「消失の瞬間」 (Shōshitsu no Shunkan) - Момент исчезновения.
Реальность ломается, как хрупкое стекло, не выдерживающее тяжести невидимого, зловещего существа. Она трещит, и я ощущаю, как её осколки, такие же острые, как зубы древнего чудовища, вонзаются в сознание. Мир вокруг меня меняется, но он не становится живым — он теряет всякую форму, словно зияющая рана, из которой течет темная река. Этот мир уже не мой, и я понимаю, что я тоже больше не я. Моё тело больше не слушается меня — оно живёт по своим законам, законам, которые мне незнакомы, но которые диктуют моё существование.
Я пытаюсь выговорить слова, но они не мои. Они растворяются, как тени, исчезающие в воздухе, который теперь не даёт мне дышать. Этот воздух плотный, вязкий, как мертвечина, проникшая в самые глубокие недра моей души. Эти звуки, которые когда-то я мог назвать своим голосом, теперь звучат, как шёпот чего-то живого, но ненастоящего, исходящий с самого дна бездны. Это не я, это не мой рот, это не мой мир.
— Ты чувствуешь это? — Голос Ракки пробивает пелену ужаса, словно остриё когтя, разрывающее плоть. Он не спрашивает — он знает, что я почувствую, как этот пронизывающий холод, который проникает в каждую клеточку моего существа.
Я киваю, но не могу понять, зачем. Зачем поддаваться этой неизбежной волне, которая поглощает меня. Моё тело теряет форму, как дерево, сгнившее под тяжестью веков, разлагающееся под влиянием неведомого времени. Как будто сам мир разрывается на части, и я, стоящий в его центре, становлюсь одним из этих осколков.
— Это должно было случиться, — говорит она. Эти слова не просто обрушиваются на меня, они разрывают меня изнутри, как если бы в этот момент я стал частью чего-то, что никогда не должно было существовать. Я не могу сказать, что не знал. Это ощущение всегда было, скрытое в самых глубоких углах моего сознания. Я всегда был этой тенью, но не осознавал этого.
Тенгуру резко поднимает голову, её глаза наполняются ужасающим осознанием. Она распахивает их, как глаза исподтишка убегающего зверя, и её тело отступает. Шаги её неуверенные, как у существа, которое теряет свой путь. Она бледнеет, как мрак, который только что стал плотью, и вся её суть поглощена этим странным, неизведанным ужасом. Она — не более чем жалкое отражение того, что было. Её дыхание — рваное, как разорванные струны старинного инструмента.
— Нет… — её голос хрипит, как если бы она изрыгалась тем, что когда-то было её человечностью. Эти слова теряются, поглощённые пустотой, что заполняет мир.
Я знаю. Это не будет остановлено. Её борьба с этой всепоглощающей силой — тщетна. Она борется с тем, что уже стало частью её сущности. Бессмысленно пытаться вырваться из пучины, в которой мы все утонули.
Звуки исчезают. Тот хруст, что раньше был нам знаком, теперь превращается в нечто чуждое, невообразимо страшное. Он больше не исходит от живого — он исходит от чего-то, что никогда не было живым, но всегда было рядом, наблюдавшим, ожидавшим. Эти звуки — не просто шум, это шёпот бездны, из самых глубоких слоёв космоса, где не существует времени, где мы все уже давно погибли.
Я слышу, как этот мир сжимается, как его внутренности превращаются в тугой клубок, в котором невозможно дышать. Воздух наполнен ужасом, который ползёт, как чёрная жидкость, готовая поглотить всё. Он становится липким, как слизь, забивающая горло и мешающая вдыхать даже последние остатки воздуха.
— Я… я не могу… — Тенгуру шепчет, её дыхание — как скрежет когтей по камню, беспокойное и хриплое. Она сжимает грудь, её пальцы вгрызаются в плоть, как жадные зубы, пытающиеся вырвать что-то, что нельзя вырвать. Это не спасение. Это лишь жалкая попытка отодвинуть неминуемое.
— Не сопротивляйся, — говорит Ракка, её голос мягкий, как шёпот тени, вытягивающей изнутри все силы. Она говорит это, как будто это не просто слово, а абсолютная истина, которую невозможно оспорить. — Ты не можешь уйти. Мы уже часть этого мира. Ты не можешь оторваться от того, что стало твоей сутью.
Тенгуру делает последний отчаянный рывок, но её тело уже не подчиняется. Она снова и снова пытается отодвинуть этот мрак, но мрак — это её собственная плоть, её собственные страдания, её собственные страхи, которые теперь становятся её частью. Она не может убежать от себя.
Поглощение и трансформация: Принятие новой сути
Этот процесс не завершён. Мы не становимся теми, кем должны быть. Мы становимся теми, кем всегда были, скрытыми в угрозающих складках реальности, о которых мы не знали. Я ощущаю это, как щупальца, которые проникают вглубь моей души, вгрызаются в самые её ткани. Я понимаю, что я больше не человек. Я не могу быть этим человеком. Я не могу вернуться.
Ракка смотрит на меня. Её взгляд — как зеркало, в котором я вижу себя, но не узнаю. Она — не женщина. Она не человек. Она — нечто древнее, существующее между светом и тенью, между временем и вечностью. И в её глазах я вижу: она не просто наблюдает. Она стала частью этой бездны. Мы все стали.
— Мы не те, кем мы были, — говорит она, и её слова звучат как древнее заклинание, которое разрывает ткань бытия.
Тенгуру, стоя перед этим разрушением, продолжает сопротивляться. Её глаза полны страха, но этот страх — не тот, что можно победить. Это страх перед тем, что мы все уже стали. И этот страх не исчезнет.
Заключение: Последний взгляд на мир
Время больше не существует. Всё, что осталось — это пустота, в которой когда-то были мы. Мы больше не чувствуем своего тела. Мы не чувствуем времени. Мы становимся частью того, что поглотило нас, того, что было всегда. Это не конец. Это — начало.
Мы больше не те, кто пришёл сюда. Мы стали частью этого мира. Мы стали частью его вечной тени.
Тенгуру исчезает последней. Но её исчезновение — не уход. Она просто растворяется в этой бездне, как капля, утопающая в чёрном океане.
И мир остаётся. Гладкий, безжизненный. Но в нём нет нас.
Они слышали голоса, сначала слабые, как шепот ветра, но затем всё громче, как грохот мчащихся волн, стремящихся поглотить берег. Эти звуки проникали в их сознание, становясь всё более настырными, с каждым шагом разрывая туман разума. Голоса были чуждыми, невыразимыми, как если бы это не были слова, а что-то скрытое в самом ядре сознания — обрывки чужих мыслей, словно тёмные лучи, проникающие в их головы, искажая восприятие. И вот они оказались у обители Дагона. Его гигантская тень, чернее самой ночи, возвышалась перед ними, заслоняя небеса. Она была почти столь же велика, как тот остров, что дрейфовал рядом, и её присутствие ощущалось как бездонная пропасть, поглощавшая свет и душу. Этот монстр был как туман, вязкий и холодный, сжимающий их сердца в едином ритме тяжёлого, устрашающего дыхания.
— Ответьте на за-а-адку, — его голос был глубоким, раскатывающим, как гром, раскалывающий небеса, — Тогда получите ключ к испытанию, что вернёт вам человечность... и Тенгуру.
Слова проникали в их разум, как острие ядовитого клинка, ослабляя их и заставляя затмиться сознание. Каждый взгляд на Дагона был невыносимо тяжёлым, как если бы небеса сами падали вниз, а каждый шаг отзывался эхом разрывающего сердца. Его пасть раскрылась, словно бездонная пропасть, из которой капала чёрная жидкость, напоминающая смолу, медленно опускающуюся в землю, как сама смерть, отравляющая всё живое. Запах был таким жгучим, что казалось, он впитывается в кожу, проникая в самые глубины существа, разъедая и калеча всё на своём пути. Это не был просто запах — это был яд, вкрадчиво растекающийся по их телам, уничтожающий их изнутри.
Я пыталась отогнать этот кошмар, но внутри меня бушевала буря. В голове начали возникать образы — воспоминания, которые рвались наружу, словно цепи, их было невозможно игнорировать.
Я была девочкой, сидящей на пляже. Лёгкий ветерок играл с моими волосами, и море, переливаясь, беззаботно шептало свои древние песни. Я сидела, прижав к груди старую книгу, страницы которой были изношены, словно пережившие века. Книга была тяжёлой, её обложка покрыта тёмной патиной, будто сама ткань времени пропиталась её сутью. На кожаных переплётах виднелись потрёпанные узоры, которые с годами стали неясными, но всё же таили в себе глубокую магию.
Скользя пальцами по страницам, я почувствовала их шелест. Каждая страница была пропитана запахом старого дерева, а слова на них танцевали, как тени, скрытые от взгляда. Я остановилась на одной строчке, мои глаза плавно пробежали по знакомым словам, но вдруг я заметила, что они меняются. И не только меняются — они начинают разрастаться, как змеи, вытягиваясь, расползаясь, переплетаются в невообразимую сеть.
— Тот, кто познал свет и тьму, тот пройдёт за грань бытия.
Я прочитала вслух, не осознавая всей силы этих слов. Мальчишки, проходившие рядом, остановились. Их глаза широко раскрылись, как два огня, и они застыли, не в силах отвести взгляд. Их губы слегка раскрылись, но они не могли понять, что я говорю. Это было не просто странно — это было невидимо для них, как будто слова из другого мира, который они не могли бы понять. Их взгляды метались, но их попытки осознать происходящее оборачивались лишь смутным ощущением тревоги.
Я продолжала читать, и в моём голосе появилась твердость, как у человека, который давно понял: его слова несут в себе не просто смысл, а целую реальность. Страницы книги, не смотря на свою древность, казались безмерно живыми, источая слабый свет, как туманное свечение звёзд. Моя рука не могла оторваться от книги, пальцы прилипли к бумаге, как будто она сама требовала быть прочитанной до конца.
Каждое слово, произнесённое вслух, становилось более ощутимым, и чем дальше я шла, тем яснее становилось, что эта книга не просто рассказывает истории. Она является ключом. Ключом к чему-то древнему, что ждало, чтобы его раскрыли. И я знала, что это воспоминание не случайно вернулось ко мне.
— Что есть начало и конец, но не имеет середины?— прошептал Дагон, его голос эхом прокатился по их телам, разрушая последние осколки спокойствия и стабильности.
Мои пальцы сжались, пытаясь удержаться, но мысли метались в голове, как обезумевшие звери. Но тогда Ракка, стоявшая рядом, заметила нечто важное в той старой книге, на страницах которой я когда-то искала ответы. Её взгляд был острым и решительным, а её шёпот проник в мои уши, как колющая игла:
— Это... слово, что не существует, пока ты его не найдёшь. Загадка самого себя.
И тогда я поняла. Ответ был передо мной, скрытый за невидимыми барьерами, как неведомая истина, и я проговорила его вслух, словно освобождая душу от цепей.
— Человек.
Дагон издал глухой, ритмичный звук, и земля под ногами задрожала, как если бы сама природа в ответ на это пробуждение вздыхала. Он протянул мне ключ — мерзкий, холодный и покрытый глубокими трещинами, через которые текла тёмная, вязкая жидкость, как сам яд смерти. Я почувствовала, как мои пальцы прилипают к нему, как если бы он был частью чего-то древнего и разлагающегося.
Мы подошли к двери, и я почувствовала, как отвращение проникает в меня, словно сама дверь была порождением Дагона. Она была изрезана жуткими шрамами, как если бы когти этого чудовища разрывали её. По двери ползали термиты, двигаясь хаотично, оставляя за собой паутинообразные следы, искажённые, зловещие. Всё это казалось живым, растущим, поглощавшим всё вокруг.
Когда дверь начала открываться, я почувствовала, как холод проникает в мои кости. Это было не просто холод, а дыхание ужаса, что заставляло каждую клетку тела замерзать. Это было дыхание, что заставляло возвращаться к реальности, и холод, что проникал в самую душу. Внутри было темно, и мои глаза с трудом привыкали к мракобесию, что ждало нас в этом пространстве.
И вот, передо мной появилось системное окно. Оно тускло светилось голубым, как слабая надежда, а на экране отобразились три испытания, касающиеся самых важных потребностей человека: сон, пища, моральное состояние. Правила были ясны и пугающе просты. Время до начала — 5, 4, 3, 2, 1...
Словно последний, умирающий вздох, раздался рёв, и началась боль.