Прогнивший Мир

Соколёнок Сэтору парит высоко, цепляя крыльями тёплые потоки воздуха. Ловко лавируя среди облаков, он наслаждается полётом, а солнечные лучи играют на его перьях, словно радуясь его свободе.

Внизу мерно покачивается караван. Повозки скрипят, колёса гулко прокатываются по сухой земле, лошади лениво перебирают копытами. В воздухе смешиваются запахи нагретого дерева, дорожной пыли и чего-то пряного — может, трав, что везут купцы.

Хоши-тян уютно устроилась рядом, положив голову на колени, и тихонько посапывает. Длинные светлые волосы рассыпались по моей ноге, шелковистыми прядями проскальзывая сквозь пальцы. Поглаживаю её макушку, чувствуя ровное, тёплое дыхание. В такие моменты кажется, что весь мир замирает в безмятежности.

Голоса в караване не умолкают, неспешно перетекая из одной темы в другую.

— А ты слышал последние новости из Селения Скрытого в Водопаде? — голос попутчика звучит негромко, но в нём угадывается любопытство.

— Нет, меня это селение не особо интересует. Они чужаков не жалуют, торгуют только с избранными. А что там? — откликается купец, оживляясь.

— Говорят, там монстр с семью хвостами буянил. Еле справились, но много народу из деревни теперь уезжает…

— «Хех… Убежать подальше от хвостатых, зажить спокойно и мирно… А потом — хрясь! Неожиданно на свободу вырывается биджу! Может, судьба и правда существует, и кому-то суждено умереть от очередного буйства монстра? Да только этот кто-то раз за разом ускользает из лап смерти», — мысли звучат с сухой иронией, но в глубине таится другое — усталость от хаотичного, непредсказуемого мира.

Книга о биджу, прочитанная когда-то давно, всплывает в памяти. Тогда её автор показался человеком, который пережил слишком многое. Именно он натолкнул на правильную мысль — поиск и освоение холодной чакры, спрятанной в глубине внутреннего мира.

Караван медленно движется вперёд. Воздух дрожит от зноя, лошади тяжело фыркают, разгоняя мошкару. По бокам дороги тянутся редкие деревья, листья на них жухлые, жадно ловят ветер. Вдали виднеются силуэты путников, растворяющиеся в мареве.

Хоши-чан, свернувшись калачиком, дышит ровно, тихонько шевеля губами во сне. Пряди волос переливаются в лучах солнца, а щёки чуть розовеют от жары. Так спокойно и умиротворённо она может спать только рядом.

Мир кажется таким тихим. Но стоит чуть отвлечься, как разговоры купцов вновь пробиваются сквозь мысли.

Глаза закрываются, и мир исчезает. На смену ему приходит тишина — густая, глубокая, будто вода старого колодца.

Через мгновение веки приоткрываются, но вокруг уже не караван. Внутренний мир встречает легким, тёплым ветром, пропитанным ароматом цветущих деревьев. Единственная сакура, возвышающаяся в этом пространстве, изменилась. Ветви чуть вытянулись вверх, а на них, словно капли росы, застыли крохотные бутоны. Пальцы касаются коры. Тепло. Спокойно.

Поле тоже не осталось прежним — трава стала гуще. Будь это обычный луг, едва ли стоило бы задумываться, но здесь, во внутреннем мире, любая мелочь имеет значение. Что именно изменилось? Почему? Ответа нет.

Веки снова смыкаются, и мягкая темнота сменяется светом. Караван движется по пыльной дороге, колёса мерно скрипят, воздух дрожит от зноя. Всё тот же день, всё то же место. — «Мда уж… Погружения в себя оставляют больше вопросов, чем ответов».

Разговоры людей сливаются в фоновый шум, создавая иллюзию спокойствия. Легкий шелест — пальцы пробегают по мягким волосам Хоши, которая уютно устроилась рядом, мерно дыша во сне.

Размеренность нарушает внезапный хлопок крыльев. В телегу врывается Сэтору — перья взъерошены, движения резкие, а щебетание больше напоминает тревожный поток звуков. Спящие вздрагивают, кто-то недовольно ворчит.

— Спокойнее, Сэтору, что случилось? — Хоши нежно проводит рукой по голове соколёнка, но тот лишь сильнее бьёт крыльями и пищит с ещё большей настойчивостью.

Нахмуренные взгляды соседей подсказывают, что ещё немного — и кто-нибудь потребует выставить птицу наружу. Но что-то не даёт просто отмахнуться от его поведения. Обычно даже появление хищных птиц не вызывает у Сэтору такой реакции.

Тонкая, почти невидимая волна страха накатывает от него, как дрожь натянутой струны. — Хоши, приготовь оружие, — голос тихий, но в нем звучит напряжённость. — Сэтору не испугать ни ястребами, ни кабанами, ни медведями. Это что-то другое.

На лице сестры мелькает сомнение, но послушно встаёт, перекидывает ремень танто через плечо.

Телега слегка покачивается, пока ноги ступают по деревянному полу. У ближайшего охранника — спокойное, даже скучающее выражение лица. Защитники каравана выглядят опытными: двенадцать человек, кожа под броней загорелая, движения уверенные. Металлические пластины на кожаных доспехах потемнели от времени, но держатся прочно. Катаны на поясах — не украшение, а рабочий инструмент: заточены, начищены, у некоторых явно перекованы.

Невидимые волны чакры расползаются в стороны, мягко, осторожно проникая в окружающее пространство. Спокойствие охранников не обманет. На границе восприятия вспыхивают очаги чакры. Впереди — засада.

Охранники расслаблены, болтают между собой, словно ничего не предвещает беды. Но сенсорика не врёт.

— Охранник-сан, впереди засада.

Слова звучат негромко, но заставляют мужчину резко обернуться. — Сенсор, — уточняет он, словно надеясь, что ослышался.

Кивок. Прислушиваясь к ощущениям, продолжаю: — Тридцать один человек. Шестнадцать справа, пятнадцать слева. Меньше ста двадцати метров.

Пальцы автоматически проверяют натяжение тетивы. Лук в порядке. В отличие от охранника, который начинает заметно нервничать.

— Не дай Ками ты пошутил, выпорю так, что неделю сидеть не сможешь! — голос хриплый, но в нём больше страха, чем угрозы.

Страх, который крепнет, когда на лице не отражается ни тени сомнения. Секунду медлит, а затем рывком разворачивается и несётся к командиру. Тот слушает недолго. Взгляд в мою сторону — цепкий, оценивающий. Затем короткие, чёткие распоряжения.

Возвращаюсь к Хоши. Паника пробирается в её глаза, плечи напряжены, пальцы судорожно сжимают ремень танто. — Мы в ближний бой не полезем, — голос твёрдый, но спокойный. — Поддержим издалека.

Передаю почти все кунаи и сюрикены. Девочка хочет вернуть часть, но жест останавливает. — Буду стрелять из лука. Ты работаешь с метательным оружием. Если враг подойдёт слишком близко, придётся вступить в ближний бой.

Выражение лица мгновенно меняется. — Но…

— Не возражай. По силе взрослые нас превосходят, но в тайдзюцу и ловкости у меня есть преимущество. Если свяжу противника боем, следи за ситуацией и помогай. — Глаза в глаза. Жду.

— Д-да… — голос дрожит, но она собирает оружие в подсумок.

Тем временем один из охранников инструктирует пассажиров. Голос строгий, уверенный: — Главное — не паниковать и оставаться в телеге.

Подхожу ближе. — Мы будем помогать. Лук и метательное оружие.

Мужчина бросает на нас быстрый взгляд. Долгое молчание, и наконец неохотный кивок. Сэтору взлетает в небо. Сердце стучит ровно. Скоро всё начнётся.

Время замедляется, растягивается, как вязкий сироп. В ушах стучит кровь, а воздух пропитан напряжением. Очаги чакры в лесу оживают, двигаются, приближаются, крадутся среди кустов. Один остаётся неподвижным, зависает в нескольких метрах над землёй. Наблюдатель? Лучник? Опасный. Этот должен умереть первым.

Пятьдесят метров. Сорок. Тридцать. Двадцать.

Внезапно впереди с треском рушится дерево. Глухой удар, взметнувшаяся пыль, резкий рёв лошадей, натянутые поводья. Караван замирает. И мгновенно лес оживает.

Крики, хриплые, дикие, впиваются в уши. Из-под густых зарослей вырываются фигуры, рваные кожаные доспехи, запёкшаяся грязь, иссечённые лица. В руках – топоры, кинжалы, ржавые клинки.

Телега содрогается от резкого рывка, но равновесие удаётся удержать. Ощущение на дереве не исчезает – цель там.

Лук поднимается плавно, пальцы касаются тетивы, натяжение – привычное, уверенное. Взгляд выхватывает силуэт среди ветвей. Вдох. Выдох.

Выстрел. Свист рассекает воздух. Попадание.

Тело валится вниз, ломая ветки. Удар о землю, сухой хруст костей. Но перед тем, как жизнь покидает его глаза, пальцы врага судорожно дёргают тетиву.

Поздно. Тугая струна рвёт воздух. Стон.

Один из охранников оседает на колени, хватаясь за грудь. На доспехах растекается тёмное пятно. Грохот сражения сливается в оглушающий хаос. Крики, звон клинков, топот ног по размокшей земле. Воздух пахнет кровью, влажной корой и страхом.

На секунду взгляд цепляется за раненого охранника, но жать время – непозволительная роскошь. Разбойники окружают его, вынуждая держаться в обороне. Он превосходит их мастерством, но их четверо. Превосходство – мимолётная иллюзия, когда численный перевес на стороне врага.

Боковое зрение улавливает знакомый силуэт. Хоши. Бледность выдаёт её состояние. Губы крепко сжаты, руки дрожат, но она не отступает. Первое мгновение – ступор. Взор расширен, дыхание сбито, детская невинность разбивается о реальность боя. Но страх отступает, уступая место решимости. Маленькие пальцы сжимают сюрикены, движение – резкое, непривычно резкое. Полёт, вспышка металла – первый враг вздрагивает, царапина. Второй – рана в плече. Третий – едва уходит от лезвия.

Каждый бросок крадёт силы. Кожа Хоши становится белее бумаги. Решение приходит без колебаний. Прицел. Вдох. Задержка.

Стрела уходит в шею ближайшего противника. Судорожный вдох, кровь хлещет из раны. Следующая – в руку. Мужчина вскрикивает, но уже поздно: вторая стрела пробивает глазницу.

Разбойники замечают угрозу. Один срывается с места, несётся вперёд, но охранник реагирует быстрее. Лезвие вспарывает воздух, и мгновение спустя по грязной земле катится отсечённая нога. Последний враг пытается ударить со спины. Натяжение тетивы, выстрел. Прямо в глаз.

Тишина не наступает – слишком много шума вокруг. Охранник бросает быстрый взгляд, без слов оценивает ситуацию. Пауза – и он уже мчится на помощь напарнику, которого прикрывает Хоши.

Оглядываясь, замечаю, что здесь всё под контролем. Мы не сговариваясь разворачиваемся, направляясь к другой стороне телеги, где схватка ещё в разгаре. Молодой охранник из последних сил держит оборону, но двое противников давят его слаженными атаками.

Действовать нужно быстро. Тетива натягивается, дыхание замирает. Выстрел. Первый падает, корчась в предсмертной агонии. Новый вдох. Выстрел. Второй валится навзничь, глаза уже пустые.

Охранник ошеломлённо переводит дыхание. Ему будет помогать Хоши – этого достаточно. Взгляд смещается дальше, пальцы привычно тянутся к следующей стреле. Прицел. Задержка дыхания. Выстрел.

Перед другим охранником падают два трупа. Темп хороший. Если продолжать так же, бой закончится быстрее, чем казалось.

Но удача мимолётна. Лезвие сверкает в воздухе, и охранник сдавленно хрипит, хватаясь за шею.

— «Проклятье.»

Двое разбойников, убившие его, уже несутся к нам.

Логичный ход – оставаться на телеге, отстрелить одного, прежде чем они подойдут. Но ножи, сверкая, летят в воздухе. Увернуться не проблема, но что, если цель – не я? Хоши. Решение приходит раньше мысли. Лук падает в телегу.

Сюрикен летит в противника – попал или нет, неважно. Кунай в ладони. Уверенным действием отбиваю летящее оружие. Прыжок вниз.

Топор вспарывает воздух в считанных сантиметрах от плеча. Тело отзывается рефлекторно - шаг в сторону. Лезвие лишь вскользь разрезает воздух.

Контратака. Кунай проходит по сухожилиям, рука противника безвольно повисает. Он отшатывается, но напарник уже бросается вперёд.

Клюв с силой впивается в его голову. Сэтору пикирует и тут же взмывает вверх. Разбойник пошатывается, хватаясь за рану. Кунай, сверкнув, вонзается в его череп. Хоши не теряет времени. Губы невольно трогает улыбка. Но бой ещё не закончен.

Дыхание сбивается, мышцы горят, но движение не прекращается ни на мгновение. Каждый шаг, каждое уклонение — не ради победы, а чтобы не дать врагам добраться до малышки.

Тела разбойников мелькают перед глазами: грязные, одетые в потрёпанные доспехи, с хищными улыбками, в которых читается уверенность, что караван уже их. Ошибаются.

Быстрое движение в сторону, шаг за спину нападающего, лезвие куная вспарывает воздух, но не встречает сопротивления — противник тоже не так прост. Столкновение продолжается. Ловкость и небольшой рост позволяют маневрировать среди нападающих, парируя удары и контратакуя.

Хоши больше не прикрывает — мелькает среди охранников, помогая там, где может. Но Сэтору остаётся рядом. Каждый раз, когда его чакра приближается, появляется шанс. В нужный момент сокол пикирует, на мгновение отвлекая врага, а кунай уже пронзает одну из слабых точек тела.

Секунды растягиваются, удары сливаются в ритм, но всё меняется, когда с другого фланга в схватку врывается бледная, но решительная Хоши, сжимающая танто.

— «Видимо, метательное оружие закончилось.»

С её поддержкой и ударами Сэтору бой завершается быстрее. Разбойники падают один за другим, ещё несколько секунд — и территория очищена.

Короткий перерыв. Воздух наполнен запахом крови и пота. Долго стоять нет времени. Караван ещё под атакой.

Двигаемся к другому очагу боя. Крики сливаются с лязгом металла, хаос накрывает караван волной. Последние схватки заканчиваются в считаные минуты. Разбойников добивают толпой, не оставляя им шансов.

По краю каравана движется небольшая группа охранников — идут навстречу, сметая врагов на своём пути, пока их ряды не сливаются с уже сформировавшейся группой защитников.

Последний разбойник падает, захлёбываясь собственной кровью. Воздух пропитан запахом металла, крови и пота. Тишина накатывает волной, заглушая даже собственное дыхание.

Чакра вокруг утихает, остаются лишь слабые, затухающие всплески. Новых угроз не чувствуется.

— Других разбойников нет, — голос звучит спокойно, но в этой мёртвой тишине он разрезает воздух, как лезвие.

Охранники будто только сейчас осознают, что бой окончен. Кто-то судорожно втягивает воздух, кто-то качается на ногах, не веря, что всё позади. И вдруг — крик, срывающийся в торжествующий гул: — Победа!

Облегчение накрывает всех разом, но в этом хаосе взгляд цепляется за Хоши. Глаза широко распахнуты, руки дрожат. Взгляд замирает на ближайшем трупе, и её тут же выворачивает. Быстрым движением нащупывается бурдюк с водой и чистый платок. Протягиваю ей, не говоря ни слова.

Пальцы малышка сжимает судорожно, вода льётся на подбородок, но она упрямо полоскает рот. Только после этого обхватывает руками и прячет лицо в груди.

— Всё хорошо, — шёпот сам собой срывается с губ, пальцы зарываются в светлые волосы, поглаживая. — Всё уже позади.

Тело содрогается в сдержанных рыданиях. Реакция… слабее, чем ожидалось. Похоже, с каждым новым столкновением с жестокой реальностью, её восприятие стало менее острым. Это уже не первый раз, когда она сталкивается с трупами — знакомых и незнакомых, погибших в бою. С каждым таким случаем её психика, как непрерывно закаляющийся металл, становится всё более устойчивой к потрясениям.

Громкие голоса охранников растворяются на фоне тихого всхлипывания. Стоять так можно вечно, но усталость берёт своё. Веки малышки дрожат, дыхание становится ровнее. Спустя минуту-другую она засыпает прямо в руках.

Осторожно перекладываю её на телегу, укрывая тканью. Ещё несколько мгновений смотрю на спящее лицо, затем разворачиваюсь и иду к охранникам.

Потери... Пятеро мертвы. Шестеро ранены, кто-то тяжело, кто-то сможет восстановиться без особых проблем. Лишь начальник охраны стоит невредимый, со взглядом, в котором смешались вымотанность и удовлетворение.

Бой закончился. Но чувство усталости только накатывает.

— Спасибо за предупреждение о засаде и оказанную помощь. Без вашей поддержки мы вряд ли бы отбились. Я Риота Мори, приятно познакомиться, — высокий, широкоплечий мужчина, на вид около сорока, делает уважительный поклон. Голос звучит ровно, но в глазах ещё заметно напряжение. Начальник охраны, значит. 

Закончив перевязку молодого охранника, поднимаюсь. Мышцы отзываются лёгкой болью – всё-таки напряжение боя ещё не успело уйти. 

— Приятно познакомиться. Я Кояма Сатори, а это моя сестра, Кояма Хоши, — говорю спокойно и чуть наклоняю голову в ответ. — Если бы не вмешались, могли бы не выжить сами. 

Риота-сан слегка пожимает плечами, оценивающе глядя. — Могли бы просто сбежать. 

Это не упрёк, скорее констатация факта. Всё-таки наёмники – люди практичные, привыкли рассчитывать на себя. 

— В любом случае, благодарю вас за помощь, — продолжает он после короткой паузы. — Кроме того, Миура-сан, глава каравана, просил вас подойти к нему. 

Скользнув взглядом по обозу, задерживаюсь на Хоши. Заснула, свернувшись клубком у повозки, щека уткнулась в край своего плаща. Лёгкое, едва заметное дыхание – настолько утомилась, что даже не проснулась от разговора. 

Риота-сан замечает мой взгляд и мягко улыбается. — Позаботимся о том, чтобы маленькой защитнице никто не мешал спать. 

Чувствуется искренность. Не просто благодарность, но и уважение. Кажется, в этом караване ценят тех, кто не бросает своих. Выдыхаю чуть глубже, отпуская напряжение. Хотелось бы пару минут просто посидеть в тишине, но дела ещё не закончены.

Короткий кивок – и шаги направляются в сторону главы каравана. На губах ещё чувствуется привкус пыли, а тело постепенно остывает после боя. В висках гулко отдаются отголоски напряжения, но разум занят другим. Ошибки… 

В самом начале, после первых столкновений, разумнее было бы вернуться на повозку и продолжать стрелять из лука. Это сократило бы риск ранения Хоши и дало преимущество в дальнем бою. Но… тогда бы она чувствовала себя бесполезной, но меньше бы переживала... Всё ещё перед глазами маленькие руки, сжимающие мою забинтованную руку... Корила бы себя. Ещё сильнее. 

Мысли прерываются, когда взгляд натыкается на невысокого человека в цветастых одеждах. Тёмные волосы, карие глаза, руки покоятся на богато вышитой накидке. 

— А вот и наш маленький защитник! — широкая улыбка расцветает на лице караванщика, но что-то в ней кажется… неискренним. Не ложь, скорее привычная маска. Профессиональный жест. 

Голова Миура-сан едва заметно склоняется в сторону повозки, где спит Хоши. Уже знает, что её лучше не будить.  — Позвал тебя в первую очередь, чтобы отблагодарить, — с этими словами он протягивает увесистый мешочек. 

Небольшой поклон, и подарок исчезает за пазухой. Проверять содержимое при дарителе – дурной тон. 

— А во-вторых, — продолжает караванщик, улыбка становится ещё шире, — хочу предложить вам место в моём караване. Если окажется, что нам по пути, проезд будет бесплатным. А в случае новых нападений… — лёгкая пауза, будто взвешивает слова, — ещё и доплачу. 

Предложение, конечно, выгодное. Две боевые единицы, показавшие себя в деле, — хорошее вложение. Но и нам бесплатная поездка с лишней защитой не помешает.

— Благодарю за предложение, — уголки губ чуть приподнимаются в сдержанной улыбке. — Мы примем его. 

Лёгкий поклон – вежливый, но без лишних церемоний. Караванщик удовлетворённо кивает, а мысли уже возвращаются к повозке, где отдыхает Хоши. Шаги замедляются, взгляд поднимается к небу. Высоко в облаках парит Сэтору, делая широкие круги над дорогой. 

— «Надеюсь, нового боя не будет. Охранники истощены, малышка устала и морально, и физически. Да и снаряжение на исходе – всего пара кунаев и несколько уцелевших стрел.»

Работа закипает почти сразу. Не проходит и часа, как дорога расчищена – толстое упавшее дерево, преграждавшее путь, наконец-то убирают в сторону. Трупы разбойников не оставляют на виду – их быстро обыскивают и уносят в лес. 

Вернувшийся охранник протягивает небольшие мешочки. Пальцы касаются шероховатой ткани, а внутри что-то тихо звякает, словно далёкий отголосок прошедшего боя. 

— Ваша законная доля, — голос спокоен, ровен, будто речь идёт не о награде за жизнь и смерть, а о чём-то будничном. — Сумма, равная седьмой части от всех трофеев. 

Глаза скользят по своему снаряжению. Кунай, несколько сюрикенов, уцелевшие стрелы – всё, что удалось вернуть. Остальное так и осталось там, в лесу, среди запёкшейся крови и остывающих тел. 

Вечерняя прохлада постепенно наполняет воздух. Деревья вдоль дороги колышутся в такт ветру, их кроны отбрасывают дрожащие тени на потрёпанные повозки. Где-то дальше слышится приглушённый голос – охранники переговариваются между собой, но смысл слов ускользает, погружаясь в вязкую усталость. 

Хоши спит, свернувшись клубочком, её дыхание ровное, спокойное. В лучах угасающего солнца волосы отливают мягким золотистым светом. Ресницы едва заметно подрагивают – возможно, снится что-то беспокойное, но сил проснуться нет. 

Наконец тело сдаётся. Напряжение, скопившееся за бой, отступает, оставляя после себя тяжесть в мышцах и едва уловимую слабость. Лёгкий выдох сливается с шелестом листвы. 

Ещё немного… и можно будет позволить себе короткую передышку.

Дорога растянулась неровной лентой, пыль оседает на одежде, смешивается с запахами древесной коры и далёкого костра. Караван движется медленно, оставляя позади выжженные солнцем поля и леса, где смерть коснулась людей. Нападение осталось позади, но ощущение тревоги всё ещё витает в воздухе. 

Ночи проходят беспокойно. Хоши ёрзает во сне, сжимает одеяло, то и дело вздрагивает, словно убегая от чего-то. После первого кошмара боится засыпать, цепляется за руку, смотрит в темноту, стараясь бодрствовать как можно дольше. 

На одной из стоянок солнце садится медленно, растягивая по небу густые оранжево-розовые мазки. Воздух тяжёл от дневного зноя, ветер лениво шелестит листьями. Лес пахнет смолой, прелой листвой и чем-то горьковатым – собранные травы отдают терпким ароматом, их запах въедается в пальцы. 

Перед сном отвар испускает лёгкий пряный пар, тонкой струйкой тянется в прохладный воздух. 

— Оно... странно пахнет, — Хоши морщит нос, но, взяв кружку, осторожно делает глоток. 

Наблюдает за ней, отмечая, как постепенно веки тяжелеют, движения становятся медленнее. 

— Спасибо, Нии-сан, — шепчет, укладываясь поудобнее. 

Тихий выдох. Сон смыкает веки, но реальность исчезает не сразу. 

*** 

Трава под ногами мягко колышется, касаясь кожи, словно касание лёгкого бриза. Цветущая Сакура растёт медленно, её тонкие ветви тянутся вверх, отбрасывая ажурные тени. Тепло ствола проникает в пальцы, успокаивает. 

Но что-то не так. Взгляд цепляется за землю – в траве мелькают едва заметные разломы. Глубокие? Нет, почти невидимые, но от них веет чем-то неуловимым. 

— «Внутренний мир – отражение психического и физического состояния. Значит, трещины...»

Остановиться. Вдохнуть глубже. Шелест травы под ногами, тепло дерева. Пора возвращаться. 

*** 

Следующие дни идут спокойнее. Хоши постепенно приходит в себя – с каждым вечером глаза теряют тусклость, шаг становится легче. 

Караван живёт, словно ничего не случилось. Торговцы рассказывают забавные истории, охранники пересказывают весёлые случаи из прошлых путешествий. 

Она слушает. Кивает. Улыбается, но не по-настоящему.   Только когда Сэтору осторожно щекочет её кончиками перьев, на лице мелькает знакомая искорка. Сперва хмурится, затем фыркает, а потом смеётся – звонко, по-настоящему. 

Позже, когда в одной из деревень покупаем сладкое данго, взгляд её светлеет. Маленький, почти детский восторг скользит в глазах, когда откусывает первый кусочек. 

Ночь перед приездом проходит тише. Просыпается всего раз.  На горизонте вырастают стены селения. Взгляд невольно останавливается на ней – прижимается ближе, крепче держит за руку. На губах – лёгкая, почти невидимая улыбка. Дом.