Леандр. Проклятие Виндгарда
Часть первая
Деревья дышали в такт его шагам.
Леандр шёл уже третий час, но пейзаж не менялся — всё те же искривлённые стволы, чья кора вздувалась, как нарывы, обнажая под собой влажную плоть. Лица, вросшие в древесину, шевелили губами без звука, а из их пустых глазниц струился сизый споровый дым.
Синие грибы в подлеске мерцали, словно выточенные изо льда. Их полупрозрачные шляпки пульсировали, перекачивая ядовитое свечение по жилкам. Споры оседали на коже Леандра, оставляя крошечные жгучие пятна.
Воздух был густым, как испарения из котла алхимика — сладковато-гнилостным, с горькими нотами разлагающейся древесины. Каждый вдох оставлял на языке привкус старой крови.
Леандр продирался сквозь чащу, где стволы деревьев изгибались неестественными арками, словно скованные в вечной агонии. Кора на них пульсировала, обнажая на мгновения лица — одни детские, с пухлыми щеками, другие древние, испещрёнными трещинами времени. Их рты беззвучно шевелились, выпуская облачка сизого спора.
«Они узнали меня», — по спине пробежали мурашки. «Чёртовы деревья помнят бабку-эльфийку».
«Деревья дышат. Чёрт возьми, они действительно дышат. Это не метафора — я слышу, как воздух свистит в их прогнивших стволах. Мать говорила, что эльфы разговаривают с лесом... Но я не эльф. Я не хочу быть одним из них. И всё же...»
Его сапоги с хлюпающим звуком вырывались из чёрной трясины, что пузырилась и шипела, будто живая. С каждым шагом она выпускала облачка вонючего пара, в котором мелькали тени — то ли воспоминания, то ли предостережения.
«Это не просто лес», — понимал он, чувствуя, как чёрная грязь под сапогами вязнет, словно живая. «Он меня проверяет. Помнит бабкины прегрешения».
Запах гниющей плоти становился гуще с каждым шагом. Ветер шевелил листья, и шепот наполнял голову: «Кровь... вернулась...»
«Шёпот. Опять этот проклятый шёпот. Как будто кто-то скребётся изнутри черепа. Если я закрою уши — он станет только громче. Что они хотят? Почему я понимаю их?»
Леандр сжал эльфийский перстень — подарок умирающей матери. Металл жёг пальцы, будто пытался предупредить. «Перстень горит. Это не воображение — он реально греется, как уголь. Мать сказала, что он защитит меня. Но от чего? От леса? От них? Или... от меня самого?»
«Слишком поздно поворачивать», — подумал он, когда лес внезапно расступился.
Поляна открылась внезапно, будто лес разжал пальцы, показывая свою сокровенную язву.
Поляну окружали шатры из чёрного шёлка — вернее, из чего-то, что лишь имитировало шёлк. Материал был слишком жилистым, слишком... кожеподобным. Натянутый на костяные каркасы, он колыхался без ветра, а по краям свисали нити, похожие на спутанные волосы.
В центре стоял алтарь.
Не просто груда костей — а сплетение, где рёбра срослись с черепами, образуя эльфийские письмена. В щелях между ними копошились черви с перламутровыми панцирями.
Над алтарём висело Зеркало Молчания.
Его поверхность не отражала — она поглощала. Чёрная, как ртуть, она вздымалась волнами, а в костяной раме мерцали осколки «Слёз».
«Раймунд писал... смотрел в него и сходил с ума», — вспомнил Леандр.
У алтаря — шестеро в робах. Их кожаные маски были усеяны символами: трое с зашитыми ртами, двое с пустыми глазницами, один(видимо главный) с треугольником на щеке
Леандр потянулся к мечу, но...
— Полукровка...
Шёпот донёсся не из леса, а изнутри — будто его собственная кровь заговорила.
Маски повернулись синхронно.
Проповедник снял маску.
Под ней — лицо женщины с перевёрнутым солнцем на лбу. В её зрачках плавали чёрные точки, словно живые споры.
— Леандр из Амфиреи, — сказала она без вопросов. — Ты опоздал. Патриарх уже начал Ритуал Отречения.
Её пальцы коснулись зеркала. Тьма в нём вздыбилась, и Леандр увидел:
Эльфа с своими чертами, но с острыми ушами и кожей, покрытой светящимися иероглифами.
«Это... я?»
«Это не отражение. Это кто-то другой. Он смотрит на меня, как на добычу. Или... как на хозяин на раба. Кто это? Почему у него моё лицо? Они называют меня полукровкой. Так же, как отец называл эльфийку-мать. Значит, это правда. Во мне есть их кровь. И они знают это лучше, чем я сам. Если я сейчас не убью их — они используют меня. Но если я убью их... стану ли я таким же, как они?»
Боль пронзила шею.
«Дротик», — успел подумать он, падая.
Последнее, что услышал:
— В Сад его. Пусть цветы решат...
Тьма.
***
Проблески сознания начали посещать Леандра. Плененный воин не раскрывая полностью свои глаза, уловил качающиеся огни факелов. Нос изнывал от запаха гниющих чёрных роз. Но самое неприятное, что чувствовал Леандр – это холодные пальцы, которые ощупывали его лицо
— Интересно... — мужской голос, шершавый, как песок по камню. — В тебе действительно течёт кровь Чёрных Лепестков.
Леандр попытался открыть глаза, но веки были слишком тяжёлыми.
— Усыпите его до катакомб. И... дайте ему это.
Что-то холодное коснулось губ.
«Кристалл...»
Мир взорвался синей болью.
Последняя мысль перед забвением:
«Мать... что ты мне подарила?»
Часть вторая
Боль вернула его к сознанию.
Леандр дёрнулся, и цепи заскрежетали, впиваясь в запястья. Каменный пол под спиной леденил кожу сквозь потрёпанную рубаху. Воздух был густым, пропитанным запахами: плесень – старая, въевшаяся в камни, с кислым оттенком гниющих страниц, горелое мясо – не просто трупный дух, а специфический смрад, будто кто-то пытался жечь живую плоть и металл – медный привкус крови, смешанной с чем-то ещё... чем-то синтетическим, как алхимические реактивы.
Он заставил глаза сфокусироваться.
«Цепи. Опять цепи. Виндерландцы хотели заковать меня так же после падения Амфиреи. Тогда я выжил. И сейчас выживу»
«Где...»
Он заставил глаза сфокусироваться.
Склеп.
Сводчатый потолок был покрыт эльфийскими рунами, но поверх них шли кровавые пальцевые мазки– будто кто-то в исступлении пытался их стереть или, наоборот, дополнить. В нишах стояли мумии – не просто высохшие трупы. Их кожа напоминала пергамент, покрытый стеклянной коркой, сквозь которую просвечивали тёмные, будто застывшие вены.
Но самое страшное – глаза.
Вместо них – пульсирующие синие кристаллы, мерцающие в такт его дыханию.
«Они смотрят. Чёрт возьми, они действительно смотрят», – пронеслось в голове Леандра.
«Катакомбы под Виндгардом», — догадался Леандр, вспомнив карту из дневника Раймунда.
Внезапно кристаллы в глазницах мертвецов вспыхнули.
Голос прорезал тьму:
— Он проснулся. Скажите Патриарху.
«Патриарх... Кто он? Тот, кто начал этот ритуал? Или тот, кто хочет его остановить?»
Тени зашевелились у входа. Двое в кожаных масках (с выжженными ртами) втащили что-то тяжёлое – мешок, из которого сочилась тёмная жидкость.
— Опять не прижились, – проворчал один, швыряя ношу к ногам Леандра.
Мешок развязался.
Труп паладина.
Его лицо было покрыто чёрными прожилками, расходившимися от глаз, как паутина. Грудь вскрыта – вместо сердца лежал осколок "Слезы", но кристалл почернел и покрылся трещинами.
— Третий на этой неделе, – вздохнул второй культист. – Свет в них гаснет слишком быстро.
— Не волнуйся. Этот – особенный.
Они указали на Леандра.
«Что они во мне видят?»
Глухой удар потряс стены. С потолка посыпалась пыль.
— Они нашли вход! – завопил кто-то в коридоре.
Культисты метнулись к выходу. В хаосе никто не заметил, как Леандр поддел цепь зубом акулы – последним подарком отца.
Новый удар – и дверь рухнула.
В проёме стояли паладины.
Но это были не те воины Света, которых Леандр знал.
Их доспехи покрывали те же чёрные прожилки, что и у мертвеца. Один сорвал шлем – его лицо было обезображено синими язвами, а глаза...
Глаза светились.
Тускло, как угасающие угли, но свет был неестественным – будто под кожей ползали светляки.
— Во имя Света! – прохрипел он, но голос звучал механически, словно говорил не он, а кто-то другой через него.
Началась резня.
Первый культист бросился вперёд с кристаллическим кинжалом. Паладин не уклонился. Лезвие вонзилось ему в шею – но вместо крови хлынула чёрная смола. Воин Света не остановился. Его рука в латной перчатке вцепилась в голову культиста – и раздавила, как спелый плод.
Второй культист отступил, шепча заклинание. Из его рук вырвались чёрные розы, их шипы впились в паладинов. Но те не чувствовали боли. Один схватил цветы и разорвал их, будто паутину. Второй паладин пронзил культиста мечом – но тот, умирая, успел плюнуть ему в лицо. Слюна была ядовитой. Кожа паладина задымилась, но он продолжал двигаться.
Третий паладин(с синими глазами) повернулся к Леандру. Его меч светился – но не святым сиянием, а больным, зеленоватым отблеском.
Леандр выскользнул из пут, успев подобрать кристаллический кинжал с полу. Удар паладина раскроил цепь, но Леандр нырнул под него, вонзив клинок в щель под латами. Из раны хлынула тьма. Паладин застыл, затем рассыпался, как гнилое дерево.
Между сражающимися разверзся сад чёрных роз – цветы шипели, брызгая ядовитым нектаром.
Леандр нырнул в боковой проход, чувствуя, как перстень на пальце горит.
Канализация.
Трубы, покрытые светящимися грибами, образующими лики. Лужи густой слизи, где копошились слепые крысы с кристаллическими иглами вместо шерсти.
И вдруг – голос из зеркала (хотя зеркала не было):
—Ищи три ключа...
Леандр побежал на ощупь, пока впереди не забрезжил свет...
Часть третья
Канализация дышала.
Стены, покрытые биолюминесцентными грибами, пульсировали в такт шагам Леандра. Их синеватый свет отражался в лужах, превращая подземный туннель в подобие звёздного неба — только вместо созвездий здесь были искажённые лица, сложенные из плесени и гниющих спор.
«Грибы светятся. Как в детских сказках матери. Только тогда это казалось волшебством. Теперь это похоже на предупреждение.»
Леандр шёл, спотыкаясь о кристаллизованные трупы. Они не просто лежали под ногами — они сидели, прислонившись к стенам, с неестественно вытянутыми шеями. Их рты были набиты осколками «Слёз», но кристаллы уже прорастали наружу, образуя тонкие, игольчатые отростки. Некоторые из мертвецов словно застыли в крике, их челюсти раскрыты до предела, а в горле застыли сгустки чёрного стекла.
«Они пытались остановить заразу... но она остановила их», — подумал Леандр, чувствуя, как перстень на его пальце излучает тревожное тепло.
Вода под ногами была не просто мутной — она шевелилась. Тонкие плёнки, похожие на кожу, плавали на поверхности, складываясь в эльфийские письмена. Когда он наступал, они рвались, издавая слабый шипящий звук, будто кто-то шептал проклятия.
Его перстень горел, отбрасывая блики на воду под ногами. В мутных лужах плавали странные плёнки, складывающиеся в эльфийские письмена.
«Перстень ведёт меня. Но куда? К спасению? Или к чему-то худшему?»
Впереди забрезжил свет.
Неяркий, серый, предрассветный — но после вечной синевы катакомб он резал глаза. Леандр подошёл к ржавой решётке, впиваясь пальцами в прутья. Металл был холодным и шершавым, покрытым слоем солёного налёта — следами испарений из города.
За решёткой открывался вид на Виндгард.
Город, который он помнил, больше не существовал.
Стены, некогда белые, теперь почернели от гари. На них качались виселицы — десятки тел в богатых одеждах, их лица синие, рты растянуты в жутких улыбках. Ветер раскачивал их, и казалось, будто они перешёптываются между собой.
Улицы патрулировали паладины.
Но это были не те воины Света, которых Леандр знал. Их доспехи покрывали чёрные прожилки, а из-под шлемов струился тусклый свет — будто внутри горели угасающие угли. Они шли медленно, неестественно, словно куклы на невидимых нитях. Противостоять этим марионеткам ринулись живые паладины.
Над собором, где когда-то развевался императорский стяг, теперь висел красный флаг с перекрещёнными ключами — знак карантина. Знак того, что Церковь Света взяла власть.
«Совет пал», — понял Леандр.
Он ударил по решётке ногой. Ржавые прутья с хрустом поддались, и он вывалился наружу.
Первое, что он почувствовал — запах.
Не просто гарь и чума.
Это была смесь расплавленного металла, гниющего мяса и чего-то сладковато-медового — будто город пропитался нектаром гигантских чёрных цветов.
Леандр закашлялся. Воздух обжёг лёгкие, оставляя на языке привкус железа и гнили.
Он выбрался на окраину, где когда-то стояли фермы. Теперь это было поле пепла.
Обугленные скелеты домов. Застывшие в бегстве трупы. И чёрные розы, проросшие сквозь грудные клетки мертвецов. Их лепестки шевелились, будто пробуя воздух на вкус.
И вдруг...
Колокол
Удар.
Глухой, тяжёлый, будто сам город вздохнул.
Раз.
Два.
Три.
Звук разнёсся над долиной, и в ответ завыли псы. Не лай — именно вой, протяжный, полный боли.
«Значит, чума добралась до цитадели», — подумал Леандр.
В этот момент перстень на его руке взорвался болью.
Он рухнул на колени, сжимая запястье. Перед ним плескалась лужа — мутная, покрытая радужной плёнкой.
И тогда он увидел.
Вода дрожала.
Отражение шевельнулось.
Это был не он.
Эльф.
Острые черты. Кожа, покрытая светящимися иероглифами. Глаза — без зрачков, лишь два мерцающих осколка синего кристалла.
Его губы шевелились:
— Три ключа...
Леандр попятился.
— Кто ты?! — прошептал он.
Ветер донёс ответ — но не из лужи, а из его собственных уст:
— Ты.
Отражение исчезло.
В луже осталось лишь его лицо...
С эльфийскими зрачками.