Прогнивший Мир

Запах гари щекочет ноздри, обжигая каждую вдохнутую частицу воздуха. Этот едкий аромат смешивается с криками боли и ужаса, наполняя пространство давящей тишиной между воплями. За окном бушует пламя, обволакивая дома, словно алчная стихия решила поглотить весь мир. Свет от горящих строений проникает сквозь стекла, танцуя пугающими силуэтами на стенах. Каждый отблеск кажется живым, как если бы огонь смеялся над хаосом, что он породил.

Шаги звучат глухо, будто пол поглощает звуки. На пороге комнаты мерцает тусклый свет, освещая неподвижное тело. Останавливаюсь, чувствуя, как холод ужаса сковывает конечности. Губы невольно шепчут:

— Мама…

Слово вырывается почти беззвучно, как моление, обращённое в пустоту. В груди все замирает, а в голове стучит одно: «Это неправда, это не может быть». Но реальность безжалостна.

Внезапно раздаётся грохот, и дверь вылетает с петель с такой силой, будто в неё врезался ураган. Густая пыль поднимается в воздух, а затем расползается по комнате. Мгновенный ужас накрывает, словно волна. Не осознавая, что происходит, кричу, выплёскивая из себя всё, что копилось внутри. Крик эхом отражается от стен, заставляя задрожать окна. Мир расплывается перед глазами, превращаясь в непроглядную тьму.

Сквозь пелену мрака приходит ощущение тепла. Дыхание возвращается, медленно и тяжело. Меня окутывают чьи-то руки — крепкие, оберегающие, как укрытие в бурю. Запах дыма исчезает, уступая место мягкому запаху домашнего тепла. Ничего не понимая, всё ещё дрожа, осознаю: это брат. Его прикосновение — якорь, удерживающий в реальности.

Мир постепенно становится чётче. Лицо утыкается в его плечо, а тихий, уверенный голос шепчет слова утешения. Я жива. Это был всего лишь сон, чудовищный, яркий и болезненный, но всё же сон.

***

Хоши-тян, прижавшись ко мне, словно боясь, что мир вокруг исчезнет, начинает говорить — сначала робко, словно пробуя, сможет ли её голос преодолеть страх. Слова вырываются потоком, сбивчиво, но искренне, заполняя тишину.

— Это было так страшно… — её голос дрожит, но она продолжает, сжимая мои руки. — Когда начались крики... эти вопли… я думала, что они никогда не кончатся.

Она закрывает глаза, будто стараясь унять накатившие воспоминания, но слова рвутся наружу, словно больше не могут оставаться запертыми.

— Я слышала, как метал бьётся о металл. Звук был... неправильным. Не как в кузнице у папы, где всё такое привычное, спокойное. Это было другое. Яростное. Хаотичное. Будто из-за каждого удара рушился мир.

Она замолкает, чтобы перевести дыхание, но сразу же продолжает, сжимая край своего платья:

— А потом я увидела его… — её голос становится тише, почти шёпотом. — Этот разбойник. Его лицо, его глаза... Он смотрел так, будто ничего человеческого в нём не осталось. Он пытался залезть в окно. Я не могла пошевелиться... Только смотрела, как он становится всё ближе.

Хоши-тян судорожно вдыхает, словно её снова догоняет тот момент. Затем тихо добавляет:

— А когда, мама схватила меня за руку, и мы побежали? Я слышала, как ты и папа остались там, и мне стало ещё страшнее. Бежать в лес, оставляя вас… это было самое ужасное.

Её голос срывается, и она утыкается лицом в моё плечо. Маленькие ручки сжимаются крепче, и мне кажется, что в этот момент я чувствую её страх так же остро, как она. Но в её голосе слышится не только страх, но и боль за нас, за семью. И это заставляет меня крепче её обнять, словно таким образом можно вычеркнуть весь тот ужас, что она пережила.

«На каждом из нас то нападение оставляет свои следы», думаю, наблюдая за Хоши-тян. Она сидит на полу, среди пучков трав, бережно перебирая их тонкими пальцами. Каждое движение — плавное, будто пытается не спугнуть хрупкое равновесие в своей душе. Её губы тихо шепчут название каждого растения, а руки дрожат, когда она складывает их в глиняную миску. Её любимый отвар из ромашки и корня валерианы — средство, которое всегда приносило ей покой.

Её глаза, обычно сияющие озорством, сейчас сосредоточены и чуть затуманены. Этот ритуал явно даёт ей чувство контроля, которого так не хватало тогда, в ту ночь. Я молча сижу рядом, чувствуя, как в воздухе ещё витает напряжение.

— Знаешь, — тихо начинает Хоши, не поднимая взгляда, — когда мы бежали… я думала, что больше никогда не вернусь домой.

Она делает глубокий вдох, будто пытается проглотить воспоминания, но продолжает:

— Эти вопли... крики... они звенели в ушах, как будто весь мир рушился. А потом этот жуткий звон металла... — её пальцы замирают, сжимая листик травы, который тут же ломается. — Это было совсем не похоже на звуки кузницы отца. Там всегда так спокойно, а здесь... хаос. Будто сама природа сошла с ума.

Хоши замолкает, опуская взгляд на миску с травами, но затем, сжав её в руках, тихо добавляет:

— Я боялась за всех нас. За папу, за тебя... А больше всего за то, что не смогу ничего сделать. Просто... беспомощно бежать в лес, когда всё, что я люблю, остаётся там.

Её голос становится тише, а руки начинают методично мять травы в миске. В этих движениях читается что-то неуловимо детское и одновременно взрослое — словно она борется с остатками страха.

Она склонилась над глиняной миской, её руки дрожат, но движения всё равно точные. Сестра будто пытается унять бурю внутри себя через этот ритуал. Её страх теперь кажется другим — не тем плотным и давящим, как раньше, а скорее рассеянным, словно туман после ливня.

Раньше этот страх чувствовался, как туго сжатая пружина. Казалось, она вот-вот сорвётся, разлетится осколками, зацепив всех вокруг. Но сейчас... После того всплеска, он стал слабее, потерял свою остроту. Хоши больше не пытается его прятать.

Она осторожно добавляет в отвар щепотку сушёной ромашки и тихо произносит:

— Сатори-кун… мне стало легче.

Её голос звучит тише, чем обычно, но в нём слышится облегчение.

— Помнишь, как мама говорила, что если всё держать в себе, станет только хуже? — продолжает она, не отрывая взгляда от миски. — Кажется, я теперь понимаю, о чём она говорила.

Вокруг Хоши ощущение стало другим. Страх больше не давит, не хлещет острыми волнами, как в тот день. Остатки тревоги всё ещё таятся где-то глубоко, но их гораздо меньше. Эта перемена почти осязаема — словно тёплый ветер, сменивший пронизывающий холод.

— Ты молодец, — говорю ей, стараясь говорить спокойно, но уверенно.

Её губы слегка тронула улыбка, хоть и очень осторожная. Хоши снова принимается мять травы, ритмично, словно это помогает привести в порядок не только отвар, но и мысли. А я продолжаю чувствовать, как её страх с каждым движением становится всё слабее.

Мама говорила, что ей важно выговориться, чтобы освободить душу от тяжести. Наблюдая за сестрой, понимаю, насколько она была права. Эта буря эмоций, что скрывалась внутри неё, вырывается наружу и постепенно утихает. А привычное занятие — приготовление отвара — становится для неё спасительной ниточкой, возвращающей к спокойствию.

Кажется, с каждым словом и движением её плечи становятся чуть легче. А мне остаётся только быть рядом и слушать.

Школьные дни текут плавно, словно река, перенося нас от одного занятия к другому. Хоши-тян медленно, но верно оправляется от пережитого. Утренние и вечерние тренировки стали для неё чем-то вроде убежища. Она выкладывается на каждом занятии, сосредотачиваясь на каждом движении так, словно от этого зависит весь её мир.

В академии складываются новые знакомства. С Хидео-куном беседы о ловушках и охоте стали нашим общим увлечением. Он рассказывает о хитроумных, но не секретных приспособлениях своего клана, я делюсь историями, связанными с нашими охотничьими выходами. Иногда разговоры перерастают в жаркие споры — какой тип ловушки эффективнее, какой материал выдержит больше нагрузок.

— Ты не учитываешь погоду, — с напускной серьёзностью произносит Хидео, подтягивая ремень на своей обуви. — Если пойдёт дождь, твоя конструкция развалится.

Тору-кун, молча перекатывающий в руках своё неизменное яблоко, неожиданно вмешивается:

— Зато в снегу такой метод сработает лучше. Некоторые звери теряют бдительность, когда их следы начинают путаться.

Его замечания почти всегда точны, будто он наблюдал за каждым зверем в лесу. Знания Тору о повадках животных удивляют: он описывает их привычки так, будто читал их мысли. В этом знании он опережает нас на целую голову.

Шоичи-кун редко участвует в разговорах. Он сидит неподалёку, держа в руках книгу. Иногда кажется, что его внимание полностью поглощено страницами, но вот пальцы начинают нервно постукивать по краю стола — и понятно, что он слушает.

С Аки-чан разговоры всегда оживлённые. Мы обсуждаем металл, его прочность и особенности закалки. Она с азартом рассказывает о молотах, которыми пользуются в её клане, объясняет, как правильно проводить термообработку.

Но чаще всего Аки-чан можно увидеть в компании девочек. Её звонкий смех заполняет класс, а лёгкие движения напоминают танец. Она сдружилась с Хоши-тян, и теперь их часто можно застать за шёпотом, смехом или совместными играми.

Каждый день в академии приносит что-то новое. Разговоры, споры, смех — всё это постепенно превращается в нашу повседневность, вплетаясь в узор общего времени.

Месяц назад Мива-сама внимательно изучила наши успехи на тренировках с чакрой. Её похвала наполнила нас уверенностью, но вскоре стало ясно, что следующий этап обучения потребует ещё больше усилий. Она начала обучать нас искусству высвобождения чакры через разные тенкецу, что оказалось задачей сложнее, чем ожидалось.

Мива-сама объяснила, что в теле каждого человека расположено триста шестьдесят одна тенкецу — крошечных узлов, через которые чакра циркулирует. Несмотря на то, что их расположение схоже у всех, освоить их контроль — настоящее испытание. Основная трудность заключалась в том, чтобы почувствовать эти точки. Казалось, что они скрываются, словно светлячки в густой ночи.

Первые шаги заключались в том, чтобы найти и активировать наиболее крупные тенкецу. Мы сосредотачивали внимание, прогоняя чакру по телу, как река, выискивающая своё русло. Мива-сама терпеливо наблюдала, исправляя наши ошибки. Она предупреждала, что излишний напор может повредить каналы, поэтому мы старались направлять чакру с максимальной осторожностью.

— Почувствуй это, Сатори-кун, — говорит она мягким, но требовательным тоном. — Как будто ты прикасаешься к тончайшей паутине. Поторопишься — порвёшь, будешь слишком осторожен — не заметишь её вовсе.

Четыре дня ушло на то, чтобы стабильно выпускать чакру через первые несколько крупных тенкецу. Только после этого Мива-сама разрешила нам искать более мелкие. Этот процесс напоминал поиск скрытых дверей в запутанном лабиринте. Каждое открытие давалось с трудом, но приносило радость и удовлетворение.

Хоши-тян часто отрывалась от своих попыток, чтобы поделиться своими мыслями:

— Сатори-кун, а ты чувствуешь, как будто чакра вибрирует? — Она весело подмигивает, держась за руки, словно пытаясь удержать ускользающую энергию. — Это так странно, правда?

Её энтузиазм всегда помогал отвлечься от усталости. Я же, напротив, молча сосредотачивался, мой взгляд оставался непроницаемым. Однажды тихо заметил:

— Чакра движется, как вода. Иногда ты ищешь её, но она уже течёт там, где не ждёшь. Нужно просто научиться видеть.

День за днём поиск новых тенкецу становился сложнее. Казалось, тело сопротивляется, защищая свои тайны. Но с каждым успешным шагом появлялось ощущение, будто внутренний мир становится чуть более понятным. Тренировки с чакрой требовали не только терпения, но и полной концентрации, что закаляло нас не хуже боевых испытаний.

Мива-сама смотрит на нас с лёгкой улыбкой, пока мы, вспотевшие и уставшие, заканчиваем очередное занятие. 

— У вас уже получается лучше. Это нелёгкий путь, но я уверена, что вы справитесь. Помните, чакра — это ваш союзник, но и ваша ответственность.

Слова учительницы западают в память, добавляя мотивации идти вперёд, несмотря на трудности.

Через неделю обучения Тетсуя-сенсей с характерной неспешностью объявляет:

— Сегодня начнём изучать стиль рукопашного боя «Восходящий Ветер». Его спокойный голос звучит уверенно, но мягко, как будто заранее знает, что урок оставит отпечаток в памяти каждого. 

— Этот стиль не о том, как вырубить врага с одного удара, — он медленно обводит взглядом класс. — «Восходящий Ветер» учит сводить к минимуму затраты сил. Ваша задача — защищаться эффективно, тратя ровно столько энергии, сколько необходимо, и наносить удары в жизненно важные точки. Всё дело в точности, а не в силе. 

Ученики перешёптываются. Кто-то кажется заинтригованным, кто-то нервничает. Хоши, с присущим ей задором, теребит косу и шепчет Аки: 

— Звучит круто! Как будто станешь невидимым ураганом! 

— Тишина! — Сенсей поправляет ворот своей формы и продолжает: — Начнём с базовых стоек и движений. Партнёры — лицом друг к другу. 

Первые тренировки идут легко. Кажется, тело интуитивно понимает требования нового стиля. В движениях появляется осмысленность. Ладонь, напряжённая для удара, будто ведёт невидимый ветер, и каждая атака становится нацеленным ответом на движение соперника. 

Первые спарринги с бесклановыми проходят быстро. Их удары слишком предсказуемы, а скорость оставляет желать лучшего. Важно держаться сосредоточенным, не давать эмоциям взять верх. Когда Шоичи, сдержанно наблюдавший издалека, наконец решает вступить в бой, становится ясно: с клановыми всё не так просто. 

Его движения — плавные, почти неуловимые. Белоснежные волосы мелькают в поле зрения, а удары, хоть и негромкие, явно осмысленные. Даже не делая резких выпадов, он знает, куда целиться. 

— Это всё? — спрашивает Шоичи спокойным, но немного колким тоном, убирая прядь волос с лица. 

На мгновение становится ясно, что одними связками тут не обойтись. Стиль боя «Восходящего Ветра» словно разбивается о ту отточенность, с которой Шоичи применяет свои незнакомые приёмы.

— Ты слишком прямолинеен, — Тору из соседнего круга, жонглируя яблоком в руке, наблюдает за происходящим. Его анализ всегда точен, хотя говорит он редко. — Попробуй предугадать не только удар, но и его последствия. 

— Слова тоже — оружие, — парирует Хидео с улыбкой, отвлекая внимание противника на себя. Его действия — быстрые и точные, будто натянутая тетива. 

Клановые дети продолжают отрабатывать собственные стили, и это становится настоящим вызовом. Их техника, совершенствуемая годами, превращает каждый бой в стратегическую задачу. Мощь их ударов, уклонения, даже ритм движений — всё свидетельствует о многолетней практике. 

На фоне этого «Восходящий Ветер» пока кажется лишь зачатком чего-то большего. Но с каждой тренировкой приходит понимание: стиль требует терпения и точности, чтобы в будущем раскрыть весь свой потенциал.

Но все оказалось намного сложнее из-за реакции моего тела на опасность. В неожиданные для себя и соперника моменты, я уворачивался от атак, наносимых даже из слепой зоны, при этом напрочь сбивая себе темп боя и серию ударов. Всему виной моё проклятие и благословение — восприятие страха.

Мы с Хоши-тян уже долго размышляем, как справиться с рефлекторными уклонениями. Этот аспект развития кажется важным, и её озорная, но находчивая натура всегда оказывается полезной. Сегодня её предложение удивило своей простотой.

– А что, если не подавлять уклонения? – её голубые глаза светятся азартом. – Вместо этого попробуй научиться чувствовать опасность заранее и превратить уклонения в часть боевой техники.

Идея звучит неожиданно логично, но есть сомнения. Задумчиво касаясь подбородка, раздумываю вслух:
– Мысль интересная, но как именно это тренировать?

На её лице появляется хитрая улыбка, знакомая и всегда предвещающая что-то необычное:
– Всё просто! Нужно бросать в тебя, например, камни. Во время уклонения попытайся уловить чувство опасности и привыкнуть к нему. Разве не гениально?

В первое мгновение мысль кажется странной, но чем больше обдумывается, тем более здравой она выглядит. С лёгкой улыбкой, едва заметно треплю её по голове:
– Думаю, это может сработать. Без твоей помощи решение могло бы занять куда больше времени. Спасибо.

Однако, несмотря на уверенность, есть ощущение, что всё окажется сложнее. Её довольное лицо на мгновение помогает отвлечься от этих мыслей.

Неожиданно возникает вопрос, который давно назревал:
– Хоши-тян, что заставляет тренироваться с таким усердием? Ведь и без этого всё получается не хуже, чем у лучших.

Её выражение меняется. Глаза смотрят куда-то в сторону, голос становится тише:
– Не хочу быть для тебя обузой. Во время нападения на деревню… и недавно… ничего не оставалось, кроме как стоять в стороне.

Её откровенность ранит глубже, чем можно было ожидать. Мягко глажу её по голове, стараясь передать поддержку:
– Если это твоё желание, будет сделано всё, чтобы ты стала сильнее. Больше никогда не почувствуешь себя беспомощной.

Она всхлипывает, обнимает, слёзы катятся по щекам. Только в такие моменты становится заметно, насколько велика её внутренняя борьба.

Эти события наталкивают на мысли о собственной силе. Всё чаще ночи уходят на тренировки и попытки разобраться в улучшенном геноме. Постепенно приходит осознание: страх не просто ощущается — он словно сам тянется.

Это не похоже на восприятие чакры, где нужно "искать" её присутствие. Страх действует иначе, будто обладает собственной волей и всеми силами тянется ко мне. Его невозможно обнаружить привычными методами, что делает это восприятие уникальным.

Каждое открытие приближает к чему-то большему. Ошибки неизбежны, но путь становится всё яснее.

Тренировки продолжались, и через пару дней пришли к выводу: для более глубокой концентрации завязывание глаз могло стать полезным инструментом. Полностью лишённый зрения, начинал чувствовать не страх, а его отголоски – лёгкое, едва уловимое предупреждение об опасности. Это стало первым доказательством, что направление тренировок выбрано верно.

Но вместе с этим пришло и разочарование. Боевой стиль «Восходящего Ветра», к которому приложил столько усилий, оказался неподходящим. Этот метод требовал особой плавности движений, которая противоречила моему инстинктивному, более резкому способу действий.

После очередного учебного дня решил обсудить проблему с Тетсуя-сенсеем. Он, как обычно, терпеливо слушал, поглаживая шрам на лице.

– Сатори-кун, – начал он, задумчиво глядя в окно, – боюсь, что ничем особо не смогу помочь. Я знаю только тот стиль, который преподаю. Конечно, поспрашиваю у знакомых в ближайшие дни, но вероятность найти что-то подходящее крайне мала.

Его слова звучат как приговор, но суровости в голосе нет, только искренняя забота.

– Тогда что делать? Создать собственный стиль? – вопрос звучит, скорее, как полувопрос, полупризнание.

Тетсуя поправляет ворот формы, делая паузу, будто обдумывая ответ.

– Скорее всего, так и придётся, – кивает он, – но это не так плохо, как кажется. Собственный стиль может раскрыть твою истинную силу. Собирай приёмы, которые тебе подходят, экспериментируй, анализируй. А я помогу, чем смогу. Это долг любого учителя – сделать учеников сильнее, чем они сами могли бы ожидать.

Слова учителя вдохновляют, и благодарность вырывается без промедления:

– Спасибо, Тетсуя-сенсей. Постараюсь не разочаровать.

На следующий день, следуя совету, начал внимательнее наблюдать за боевой техникой других учеников. На тренировочных схватках фиксировал комбинации не только академического стиля, но и особенности атак, которые использовали представители разных кланов.

Шоичи, например, действовал расчётливо, аккуратно выстраивая защиту и атаку. Его плавные, но продуманные движения казались совершенно логичными, как решение сложной головоломки. Хидео, напротив, проявлял невероятную резкость и скорость, стремительно нанося удары, но при этом его стиль напоминал натянутую тетиву, готовую в любой момент выстрелить.

Аки, с её звонким смехом и энергией, умудрялась сочетать невероятную силу и лёгкость. Каждый удар был точным, как работа кузнеца, и в то же время казался почти танцем.

Наблюдения открывали целый мир боевых искусств. Каждый стиль – это не просто техника, а выражение характера и силы духа человека. Задача оказалась сложной, но в этом был свой вызов, от которого отказаться невозможно.

Теперь каждое движение, каждое столкновение на тренировке стало не просто частью учёбы, а шагом на пути к чему-то большему – созданию собственного пути, который, возможно, станет уникальным даже среди шиноби.

Спустя несколько дней, на тренировку, что проводилась с Хоши-тян, неожиданно пришли друзья сенсея. Мичи из клана Ватаси, подтянутый мужчина с короткими черными волосами и пронзительным взглядом, сразу привлек внимание своей уверенностью. Он предложил проверить мои навыки в спарринге.

Его движения были хаотичными на первый взгляд, но в каждой атаке с кунаем и без него читалась продуманная тактика. Секунда промедления — и кунай мелькает прямо перед лицом. После боя он посмотрел на меня оценивающе, чуть покачав головой.

– Ты неплох, но пока слишком прямолинеен. Сделай упор на скорость и контратаки, – сказал он, демонстрируя серию молниеносных выпадов. – Ловкость позволит компенсировать недостаток грубой силы. Работай над этим.

Рядом стояла Аои-сан из клана Буки. Высокая, с русыми волосами, собранными в косу, и спокойным выражением лица, она внимательно наблюдала за нашими передвижениями. Когда бой закончился, она обратилась ко мне с мягкой, но уверенной интонацией

– Уклонение и парирование — твои главные друзья. Мы в клане Буки считаем, что лучшая защита — это быть там, где атака тебя не достанет. У нас два стиля боя, различающиеся для мужчин и женщин.

Она сделала паузу, чтобы поймать мой взгляд, и продолжила:
– Мужчины нашего клана, как правило, крупные и сильные. Их стиль основан на мощи и выносливости. Женщины — более гибкие и быстрые, но при этом наша сила выше, чем у многих шиноби. Тренируйся в этом направлении — уклонение и точный ответный удар способны решить бой быстрее, чем ты думаешь.

Её движения были плавными, но каждое содержало скрытую мощь, что впечатлило даже Хоши. После небольшой тренировки друзья сенсея переглянулись и, кажется, приняли какое-то общее решение.

– Мы будем приходить два раза в месяц, чтобы помочь с твоим развитием, – сказал Мичи, легко облокотившись на ближайшее дерево. – Но только если ты будешь показывать прогресс. Мы не тратим время зря.

Взгляд Аои был чуть мягче, но в её голосе звучала та же требовательность:
– У тебя есть потенциал, мальчик. Важно, как ты им распорядишься.

Скрипящий звук мелка скользит по доске, оставляя за собой слова, написанные рукой Тетсуи-сенсея. Его ровный голос заполняет класс, заставляя забыть о шепоте и возне:

— Сегодня мы поговорим о ментальных техниках высвобождения стихии Инь — гендзюцу.

Эти слова вызывают смешанные чувства: трепет и любопытство. Гендзюцу — искусство, способное подчинить разум, а значит, требует осторожности. Сенсей неторопливо поправляет ворот своей формы, бросая взгляд на класс.

— Вариаций гендзюцу много. Иллюзии могут воздействовать на зрение, слух, осязание, обоняние... даже вкус.

Хоши-тян, сидя рядом, шепчет, словно боясь, что её вопрос покажется глупым:
— Сатори-кун, а вкусовое гендзюцу — это что, иллюзия пирожного?

Трудно удержаться от улыбки. Но сенсей неожиданно останавливается и отвечает на её догадку:
— Примерно так. Представь, что противник ощущает сладкий вкус, думая, что это безопасно, а это яд. Иллюзия может быть настолько правдоподобной, что обманет даже самого острожного шиноби.

В классе оживляется шёпот. За соседним столом Тору перекатывает яблоко в руке и задумывается вслух:
— Значит, это не только искусство, но и своего рода ловушка для тех, кто полагается на свои чувства.

— Гендзюцу делится на несколько видов в зависимости от того, на какие чувства мы воздействуем, — продолжает сэнсей, постукивая пальцем по краю стола. — Запомните: чем больше ощущений затрагивает иллюзия, тем сложнее её исполнить.

Сэнсей выпрямляется, поглаживая подбородок.

— Первый вид — тактильное гендзюцу. Оно воздействует на чувство осязания. Например, жертва может почувствовать, как её ноги цепенеют, будто их сковали цепи, хотя в реальности ничего подобного не происходит.

— А можно заставить кого-то почувствовать боль? — громко спрашивает Аки, теребя кончик своей косы.

— Теоретически, да, — отвечает Тетсуя, чуть нахмурившись. — Но это требует высочайшего мастерства. Создать ощущение жара, холода или тяжести можно быстрее, чем воспроизвести реалистичную боль. Такой метод часто используют, чтобы запутать врага или заставить его потерять бдительность.

Хоши-тихо шепчет:
— Интересно, можно ли так вылечить фантомную боль...

— Если чакра не внедрится в тело жертвы, иллюзия не сработает, — поясняет сэнсей, перехватив её взгляд.

— Следующий вид — слуховое, — продолжает он, отпустив руки. — Здесь иллюзия воздействует на восприятие звуков.

— Это как техника сирены, заставляющая всех в округе услышать громкий и противный звук? — уточняет Тору, задумчиво перекатывая яблоко в руках.

— Похоже, но сложнее. Например, вы можете заставить врага услышать шаги там, где никого нет, или внезапный крик. Звуки вводят в заблуждение, заставляя жертву действовать импульсивно, — сэнсей подкрепляет свои слова примером: — Представьте бой, где каждая иллюзия заставляет вас оборачиваться не туда.

— А если жертва глухая? — с вызовом спрашивает Хидео, играя с натяжением ремня.

— Тогда этот метод не сработает, — терпеливо отвечает Тетсуя. — Гендзюцу всегда требует учитывать слабости цели.

— Самое распространённое — визуальное гендзюцу, — продолжает он. — С помощью чакры вы изменяете то, что человек видит. Например, заставить врага увидеть бесконечное поле, стены, которые сужаются, или своих союзников в виде врагов.

Я внимательно смотрю на доску, пытаясь понять, как чакра меняет восприятие. Вопросы роятся в голове, но прежде чем их задать, Тетсуя переходит к следующему пункту.

— Реже всего встречаются иллюзии запахов и вкусов, — говорит он. — Представьте, что вы чувствуете аромат яда, даже если его рядом нет, или странный вкус в пище, которая в порядке.

— А такие гендзюцу вообще эффективны? — спрашивает Аки, поднимая руку.

— Да, если правильно применить, — отвечает сэнсей. — Например, запах гари может заставить вас думать, что поблизости огонь, а кислый вкус — что пища отравлена.

— И, наконец, иллюзии, вызывающие ложные эмоции, — Тетсуя делает паузу, словно подбирая слова. — Это один из самых сложных методов. Заставить человека почувствовать страх, радость или гнев — задача не для новичков.

— А это как? — Хоши удивленно поднимает глаза на учителя.

— Например, создаётся иллюзия, в которой вы видите, как враг убивает вашего близкого, — поясняет он. — Это вызывает ужас и может сломить волю.

Почувствовав страх сестренки, мягко сжимаю ее руку под партой.

Шоичи, обычно молчаливый, медленно постукивает пальцем по краю парты. Его задумчивый голос разрезает шум:
— А что насчёт иллюзии паралича? Она заставляет тело неподвижно подчиняться?

Сенсей кивает, внимательно глядя на мальчика.
— Верно. Паралич создаётся за счёт обмана нервной системы. Тело остаётся в порядке, но мозг получает ложные сигналы.

Этот ответ заставляет задуматься: насколько хрупка связь разума и реальности? Возможно ли, что собственные воспоминания — всего лишь иллюзия?

Тетсуя-сенсей тем временем продолжает, рассказывая о самых сложных техниках. Его голос становится серьёзнее:
— Ложные эмоции — это высшее искусство гендзюцу. Представьте, как заставить врага поверить в страх или любовь, настолько сильные, что они заменяют его собственные чувства.

Аки не упускает шанса вставить свой комментарий. Она теребит конец своей косы, её звонкий голос звучит с лёгкой насмешкой:
— Сенсей, значит, можно заставить кого-то влюбиться? Или, может, бояться тебя до дрожи?

Её смех эхом разносится по комнате, но Тетсуя не улыбается. Он касается шрама на щеке, и его слова звучат холоднее:
— Такие техники опасны. Они требуют не только мастерства, но и ответственности. Любое злоупотребление может стать роковым.

Хидео хмыкает, проверяя натяжение ремня на поясе, и вставляет реплику:
— Страх — это сильное оружие. Но если враг поймёт, что ты играешь с его разумом, ты можешь стать следующей мишенью.

Сенсей отмечает это движение кивком и продолжает:
— Память — ещё одна грань гендзюцу. Можно стереть воспоминания, изменить их или даже создать новые. Это одна из самых опасных техник, особенно против сильных противников.

Эти слова на мгновение заставляют кровь стынуть. Память может быть изменена. Что если те обрывки, что остались с момента пробуждения в доме Кояма, — лишь искусно наложенная иллюзия?

— Значит ли это, что с помощью гендзюцу можно лечить людей? — едва слышно прошептала Хоши-тян. Кажется, кроме меня её никто не услышал.

Тем временем Тору теребит рукав своей куртки, его голос звучит тихо, почти рассеянно:
— А как насчёт сенсоров? Они могут определить, что кто-то в гендзюцу?

Сенсей останавливается и оборачивается к классу:
— Верно. Сенсоры могут почувствовать нестабильность чакры у того, кто находится под воздействием гендзюцу. Но, чтобы наложить иллюзию, нужно провести чакру через противника. Барьеры могут защитить.