфийские черты
— Я — тот, кто видит истину. Свет слепит вас, а Тьма... Тьма даёт ясность. Жаль, ты никогда не поймёшь.
Годфри стиснул зубы.
— Я выбрал сторону людей.
Он рванулся вперёд, игнорируя боль.
Меч встретил меч.
Клинки скрестились с громким звоном. Искры посыпались, как звёзды. Искры Люциуса были чёрными.
Искры.
Тьма против Света.
Предательство против веры.
Последний удар.
Люциус был быстрее.
Его клинок, чёрный, как смоль, вошёл в живот Годфри.
Боль была острой и жгучей, будто в рану влили расплавленный свинец. Годфри почувствовал, как Тьма проникает внутрь, разъедая его изнутри.
Тот захрипел.
Но не отпустил свой меч.
— Гори...
Он всадил клинок в грудь Люциуса.
Пламя охватило их обоих.
Белый огонь Годфри и чёрное пламя Люциуса сплелись в смертельном танце. Комната осветилась, как днём, а затем погрузилась в темноту.
Капитан ван Ротт закричал — но не от боли. От ярости.
— Орден... уже заражён, Годфри... Ты ничего не изменишь...
Его тело рассыпалось в пепел.
Пепел был не серым, а чёрным, как сажа. Он осел на полу, образуя странные узоры — словно руны, но не эльфийские, а какие-то другие. Древние.
Годфри рухнул на колени.
Кровь.
Она текла из его раны, смешиваясь с пеплом на полу. Капли падали на чёрные руны, и те на мгновение вспыхивали красным.
Тьма на краю зрения.
Она подкрадывалась, как хищник, сужая поле зрения до тонкого туннеля. Где-то вдали звенел колокол — или это просто кровь стучала в висках?
«Не сейчас... не сейчас...»
Пол был холодным и липким. Руки скользили по крови и пеплу. Каждый дюйм давался с трудом.
Он пополз к двери.
Надо предупредить...
Но тьма накрыла его с головой.
Часть третья
Темнота.
Сначала — только боль. Она пульсировала в такт сердцу, разливаясь горячими волнами от раны в животе. Потом — звуки. Шаги. Бряцание доспехов. Шёпот, похожий на шелест сухих листьев.
Годфри ван Хельсинг застонал, пытаясь открыть глаза.
— Он жив.
Голос был чужим, металлическим, будто из-под шлема.
— Ещё бы. "Каратель" не выбирает слабых хозяев.
Этот голос Годфри знал. Кардинал Малахий.
Кардинал стоял над ним, его багровая сутана казалась чёрной в тусклом свете. Лицо его было изборождено морщинами, а глаза — холодными, как ледники Сарджамина. В руках он держал посох, увенчанный кристаллом — внутри кристалла клубился туман.
Он наконец смог разлепить веки.
Комната. Тот самый особняк, но теперь здесь было полно людей. Стены были испещрены следами битвы — обугленные пятна, глубокие царапины от клинков, разбросанные обломки мебели. Но самое странное — тени. Они всё ещё шевелились, будто живые, цепляясь за углы.
Паладины в доспехах с символами Ордена Пылающего Клинка. Их латы были покрыты царапинами, а плащи — пылью. Они стояли молча, но их глаза говорили достаточно — в них читались страх и недоверие.
Священники в багровых сутанах. Они шептали молитвы, размахивая кадилами. Дым от ладана смешивался с запахом гари и крови, создавая удушливую смесь.
И среди них — высокая фигура в серебряных латах, лицо скрыто за маской с гравировкой солнца.
Магистр Ордена.
Маска была идеально гладкой, без единой царапины. Солнце на ней было не просто символом — оно было выгравировано так, что лучи казались настоящими, готовыми ослепить любого, кто посмеет взглянуть прямо.
— Поднять его.
Годфри схватили под руки, заставив встать. Ноги подкосились, но он удержался.
Пол под ногами качался, как палуба корабля в шторм. Кровь снова хлынула из раны, пропитывая повязку.
— Годфри ван Хельсинг, — Магистр говорил медленно, будто пробуя каждое слово. — Ты убил капитана Ордена и графа Виндгарда. У тебя есть объяснение?
Годфри кашлянул. Во рту был вкус крови.
— Они готовили ритуал. Наследник императора... Их слова — ничто. Но вот это... — Годфри срывает повязку с раны, показывает чернеющую кровь. — Это убедительнее?
«Смотрите. Хорошенько рассмотрите. Это не просто рана — это их предательство, воплощенное в плоти.» Он ловил взгляды паладинов. «Боитесь? Должны бояться. Если капитан оказался предателем, то кто следующий?»
В зале пронёсся шёпот.
Шёпот был похож на шелест крыс в стенах. Годфри уловил обрывки фраз: "Слишком молод...", "Кто следующий?", "А если он прав?"
— Яд теней. Да... Обыскать дом. Каждый камень. Если найдёте хоть один эльфийский артефакт...
Кардинал Малахий перебивает, мягко кладя руку на плечо Магистра:
— Поздно. Если капитан ван Ротт был... тем, что мы подозреваем, то печать уже сломана. – Кардинал смотрел на Годфри, – Вопрос в другом. Почему он выжил?
— Я слышал, как они говорили о жертве. О Пожирателе Бездны.
— Это лишь слова.
— Они использовали магию Тьмы! — Годфри рванулся вперёд, но его удержали. — Посмотрите на стены! На потолок!
И правда — камни были исчерчены чёрными прожилками, будто корнями.
Прожилки пульсировали, как вены. Они сходились в центре комнаты, где лежал пепел Люциуса. Теперь пепел образовал чёткий символ — глаз в треугольнике.
Кардинал Малахий подошёл ближе.
— Магистр... мы не можем игнорировать это.
— Мы не можем игнорировать и то, что он убил двух знатных людей без суда, — холодно ответил Магистр.
— Без суда? — Годфри засмеялся. — А что, у Тьмы теперь есть право на защиту?
Магистр замер. Потом резко повернулся к нему:
— Ты уверен в том, что говоришь?
— Клянусь Светом.
Тишина.
Тишина была настолько гнетущей, что можно было услышать, как падают капли крови с повязки Годфри на каменный пол.
Потом Магистр снял маску.
Маска соскользнула с лица с тихим шелестом. Под ней было лицо пожилого мужчины, но кожа на левой стороне была слишком гладкой, почти эльфийской. Шрам, пересекающий левый глаз, лишь подчёркивал разницу между двумя половинами.
Под ней было лицо пожилого мужчины с шрамом через левый глаз. Но не это поразило Годфри.
Глаза.
Правый — голубой, человеческий.
Левый — зелёный, с вертикальным зрачком.
Полуэльф.
— Тогда слушай приговор, Годфри ван Хельсинг.
Годфри напрягся, готовый к смерти.
— С сегодняшнего дня ты — капитан Ордена Пылающего Клинка.
«Шутка? Новая ловушка?» Взгляд скользнул к Кардиналу. «Он что-то знает. Но что важнее — почему он за меня заступился?» Годфри медленно выдохнул: «Неважно. Теперь у меня будет доступ к архивам. К документам. К правде.»
Он не поверил своим ушам.
— Что?
— Но, — Магистр поднял палец, — твоя задача — не охота на культистов. Ты будешь нашим представителем при императорском дворе.
— Вы шутите? — Годфри оглядел комнату. — После всего, что я видел... после того, как Люциус...
— Именно поэтому, — перебил Кардинал Малахий. — Если Тьма проникла так высоко... нам нужен человек, который не боится смотреть ей в лицо.
— А наследник? — прошептал Годфри. — Они говорили о жертве...
Магистр и Кардинал переглянулись.
Взгляд, которым они обменялись, был красноречивее любых слов. Они знали. И они боялись.
— Это... уже наша забота.
Годфри понял — ему не доверяют до конца.
Но сейчас это не имело значения.
Он посмотрел на свой меч, лежащий на полу.
"Каратель" лежал в луже крови. Лезвие его было покрыто чёрной сажей, но у гарды всё ещё теплился слабый огонёк. Меч жил. И он ждал.
«Орден заражён.»
«Но я ещё жив.»
— Я согласен.
***
На рассвете, когда дождь закончился и город начал просыпаться, Годфри стоял на балконе дворцовой башни.
Балкон был узким, с коваными перилами в виде переплетённых змей. Снизу доносились звуки просыпающегося города — крики торговцев, скрип телег, звон колокола на Соборе Света. Но всё это казалось таким далёким, будто происходило в другом мире.
Перед ним раскинулась имперская столица Виндерланд — великая, гнилая, прекрасная.
Город простирался до горизонта. Крыши домов сверкали в первых лучах солнца, шпили соборов пронзали небо, а где-то вдали виднелся Императорский дворец — огромный, как гора, и такой же холодный.
Где-то там, в тени его улиц, пряталась Тьма.
Она была везде — в переулках, где нищие делили последнюю краюху хлеба, в особняках, где знать пила вино из черепов поверженных врагов, в самом Ордене, где теперь ему предстояло служить.
Где-то там были те, кто желал отдать этот мир бездне
Они уже готовились. Уже выбирали жертву. Уже точили ножи.
Где-то там...
Он сжал рукоять меча.
— Сожгу
«Они думают, что поставили надзирать за двором. Но я буду охотиться.» Впервые за много дней уголки губ дрогнули в подобии улыбки. «Люциус ошибся в одном — я не слепец. Я искра. А знаешь, что бывает, когда искра попадает в порох?»
Солнце поднялось выше, осветив его лицо. На мгновение оно стало похоже на ту самую маску Магистра — холодную, безжалостную, без единой трещины.