Годфри. Первый свет
Часть первая
Последние лучи солнца цеплялись за соломенные крыши, окрашивая их в медный цвет. Годфри бросил вилы на телегу, вытер пот со лба и посмотрел на запад — туда, где за зубцами Королевских гор прятался Имперский университет.
За спиной Годфри раскинулись деревенские угодья - узкие полоски крестьянских наделов, разделенные низкими каменными оградами. На востоке темнел Лес Тысячи Шёпотов, его верхушки курились вечерним туманом. Воздух пах нагретой за день землей и дымком из печных труб.
«Там учат не только молитвам и строевому шагу», — подумал он, сжимая потрёпанную книгу, украденную у странствующего монаха. «Там знают, почему эльфийские руины светятся по ночам и как работает язык иероглифов...»
"Если бы отец понимал... В этих книгах — не просто слова. Они как ключи. К тем руинам у леса, к тем знакам на камнях. Почему никто не видит, что мир больше, чем эта деревня?"
— Годфри! — окликнул его отец, вылезая из хлева с ведром парного молока. — Хватит глазеть на облака. Дрова колоть будешь или нет?
Мальчишка вздохнул и потянулся за топором. Отец — бывший солдат — верил только в три вещи: дисциплину, имперский серебряник и то, что сын должен пойти по его стопам.
Отец швырнул на стол краюху хлеба, рассыпав крошки по грубой скатерти.
— В университет, говоришь? — хрипло рассмеялся он. — Там тебе покажут, как лизать сапоги знатным господам. В армии хоть честь есть — служишь не родовитому ублюдку, а Империи. Да и паёк... — он сгрёб в горсть крошки, — настоящий, не эта труха.
"Он снова об этом. Как будто я просил родиться в замке. Но разве он не понимает? Даже солдату нужны знания, чтобы..." Мысль оборвалась. Отец никогда не понимал.
Мать резко хлопнула ладонью по столу, но тут же сжала пальцы в дрожащий кулак.
— Довольно, Хагар. — Её голос звучал тихо, но нож на столе слегка задрожал. — Ты хоть раз видел, как живут учёные клирики? У них книги в кожаном переплёте и... и стекло в окнах. Чистое.
Отец звякнул кружкой.
— А ты видела, как живут те, кого культисты нашли в "чистых" домах? — Он провёл пальцем по горлу, оставив мокрую полосу от пива. — Без кожи. Без глаз.— Читают, — фыркнул отец. — Пока культисты им глотки не перерезали.
Ледяной комок сжал желудок. "Нет. Не сейчас. Не надо снова..." Но картина уже всплыла перед глазами: рассказ странствующего монаха о деревне, где с живых сняли кожу, но оставили дышать.
Тишина повисла гуще дыма от очага.
Культ Тьмы.
Все знали истории — целые деревни, исчезающие в одну ночь, алтари из костей в Лесу Тысячи Шёпотов. Говорили, что паладины нашли древний меч Первого Императора... и он ржавел у них на глазах, будто его тронула чума.
— Всё из-за этих проклятых эльфов, — пробормотал отец. — Их боги мстят даже мёртвые.
Сквозь закопченное окошко пробивались последние лучи заката, играя на глиняной посуде. Тени от потрескивающих поленьев в очаге плясали по стенам, цепляясь за пучки сушеных трав, развешанные под потолком. Где-то за стеной хрюкали свиньи в загоне.
Годфри вздрогнул. На прошлой неделе он нашёл у реки камень с выгравированными знаками — такими же, как в его книге. Когда он прикоснулся, ему показалось, будто кто-то прошептал ему в темноте...
"Это был не ветер. Кто-то сказал моё имя. И эти знаки... я их узнал. Как?"
Пальцы непроизвольно сжали книгу сильнее.
— Я пойду, — вдруг сказал он, вставая.
— Куда? — нахмурилась мать.
— На реку. Перед сном.
Отец хотел было запретить, но мать покачала головой:
— Пусть подышит.
***
Годфри притворно зевнул, потянулся и вышел из дома, дождавшись, когда родители займутся своими делами. Ветер шевелил его волосы, неся запах дыма и прелой соломы. "Ещё час до темноты", — подумал он, оглядываясь, не следит ли кто.
За деревней, у старой вяза, стояла заброшенная часовня — когда-то эльфийская, потом перестроенная людьми, а теперь ничья. Стены её покрылись трещинами, крыша просела, но для Годфри это было единственное место, где он чувствовал себя собой.
Он отодвинул камень у основания стены (притёртый за годы до гладкости) и достал спрятанную свечу. Огонь вспыхнул, осветив груду книг, завёрнутых в промасленную кожу: «Язык древних: руны и их толкование» — потрёпанный фолиант, украденный у монаха-пьяницы, «Хроники паладинов» — разрозненные страницы, найденные на дороге и камень с реки — с теми самыми знаками, которые не давали ему спать.
Годфри развернул книгу, сравнивая символы на странице с выгравированными на камне. "Почти одинаковые..." Его пальцы дрожали. "Но эти — старше. Гораздо старше."
Вдруг ветер задул свечу.
Тьма сгустилась, и Годфри почувствовал — кто-то смотрит.
Из угла, где когда-то стоял алтарь, донеслось шуршание.
— Кто... — он резко обернулся, сжимая камень.
Никого.
Но на полу светился символ — такой же, как на камне. Словно его только что нарисовали.
Годфри медленно потянулся к нему...
"Не трогай."
Голос прозвучал у него в голове.
Он отпрянул, ударившись спиной о стену. Сердце колотилось так, что вот-вот выпрыгнет из груди.
— Кто здесь?!
Тишина.
Символ погас.
Годфри долго сидел, прижав колени к груди, прежде чем осмелился выйти. Луна уже висела высоко, а в деревне горели огни. "Надо возвращаться", — подумал он, но знал — вернётся сюда снова.
Перед уходом он оставил книгу открытой на странице с надписью:
«Тьма проснётся, когда наследник вернётся»
***
Тропинка к реке петляла между покосившихся сараев. В воздухе стоял густой аромат цветущего дурмана, смешанный с запахом навоза. Ветви старых ив склонились над водой, их отражение дрожало в темной глади.
Луна висела над лесом, как бледная печать. Годфри лёг на траву, глядя в звёздное небо.
«Если бы я мог улететь туда...»
Ветер донёс запах гари.
Он вскочил.
Над деревней плясали языки пламени.
А потом раздались первые крики.
Часть вторая
Огонь уже охватил половину деревни. Пламя лизало соломенные крыши, выбрасывая в небо тучи искр. Где-то рухнула горящая балка, осветив на мгновение перекошенные лица мертвецов у колодца.
Дым застилал глаза, но Годфри бежал, не чувствуя колючек, рвущих босые ноги. Из деревни доносились крики — не страха, а чего-то хуже. Песни.
Он приник за поваленную ольху. В центре деревни, у колодца, где ещё утром смеялись девчонки, теперь стояли чужие.
Колодезный сруб, еще утром белевший свежей побелкой, теперь был исчерчен кровавыми рунами. Вода в нем почернела, пузырясь, как кипящее масло. Тени от пляшущих культистов растягивались по земле, неестественно длинные и изломанные.
Чёрные плащи. Маски с рогами.
Культисты.
Один — высокий, с посохом, увенчанным детским черепом — чертил на земле кинжалом знак. Клинок входил в землю, будто в мягкое масло, оставляя за собой кровавые борозды.
— Gha'shadush vorth!— прокричал он, и старый Гарт — добродушный толстяк, чинивший Годфри сапоги на прошлой неделе — вдруг схватился за горло. Из его рта хлынула черная жижа, прежде чем он рухнул лицом в грязь.
Где-то загорелся дом.
Где-то закричала мать.
Годфри рванулся вперед — но чьи-то костлявые пальцы вцепились ему в плечо.
— Тише, мышонок!
"Агнесса? Но она же... Мать! Где мать? Нет, не смотреть туда, не..." Глаза предательски повернулись к горящему дому, и он увидел тень в дверном проёме.
Агнесса, соседка, тащила его под навес. Ее лицо было мокрым от слез, губы дрожали.
— Они всех... всех...
За ее спиной мелькнула знакомая фигура — отец, в одной рубахе, с топором в руках. Он бросился на культистов, ревя как медведь.
"Отец. Он же не может... Он же..." Что-то внутри оборвалось, когда третий кинжал вошёл под рёбра. "Нет. Нет. НЕТ!" Но крик застрял в горле.
Трое черных плащей окружили его.
Раз. Топор раскроил одну маску пополам — под ней не было лица, только червивая пустота.
Два. Отец размахнулся снова — но кинжал вонзился ему под ребро.
Три.
Годфри закричал — но Агнесса резко прикрыла ему рот ладонью.
— Смотри...
Культисты стаскивали тела к колодцу. Кровь стекала в вырезанный знак, оживляя его. Рубиновые прожилки поползли по земле, сливаясь в единый узор.
— Беги к реке — Агнесса сунула ему нож — старый, с зазубренным лезвием. — Предупреди гарнизон в...
"Гарнизон в трёх милях. Я не успею. А если... Нет, только не это. Только не..." Взгляд упал на нож в руках. "Слишком маленький. Слишком слабый. Как и я."
Темный клинок пронзил ее горло сзади.
Кровь брызнула Годфри в лицо.
Над ним наклонилась маска.
Маска наклонилась так близко, что Годфри разглядел паутину трещин на слоновой кости.
— Ма-а-ленький свидете-ель... — голос звучал, будто из пустой бочки. Пальцы в перчатках из человеческой кожи сжали его подбородок. — Ты будешь смотреть. Пока не останешься один. Пока не поймёшь...
"Я и так один. Вы уже всё забрали. Что ещё осталось?" Ярость вспыхнула ярче окружающего пожара. Удар ножом был не расчётом — чистой животной ненавистью.
Годфри вонзил нож. Клинок скользнул между рёбер, как в масло.
Маска скривилась — не от боли, а будто от дурного запаха.
— Ах, — разочарованно вздохнул голос. — Ты даже умирать не умеешь правильно.
Удар кулаком — и мир взорвался болью.
Очнулся он от грохота.
Сквозь пелену в глазах увидел:
Белые доспехи. Алые плащи.
Паладины.
Их клинки сверкали, как льдины на солнце.
Культисты кинулись навстречу, визжа, как поросята под ножом.
Годфри пополз к ближайшему трупу — молодой паладин, с пробитым шлемом. Его меч лежал рядом, лезвие черное от крови.
— Ты!
Годфри поднял голову.
Тот самый культист — с маской — шагал к нему, занося кривой кинжал.
Годфри схватил меч.
И мир вспыхнул.
Клинок загорелся— не просто светом, а живым огнем, золотым и яростным.
Клинок в руке Годфри вспыхнул — не просто засветился, а ожил.
Золотое пламя лизало сталь, но не жгло пальцы — вместо боли по коже разлилось жутковатое тепло, как от прикосновения к только что застывшей лаве.
"Это... невозможно", — мелькнуло в голове.
И тогда он услышал.
— Не бойся ожогов.
Голос звучал и внутри черепа, и снаружи, словно эхо в пещере.
Годфри резко обернулся — позади никого. Но в пламени меча на мгновение проступил силуэт: высокий мужчина в широкополой шляпе, с лицом, скрытым тенями.
— Ты рождён гореть.
Культист с маской замер, его кинжал дрогнул.
— Кто... — начал он, но Годфри уже двигался, ведомый чужим знанием.
Меч взметнулся — и мир распался на свет и тьму.
В последний миг перед ударом Годфри увидел:
— Своё отражение в клинке — но не шестнадцатилетнего парнишку, а воина с глазами, полными того же золотого огня.
— Тень за спиной, повторяющую его движения.
— Знаки на лезвии — те самые, что были на камне у реки.
Клинок прошёл сквозь маску культиста, и видение рассыпалось.
Но в ушах ещё звенел тот голос:
— Это только начало.
Культист снова замер.
— Что...
Меч Годфри прошел сквозь маску, будто ее не было.
Под ней оказалось обычное человеческое лицо — обрюзгшее, с прыщами на лбу.
— Н-не...— захрипел культист, хватая Годфри за руку.
Огонь перекинулся на него.
Через секунду на земле осталась лишь куча пепла.
Но было уже поздно.
У колодца высокий жрец взмахнул руками.
— GHA'SHADUSH!
Земля разверзлась.
Из знака выползло Оно — клублящаяся тьма с сотнями глаз, ртов, шепчущих на забытом языке.
Паладины отступали.
Годфри стоял один.
Демон наклонился к нему.
И тогда мальчик ударил.
Часть третья
Меч горел.
"Это не я. Это... он?" Вспышка боли в висках, и вдруг — ясность. Как будто кто-то вложил в его руку знание: "Режь по глазам!" Годфри даже не удивился. "Конечно. Они же видят."
Годфри не понимал, держит ли он его, или клинок держит его — такая ярость пульсировала в жилах. Огонь лизал рукоять, но не жёг пальцы, лишь оставлял на коже странные узоры, будто древние письмена.
Демон Гхашдуш заполнил собой всё.
Воздух вокруг демона дрожал, как над раскаленными камнями. Трава под его тенью скручивалась и чернела, превращаясь в ломкую труху. От каждого его движения пахло гнилыми яйцами и выгоревшей медью.
Демон Гхашдуш не имел формы — только клубящуюся черноту, прошитую мерцающими глазами и ртами, шепчущими на языке, от которого стыла кровь. Земля под ним гнила, трава скручивалась и чернела, будто тронутая вековой порчей.
— Отступай, мальчишка!— крикнул кто-то из паладинов, но голос его звучал глухо, словно из-под толстого слоя пепла.
Годфри не отступил.
Первый удар
Он рванулся вперед, меч взметнулся — и рассек тьму.
Что-то вязкое и горячее брызнуло ему в лицо.
— А-а-аргх!
Демон взревел, но не от боли — от ярости.
— Маленькая искорка...— прошипел он, и голос его был как скрип сотни мертвых деревьев. — Ты думаешь, Свет спасет тебя? Ты думаешь, ты первый, кто пытался?
"Нет. Но я спасу других." Впервые за эту ночь страх уступил место чему-то иному. Не надежде. Решимости. "Если я умру — то забрав тебя с собой."
Годфри не ответил. Он ударил снова.
Демон просто играл с мальчишкой.
Клинок вонзился в тьму — и застрял, будто в смоле.
— Смешной.
Гхашдуш рассмеялся, и от этого смеха меч в руках Годфри потяжелел, будто впитал в себя всю тьму вокруг.
— Он тянет тебя в Бездну...
Годфри обернулся.
Никого.
Но голос звучал внутри его головы.
—Режь по глазам!
Годфри не раздумывал.
Слепая ярость
Меч взметнулся, пронзая первый мерцающий глаз.
Демон взвыл.
Второй.
Тьма содрогнулась.
Третий.
— НЕЕЕЕЕТ!
Гхашдуш сжался, а затем рванулся к Годфри — тысячи когтистых пальцев, готовых разорвать, сотни ртов, жаждущих плоти.
Годфри поднял меч в последний раз.
Жертва
— Гори...
"Мама просила не играть с огнём." Ирония ситуации вдруг показалась дико смешной. "Прости."
Боль пронзила его, будто кто-то выжигал душу.
Огонь хлынул из клинка, ударив в демона, как молния.
Гхашдуш взорвался черным пеплом.
Тишина
Годфри рухнул на колени, пепел демона оседал на его ресницах. Рука, сжимавшая меч, дымилась — кожа покрылась узорами, будто кто-то выжег на ней древние письмена.
"Живой...", — мелькнуло в голове, и он понял: огонь всё ещё горит под кожей.
И тогда он увидел их.
Сквозь пелену дыма, у края деревни, стояли призраки.
Старый Гарт, склонив голову. Соседский мальчишка с разбитым кувшином. Агнесса — её шея всё ещё кровоточила призрачной чернотой.
И отец.
С топором в руках, в той самой рваной рубахе.
Годфри попытался встать — ноги не слушались.
— Прости... — прошептал он, но голос сорвался в хрип.
Призраки не смотрели на него.
Только мать сделала шаг вперёд.
Её прозрачные пальцы коснулись его щеки — холоднее январских морозов.
— Мама...
Она улыбнулась — той самой улыбкой, что дарила ему в детстве после ночных кошмаров.
— Ты не виноват.
Её губы не шевелились. Голос звучал прямо в костях.
Потом она посмотрела на его горящую руку — и исчезла, как дым от свечи.
Остальные призраки растворились следом.
На земле осталась лишь одна капля — не воды, не крови. Синего пламени.
Она упала на обугленную траву — и ожоги на руке Годфри вспыхнули голубым.
Боль пронзила его, как игла из льда, — но лишь на мгновение.
Когда он поднял глаза, перед ним уже стоял капитан паладинов, а синее пламя угасло.
Но Годфри знал:
Это была не победа.
Это был договор.
Меч погас, но на его руке остались узоры— светящиеся, как угли.
— Кто ты?
"Я не знаю. Тот, кто выжил? Тот, кому повезло? Или..." Взгляд упал на светящиеся узоры на руке. "Тот, кого выбрали?"
Перед ним стоял паладин — не рядовой, а командир. Его доспехи были иссечены, плащ пробит, но взгляд горел холодным любопытством.
Стальной перчаткой капитан приподнял подбородок Годфри, разглядывая ожоги.
— Имя.
— Годфри ван... — он закашлялся дымом, — ...просто Годфри.
Паладин вытер пальцы о плащ, оставляя чёрные полосы.
— Три года обучал новобранца, — резко сказал он. — Потом ещё два — посвящённого. — Его глаза сузились. — А ты взял клинок и... что, сам догадался, как разжечь Свет?
Годфри потрогал обугленную кожу.
— Он... сам загорелся. Когда я подумал о них. — Кивок в сторону обгоревших трупов у колодца.
Капитан замер. Потом неожиданно хрипло рассмеялся:
— Ну конечно. Опять "сам". — Он плюнул в пепел демона. — Как будто кто-то свыше тыкает нас мордой в очевидное.
Годфри покачал головой.
Паладин протянул руку.
— Капитан Люциус ван Ротт. Орден Пылающего Клинка.
Годфри попытался встать — и застонал. Рука, державшая меч, была покрыта ожогами.
— Первая цена, — сказал Люциус. — Свет всегда требует жертв.
Он поднял меч Годфри, изучая клинок.
— Этот клинок был потерян тридцать лет назад. Он выбирает только тех, кто может стать...
Он замолчал, глядя на пепел демона.
— Хочешь отомстить?
Годфри посмотрел на дымящиеся руины деревни. На трупы.
— Да.
Люциус кивнул.
— Тогда клянись.
Капитан Люциус ван Ротт вонзил меч в землю между ними. Пламя на его клинке погасло, но раскалённый металл шипел, прожигая почву.
— Почему ты выжил?
Вопрос повис в воздухе, смешавшись с запахом гари.
"Чтобы убивать их", — готов был выпалить Годфри. "Чтобы сжечь всех до последнего..."
Но язык не повиновался.
Вместо этого перед глазами всплыл образ:
Семилетний Годфри, прячущий в лесной чаще раненого солдата в потрёпанном плаще. Кровь на его руках — не своя. Шёпот: "Не бойся, они не найдут нас".
Тот солдат смотрел на него так же, как сейчас капитан — с немым вопросом.
— "Я..."
Годфри сжал кулаки, чувствуя, как ожоги пульсируют в такт сердцу.
— Я не мог поступить иначе.
Капитан не улыбнулся. Но его глаза сменили выражение — будто увидели то, что искали.
— Клянёшься ли ты служить Свету, даже если он сожжёт тебя дотла?
Годфри взглянул на руины.
На пепелище, где не осталось даже трупов — только обугленные брёвна да тени на земле.
Он выпрямился.
— Клянусь.
Его ладонь схватила раскалённый клинок.
Кровь зашипела, но боль пришла позже — сначала было озарение:
Он никогда не выбирал между местью и долгом.
Он всегда выбирал — защищать.
Над пепелищем деревни встал багровый рассвет. Дым стелился низко, цепляясь за обугленные бревна. Где-то вдалеке, на опушке леса, мелькнула тень в широкополой шляпе - но когда Годфри моргнул, ее уже не было.
"Кто ты?" Но Годфри уже знал — ответ придёт. Как пришёл меч. Как пришёл голос. "И я буду готов."