Прогнивший Мир

[Пять месяцев назад]

Тренировочный полигон наполняет звон металла, который раз за последний час отражаясь от стволов деревьев и рассеиваясь в утреннем воздухе. Две небольшие фигуры мелькают между тенями, их движения резки и точны: столкновение – отскок, бросок – уклонение, мгновенная контратака.

Хоши, ловко оттолкнувшись от земли, взбегает по дереву вверх, цепляясь за ветку. Пальцы привычно извлекают сюрикены из сумки, и через мгновение серебристые лезвия рассекают воздух.

Сатори не отводит взгляда – руки двигаются с безупречной точностью, кунай отбивает летящие клинки, и звенящая дуга ударов растворяется в воздухе. В этот момент его движения замедляются, рука медленно поднимается для броска. Карие глаза внимательно следят за сестрой, вычисляя траекторию её следующего шага.

– У тебя не осталось оружия для дистанционного боя, – спокойно замечает он, голос ровный, уверенный.

Хоши замирает на мгновение. Знает, что брат редко говорит, если не уверен в своих словах. В груди что-то сжимается – злость? Нет, азарт.

Сатори бросает кунай. Вдох. Выдох. В воздухе висит запах влажной коры и пыли, поднятой резкими движениями.

Хоши прищуривается, уголки губ приподнимаются в лукавой улыбке. Прыжок назад, тело взмывает в воздух, ловко перекручивается, а затем пятка точно ложится на плоскую поверхность летящего куная.

Сатори едва заметно расслабляет плечи, опускает веки. В каналы чакры проникает крохотная искра холода, струится внутри, медленно растворяясь в потоке собственной энергии. Мысль скользит фоном: — «Во время боя хватает контроля лишь на одну крупицу холодной чакры...»

Но внезапное, резкое ощущение заставляет тело напрячься. Нечто первобытное, неосознанное, глубоко инстинктивное. Страх.

Секунда замешательства. С трудом подчиняясь интуиции, смещается в сторону, ноги пружинят. В тот же миг холод металла скользит в миллиметрах от плеча. Кунай.

Выдох выходит чуть резче обычного. Взгляд встречается с голубыми глазами сестры. Она стоит, широко улыбаясь, дыхание сбито, щеки раскраснелись. — Сатори-кун, ты удивился? — Смех звучит коротко, искренне, с нотками победного торжества.

— Откуда у тебя взялся ещё один кунай? — Сатори слегка прищуривается, карие глаза внимательнее вглядываются в сестру. — На протяжении всего боя я вёл подсчёт оружия, которое ты метнула. Подобрать его не могла: ни один кунай не падал в ту сторону. Разве что...

Мысль повисает в воздухе. Хоши не выдерживает, уголки губ дрожат от сдерживаемого смеха. Наконец, кивок, сияющая улыбка.

— Всё так, братик! — Девочка всплескивает руками. — Это был тот самый кунай, что ты в меня бросил. — Загадочность в голосе, лёгкое озорство.

— Не отбила его, как тебе показалось, а… — небольшая пауза, чтобы усилить эффект, — выпустив чакру через тенкецу на ноге, приклеила его к стопе!

Сатори чуть склоняет голову. — Использовав тот же принцип, что и в технике хождения по дереву…

— Угу! — Хоши довольно кивает. — А потом, когда закончила сальто, встала на ветку и вторым движением метнула его в тебя.

Горделиво скрещивает руки на груди, сияет от собственной смекалки. — Хотя, если честно… — взгляд чуть смущённо отводится в сторону, — от такой точности я удивилась не меньше тебя. В мишени чаще всего попадаю лишь в единицу.

Сатори молча поднимает руку и мягко взъерошивает светлые волосы сестры. — Молодец. Неожиданная атака, особенно от человека, который вроде как уже безоружен. Любой другой на моём месте мог бы проиграть.

Хоши довольно поднимает подбородок, но тут же останавливает себя — скромность важнее.

— Впрочем, в реальном бою сложнее поймать противника на этом. Он ведь не знает, сколько у тебя кунаев изначально.

Лёгкий ветерок колышет листву. Где-то в ветвях потрескивает тонкая коряга, а в вышине раздаётся пронзительный крик сокола – Сэтору склонив голову набок, с ленивым интересом наблюдает за происходящим.

Сатори опускает взгляд на собственную ладонь. Способность срабатывает… но не так, как нужно. В критический момент вместо того, чтобы действовать, на мгновение замирает. Между чувством и реакцией возникает короткий пробел, которого быть не должно.

Хоши не замечает его внутренних колебаний, широко улыбается, сияя глазами. В воздухе лёгкое торжество. — Конечно, я знаю. Но это была ловушка именно для тебя. Потому перед боем и оставила танто. — Голос звучит так, будто этот план был продуман давно, и даже сейчас девочка не видит в нём ни единой слабости.

— Ты всегда ведёшь подсчёт брошенного оружия и запоминаешь, куда оно падает. — Она самодовольно скрещивает руки, подражая взрослым. — А ещё замечала, что после окончания боя ты расслабляешься и на секунду прикрываешь глаза.

Тонкий палец уверенно поднимается вверх. — Лучшего момента для неожиданной атаки не найти!

Сатори выслушивает сестру с непроницаемым лицом, но в уголках губ проскальзывает слабая тень улыбки. — Хорошо сыграно. Использовала мою слабость против меня. Вполне могла победить. — Слова звучат ровно, без тени снисхождения – лишь признание факта.

Хоши довольно кивает, но тут же сдувается, вспомнив о неизбежном. — Эх… Искать разбросанное оружие – самое скучное занятие на свете.

Глубокий вздох подчёркивает всю тяжесть этой обязанности. — Запоминай, куда ты и я его бросаем, — негромко замечает Сатори, расстёгивая рюкзак. — В будущем пригодится.

Хмыкает, доставая питьевую воду, мази и бинты. Хоши смотрит на него с лёгкой завистью. — «Вот бы тоже так спокойно относиться к рутине.»

— Брати-и-ик, — голос тянется с лёгкой кокетливостью, выдающей задуманное. — Поможешь с метанием куная ногой? В одиночку это, честно говоря, сложно провернуть.

Сатори переводит взгляд с её сияющего лица на мелкие царапины на плечах. Осторожно наносит мазь, втирая ровными движениями. — Конечно помогу. А заодно сам разберусь, стоит ли этот навык затраченных усилий. — Голос ровный, задумчивый. — Но когда ты успела этому научиться?

Тонкий смех срывается с губ сестры. — Хехе, пока ты вместо тренировок ковал сюрикены и кунаи, у меня появилась идея, как тебя подловить.

В глазах мелькает хитрый огонёк, будто в следующий раз она действительно попытается его перехитрить.

Сатори не реагирует сразу, взгляд рассеянно скользит по бликам на металле, разбросанном по поляне. Мысли уносятся глубже, туда, где зреет беспокойство.

— «Что-то нужно делать с инстинктами. Тренировки с Хоши-чан дают слишком мало, это скорее разминка, чем настоящая проверка. Аои-сан и Мичи-сан тоже не смогли помочь…»

Перебирает в памяти возможные решения. Логика подсказывает, что пора обратиться к сенсею. Возможно, у него найдётся совет. Или хотя бы направление, куда двигаться дальше.

***

Полуденное солнце мягко пробивается сквозь листву, отбрасывая светлые пятна на траву. Воздух пахнет нагретой землёй и свежестью реки, откуда доносится плеск воды – кто-то уже тренируется ходить по поверхности.

— Ну что ж, ребятки, показывайте, чему научились, — Мива-сама удобно устраивается на стуле, протягивая два прямоугольных листа бумаги. В её голосе слышится лёгкая леность, но взгляд остаётся цепким, оценивающим.

Сатори и Хоши молча берут листки, зажимают их между пальцами и сосредотачиваются. Чакра плавно перетекает в руки, подчиняется контролю. Тонкие нити энергии пронизывают бумагу, разрезая её медленно, но без единой заминки.

Спустя несколько секунд на земле оказываются четыре ровных треугольника. Мива-сама внимательно осматривает результат, затем кивает, выражение лица остаётся непроницаемым. — Неплохо. Теперь попробуйте удерживать скальпель чакры как можно дольше.

Сатори складывает печати, ощущая, как чакра концентрируется в ладонях, формируя узкую, невидимую, но ощутимую кромку. Рядом Хоши, прикусив губу от старания, создаёт свою версию техники.

Проходит минута. Две. Три. Кожа на её лбу увлажняется от напряжения, дыхание становится глубже. На пятой минуте чакра рассеивается, и техника пропадает.

— Фух… — малышка тяжело выдыхает, смахивая волосы с лица.

Сатори ещё держится, но спустя полторы минуты его скальпель тоже растворяется.

Мива-сама задумчиво переводит взгляд с одного на другого.

— Удивили. Примерно сорок четыре и тридцать четыре единицы чакры... Думала, максимум три минуты, но с таким результатом скоро сможете переходить к настоящим медицинским техникам. Осталось лишь ещё немного подтянуть контроль.

— Правда?! — восклицает Хоши, восторг в её голосе звучит звонко, почти по-детски.

— Ага, — наставница лениво кивает. — А теперь бегите за полотенцами и возвращайтесь к реке.

— Опять хождение по воде? — Сатори слегка склоняет голову, наблюдая за её реакцией.

Мива-сама невозмутимо подтверждает: — Этот элемент тоже будет, как часть тренировки.

Жара висит над рекой тяжёлым, густым воздухом. Лёгкий ветерок лениво шевелит гладкую поверхность воды, то растягивая отражение облаков, то разбивая их на неровные осколки. Поодаль, среди редких деревьев, зреет запах сухой травы и прогретой земли.

Сенсей лениво сидит на сложенном деревянном ящике, поглаживая тонкой веточкой по земле.

— Сегодня учимся прыгать. Высоко. И без ненужных переломов. У меня нет желания вас лечить , а потому тренировка будет на воде — её голос ровный, но в уголках губ угадывается тень улыбки.

Хоши моргает, переводя взгляд с наставницы на брата. Сатори чуть склоняет голову набок, словно прислушиваясь к словам.

— Прыгать? — голос спокоен, но в карих глазах мелькает любопытство.

— Не так, как ты думаешь, — Мива-сама медленно встаёт, встряхивает руки. — Ваши ноги не пружины, а чакра — не воздух под ними. Но её можно использовать иначе.

Сатори скользит взглядом по реке. Тонкий поток чакры, удерживающий тело на воде, ощущается привычно — равномерный, устойчивый. Но если задача изменилась, значит, изменится и способ управления энергией.

— Чтобы стоять на воде, — продолжает наставница, — чакру нужно выпускать непрерывно, как тонкую струю. Но если высвободить её резко, можно создать импульс. Всё просто: правильный расчёт — и тебя отбросит вверх. Ошибка… — кисть лениво чертит в воздухе плавную дугу.

Хоши замирает. — То есть, мы… можем просто взлететь?

Мива-сама усмехается. — Вы можете прыгнуть. Чем точнее контроль — тем выше.

Сестра смотрит на брата. В глазах горит азарт, но плечи напряжены, а губы чуть сжаты. Сомнения? Или просто обдумывает? Сатори оценивает услышанное. Вспоминаются предыдущие тренировки — деревья, стены. Контроль чакры позволял удерживать тело, но здесь важно не балансировать, а оттолкнуться.

— Встаньте. Почувствуйте, как чакра удерживает вас.

Ступни мягко касаются воды. Покачивание длится мгновение — равновесие найдено.

— Теперь представьте, что под вами пустота. Нет опоры. Только чакра в ступнях.

Тонкая грань между устойчивостью и падением ощущается отчётливо. В привычном потоке нет резких скачков — он стабильный, предсказуемый, натянутый, как леска.

— А теперь — освобождайте. Резко.

Хоши пробует первой. Её рывок выходит неуверенным — чакра высвобождается неравномерно, и в следующий миг её отбрасывает назад. Тело взлетает всего на несколько метров, а затем с глухим всплеском падает в воду.

— Ай!

— Сбилась, — спокойно замечает Сатори. — Чакры мало.

Хоши сердито сдувает мокрую прядь.

— Ещё раз.

— Вот это настрой, — хмыкает наставница.

Сатори готовится. Нет нужды удерживать себя на поверхности — только создать импульс. Направить чакру вниз, собрать в одной точке... и отпустить. Всплеск.

Тело резко уходит вверх. Воздух прохладной плёнкой касается кожи. Высота? Выше, чем у Хоши. Но приземление жёсткое — колени рефлекторно сгибаются, а вода встречает его упругим толчком.

Мива-сама чуть прищуривается.— Уже лучше. Теперь контролируй высоту.

Хоши пробует снова. Прыжок выходит ровнее, но приземление резкое, словно камень падает с высоты.

— А если… — девочка кусает губу, задумчиво хмурится. — Если перед приземлением высвободить чакру, удар смягчится?

Сатори молчит. Мысль логична. — Проверим. Но думаю, самой сложной частью станут прыжки в разные стороны, ведь все будет зависеть не только от высвобождения чакры, но и от положения стоп.

Тренировка продолжается. Прыжки становятся выше, точнее. Иногда вода встречает их громким всплеском, иногда почти беззвучно.

А высоко в небе, раскинув крылья, кружит Сэтору. Его проницательный взгляд следует за двумя детьми, которые учатся отрывать себя от воды.

Мива-сама внимательно наблюдает за учениками. Их успех не вызывает удивления – хождение по воде требует большей концентрации, а потому освоение этой техники проходило ожидаемо быстро. Однако взгляд остаётся строгим – даже после успеха требуется практика, чтобы довести навык до автоматизма.

После получасового отдыха она делает едва заметный жест рукой, привлекая внимание. Голос остаётся спокойным, но в нём звучит уверенность, способная заставить слушать даже самых непоседливых. — Теперь можно приступить к изучению техники базовой мистической ладони.

Хоши наклоняет голову, голубые глаза широко раскрываются от любопытства. — Базовой?

Мива-сама чуть заметно улыбается уголками губ – реакция ожидаемая. — Да, у мистической ладони несколько уровней. Базовый позволяет лечить небольшие повреждения: синяки, порезы, мелкие ожоги. Всё то, что можно обработать бинтами и мазями, но быстрее и эффективнее. Однако просто приложить руку и сказать «Ками-излечи» недостаточно, – голос остаётся спокойным, но в нём появляется лёгкая насмешка. – Нужны знания. Без понимания анатомии и основ лечения можно навредить пациенту.

Сатори чуть склоняет голову, пропуская слова через призму собственной логики. Значит, техника не всесильна, и даже с чакрой невозможно игнорировать традиционные методы. Любопытно.

Хоши, напротив, замирает, словно запоминая каждую деталь.

— В госпиталях ирьёнины предпочитают использовать технику лишь в 60-70% процентах случаев, – продолжает Мива-сама. – Остальное доводят мазями и бинтами. Всё дело в рациональном использовании чакры – если исцелять даже мелкие раны полностью, сил может не хватить на действительно сложные случаи.

Она делает небольшую паузу, позволяя информации улечься. За окном слышен приглушённый крик ворон, а тень от дерева медленно двигается по стене.

— Ирьёнины ранга C применяют усовершенствованный вариант техники. Он используется при хирургических операциях первой и второй степени сложности – когда пациент почти здоров или его состояние не угрожает жизни.

Хоши резко вскидывает голову, глаза горят интересом. — А какие операции проводят с её помощью?

— Удаление опухолей, лечение переломов, устранение внутренних повреждений, – отвечает Мива-сама.

— Кру-то-о… – мечтательно протягивает Хоши.

Сатори молча соглашается. Действительно, впечатляющая техника.

— Да, я как раз владею улучшенной версией мистической ладони, — сдержанно произносит она, неторопливо скрестив руки.

Хоши тут же подаётся вперёд, в глазах вспыхивает любопытство. — А есть ещё более сильная техника?

— Есть, — Мива-сама чуть заметно постукивает пальцами по рукаву халата, будто собираясь с мыслями. — Продвинутая мистическая ладонь. В нашем селении ею владеют единицы.

Сатори молча слушает, анализируя услышанное. Значит, даже в медицине существуют границы, которые преодолевают лишь избранные.

— Эта техника используется в экстренных случаях, когда пациент находится на грани жизни и смерти, — голос Мива-самы остаётся спокойным, но в глубине чувствуется скрытая тяжесть. — Операции третьей и четвёртой степени сложности: тяжёлые заболевания, нарушения функций организма, пересадка внутренних органов.

Хоши невольно замирает. — Пересадка?

— Да. Это требует десятков анализов и тщательной подготовки, иначе тело может отторгнуть орган. Поэтому такие процедуры проводятся в исключительных случаях.

Пауза. Девочка кажется погружённой в размышления, пальцы нервно теребят рукав. — А... А кто-то в Инака делает такие операции?

Мива-сама чуть медлит с ответом. — Очень редко. Но такие ирьёнины есть.

Голос остаётся спокойным, но в нём появляется что-то неуловимо грустное. Возможно, воспоминание. А затем, словно желая разрядить обстановку, девушка мягко улыбается и треплет обоих по головам. — Но всему своё время. Подрастёте — узнаете больше.

После окончания учебного дня класс постепенно пустеет. Хоши, весело смеясь, машет рукой и исчезает в толпе, направляясь в сторону торговых лавок вместе с Аки. Солнечный свет пробивается сквозь оконные рамы, окрашивая деревянный пол в теплые золотистые оттенки. Воздух наполнен негромкими голосами учеников, обсуждающих планы на вечер.

Тору, лениво перекидывая яблоко из руки в руку, неторопливо укладывает учебники в сумку. Хидео насвистывает незнакомую мелодию, перебирая страницы своих конспектов, а Шоичи, сосредоточенно разглядывая угол парты, задумчиво постукивает пальцем по дереву.

Подхожу к учителю, задерживаясь в тени книжных шкафов. Тетсуя-сенсей, как всегда, поправляет ворот формы, будто он ему мешает, затем машинально проводит пальцем по шраму, словно это помогает сосредоточиться. Выражение лица у него спокойное, но внимательный взгляд скользит по мне, оценивая настроение.

— Сенсей, — голос ровный, но внутри уже знакомое напряжение, — вы ведь знаете о моей проблеме?

Он откладывает карандаш, сцепляет пальцы в замок и кивает. — Ты про свою особенность — уклоняться от неожиданных атак?

— Скорее про её недостаток, — делаю паузу, подбирая слова. — Я не успеваю расслабиться и поддаться инстинктам, чтобы правильно среагировать.

— Конечно, знаю, — отвечает он, и в голосе скользит едва уловимая усталость. — Поэтому ты и не учишь стиль тайдзюцу нашего селения.

Секунду взвешиваю ответ, но всё же решаюсь продолжить: — Верно... Но... — взгляд сам собой опускается на руки. — Вы не знаете, есть ли способ это исправить?

Тетсуя-сенсей молчит дольше, чем хотелось бы. В глазах мелькает разочарование — не во мне, скорее в самом себе. — К сожалению, нет, — наконец произносит он. — Мне неизвестно, как тебе помочь.

Накатывает лёгкая волна разочарования, но отступает, уступая место благодарности. Он уже сделал многое. — Спасибо, сенсей. За всё, что сделали и делаете. — Глубоко кланяюсь и отхожу, ощущая на себе его взгляд.

Задержавшись у своего стола, позволяю мыслям разойтись в стороны. Разговор с Тетсуя-сенсеем не дал ответа, но подтолкнул к осознанию: если даже он не знает решения, значит, оно либо скрыто, либо его вообще не существует.

— Сатори, — голос Хидео, не слишком громкий, но уверенный, вытягивает из размышлений.

— Ммм? Да? — взгляд поднимается медленно, мысли ещё не до конца отпустили.

Хидео стоит, скрестив руки, но в его позе нет напряжения. Скорее, оценивает, насколько готов к предложению. — Подслушивать нехорошо, знаю, — усмехается, но в глазах читается нечто серьёзное. — Однако, кажется, мне известно, что может тебе помочь.

Слова цепляют неожиданной возможностью. — Кто? Что?

— Сказать не могу. Секреты клана. Но если хочешь, можем прямо сейчас пройтись до нашего квартала.

Предложение звучит слишком просто, но от этого не менее заманчиво. — Ты шутишь? — на губах появляется тень улыбки. — Если есть хоть малейший шанс, это уже больше, чем у меня было минуту назад.

Хидео не разделяя энтузиазм, качает головой. — Не спеши с выводами. Велика вероятность, что наши методы тебе не подойдут.

— Друг, выбора-то особого нет, — отмечаю с лёгкой усмешкой.

— Верно. Но не забывай — цена может оказаться высокой, даже если результат тебя разочарует.

Фраза цепляет, но не останавливает. — Так чего ждём? Пошли. А насчёт цены... Если она окажется слишком высокой, всё равно не дороже денег.

Хидео коротко хмыкает, быстро собирает вещи.Попрощавшись с ребятами, мы направляемся к клановому кварталу. Шаги звучат на вымощенной каменной дороге, тянущейся через деревья, покачивающиеся в такт холодному ветру. Листья шуршат под его напором, словно стараясь укрыться от его силы. Не прошло и пяти минут, как мы подходим к огороженной, побеленным забором территории клана.

Останавливаюсь на мгновение, оглядываясь. Хидео шагает рядом, тихо насвистывая знакомую мелодию. Она звучит легко, почти невесомо, как и его собственная уверенность, всегда рядом.

– Ты снова куда-то далеко унесся, Сатори, – говорит он, заметив замедление шага. Голос весел, но в глазах мелькает тот взгляд, который бывает только тогда, когда он что-то скрывает.

– Просто… интересно, – звучит ответ, взгляд уходит в сторону, не позволяя выдать лишнего. В голове всё равно крутится этот странный ветер, что качает деревья, не давая покоя.

– Ты всё время "просто интересно", – смеется Хидео, но в его улыбке есть скрытая забота. – Может, стоит почаще о чём-то конкретном думать, а?

Ответа не последовало. Воздух пахнет древесиной и чем-то пряным – может, из домов доносится запах ужина? Хидео идёт рядом, но чуиь впереди. Его шаги лёгкие, почти бесшумные, но по едва заметному движению плеч можно понять – он расслаблен.

Возле ворот дежурит шиноби клана. Внимательный взгляд скользит по нам, но не задерживается, будто уже решил, что тревожиться не о чем. Лет двадцать пять, подтянутая фигура, а на пальцах — характерные для лучников мозоли. Чёрные волосы, тёмные глаза, взгляд сосредоточенный, но не враждебный. На спине одежды – скрещённые лук и кинжал, к поясу прикреплена круглая сумка. Форма практичная, цвета сдержанные: тёмно-серая футболка под чёрной водолазкой, жилет с карманами, перчатки с металлическими вставками. На лбу – протектор с символом селения Инака.

Хидео без лишних слов делает шаг вперёд и заговорщически улыбается: — Подожди тут немного, скоро вернусь. — С этими словами исчезает за воротами.

Остаюсь снаружи. Сторож продолжает молчаливо стоять на своём посту, не проявляя ни любопытства, ни подозрения. Возможно, просто привык к подобным гостям.

[ Хидео Матаги ]

Холодный воздух наполняет сад легкой свежестью. Старая кора клёна, под которым сидит отец, кажется шероховатой, как высохший пергамент. На его веранде, усыпанной утренним светом, разложены свитки и отчёты. Чёрное кимоно с гербом клана слегка шелестит при каждом его движении.

Шаги по деревянным доскам отдают глухим эхом. Отец поднимает взгляд. Карие глаза пронзают, оценивают, словно взвешивают намерения.

— Обычно ты не тревожишь меня в это время дня, — голос его ровный, бесстрастный. — У тебя что-то случилось?

Глубокий вдох наполняет лёгкие прохладным воздухом. — Да, отец. Я прошу помочь моему другу разобраться с его проблемой.

Пауза. Едва заметный кивок. — Продолжай.

— У него есть некая форма нашего шестого чувства, но он не может совладать с этой способностью. Это мешает ему изучать стиль тайдзюцу нашего селения — «Восходящий ветер». Не уверен, подойдут ли наши методы. Всё же его дар сильно отличается от нашего.

Отец ненадолго закрывает глаза. Пальцы привычно постукивают по деревянному подлокотнику. В голосе нет ни удивления, ни сомнений — лишь холодный анализ.

— Ты говорил о нём. Один из лучших учеников вашего года. В тайдзюцу уступает только вам, а в знании теории даже превосходит.

— Да, — чуть сильнее выдыхаю. — У него огромный потенциал стать одним из сильнейших защитников селения.

Тонкие губы отца едва заметно шевелятся — короткий, почти неуловимый хмык. Он уже читал отчёты о Сатори. Если даже брат заинтересовался этим парнем, значит, в нём действительно есть что-то стоящее.

Мужчина задумался. Узкие глаза слегка сузились, а пальцы, до этого неспешно постукивавшие по подлокотнику, замерли. В саду воцарилась тишина — лишь ветер пробегал по кронам деревьев, шурша сухими листьями клёна.

— Ты уверен, что его слабость можно исправить? — наконец спросил он, не отрывая взгляда.

— Я не знаю, — честно отвечаю. — Но если кто-то и сможет определить это, так это ты и знания нашего клана.

Отец продолжает молчать. Карие глаза, в которых всегда таится расчет, изучают, ищут в словах вес, в голосе — колебания.

— Его слабость в "шестом чувстве", но он уже доказал, что способен компенсировать её в других областях, — продолжаю. — Упорен, быстро учится, не боится пробовать новое. Если дать ему возможность, он сможет приспособиться.

— А если не сможет? — Сглатываю.

— Тогда я приму это. Но прежде хочу убедиться, что не упустил ничего важного. — Молчание. Ветер снова наполняет его паузу.

— Приведи его на тренировочную площадку, — наконец говорит отец, плавно вставая.

Отрешённый взгляд скользит по оставленным на столе свиткам. Одним движением он сворачивает их, прячет в рукаве. — Посмотрим, что он собой представляет.

[ Сатори ]

Гравий под ногами скрипит с каждым шагом. Воздух на тренировочной площадке прохладный, пропитанный запахом влажной земли и древесной коры. Над головой нависают ветви, пропуская лишь редкие лучи солнца, рисующие на земле пятнистые узоры.

В центре стоит мужчина — Нирено Матаги. Высокий, неподвижный, будто вырезанный из камня. Чёрное кимоно сидит без единой складки, герб клана выделяется на фоне тёмной ткани. Карие глаза устремлены вдаль, но создаётся ощущение, что он видит всё вокруг.

Никаких приветственных жестов. Ни малейшего движения, указывающего на то, что замечен. Тишина затягивается, натягивается, как струна.

— Испытание будет многоступенчатым, — негромко говорит Хидео, становясь рядом. В голосе слышится лёгкое напряжение. — Оно не ограничится только физической подготовкой.

Взгляд мудчины скользит в сторону — тень улыбки прячется в уголке губ.

— Не знаю, что придумал отец, но это явно будет не просто.

Мужчина наконец поворачивает голову. Глаза, спокойные и холодные, задерживаются, оценивают. — Покажи, на что способен.

Киваю, готовясь к чему угодно. Веки смыкаются на долю секунды — и Нирено-сан исчезает. Мир не успевает осознать его движения. Нет размытых силуэтов, нет звука разрываемого воздуха — только пустота там, где он был.

Потребовался лишь один удар сердца, чтобы сознание обработало информацию полученную от восприятия чакры и страха. Стремительный прыжок вперед на десяток метров, позволяет оставить за спиной мужчину, что просто за мной наблюдает.

На фоне ускоренного сердцебиения мелькает мысль: — «Слишком быстро! Как тогда, когда будучи обычным ребенком, встретился с взрослым генином, не ведая разницы в наших силах».

Ещё мгновение — и страх за спиной. Не успеваю развернуться, как удары обрушиваются с точностью механизма. Лаконичные, но безупречно выверенные. Без ненужной жестокости, но и без снисхождения.

Интуиция вопит, приказывая отпрянуть, но разум — упрямый, цепляющийся за анализ вместо рефлексов — опаздывает. Острый всплеск боли в боку, шаг назад, сбитое дыхание. Земля под ногами не кажется твердой.

Сгибаюсь, сдерживая стон, и вновь медленно поднимаюсь, перенося вес на устойчивую ногу. Боль разливается по телу тёплой, ноющей волной, но отступает перед вниманием — оно сосредоточено на фигуре напротив. Нирено-сан стоит спокойно, без напряжения, но в этом спокойствии кроется нечто большее, чем простое ожидание.

Тёмные глаза смотрят прямо, точно сквозь меня, оценивая, просчитывая. В его позе нет намёка на угрозу, но чувствуется что-то, от чего спина выпрямляется сама собой.

— «Это проверка, но в чём она заключается?» — обдумываю пару секунд. Голос выходит ровным, хотя внутри остаётся ощущение незавершённости. — Это тест, чтобы увидеть, насколько я контролирует свои рефлексы и способен ли быстро адаптироваться к ситуации?

Нирено-сан не отвечает сразу. — Без лишних размышлений, но с нужной долей интуитивного понимания, — говорит он спокойно, без нажима, но с той отточенной ясностью, в которой нет места двусмысленности. — Не важно, смог ли ты увернуться. Важно, как ты реагируешь на опасность.

Киваю, медленно принимая его слова. Не действия — реакция. Не результат — сам процесс. Нирено-сан не добавляет ничего. Он уже сказал всё, что нужно.

Тяжёлый взгляд скользит по мне, задерживается, словно оценивает не только слова, но и мысли за ними. В этом взгляде нет открытого укора, но ощущение, будто меня взвесили, измерили — и сделали вывод.

— Я даю тебе вторую попытку. Возвращайся через полгода. — Нирено-сан не дожидается ответа. Разворачивается, уходит, оставляя после себя только ощущение весомости сказанного. Тёмное кимоно растворяется в полумраке коридора, шаги глухо звучат по деревянному полу, постепенно затихая.

— Мда уж... — тишина становится слишком густой, разрежаю её словами. — Твой отец довольно плохой собеседник. После разговора с ним остаётся больше вопросов, чем ответов.

Хидео усмехается коротко, без удивления. — Я уже привык. Он сложный человек.

Слишком сложный. Недосказанность висит в воздухе. Её много, больше, чем хотелось бы.

— Это его метод? — слова звучат как утверждение, но в них спрятан вопрос.

Хидео кивает, взглядом задерживаясь где-то в стороне, словно пытаясь подобрать правильное объяснение. — Думай, анализируй, пытайся выстроить картину. Он не даёт готовых решений. Только намёки.

— Метод обучения? Или способ отсеять тех, кто не справится?

Хидео только пожимает плечами.

Густеет вечерний воздух, принося с собой прохладу. Мир остаётся таким же логичным, как прежде, но теперь в нём стало немного больше пустот, требующих заполнения.